Спас (Тушино)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Спас

Церковь Спаса Преображения в Тушине, 2008
История
В составе Москвы с

17 августа 1960

Статус на момент включения

село

Другие названия

Спасское

Расположение
Округа

СЗАО

Районы

Покровское-Стрешнево, Митино

Станции метро

Тушинская, Волоколамская

Координаты

55°49′53″ с. ш. 37°23′27″ в. д. / 55.83139° с. ш. 37.39083° в. д. / 55.83139; 37.39083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.83139&mlon=37.39083&zoom=14 (O)] (Я)

Координаты: 55°49′53″ с. ш. 37°23′27″ в. д. / 55.83139° с. ш. 37.39083° в. д. / 55.83139; 37.39083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.83139&mlon=37.39083&zoom=14 (O)] (Я)

Спас (Спасское) — бывшее село в северо-западном округе Москвы, между реками Сходня и Москва-река, в районе МКАД у платформы Трикотажная — частично на территории Покровского-Стрешнева, частично — на территории Митина.





Предыстория

Поскольку люди рано и охотно селились по берегам Москвы и Сходни, в районе Спаса находится значительное количество археологических памятников. Самые старые из них — курганы фатьяновской культуры бронзового века (II тысячелетие до н. э.). Далее, там находятся три городища и селище Дьяковской культуры раннего железного века (I тыс. до н. э. — I тыс. н. э.), принадлежавшей угро-финским племенам: Спас-Тушинское 1 и Спас-Тушинское-2 на западе бывшего села и Спас-Тушинское-3, или просто Тушинское, к северо-востоку от него (у бывшей деревни Петрово). Эти городища оставались обитаемы и с приходом славян, оставивших между Спасом и Братцевым курганную группу из 6 курганов (Спасские курганы XI—XIII вв.). Центром этой группы был курган Великая Могила, имевший более 7 м в высоту и около 20 м диаметром. Вокруг этого кургана складывалось множество легенд, считалось, что там лежат сокровища Лжедмитрия II, тогда как окрестные курганы считались могилами его соратников-поляков. Раскопки 1883 г. обнаружили завернутый в бересту костяк старого воина с двумя конским удилами и двумя горшками в изголовье; в окрестных курганах нашли обычные женские украшения вятичей: семилопастные височные подвески, сердоликовые красно-белые бусы и т. п..

В домонгольскую эпоху, в этой местности проходил волок, по которому переволакивали суда с Москвы-реки на Всходню (Сходню), чтобы сократить путь виду изгибов в низовье последней; далее по Сходне подымались примерно до современной станции этого имени, где суда переволакивали на Клязьму. Видимо, от того произошло и название реки. С XIV в. по этому месту проходила Волоколамская дорога (ныне шоссе), что также придавало ему важное торговое значение.

Спасо-Преображенский монастырь

Село возникло на землях, входивших в административный округ «Горетов стан» (в XIV в. «Горетова волость», с центром на р. Горетовка [1][2]. В 1332 г. «Князь великий даст <боярину Родиону Несторовичу> село во области круг реки Всходни на пятнадцати верстах», с центром селом Коробовым (будущим Тушиным). Боярин был сыном Нестора Рябца, выходца из Киева; в 1304 г. он спас Ивана Калиту в битве под Переяславлем, затем, будучи назначен наместником московской половины Волока Ламского (Волоколамска), присоединил также новгородскую половину. За это он и удостоился этой награды от Калиты. Он же или его сын Иван Родионович Квашня, командовавший костромскими полками в Куликовской битве, основал Спасо-Преображенский монастырь (в память спасения Ивана Калиты?) на холме на месте городища Спас-Тушино-1. Холм представлял собой круто обрывающийся к Москве-реке треугольный мыс между двумя оврагами, из которых по северному, несколько пооддаль от холма, течёт, впадая в Москву-реку, речка Барышиха. У местных жителей он был известен как «Старая гора». Первое летописное упоминание о монастыре относится к 1390 г.: «Тою же весны в великое говение преставился раб божий Иван Родивонович… и положен бысть у святого Спаса в монастыри, что на Всходне». После смерти Квашни, землю унаследовал его сын Василий Туша, давший своё имя Тушину. Затем село принадлежало его сыну Александру Васильевичу Тушину, внуку Михаилу Александровичу Тушину и правнуку Семену Михайловичу Тушину, у которого было приобретено в 1542 г. его племянником воеводой Андаканом (Евдокимом) Федоровичем Тушиным, впоследствии судьей в Московском Судном приказе. В 1562 году он постригся в Спасский монастырь. В те же годы было отстроено «всякое церковное строение старого вотчинника Андакана Тушина с братьею», а именно (по грамоте 1570 г.): «храм каменный во имя Преображения Господня, да предел Благовещения пречистые Богородицы, другой храм, каменный же, Андрея Стратилата» [3]; монастырь окружали «ограды каменны 53 сажени, да ворота каменные». Сестра последнего, княгиня Стефанида Федоровна Телятевская, постригшись в 1570 году (по смерти мужа) под именем Софьи, подписала дарственную грамоту Троице-Сергиеву монастырю, «на вотчину отца её Федора и брата Андакана: на монастырь Преображение Спаса да на село Тушино с приселком и с пустошами» — на помин души отца и брата. Расширявший свои владения монастырь получил в 1573 г. (от Василия Григорьевича Фомина) также сельцо Борисково и деревню Аннино по соседству с монастырем Спаса.

