Список Героев Советского Союза (Ростовская область)
Поделись знанием:
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]
«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.
Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.
Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.
Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.
В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.
Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
Список граждан СССР, удостоенных звания Герой Советского Союза — живших в Ростове-на-Дону и Ростовской области, а также получивших это звание в годы войны на её территории.
- Представлены все лица, в том числе удостоенные звания несколько раз.
- Серым цветом выделены дважды и трижды Герои.
- Дни рождения указаны по новому стилю.
Содержание
Уроженцы Дона
| № | Фамилия, Имя Отчество | Годы жизни | Должность, звание |
Дата указа |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Ажогин, Василий Терентьевич | 02.08.1924 — 16.04.1971 | командир пулемётного расчёта 1120-го стрелкового полка 333-й стрелковой дивизии 6-й армии 3-го Украинского фронта, сержант | 22.02.1944 |
| Аксёнов, Константин Филиппович | 18.08.1918 — 07.11.1966 | заместитель командира эскадрильи 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка 1-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии 6-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, гвардии старший лейтенант | 27.06.1945 | |
| 2 | Алексеев, Анатолий Иванович | 29.11.1909 — 27.12.1997 | заместитель командира 50-го гвардейского стрелкового полка (15-я гвардейская стрелковая дивизия, 37-я армия, 3-й Украинский фронт), гвардии капитан | 13.09.1944 |
| 3 | Алексеев, Максим Николаевич | 05.06.1911 — 25.10.1986 | штурман 19-го гвардейского авиационного полка 8-й гвардейской авиационной дивизии 2-го гвардейского авиационного корпуса авиации дальнего действия, гвардии подполковник | 27.07.1943 |
| 4 | Андреенко, Евгений Георгиевич | 02.09.1917 — 14.09.1982 | лётчик 20-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка (13-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия, 3-й гвардейский бомбардировочный авиационный корпус, 18-я воздушная армия), гвардии старший лейтенант | 15.05.1946 |
| 5 | Анисимов, Василий Кондратьевич | 1912 — 10.04.1976 | механик-водитель танка 50-й гвардейской танковой бригады 9-го гвардейского танкового корпуса 2-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, гвардии старшина | 27.02.1945 |
| 6 | Аскалепов, Василий Семёнович | 1900 — 24.04.1948 | командир 77-й гвардейской стрелковой дивизии (61-я армия, Центральный фронт), гвардии генерал-майор | 15.01.1944 |
| 7 | Бажора, Фёдор Максимович | 15.02.1911 — 04.07.1966 | парторг 2-го батальона 376-го стрелкового полка 220-й стрелковой дивизии, младший лейтенант | 23.03.1945 |
| 8 | Бакулин, Иван Иванович | 29.07.1900 — 24.09.1942 | один из организаторов подпольной борьбы на Украине, секретарь Харьковского подпольного обкома КП(б)У | 08.05.1965, посмертно |
| 9 | Банов, Иван Николаевич | 29.08.1916 — 25.02.1982 | генерал-майор, командир партизанского соединения | 04.02.1944 |
| 10 | Белявский, Семён Логвинович | 03.02.1913 — 1983 | командир взвода 100-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта, гвардии лейтенант | 24.03.1945 |
| 11 | Блинов, Никита Павлович | 03.04.1914 — 02.04.1942 | командир роты 6-й гвардейской танковой бригады, гвардии старший лейтенант | 05.11.1942 |
| 12 | Богданенко, Виктор Александрович | 04.01.1925 — 09.05.2002 | наводчик орудия 530-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (28-я армия, 1-й Украинский фронт), сержант | 28.06.1945 |
| 13 | Бойко, Дмитрий Дмитриевич | 25.10.1918 — 24.06.1981 | командир 759-го стрелкового полка 163-й дивизии, майор | 13.09.1944 |
| 14 | Бондаренко, Владимир Павлович | 1924 — 20.12.1943 | комсорг батальона 694-го стрелкового полка 383-й стрелковой дивизии Отдельной Приморской армии, лейтенант | 16.05.1944 |
| 15 | Бондаренко, Яков Александрович | 1905 — 16.11.1941 | стрелок 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка 316-й стрелковой дивизии 16-й армии Западного фронта, красноармеец | 21.07.1942 |
