Спин (роман)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Спин
Spin

Автор:

Роберт Чарльз Уилсон

Жанр:

научная фантастика

Язык оригинала:

английский

Оригинал издан:

2005

Переводчик:

Юрий Балаян

Серия:

Спин

Издатель:

Tor Books

Страниц:

458

ISBN:

ISBN 0-7653-0938-6

Следующая:

Ось

«Спин» (англ. Spin) — научно-фантастический роман канадского писателя-фантаста Роберта Чарльза Уилсона, изданный в 2005 году. Является первой книгой одноимённой трилогии. Автор получил премию Хьюго за роман в 2006.





Сюжет

Роман написан от лица Тайлера Дюпре, который в детстве становится свидетелем исчезновения звёзд и Луны, так как Землю окутала мембрана, получившая название «Спин». Спин блокирует любые излучения как из космоса, так и с Земли, в то же время проецируя ложное Солнце, чтобы поддерживать жизнь на планете. Также, позже становится известно что время внутри Спина существенно замедлено по отношению к времени во Вселенной — одна секунда на Земле равна примерно трём годам (3,17 года — «коэффициент Спина») за пределами Спина. Это означает что, в течение одного поколения, Земля погибнет в результате превращения Солнца в красный гигант. Это также означает, что блокирующий эффект Спина — намеренный, ведь без него замедленная Земля будет просто сожжена солнечными лучами (три года солнечной радиации за каждую секунду). Всё это Тайлер узнаёт от своего друга Джейсона Лоутона, сына состоятельного предпринимателя И-Ди Лоутона. Роман сосредоточен на дальнейшей жизни Тайлера, Джейсона и его сестры-близняшки Дианы, на каждого из которых Спин влияет по-разному.

После уничтожения всех искусственных спутников Спином, И-Ди Лоутон начинает предоставлять аэростатные ретрансляторы взамен спутников и обретает огромное экономическое и политическое влияние. Джейсон уходит в науку, пытаясь понять, что представляет собой Спин и как его можно остановить. Благодаря финансовой и политической поддержке отца, Джейсон также становится довольно влиятельным лицом. Будучи полной противоположностью брата, Диана вступает в религиозный культ, считающий, что Спин является планом Господа для конца света. Тайлер же становится врачом и погружается в работу, но время от времени испытывает кризисы, связанные со Спином.

Когда над полюсами за пределами Спина обнаруживаются неземные конструкции, Китай производит по ним залп ядерными ракетами. Ядерный взрыв не оставляет ни царапины на конструкциях, но на некоторое время нарушает блокирующий эффект Спина, и перед человечеством временно открывается слайд-шоу быстро меняющейся Вселенной.

Через несколько лет земные правительства решаются на отчаянную попытку спасения человеческой расы. Так как Марс уже находится в обитаемой зоне и намного потеплел, фирма Лоутонов «Перигелион» убеждает мировые державы начать грандиозный проект терраформирования красной планеты путём запуска ракет, наполненых микроорганизмами. Хотя на Земле пройдёт всего несколько дней, сотни тысячелетий пройдут на Марсе, давая время эволюции создать биосферу на безжизненной планете. После этого будут посланы ракеты с поселенцами, которые и станут прародителями марсианской цивилизации, задача которой — изучить Спин и найти способ остановить его. Проект имеет положительный результат, но затем «гипотетики» (неизвестная раса существ, управляющих Спином) тоже покрывают Марс Спином. Перед этим, марсиане посылают на Землю посла по имени Ван Нго Вен, чтобы установить контакт с цивилизацией предков. Марсиане многократно превзошли землян в некоторых отраслях науки, но также не имеют понятия о Спине и гипотетиках.

Ван предоставляет землянам технологию для создания биологических зондов фон Неймана, которые распространятся по галактике и будут передавать на Землю и Марс данные с других звёздных систем. Ван также даёт Джейсону сыворотку, которая позволяет человеку (землянину или марсианину) достичь «четвёртого возраста», продлевая жизнь на много десятилетий. Во время путешествия Вана в Гранд-Каньон на его конвой нападают бандиты и Ван погибает в перестрелке от случайной пули. Тем не менее, Джейсон всё убеждает президента США Ломакса начать проект засеивания облака Оорта биозондами.

