Список Героев Советского Союза (Калужская область)
Поделись знанием:
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Список Героев Советского Союза родившихся в Калужской области,
а также уроженцев других областей (живших в Калужской области).
Содержание
А
- Авдошкин, Семен Егорович (1918—1963)
- Агафонов, Фрол Егорович (1905—1998)
- Алёшин, Андрей Васильевич (1905—1974)
- Алпатов, Николай Савельевич (1924—1962)
- Амелин, Георгий Иванович (1921—2011)
- Анисимов, Петр Семенович (1917—1995)
- Артамонов, Фёдор Владимирович (1906—1944)
- Астахов, Иван Иванович (1915—1984)
Б
- Батуков, Михаил Сергеевич (1919 — 2008)
- Безобразов, Григорий Иванович (1919—1944)
- Белов, Алексей Иванович (1912—1976)
- Беломутов, Григорий Тихонович (1910—1943)
- Беляев, Борис Владимирович (1917—1945)
- Беляев, Владимир Александрович (1914—1947)
- Билибин, Кузьма Яковлевич (1908—1937)
- Бобров, Фёдор Александрович (1898—1944)
- Бочков, Иван Васильевич (1915—1943)
- Буздалин, Семен Григорьевич (1924—1944)
- Бузиков, Федор Петрович (1920—1944)
- Буканов, Иван Александрович (1918—1943)
- Бычков, Николай Васильевич (1924—1962)
В
- Васильков, Иван Васильевич (1904—1965)
- Верников, Яков Ильич (1920—1993)
- Витин, Владимир Карпович (1915—1942)
- Власов, Андрей Яковлевич (1913—1982)
Г
- Гасников, Михаил Иванович (1920 — 1989)
- Глаголев, Василий Васильевич (1896—1947)
- Головкин, Василий Степанович (1921—1945)
- Голоско, Анисим Михайлович (1900—1955)
- Гребенюк, Евтей Моисеевич (1900—1944)
- Гурьянов, Михаил Алексеевич (1903—1941)
- Гуськов, Гавриил Гаврилович (1923—1943)
- Гущин, Борис Петрович (1919—1991)
Д
- Дегтярев, Александр Ильич (1918—1943)
- Демехин, Андрей Васильевич (1921—1946)
- Дайдоев, Иван Тимофеевич (1923 — 2008)
- Долгов, Григорий Афанасьевич (1903—1944)
- Душкин, Иван Иванович (1905—1976)
Е
- Егоров, Михаил Артемович (1916—1964)
- Елдышев, Анатолий Алексеевич (1922—1943)
- Ермаков, Фрол Андреевич (1915—1943)
- Ефимцев, Николай Михайлович (1915—1943)
- Ефремов, Иван Илларионович (1921 — 1993)
Ж
- Живов, Анатолий Павлович (1925—1944)
- Жмакин, Василий Павлович (1898—1963
- Жуков, Василий Фролович (1914—1944)
- Жуков, Георгий Константинович (1896—1974)
З
- Замулаев, Михаил Афанасьевич (1924—1944)
- Засорин, Иван Михайлович (1913—1981)
- Земсков, Михаил Яковлевич (1915—1944)
- Зимин, Георгий Васильевич (1912—1997)
- Зюльков, Пётр Маркович (1924—1944)
И
- Иванцов, Василий Никитович (1919—1990)
- Ивашуров, Сергей Тимофеевич (1914—1972)
К
- Каленов, Николай Акимович (1920 — 1997)
- Кардашин, Алексей Владимирович (1921—1984)
- Карпов, Александр Терентьевич (1917—1944)
- Картошкин, Аркадий Николаевич (1925—1945)
- Качурин, Иван Андреевич (1909—1982)
- Киреев, Николай Архипович (1922—1944)
- Кондруцкий, Алексей Иванович (1913 — 1983)
- Коняхин, Иван Иванович (1921 — 1988)
- Корнеев, Иван Александрович (1907—1945)
- Костиков, Юрий Николаевич (1927—1945)
- Кохов, Николай Степанович (1919—1980)