| 16 | Брилёв, Тимофей Ефимович | 10.06.1906 — 25 .12.1966 | командир орудия 276-го гвардейского лёгкого артиллерийского полка 23-й гвардейской лёгкой артиллерийской бригады 5-й артиллерийской дивизии 4-го артиллерийского корпуса прорыва 65-й армии Центрального фронта, гвардии старшина | 16.11.1943 |
| 17 | Будённый, Семён Михайлович | 25.04.1883 — 26.10.1973 | командующий Первой конной армией РККА в годы Гражданской войны, один из первых Маршалов Советского Союза | 01.02.1958, 24.04.1963, 22.02.1968 |
| 18 | Буренко, Василий Иванович | 30.01.1922 — 31.05.1997 | командир взвода управления 128-го гвардейского артиллерийского полка 57-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта, гвардии младший лейтенант | 26.10.1944 |
| 19 | Бурлуцкий, Павел Иванович | 14.02.1910 — 13.09.1944 | лётчик-бомбардировщик, командир 26-го гвардейского авиаполка дальнего действия, гвардии подполковник | 19.08.1944 |
| 20 | Бурназян, Сергей Авдеевич | 28.05.1918 — 15.04.1943 | командир эскадрильи 866-го истребительного авиационного полка (288-я истребительная авиационная дивизия, 17-я Воздушная армия, Юго-Западный фронт), старший лейтенант | 02.08.1944 |
| 21 | Быков, Борис Иванович | 25.02.1925 — 01.02.2008 | командир отделения первой миномётной роты 1-го батальона 1176-го стрелкового полка 350-й Краснознамённой ордена Богдана Хмельницкого Сандомирской дивизии 13-й армии 1-го Украинского фронта, сержант | 23.09.1944 |
| 22 | Быковский, Михаил Иванович | 19.04.1919 — 27.01.1944 | командир стрелкового батальона 467-го стрелкового полка 81-й стрелковой дивизии 61-й армии Центрального фронта, капитан | 15.01.1944 |
| 23 | Вартанян, Геворк Андреевич | 17.02.1924 — 10.01.2012 | разведчик службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР, полковник | 05.11.1944 |
| 24 | Василевский, Владимир Гаврилович | 12.08.1913 — 01.04.2000 | войсковой авиационный разведчик, штурман эскадрильи 30-го разведывательного авиационного полка ВВС Черноморского флота, полковник | 05.11.1944 |
| 25 | Васильев, Феофан Ильич | 22.03.1917 — 14.02.2000 | командир отделения 91-го отдельного инженерного батальона 47-й армии Воронежского фронта, старший сержант | 03.06.1944 |
| 26 | Васильченко, Алексей Андреевич | 06.04.1913 — 13.05.1942 | заместитель командира эскадрильи 316-го разведывательного авиационного полка Юго-Западного фронта, лейтенант | 27.03.1942 |
| 27 | Вдовенко, Иван Тимофеевич | 10.05.1920 — 28.08.1941 | младший лётчик 81-го бомбардировочного авиационного полка 50-й бомбардировочной авиационной дивизии ДБА, младший лейтенант | 20.06.1942 |
| 28 | Веретенников, Пётр Митрофанович | 01.03.1919 — 13.11.1943 | командир 1-го стрелкового батальона 933-го стрелкового полка 254-й стрелковой дивизии 73-го стрелкового корпуса 52-й армии Степного фронта, старший лейтенант | 22.02.1944 |
| 29 | Верхошанский, Геннадий Дмитриевич | 24.05.1924 — 05.06.1961 | войсковой разведчик, командир разведвзвода 79-й гвардейской отдельной разведроты 1135-го полка 81-й гвардейской стрелковой дивизии 7-й гвардейской армии Степного фронта, гвардии младший лейтенант | 26.10.1943 |
| 30 | Водолазкин, Николай Степанович | 25.07.1921 — 07.01.1981 | механик-водитель танка 22-го гвардейского отдельного танкового полка 51-й армии 4-го Украинского фронта, гвардии старший сержант, | 24.03.1945 |
| 31 | Воликов, Семён Антонович | 02.11.1923 — 1983 | разведчик 203-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка 2-й гвардейской гаубичной артиллерийской бригады 1-й гвардейской артиллерийской Глуховской Краснознамённой дивизии Резерва Главного Командования 65-й армии Центрального фронта, гвардии красноармеец | 24.12.1943 |
| 32 | Воробьев, Николай Тимофеевич | 1924 — 14.02.1945 | командир отделения связи 492-го отдельного батальона связи (37-й стрелковый корпус, 46-я армия, 2-й Украинский фронт), младший сержант | 24.03.1945 |
| 33 | Воронин, Иван Николаевич | 25.05.1924 — 02.12.1943 | командир пулеметного расчёта 1118-го стрелкового полка (333-я стрелковая дивизия, 6-я армия, 3-й Украинский фронт), сержант | 22.02.1944 |
| 34 | Воронов, Алексей Григорьевич | 30.03.1909 — 1964 | начальник политотдела 73-й гвардейской стрелковой дивизии (57-я армия, 3-й Украинский фронт), гвардии подполковник | 28.04.1945 |
