Спенсер-Черчилль, Чарльз Ричард Джон, 9-й герцог Мальборо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Чарльз Ричард Джон Спенсер-Черчилль, 9-й герцог Мальборо
англ. Charles Richard John Spencer-Churchill, 9th Duke of Marlborough<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Чарльз Ричард Джон Спенсер-Черчилль, 9-й герцог Мальборо</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб герцогов Мальборо</td></tr>

9-й герцог Мальборо
9 ноября 1892 — 30 июня 1934
Предшественник: Джордж Чарльз Спенсер-Черчилль, 8-й герцог Мальборо
Преемник: Джон Альберт Уильям Спенсер-Черчилль, 10-й герцог Мальборо
генеральный казначей Великобритании
1899 — 1902
Предшественник: Хоуп, Джон, 1-й маркиз Линлитгоу
Преемник: Кросли, Сэвил, 1-й барон Сомерлейтон
заместитель государственного министра по делам колоний
1903 — 1905
Предшественник: Онслоу, Уильям, 4-й граф Онслоу
Преемник: Уинстон Черчилль
лорд-верховный стюард Англии
1902 — 1902
Предшественник: Хардинг Гиффорд, 1-й граф Хэлсбери
Преемник: Генри Перси, 7-й герцог Нортумберленд
 
Вероисповедание: католичество
Рождение: 13 ноября 1871(1871-11-13)
Шимла, Британская Индия
Смерть: 30 июня 1934(1934-06-30) (62 года)
Бленхеймский дворец, Вудсток, графство Оксфордшир, Великобритания
Род: Черчилли
Отец: Джордж Чарльз Спенсер-Черчилль, 8-й герцог Мальборо
Мать: Альберта Фрэнсис Энн Гамильтон
Супруга: 1) Консуэло Вандербильт (1895-1921)

2) Глэдис Мэри Дикон (1921-1934)

Дети: от первого брака: Джон Альберт Уильям
Айвор Чарльз

Чарльз Ричард Джон Спенсер-Черчилль, 9-й герцог Мальборо (13 ноября 1871 — 30 июня 1934) — британский аристократ, военный и консервативный политик, пэр Англии. Носил титулы графа Сандерленда (18711883) и маркиза Блэндфорда (18831892). Он был также известен как «Солнечный» Мальборо.





Рождение и образование

Родился 13 ноября 1871 года в Шимле (Британская Индия). Единственный сын сэра Джорджа Чарльза Спенсера-Черчилля (18441892), 8-го герцога Мальборо (18831892), и Альберты Фрэнсис Энн (18471932), дочери Джеймса Гамильтона, 1-го герцога Аберкорна. Племянник лорда Рэндольфа Черчилля и двоюродный брат сэра Уинстона Черчилля, премьер-министра Великобритании (с последним он поддерживал близкие и дружеские отношения). Получил образование в Винчестерском колледже и Тринити-коледже в Кембридже.

Политическая карьера

В ноябре 1892 года после смерти своего отца Чарльз Ричард Джон Спенсер-Черчилль унаследовал титул герцога Мальборо и стал членом Палаты лордов. В августе 1895 года он произнес первую речь в верхней палате парламента.

В 18991902 годах — генеральный казначей Великобритании. Он также был заместителем государственного министра по делам колоний (19031905). В 1899 году Чарльз Спенсер-Черчилль был включен в состав Тайного совета.

В 19171918 годах герцог Мальборо занимал должность парламентского секретаря совета сельского хозяйства и рыболовства. Его последняя речь в палате лордов состоялась в декабре 1931 года.

На коронации короля Великобритании Эдуарда VII герцог Мальборо исполнял обязанности высшего лорд-стюарда Англии. В 19071908 годах — мэр города Вудсток, лорд-лейтенант графства Оксфордшир (1915—1934). В 1902 году стал кавалером Ордена Подвязки.

Он был президентом Национального пожарного бригадного союза.

Хоккейный клуб «Торонто Мальборо» в Торонто (Канада) был назван в честь герцога.

Военная карьера

В 1897 году герцог Мальборо стал лейтенантом Королевского Оксфордширского гусарского полка. В начале Второй англо-бурской войны он в январе 1900 года он был откомандирован на службу в качестве штабс-капитана имперских йоменов в Южной Африки и получил временный чин капитана. Впоследствии он был назначен помощником военного секретаря лорда Робертса, главнокомандующего английскими войсками в Южной Африки.

Он бы упомянут в военной депеше и получил чин майора 7 декабря 1901 года. После окончания войны герцог Мальборо вышел в отставку. Во время Первой мировой войны он вернулся на военную службу, он служил подполковником в генеральном штабе.

Семья

Герцог Мальборо был женат дважды. Его первой женой была Консуэло Вандербильт (2 марта 1877 — 6 декабря 1964), единственная дочь Уильяма Киссема Вандербильта (1849—1920), американского миллионера и железнодорожного магната, и его первой жены Алвы Эрскин Смит (1853—1933). Бракосочетание состоялось в церкви Святого Фомы в Нью-Йорке 6 ноября 1895 года. У них было двое сыновей:

Герцог Мальборо использовал приданое Вандербильтов для восстановления Бленхеймского дворца, пополнения коллекции мебели и библиотеки, многие предметы из которых были проданы в течение 19 века. Многие драгоценности, которые носили последующие герцогини Мальборо, также были приобретены в этот период.

По заданию герцога Мальборо ландшафтный дизайнер Ашиль Дюшен (18661947) создал водный сад в Бленхеймском дворце.

Супруги развелись в 1921 году, а их брак был аннулирован Ватиканом через пять лет.

25 июня 1921 года в Париже герцог Мальборо вторично женился на своей любовнице, американке Глэдис Мэри Дикон (1881—1977), дочери Эдварда Дикона и Флоренс, дочери адмирала Чарльза Болдуина. Брак был несчастным и бездетным. В более позднее время во время общего обеда герцогиня Мальборо всегда клала возле своей тарелки заряженный пистолет. В конце концов супруги перестали жить совместно, но никогда не разводились.

Напишите отзыв о статье "Спенсер-Черчилль, Чарльз Ричард Джон, 9-й герцог Мальборо"

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/p10595.htm#i105948 Sir Charles Richard John Spencer-Churchill, 9th Duke of Marlborough], thepeerage.com
  • Hansard 1803—2005: [hansard.millbanksystems.com/people/mr-charles-spencer-churchill/ contributions in Parliament by Charles Spencer-Churchill, 9th Duke of Marlborough]

Отрывок, характеризующий Спенсер-Черчилль, Чарльз Ричард Джон, 9-й герцог Мальборо

– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.