- Куракин, Николай Семёнович (1915—1943)
Л
- Лакеев, Иван Алексеевич (1908—1990)
- Лапшенков, Семён Васильевич (1913—1943)
- Латышев, Владимир Федорович (1923 — 1943)
- Лахтин, Борис Александрович (1920—1987)
- Локтионов, Афанасий Иванович (1919 — 1999)
- Луканин, Дмитрий Ефимович (1901—1961)
- Луканин, Яков Ефимович (1901—1951)
М
- Макридов, Николай Афанасьевич (1920—1994)
- Манакин, Михаил Фёдорович (1924 — 2009)
- Меренков, Пётр Иванович (1914—1985)
- Мигунов, Василий Васильевич (1919—1942)
- Миронов, Пётр Моисеевич (1904 — 1943)
- Митрохов, Василий Кузьмич (1925 — 2001)
- Мишин, Иван Константинович (1911 — 1945)
Н
- Наумов, Пётр Изотович (1915—1987)
- Никулина, Евдокия Андреевна (1917—1993)
- Носков, Николай Иванович (1922—1971)
П
- Петров, Антон Ильич (1922—1943)
- Платонов, Константин Петрович (1921—1944)
- Платонов, Николай Лаврентьевич (1920 — 1984)
- Поликанов, Герасим Павлович (1907—1973)
- Потапов, Дмитрий Сергеевич (1923—1945)
- Потапов, Сергей Иванович (1920 — 1990)
- Приказчиков, Алексей Лукич (1917—1943)
- Пронин, Василий Дмитриевич (1921—2002)
- Пухов, Николай Павлович (1895—1958)
- Пысин, Николай Васильевич (1917—1975)
Р
- Разин, Виктор Ефимович (1925—1997)
- Родичев, Михаил Матвеевич (1911—1991)
- Романков, Александр Андрианович (1923—1945)
- Романов, Борис Дмитриевич (1924—1980)
- Романов, Семён Фёдорович (1922 — 1984)
С
- Савельев, Евгений Петрович (1918—2004)
- Самойлович, Григорий Фёдорович (1914—2002)
- Самохин, Иван Никитович (1925 — 1991)
- Свертилов, Алексей Иванович (1914 — 1990)
- Селифонов, Иван Иванович (1922 — ????)
- Серёгин, Александр Павлович (1906 — 1977)
- Сидоренко, Иван Петрович (1915—1943)
- Сидоров, Георгий Семёнович (1918—1990)
- Симоненков, Николай Николаевич (1922—1960)
- Синицын, Даниил Михайлович (1925—1975)
- Соловьев, Михаил Григорьевич (1917 — 1943)
- Соломатин, Алексей Фролович (1921—1943)
- Сорокин, Иван Иванович (1915—1943)
- Сорокин, Михаил Михайлович (1925—1997)
- Стефанчиков, Николай Андреевич (1908 — 1945)
- Стригунов, Василий Степанович (1921 — 1989)
Т
- Тараканчиков, Николай Ильич (1919—1943)
- Тарасов, Пётр Максимович (1911 — 1997)
- Трубин, Иван Степанович (1918—1943)
Ф
- Фомичёв, Пётр Ильич (1915—1943)
- Фролов, Константин Иванович (1922—1944)
Х
- Харитонов, Николай Николаевич (1922—1991)
- Химушин, Николай Фёдорович (1922—1943)
- Хлюстин, Пётр Андреевич (1926—1944)
- Хоменков, Николай Никифорович (1923—1944)
- Хрусталёв, Павел Иванович (1922—1944)
Ч
- Чугунов, Иван Яковлевич (1921—1978)
Ш
- Шубин, Андрей Сергеевич (1917—1944)
- Шумавцов, Алексей Семёнович (1925—1942)
Ю
- Юдин, Виктор Михайлович (1923—1985)
Напишите отзыв о статье "Список Героев Советского Союза (Калужская область)"
Ссылки
- [www.kp40.ru/index.php?cid=658 Все калужане — герои Великой Отечественной войны]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список Героев Советского Союза (Калужская область)
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