| 35 | Гаккель, Михаил Адельбертович | 1918 — 22.07.1944 | командир отделения разведки 81-го гаубичного артиллерийского полка (отдельная Приморская армия), старший сержант | 24.03.1945 |
| 36 | Галатов, Александр Миронович | 10.09.1923 — 06.1944 | наводчик противотанкового ружья 957-го стрелкового полка (309-я стрелковая дивизия, 40-я армия, Воронежский фронт), красноармеец | 23.10.1943 |
| 37 | Галицкий, Кузьма Никитович | 24.10.1897 — 14.03.1973 | советский военачальник, генерал армии | 19.04.1945 |
| 38 | Галушкин, Борис Лаврентьевич | 29.06.1919 — 14.06.1944 | командир специального отряда Народного Комиссариата Внутренних Дел СССР «Помощь» партизанской группы «Артур», лейтенант | 05.11.1944 |
| 39 | Ганжела, Иван Васильевич | 15.10.1924 — 22.09.1968 | наводчик противотанкового ружья 7-го гвардейского истребительного противотанкового дивизиона 7-го гвардейского кавалерийского корпуса 61-й армии Центрального фронта, гвардии рядовой | 15.01.1944 |
| 40 | Гапонов, Ефим Васильевич | 15.11.1912 — 24.10.1943 | командир орудия 92-го истребительного противотанкового артиллерийского полка (6-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 44-я армия, 4-й Украинский фронт), старший сержант | 01.11.1943 |
| 41 | Гладков, Василий Фёдорович | 10.04.1898 — 18.08.1981 | командир 318-й горнострелковой дивизии 18-й армии Северо-Кавказского фронта, полковник | 17.11.1943 |
| 42 | Гладков, Стефан Яковлевич | 20.09.1907 — 12.11.1975 | командир отделения противотанковых ружей 7-го гвардейского кавалерийского корпуса 61-й армии Центрального фронта, гвардии сержант | 15.01.1944 |
| 43 | Голубец, Иван Карпович | 08.05.1916 — 25.03.1942 | рулевой сторожевого катера, старший матрос-пограничник | 14.06.1942 |
| 44 | Городовиков, Басан Бадьминович | 15.11.1910 — 17.08.1983 | командир 184-й стрелковой дивизии 5-й армии 3-го Белорусского фронта, генерал-лейтенант | 19.04.1945 |
| 45 | Городовиков, Ока Иванович | 01.10.1879 — 26.11.1960 | советский кавалерист Первой конной армией РККА в годы Гражданской войны, командующий армией в Великую Отечественную войну, генерал-полковник | 10.03.1958 |
| 46 | Гулаев, Николай Дмитриевич | 26.02.1918 — 27.09.1985 | заместитель командира эскадрильи 27-го истребительного авиационного полка (205-я истребительная авиационная дивизия 5-й истребительный авиационный корпус, 2-я воздушная армия, Воронежский фронт), генерал-полковник авиации | 28.09.1943, 01.07.1944 |
| 47 | Гурвич, Семён Исаакович | 03.07.1923 — 20.10.2004 | заместитель командира эскадрильи 431-го штурмового авиационного полка (299-я штурмовая авиационная дивизия, 16-я воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), лейтенант | 26.10.1944 |
| 48 | Гутман, Анатолий Григорьевич | 21.06.1922 — 18.06.1972 | командир взвода 529-го полка 163-й стрелковой дивизии (38-я армия, Воронежский фронт), старший лейтенант | 10.01.1944 |
| 49 | Данилов, Василий Александрович | 04.09.1924 — 01.06.2015 | комсорг батальона 1118-го стрелкового полка 333-й стрелковой дивизии 6-й армии 3-го Украинского фронта, сержант | 22.02.1944 |
| 50 | Дернов, Пётр Сергеевич | 22.10.1925 — 24.01.1945 | автоматчик 24-го гвардейского артиллерийского полка (5-я гвардейская кавалерийская дивизия, 3-й гвардейский кавалерийский корпус, 2-й Белорусский фронт), гвардии рядовой | 24.03.1945 |
| 51 | Дранищев, Евгений Петрович | 20.12.1918 — 20.08.1943 | заместитель командира эскадрильи 9-го Гвардейского истребительного авиационного полка (6-я Гвардейская истребительная авиационная дивизия, 8-я воздушная армия, Южный фронт), гвардии старший лейтенант | 24.08.1943 |
| 52 | Дубиков, Андрей Елиферович | 27.10.1898 — 03.07.1963 | командир противотанкового орудия 73-го гвардейского отдельного истребительного противотанкового дивизиона, 67-й гвардейской стрелковой дивизии, 6-й армии, 1-го Прибалтийского фронта, младший сержант | 22.07.1944 |
| 53 | Дубинец, Андрей Петрович | 23.11.1911 — 23.11.1942 | командир мотоциклетной роты (1-я мотострелковая дивизия, 20-я армия, Западный фронт), лейтенант | 15.08.1941 |
| 54 | Дудыкин, Евгений Петрович | 25.12.1924 — 30.10.1943 | сапер саперного взвода 592-го саперного полка (203-я стрелковая дивизия, 12-я армия, Юго-Западный фронт), рядовой | 19.03.1944 |
