Спери

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Спери, также известный как Спер (груз. სპერი Спери),[1][2][3] - историческая область в юго-западной Грузии , чья территория сейчас является частью Турции. Она была сосредоточена в верховьях долины реки Чорох.





Происхождения

название Спери, как полагают происходит от имени Саспиров.[4] Местные племена по имени Саспиры как неоднократно упоминалось в истории Геродота, по наиболее распространенной теории, являются Картвельскими[5][6] племенами, однако, их происхождение также отнесены к Скифскому народу. Этническое обозначение слова "Иберия" происходит от названия прото-грузинских племен Сасперы - Спери - Бери - Ибери.[7]  Приблизительная родина саспиров находилась между реками  Чорох и истоками рек Тигр и Евфрат. В древнегрузинских источниках, река Чорох называлась “рекой Спери”, а Черное море называлось “Спери”.[8]

История

Древность

в 12-8 тыс. до н. э. регион был в составе новой сформированной племенной Конфедерации Диаоха,[9] В 760 году до н. э. она была присоединена к Колхидскому царству, которая теперь оказалась враждебной Урарту. Урартского царя Сардури II (764-735) провел несколько кампаний против Колхиды в течение 750-741 до н. э., значительно ослабление обоих, привело нападений северных племен. с 720 г. до н. э., Киммерийского вторжения с севера разрушили Колхиду и существенно повлияли на местное общество и культуру. В последующие века новые племенное конфедераций были сформированы, наиболее важным из них был Спери (Сасперы).[7] в VI-V веке, после экспансии Ахеменидов Саспири и Алародийцы были включены в состав 18-й Сатрапии Персии, по словам Геродота Саспири и Алародийцы были одеты, как Колхи.[10] В 4-3 вв. до н. э. область была организована в провинции Иберии, как отмечает Страбон. после смерти Александра Македонского, Митридат, персидский аристократ из Малой Азии, объявил себя царем Понтийского царства, королевства вырос в силе, со II-I века до н. э. Понтийское царство завоевало окрестные земли, в том числе часть Малой Армении (это политическое образование, вероятно, был потомком персидской 18-й сатрапии),  другая часть Спери была завоевано Великой Армении. после Римско-персидских войн, регион был завоеван Римской империи и временно включены в провинции Римской Армении. в течение последующих веков он часто переходил из рук в руки между Иберами и армяне.

В III-IV веке н. э. регион оставалось в составе Армении, а затем и Армения была разделена между Византией и Сасанидской империями, западная Армения, в том числе Спери, находился под византийским контролем. Граница между Византийской и персидской Армении пересекли долину Чорох где-то между Испир и Юсуфели.[11]  

Средневековье

В VII веке оно перешло в Арабский халифат. Позже верхние Спери находился под византийским контролем и оставались частью района Халдисково феми, в то время как нижняя Спери оставалось базой для Иберийского Курапалатсво (княжествами Тао-Кларджети) в борьбе против арабских оккупантов, под номинальную зависимость от Византийской империи. в 888 году грузинские княжества Тао-Кларджети превращается в грузинское Царство Тао-Кларджети. в 1001 году, после смерти Давида Куропалат, Тао, Басиани и Спери унаследовал император Византии Василий II, эти провинции были организованы в тему Иберия со столицей в Феодосиополе. после битвы при Манцикерте в 1071 году, большинство из восточных провинций Византии, в том числе Спери было завоевано Сельджуками. он был под контролем Селтикид до 1124,[11] регион был завоеван Грузинским Царством.

Прославленный династиа Багратиони возник в самом древнем грузинском районе - Спери (ныне Испир). благодаря своих дальнозорких и гибкой политики, Багратиони достигнут большую влиянию с шестого по восьмой века. Один из их вышли в Армению, а другой грузинскому Иберия, и оба заняли доминирующее положение среди других правителей Закавказья.[12]

В 1203, Рукн ад-Дин Сулейман II шах Конийский султаната решил занять Южное побережье Черного моря и Малой Азии. Он вторгся в королевство Грузии с 400 000 воинов-мусульман из нескольких Эмиратов: Эрзерум и Шам (Сирия) и взял под контроль ряд южных провинций Грузии, в том числе Спери. В том же году, победив в битве Басиани, Грузии удалось изгнать турок и освободить регион.

В течение тридцати одного года блаженный Тамар, с мудростью Соломона, а также мужеством и заботы Александра, держал ее королевство (твердо) в ее руках, которая простиралась от Понтийского моря до моря Гурган, от Спери до Дербент, и все земли на этой стороне гор Кавказа, а также Хазарию и Скифии на другой стороне. Она стала наследницей того, что было обещано в девяти Блаженств.

Регион был завоеван в 1242 году Монголами; она была вернута в Грузинкой Царстве во время правления Георга V блистательный (1314-1346), и оставалось в составе Королевства до его распада, который затем перешел в руки грузин Атабегов принадлежащий Джакели.

История Нового Времени

Регион был завоеван в 1502 году Персами и был, вероятно, в 1515[11] , взят Османской империи от правителя Грузии Самцхе.[11] Испырская долина была еще почти полностью христианский в начале 16 века.[11] область была оккупирована в 1916 году Российской империи во время Первой Мировой Войны и возвращен новообразованной Турецкой Республики в 1918 году.

Напишите отзыв о статье "Спери"

Примечания

  1. E. Takaishvili.
  2. Al. Manvelichvili.
  3. K. Salia.
  4. Donald Rayfield.
  5. Salia Kalistrat. [books.google.ge/books?id=decTAQAAMAAJ Histoire de la nation géorgienne]. — P. 30–41.
  6. [books.google.ge/books?id=gH1XAgAAQBAJ Identity Studies, Vol 1]. — Ilia State University Press. — P. 51.
  7. 1 2 Mikaberidze, Alexander.
  8. A History Of Georgia.
  9. G. Kavtaradze.
  10. Polym. 79
  11. 1 2 3 4 5 Eastern Turkey: An Architectural & Archaeological Survey, Volume I. — Pindar Press. — P. 265–266–267–281–283–289–290. — ISBN 9780907132325.
  12. Berdzenishvili et al., История Грузии, p. 129, cited in: Suny (1994), p. 349

Отрывок, характеризующий Спери

– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»