В конце концов, много лет спустя, Спин исчезает. Несмотря на огромное красное Солнце, жизнь продолжается. Тайлер узнаёт что Диана смертельно больна и везёт её домой, чтобы вколоть ей марсианскую сыворотку. Там он узнаёт, что Джейсон умирает из-за другой сыворотки, которую он себе ввёл, позволяющей связываться с биозондами, распространившимися по галактике. Он раскрывает Тайлеру истинное предназначение Спина, а также природу гипотетиков. Оказывается, гипотетики являются искусственными существами, схожими с марсианскими биозондами, которые в течение миллиардов лет распространялись по галактике и создавали подобие нейронной сети. За это время они стали свидетелями рождения и гибели множеств разумных существ и решили спасти их. Для достижения этого, они накрывают Спином любую цивилизацию, достигшую кризисного состояния (когда цивилизация больше не способна себя поддерживать), чтобы сохранить их, пока гипотетики не установят на планетах огромные порталы в другие пригодные для жизни миры, позволяя разумным расам распространяться по галактике. Так как скорость света превзойти нельзя, то гипотетикам пришлось переносить эти порталы много миллионов лет через космическое пространство. Один из таких порталов — огромное металлическое кольцо более тысячи километров в диаметре (хотя люди именую его Аркой) — они сбрасывают в Индийский океан, который мгновенно перебрасывает любое морское судно с людьми на борту, идущее с юга, на другую планету. Сам Спин всё ещё существует, но уже не замедляет время внутри.

Тайлеру и Диане приходится бежать от правительства США, которое намеренно уничтожить всё связанное с Марсом, включая «Четвёртых» (людей, изменённых сывороткой). Позже, Тайлер тоже становится Четвёртым. Тем временем, начинается миграция людей в новый мир на континент под названием Экватория. Также в новом мире обнаружен ещё один портал, ведущий в третий мир. В конце романа, Тайлер и Диана направляются на корабле в новый мир, чтобы начать новую жизнь вместе, и разбрасывают прах Джейсона в точке перехода.

Критика

В целом, «Спин» получил хорошие отзывы от рецензентов. Грег Джонсон в рецензии на SF Site отметил, что фокусирование Уилсона на эмоциональных переживаниях героев идёт вразрез с современной модой в научной фантастике, но такой подход сделал его одним из лучших романов года[1]. Томас Вагнер в обзоре на сайте SFReviews.net назвал роман принёсшим наибольшее удовольствие ему за последнее десятилетие, похвалил автора за изящество в применении повествовательных методов, широту охвата тем и понимание человеческих эмоций[2].

Критик Владимир Пузий в рецензии для «Мира фантастики» также отнёсся к книге благосклонно, посчитав его гармоничным романом, с «живыми» персонажами, увлекательным сюжетом и хорошим научно-фантастическим элементом. Интересно, что он увидел в сюжете ряд отсылок к древнегреческой мифологии. В конце критик подытожил: «увлекательный роман, который не дотягивает до шедевра, однако займёт достойное место на книжных полках любителей научной фантастики». Отдельно Пузий покритиковал неудачный перевод Ю. Балаяна на русский язык[3].

Награды

Напишите отзыв о статье "Спин (роман)"

Примечания

  1. Greg L. Johnson. [www.sfsite.com/10b/sn210.htm Spin] (англ.). SF Site (2005). Проверено 23 июля 2012. [www.webcitation.org/6BDHwvVE5 Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].
  2. Thomas M. Wagner. [sfreviews.net/rcw_spin.html Spin] (англ.). SFReviews.net (2006). Проверено 23 июля 2012. [www.webcitation.org/6BDHxNNMw Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].
  3. Владимир Пузий. [www.mirf.ru/Reviews/review4028.htm Свет мёртвых звёзд]. Мир фантастики (09.04.2010). Проверено 23 июля 2012. [www.webcitation.org/6BDHyBq3S Архивировано из первоисточника 6 октября 2012].
  4. [www.worldswithoutend.com/novel.asp?ID=812 Страница романа] на Worlds Without End  (англ.)

Ссылки

  • [www.fantlab.ru/work111170 Информация о романе] на сайте «Лаборатория Фантастики»
  • [www.isfdb.org/cgi-bin/title.cgi?158099 Список публикаций произведения «Спин»] в ISFDB  (англ.)

Отрывок, характеризующий Спин (роман)

– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.