| 55 | Егоров, Александр Петрович | 16.05.1910 — 21.12.1943 | командир истребительно-противотанковой артиллерийской батареи 20-й мотострелковой бригады 25-го танкового корпуса (60-я армия, 1-й Украинский фронт), старший лейтенант | 25.08.1944 |
| 56 | Елизаров, Алексей Андреевич | 30.03.1922 — 04.07.1950 | старшина второй статьи десантного мотобота (дивизион десантных мотоботов, Новороссийская ВМБ, Черноморский флот) | 22.01.1944 |
| 57 | Ерохин, Михаил Григорьевич | 12.12.1923 — 10.11.1943 | разведчик взвода пешей разведки 955-го стрелкового полка 309-й Пирятинской стрелковой дивизии 40-й армии Воронежского фронта, рядовой | 23.10.1943 |
| 58 | Жуков, Владимир Александрович | 01.08.1922 — 19.04.1945 | командир танкового батальона 1-й гвардейской танковой бригады 8-го гвардейского механизированного корпуса 1-й гвардейской танковой армии 1-го Белорусского фронта, гвардии майор | 27.02.1945 |
| 59 | Забегайло, Иван Игнатьевич | 13.05.1917 — 23.12.1958 | командир эскадрильи 1-го гвардейского ордена Ленина Краснознамённого истребительного авиационного полка 209-й истребительной авиационной дивизии 2-го истребительного авиационного корпуса 3-й воздушной армии Калининского фронта, гвардии старший лейтенант | 24.05.1943 |
| 60 | Забронский, Анатолий Арсентьевич | 27.05.1921 — 04.10.1944 | командир 3-й батареи 997-го зенитно-артиллерийского полка (12-я зенитно-артиллерийская дивизия, 65-я армия, 1-й Белорусский фронт), капитан | 21.02.1945 |
| 61 | Завгородний, Григорий Демидович | 09.11.1914 — 12.12.1955 | командир батареи 154-го гвардейского артиллерийского полка 76-й Черниговской гвардейской стрелковой дивизии 61-й армии Центрального фронта, гвардии капитан | 15.01.1944 |
| 62 | Зарубин, Иван Петрович | 14.01.1908 — 09.02.1982 | заместитель командира 22-й гвардейской мотострелковой бригады 6-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, гвардии майор | 27.06.1945 |
| 63 | Захаров, Василий Яковлевич | 15.09.1916 — 26.09.1996 | командир взвода 40-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона (7-я гвардейская армия, Степной фронт), лейтенант | 20.12.1943 |
| 64 | Здоровцев, Степан Иванович | 24.12.1916 — 09.07.1941 | командир звена 158-го истребительного авиационного полка (39-я истребительная авиационная дивизия, Северный фронт), младший лейтенант | 08.07.1941 |
| 65 | Иванников, Афанасий Иванович | 24.01.1915 — 29.03.1996 | командир тральщика «Т-115» (6-й дивизион тральщиков, бригада траления охраны водного района Печенгской военно-морской базы, Северный флот), капитан-лейтенант | 20.04.1945 |
| 66 | Иноземцев, Георгий Александрович | 30.04.1902 — 16.02.1957 | командир 201-го гвардейского стрелкового ордена Кутузова полка 67-й гвардейской стрелковой Краснознамённой дивизии 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта, гвардии подполковник | 22.07.1944 |
| 67 | Иринин, Александр Иванович | 02.02.1925 — 06.05.1944 | наводчик станкового пулемёта 47-го гвардейского кавалерийского полка 12-й гвардейской кавалерийской дивизии 5-го гвардейского кавалерийского корпуса 2-го Украинского фронта, гвардии сержант | 13.09.1944 |
| 68 | Истомин, Ефим Абрамович | 13.09.1924 — 21.03.1944 | командир взвода 187-го гвардейского стрелкового полка 61-й гвардейской стрелковой дивизии, гвардии младший лейтенант | 19.03.1944 |
| 69 | Калинин, Фёдор Алексеевич | 06.03.1914 — 18.05.1986 | комсорг 386-го отдельного батальона морской пехоты (Новороссийская военно-морская база, Черноморский флот), лейтенант | 17.11.1943 |
| 70 | Каратаев, Афанасий Тимофеевич | 1924 — 16.01.1945 | помощник командира взвода 180-го гвардейского стрелкового полка (60-я гвардейская стрелковая дивизия, 5-я ударная армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии старший сержант | 24.03.1945 |
| 71 | Карпенко, Василий Григорьевич | 01.01.1910 — 27.06.1944 | заместитель командира стрелкового батальона по политической части 843-го стрелкового полка 238-й стрелковой дивизии 50-й армии 2-го Белорусского фронта, гвардии капитан | 24.03.1945 |
| 72 | Кириченко, Александр Поликарпович | 1892 — 09.11.1942 | политрук, заместитель командира роты по политической части 168-го стрелкового полка (30-я Иркутская стрелковая дивизия, 56-я армия, Закавказский фронт) | 17.04.1943 |