По писцовым книгам 1586 г. Спасо-Преображенский монастырь имел 2 церкви каменные, в честь Преображения Господня и строившаяся во имя св, мученика Андрея Стратилата, «шатром вверх», келью игумена Ивакха, да 3 кельи с черноризцами.

Село Спас в XVII — середине XIX веков

При Лжедмитрии II монастырь, несомненно разграбленный, оказался рядом с Тушинским лагерем, фактически его частью. О «тушинском царике» вплоть до XX века напоминало название одной из возвышенностей у села — «Царикова гора»; на этой возвышенности стоял дворец Лжедмитрия, окруженный валом и рвом. Склон этой горы, обращенный к Братцеву, именовался «Святые ворота» — очевидно, в воспоминание о главных воротах монастыря. Монастырь был сожжен в марте 1610 г. во время бегства поляков из Тушина. В 1618 г. вокруг его развалин был устроен лагерь польского королевича Владислава, обративших в конюшню уцелевшую церковь Андрея Стратилата; остатки укреплений этого лагеря существовали до последнего времени. Вскоре монастырь прекратил своё существование, хотя остатки его развалин были видны ещё в конце XIX в. Соборная церковь Преображения Господня «с трапезой каменною», уничтоженная тогда, так и не была восстановлена; другая же церковь, шатровая церковь Андрея Стратилата, была переосвящена во имя Преображения и стала приходской церковью возникшего на развалинах села, которое именовалось в документах «село, что был монастырь Всходня», или «село, что у Спаса на Всходне», и только в 1676 г. впервые названо «Спасским». В 1678 г. в нём было 14 дворов и 49 крестьян, из которых Кирюшка Емельянов, содержал на оброке мельницу, выплачивая Троице-Сергиеву монастырю 35 рублей ежегодно. В 1764 г., в связи с секуляризацией монастырских земель, село отошло в казну (в ведение Коллегии экономии). В 1800 г. там было 24 двора, в которых проживало 199 душ обоего пола: 94 мужчин и 105 женщин. Крестьяне, кроме земледелия, занимались ткачеством, при чём некоторые из них имели «небольшие фабрики, на которых ткут мишурные белые и красные позументы».

Село во второй половине XIX — начале XX веков

В середине XIX в. в селе было 248 человек, в конце — 502 человека. Из 84 семей 83 были связаны с промыслами. 176 женщин занимались вязанием, молочной торговлей, 124 мужчины — были ломовыми извозчиками (прежде всего, перевозили грузы для окрестных фабрик) или нанимались в чернорабочие. Также зарабатывали продажей продуктов рабочим и сдачей им помещений, особенно после перевода сюда завода, «Проводник» (1915 г.). В конце XIX в. в селе было два трактира и две торговые лавки. Под селом находилось сукновальное заведение, переделанное из Борисовской мельницы. Население в 1890 г. составляло 531 человек; по данным на 1912 г., указано 100 дворов.