| 73 | Клименко, Николай Сергеевич | 17.12.1914 — 20.05.2004 | командир танкового батальона 51-й гвардейской танковой бригады (3-я гвардейская танковая армия, 1-й Украинский фронт), гвардии майор | 27.06.1945 |
| 74 | Клята, Платон Федосеевич | 18.04.1914 — 30.04.2009 | командир эскадрильи 6-го гвардейского авиационного полка (6-я гвардейская авиационная дивизия, 1-й гвардейский авиационный корпус, АДД), гвардии майор | 19.08.1944 |
| 75 | Ковалёв, Михаил Васильевич | 1910 — 24.09.1944 | заместитель командира по строевой части 183-й танковой бригады (48-й танковый корпус, 40-я армия, Воронежский фронт), майор | 10.01.1944 |
| 76 | Ковзан, Борис Иванович | 07.04.1922 — 31.08.1985 | лётчик 744-го истребительного авиационного полка 240-й истребительной авиационной дивизии 6-й воздушной армии Северо-Западного фронта, капитан | 24.08.1943 |
| 77 | Кожемякин, Михаил Степанович | 24.01.1913 — 01.08.1995 | штурман 38-го бомбардировочного авиационного полка (219-я бомбардировочная авиационная дивизия, 2-я воздушная армия, 1-й Украинский фронт), майор | 27.06.1945 |
| 78 | Колесников, Александр Никифорович[1] | 16.08.1917 — 2001 | командир эскадрильи 232-го штурмового авиаполка (239-я штурмовая авиадивизия, 7-й штурмовой корпус 8-я воздушная армия, 4-й Украинский фронт), капитан | 02.08.1944 |
| 79 | Колесников, Владимир Михайлович | 15.07.1914 — 16.04.1945 | командир пулеметной роты 229-го гвардейского стрелкового полка (72-я гвардейская стрелковая дивизия, 7-я гвардейская армия, Степной фронт), гвардии лейтенант | 01.11.1943 |
| 80 | Колесников, Сидор Иванович | 10.05.1900 — 26.09.1968 | стрелок 88-го гвардейского стрелкового полка (33-я гвардейская стрелковая дивизия, 39-я армия, 3-й Белорусский фронт), гвардии рядовой | 19.04.1945 |
| 81 | Кононенко, Василий Иванович | 09.04.1921 — 1998 | штурман звена 10-го отдельного разведывательного авиационного полка (1-я воздушная армия, Западный фронт), капитан | 04.02.1944 |
| 82 | Коржушко, Владимир Викторович | 16.08.1921 — 2005 | помощник командира взвода 1140-го стрелкового полка 38-й армии, старший сержант | 10.01.1944 |
| 83 | Корниенко, Иван Михеевич | 21.12.1917 — 17.03.1948 | командир эскадрильи 270-го истребительского авиационного полка (203-я истребительская авиационная дивизия, 5-я воздушная армия, Степной фронт), капитан | 02.09.1943 |
| 84 | Корниенко, Николай Ильич | 03.05.1924 — 27.02.2011 | командир отделения 619-го стрелкового полка 203-й Запорожской стрелковой дивизии, 53-й армии, 2-го Украинского фронта, младший сержант | 24.03.1945 |
| 85 | Коробкин, Василий Ильич | 12.04.1917 — 21.03.1995 | заместитель командира эскадрильи 215-го штурмового авиационного полка 47-й смешанной авиационной дивизии (Западный фронт), младший лейтенант | 12.04.1942 |
| 86 | Кортунов, Алексей Кириллович | 28.03.1907 — 18.11.1973 | начальник инженерной службы 134-й стрелковой дивизии, затем — командир 629-го стрелкового полка (134-я стрелковая дивизия, 41-я армия, Калининский фронт, позже — 69-я армия, 1-й Белорусский фронт), полковник | 24.03.1945 |
| 87 | Косоногов, Лев Васильевич | 19.06.1904 — 17.11.1943 | командир 117-й гвардейской стрелковой дивизии (18 армия, Северо-Кавказский фронт), гвардии генерал-майор | 16.05.1944 |
| 88 | Кострюков, Николай Григорьевич | 03.05.1924 — 19.10.1984 | командир отделения 212-го гвардейского стрелкового полка (75-я гвардейская стрелковая дивизия, 60-я армия, Центральный фронт), гвардии сержант | 17.10.1943 |
| 89 | Котельников, Михаил Фёдорович | 1923 — 06.10.1943 | командир взвода 529-го стрелкового полка 163-й стрелковой дивизии 38-й армии Воронежского фронта, младший лейтенант | 29.10.1943 |
| 90 | Котов, Владимир Васильевич | 1924 — 15.10.1944 | комсорг 1-го стрелкового батальона 722-го стрелкового полка 206-й стрелковой дивизии 47-й армии Воронежского фронта, младший лейтенант | 27.09.1943 |
| 91 | Кравцов, Алексей Савельевич | 17.03.1918 — 22.10.2006 | генерал-лейтенант авиации, командир эскадрильи 947-го штурмового авиационного полка (289-я шад, 3-я воздушная армия, 1-й Прибалтийский фронт) | 23.02.1945 |
| 92 | Кретов, Николай Фёдорович | 28.08.1909 — 07.09.1942 | командир танковой роты 23-й танковой бригады 16-й армии Западного фронта, лейтенант | 12.04.1942 |
| 93 | Кривонос, Алексей Леонтьевич | 27.03.1922 — 08.09.1955 | заместитель командира эскадрильи 95-го гвардейского штурмового авиационного полка 5-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии 2-го гвардейского штурмового авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, гвардии старший лейтенант | 27.06.1945 |
| 94 | Кручинин, Владимир Фёдорович | 1912 — 20.02.1938 | механик-водитель танка Т-26 1-го отдельного интернационального танкового полка войск республиканской Испании, младший командир | 14.03.1938 |
| 95 | Кузнецов, Георгий Андреевич[2] | 03.07.1923 — 08.01.2008 | заместитель командира эскадрильи 8-го гвардейского штурмового авиационного полка 11-й штурмовой авиационной дивизии военно-воздушных сил Краснознамённого Балтийского флота, гвардии старший лейтенант | 06.03.1945 |
| 96 | Куников, Цезарь Львович | 23.06.1909 — 14.02.1943 | командир отряда водных заграждений Азовской военной флотилии, позже — командир отдельного батальона морской пехоты, затем — командир отряда специального назначения Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота | 17.04.1943 |
| 97 | Кутахов, Павел Степанович | 16.08.1914 — 03.12.1984 | главный маршал авиации, командир эскадрильи 19-го гвардейского истребительного авиационного полка (258-я истребительная авиационная дивизия, 7-я воздушная армия, Карельский фронт) | 01.05.1943, 15.08.1984 |
| 98 | Куценко, Иван Иванович | 1913 — 28.03.1945 | заместитель командира 342-го стрелкового полка (136-я стрелковая дивизия, 70-я армия, 2-й Белорусский фронт), капитан | 29.06.1945 |
| 99 | Лазарев, Георгий Меркурьевич | 20.04.1925 — 30.10.1944 | командир взвода 308-го гвардейского стрелкового полка 108-й гвардейской Николаевской Краснознаменной ордена Суворова дивизии, гвардии лейтенант | 24.03.1945 |
| 100 | Левченко, Иван Алексеевич | 15.10.1921 — 20.03.1943 | командир минометного взвода 249-го кавалерийского полка (7-я кавалерийская дивизия, 2-й гвардейский кавалерийский корпус, Центральный фронт), лейтенант | 18.05.1943 |
| 101 | Леденёв, Пётр Петрович | 05.12.1916 — 24.09.1986 | командир батареи 911-го артиллерийского полка (340-я Сумско-Киевская Краснознаменная стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), старший лейтенант | 10.01.1944 |
| 102 | Лелюшенко, Дмитрий Данилович | 02.11.1901 — 20.07.1987 | генерал армии, командир 39-й отдельной танковой бригады | 07.04.1940, 06.04.1945 |
| 103 | Лиховидов, Семён Фёдорович | 18.02.1918 — 18.04.2005 | командир понтонной роты 21-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона 60-й армии Центрального фронта, старший лейтенант | 17.10.1943 |
| 104 | Ломакин, Анатолий Георгиевич | 09.04.1921 — 25.01.1944 | заместитель командира эскадрильи 21-го истребительного авиационного полка (8-я минно-торпедная авиационная дивизия, ВВС Краснознамённого Балтийского флота), старший лейтенант | 22.01.1944 |
| 105 | Луценко, Пётр Степанович | 12.07.1896 — 28.03.1966 | командир 184-го гвардейского стрелкового полка (62-я гвардейская стрелковая дивизия, 37-я армия, Степной фронт), гвардии подполковник | 20.12.1943 |
| 106 | Лысенко, Иван Иванович | 1921 — 30.05.1952 | командир отделения 40-го отделения моторизованного понтонно-мостового батальона (7-я гвардейская армия, Степной фронт), ефрейтор | 20.12.1943 |
| 107 | Любимов, Алексей Ильич | 20.05.1902 — 05.04.1986 | командир 671-го артиллерийского полка 213-й стрелковой дивизии 7-й гвардейской армии Степного фронта, подполковник | 26.10.1943 |
| 108 | Малинка, Константин Арсентьевич | 08.08.1922 — 07.04.1980 | механик-водитель танка 108-й танковой бригады 9-го танкового корпуса 1-го Белорусского фронта, старшина | 24.03.1945 |
| 109 | Малый, Сергей Дмитриевич | 29.06.1923 — 1993 | командир роты 185-го гвардейского стрелкового полка (60-я гвардейская стрелковая дивизия, 6-я армия, 3-й Украинский фронт), гвардии старший лейтенант | 22.02.1944 |
| 110 | Мандрыкин, Ефим Иванович | 15.01.1915 — 11.02.1998 | командир 613-го стрелкового полка 91-й стрелковой дивизии 51-й армии 4-го Украинского фронта, подполковник | 01.11.1943 |
| 111 | Маркуца, Павел Андреевич | 08.06.1907 — 22.11.1941 | командир звена 44-го скоростного бомбардировочного авиационного полка Северного фронта, старший лейтенант | 22.07.1941 |