В конце века село лишилось старой церкви Спаса Преображения, которая пошла трещинами из-за подмыва берега, на котором она стояла, и в результате в 1885 г. была запечатана и в 1890 разобрана. На её месте была поставлена деревянная часовня, а на другом конце села к тому времени (в 1886) уже была выстроена новая — существующая до сих пор (у платформы «Трикотажная»).

В 1906 г. в селе открыто начальное земское училище.

Село в советские времена

В 1926 г. в Спасе проживало 897 человек, в том числе 412 мужчин и 485 женщин. Благосостояние крестьян резко упало. В 1929 г. образован колхоз «Заветы Ильича», считавшийся передовым. В 1935 г. был закрыт храм, его священник Александр Соколов и отец последнего, бывший священник того же храма Александр Буравцев, были расстреляны в 1937 г. (храм вновь был освящен в 1990 г.).

В том же 1929 г. в корпусах завода «Проводник» начала работу Тушинская чулочная фабрика с 4 тыс.рабочих, образовавших при фабрике рабочий поселок «Трикотажный»; соответствующее название было дано и железнодорожной платформе, открытой в 1932 г.

После проведения в 1960 г. МКАД часть села, оказавшаяся на территории Москвы, была застроена, в том числе были переведены из центра Академия коммунального хозяйства им. Памфилова и НИИ астрофизики. Часть, остававшаяся за пределами МКАД, была включена в состав Москвы в 1984 г.

Современное состояние

К началу XXI века в бывшем селе сохранилась единственная улица с частной застройкой — Староспасская. Улица начинается от съезда с Волоколамского шоссе на МКАД и заканчивается тупиком. По карте 2007 года по улице значилось 20 домов[4], в настоящее время это число ещё сократилось. Административно село находится в подчинении района Митино. В уставе района село не упомянуто, следовательно, собственного административного статуса в настоящее время не имеет.

Село дало название Спасскому мосту МКАД через реку Москву, микрорайону Спасский Мост и Спасской улице города Красногорска, церкви Спаса Преображения в Тушине и автобусной остановке «Спас» на Волоколамском и Пятницком шоссе.

Напишите отзыв о статье "Спас (Тушино)"

Примечания

  1. [www.himki.ru/histspr_p.html][www.zelen.ru/archivs/archivs-goretovstan.htm Игорь Быстров. Горетов стан]
  2. [tushinec.ru/print.php?article_print=1147&page=2 Здесь начиналась Москва]
  3. [tushinec.ru/index.php?news_read=2537 Церковь Андрея Стратилата (158x — 1890)]
  4. Атлас Москва с каждым домом. М.: АГТ Геоцентр, 2007. ISBN 5-93014-002-2

Ссылки

  • Археологическая карта Москвы и пояснения к ней // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
  • [samlib.ru/o/oleg_w_m/cdocumentsandsettingsolegmoidokumentyperwobytnyestojankiwpodmoskowxertf.shtml О.Мосин. Первобытные стоянки Подмосковья]
  • [baza.vgd.ru/11/69785/?pg=5 О.Мосин. Древнейшая родословная Москвы и московичей]
  • [okrug.school147.ru/old/sela/spas.htm Северо-Запад. Летопись московской окраины. Спас]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=725 История храма Преображение Господне в Тушине]
  • [flatcenter.ru/clauses/rayoni/yuzhnoe-tushino.html Южное Тушино]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=1147&page=2 И. Е. Забелин. История города Москвы]
  • [www.kadis.ru/texts/index.phtml?id=5552 Указ Президента Российской Федерации от 20 февраля 1995 г. № 176 «Об утверждении перечня объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения»]
  • [www.pravoteka.ru/pst/697/348316.html Постановление Правительства Москвы от 22 марта 1994 г. № 223 «Об утверждении зон охраны памятников археологии в районе Митино»]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=1100&page=1 Юрий Насимович, Михаил Коробко. Тушино. М., 2000]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=1147&page=30 И. Ф. Токмаков. Село Спас-Тушино]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=3716 Памятные книжки Московской губернии]
  • [tushinec.ru/index.php?news_read=711&page=2 Лев Колодный. В зеркале веков] // «Путешествие по новой Москве: очерки, репортажи». М., 1980


Отрывок, характеризующий Спас (Тушино)

– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.