| 112 | Махринов, Григорий Фёдорович | 15.02.1921 — 18.01.1992 | командир звена 72-го отдельного разведывательного авиационного полка 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта, капитан | 15.05.1946 |
| 113 | Мельников, Сергей Фролович | 05.07.1911 — 03.09.1944 | заместитель командира по политической части 155-го гвардейского штурмового Киевского Краснознамённого авиационного полка 9-й гвардейской штурмовой авиационной Красноградской Краснознамённой дивизии 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, гвардии подполковник | 05.05.1990, посмертно |
| 114 | Мерчанский, Василий Петрович | 09.05.1924 — 06.06.1996 | командир орудия 134-го артиллерийского полка (172-я стрелковая дивизия, 13-я армия, 1-й Украинский фронт), старший сержант | 10.04.1945 |
| 115 | Метяшкин, Аким Гаврилович | 24.06.1897 — 05.04.1944 | стрелок-автоматчик 1-го стрелкового батальона 1281-го полка 60-й Севской стрелковой дивизии 5-й ударной армии, рядовой | 30.10.1943 |
| 116 | Мещеряков, Михаил Михайлович | 08.11.1896 — 13.05.1970 | командир 136-й стрелковой дивизии 3-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта, генерал-майор | 23.09.1944 |
| 117 | Мирошников, Иван Константинович | 17.07.1912 — 20.11.1986 | заряжающий орудия 161-го гвардейского отдельного пушечного артиллерийского полка 7-й гвардейской армии Степного фронта, гвардии ефрейтор | 26.10.1943 |
| 118 | Мирошниченко, Иван Иванович | 23.03.1916 — 09.06.1963 | автоматчик 3-й гвардейской отдельной мотострелковой бригады (3-я гвардейская армия, 4-й Украинский фронт), гвардии рядовой | 19.03.1944 |
| 119 | Михайличенко, Михаил Петрович | 03.10.1899 — 03.04.1984 | командир артиллерией 26-го гвардейского стрелкового корпуса (5-я ударная армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии полковник | 31.05.1945 |
| 120 | Мордвянников, Михаил Степанович | 25.11.1925 — 23.03.1977 | командир отделения 175-го отдельного саперного батальона (126-я стрелковая дивизия, 43-я армия, 3-й Белорусский фронт), старший сержант | 19.04.1945 |
| 121 | Морозов, Семён Григорьевич | 25.09.1914 — 23.02.1943 | комиссар Таганрогского подполья | 08.05.1965 |
| 122 | Московенко, Василий Иванович | 08.08.1915 — 01.08.2001 | командир звена 1-го гвардейского истребительного авиационного полка 7-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 2-го истребительного авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, гвардии старший лейтенант | 27.06.1945 |
| 123 | Мысин, Александр Павлович | 20.06.1920 — 25.08.1989 | командир роты 241-го гвардейского стрелкового полка (75-я гвардейская стрелковая дивизия, 60-я армия, Центральный фронт), гвардии старший лейтенант | 17.10.1943 |
| 124 | Наборский, Иван Савельевич | 01.01.1914 — 22.02.1972 | командир роты 93-й отдельной Житомирской Краснознаменной ордена Богдана Хмельницкого танковой бригады 4-й танковой армии 1-го Украинского фронта, старший лейтенант | 10.04.1945 |
| 125 | Нечепуренко, Иван Иванович | 25.05.1918 — 1990 | командир звена 173-го гвардейского штурмового авиационного полка (11-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 16-я воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии лейтенант | 15.05.1946 |
| 126 | Нихаев, Ефим Максимович | 25.12.1913 — 09.06.1979 | командир роты 167-го гвардейского стрелкового полка (1-я гвардейская стрелковая дивизия, 11-я гвардейская армия, 3-й Белорусский фронт), гвардии старший лейтенант | 24.03.1945 |
| 127 | Новиков, Спиридон Данилович | 12.01.1910 — 02.05.1980 | командир отделения 350-го инженерного батальона (6-я армия, Юго-Западный фронт), сержант | 12.03.1944 |
| 128 | Омельченко, Иван Алексеевич | 01.09.1925 — 09.11.1982 | телефонист 329-й отдельной роты связи 203-й Запорожской стрелковой дивизии 12-й армии 3-го Украинского фронта, красноармеец | 19.03.1944 |
| 129 | Орехов, Сергей Яковлевич | 14.04.1921 — 1995 | командир огневого взвода 1187-го истребительного противотанкового артиллерийского полка (25-я отдельная истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 2-я Гвардейская армия, 1-й Прибалтийский фронт), старший лейтенант | 24.03.1945 |
| 130 | Орлов, Михаил Яковлевич | 21.05.1916 — 15.05.1968 | штурман самолёта «Ли-2» эскадрильи 336-го полка 53-й авиадивизии дальней бомбардировочной авиации, капитан | 15.05.1946 |
| 131 | Ороховатский, Ефим Савельевич | 15.02.1903 — 25.06.1977 | командир 26-го гвардейского воздушно-десантного полка 9-й гвардейской стрелковой дивизии, гвардии подполковник | 27.06.1945 |
| 132 | Панфилов, Никандр Максимович | 24.09.1916 — 1991 | командир роты автоматчиков 51-й танковой бригады (3-й танковый корпус, 2-я танковая армия, 2-й Украинский фронт), лейтенант | 13.09.1944 |
| 133 | Парамонов, Павел Денисович | 25.10.1925 — 13.08.1970 | разведчик-наблюдатель 473-го артиллерийского полка 99-й стрелковой дивизии, 46-й армии, 2-го Украинского фронта, рядовой | 24.03.1945 |
| 134 | Пахомов, Пётр Михайлович | 20.03.1921 — 17.03.1993 | помощник командира взвода 20-й отдельной разведывательной роты 69-й стрелковой дивизии (65-я армия, Центральный фронт), младший сержант | 30.10.1943 |
| 135 | Пеньков, Михаил Иванович | 25.07.1923 — 05.10.1944 | командир звена 431-го штурмового авиационного полка (299-я штурмовая авиационная дивизия, 16-я воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), лейтенант | 26.10.1944 |
| 136 | Першиков, Фёдор Фёдорович | 1909 — 30.01.1958 | командир орудия 32-го полка (31-я стрелковая дивизия, 52-я армия, 2-й Украинский фронт), старший сержант | 13.09.1944 |
| 137 | Петров, Роман Ильич | 01.08.1919 — 14.06.1944 | командир танка 46-го гвардейского отдельного танкового полка, гвардии младший лейтенант | 24.03.1945 |
| 138 | Петровский, Георгий Семёнович | 01.02.1924 — 03.1989 | комсорг танкового батальона 44-й гвардейской танковой бригады (11-й гвардейский танковый корпус, 1-я танковая армия, 1-й Украинский фронт), гвардии лейтенант | 10.01.1944 |
| 139 | Пивоваров, Михаил Евдокимович | 22.01.1919 — 15.05.1949 | командир авиаэскадрильи 402-го истребительного авиационного полка (265-я истребительная авиационная дивизия, 16-я воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), старший лейтенант | 15.05.1946 |
| 140 | Погорелов, Василий Порфирьевич | 18.08.1919 — 10.03.1943 | военный воздушный разведчик штаба Северо-Западного фронта, лётчик самолёта Пе-2 бомбардировочного полка, старший лейтенант | 21.07.1942 |
| 141 | Половинко, Поликарп Александрович | 21.02.1915 — 28.01.1945 | командир батареи САУ-85 1819-го Краснознаменного ордена Богдана Хмельницкого артполка резерва Главного командования, старший лейтенант | 26.06.1945 |
| 142 | Полюсук, Натан Михайлович | 09.04.1922 — 18.04.1945 | заместитель командира батальона по политической части 1054-го стрелкового полка 301-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, капитан | 15.05.1946 |
| 143 | Поляничкин, Иван Иванович | 27.01.1925 — 23.08.1944 | командир отделения противотанковых ружей 988-го стрелкового полка (230-я стрелковая дивизия, 57-я армия, 3-й Украинский фронт), сержант | 24.03.1945 |
| 144 | Попов, Георгий Васильевич | 14.04.1912 — 11.03.1970 | командир миномётной роты 1337-го стрелкового полка (318-я стрелковая дивизия, 18-я армия, Северо-Кавказский фронт), капитан | 17.11.1943 |
| 145 | Попов, Иван Анисимович | 12.09.1912 — 25.08.2001 | командир батареи 147-го гвардейского артиллерийско-минометного полка (15-я гвардейская кавалерийская дивизия, 7-й гвардейский кавалерийский корпус, 1-й Белорусский фронт), гвардии капитан | 27.02.1945 |
| 146 | Потапов, Михаил Феофанович | 23.01.1921 — 08.07.1943 | командир батареи 1188-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (13-я истребительно-противотанковая артбригада, 2-я танковая армия, Центральный фронт), капитан | 07.08.1943 |
| 147 | Потёмкин, Алексей Николаевич | 26.03.1921 — 25.08.2003 | генерал-лейтенант, командир отделения стрелкового взвода, затем — командир взвода подрывников, потом — начальник штаба 73-го, позже — 78-го гвардейских стрелковых полков, участник Парада Победы | 19.03.1944 |
| 148 | Примаков, Павел Петрович | 10.10.1915 — 24.03.1998 | войсковой разведчик, командир взвода пешей разведки 325-го стрелкового полка (14-я стрелковая дивизия, 14-я армия, Карельский фронт), лейтенант | 24.03.1945 |
| 149 | Просандеев, Иван Климентьевич | 06.05.1915 — 25.06.1997 | командир эскадрильи 91-го гвардейского штурмового авиаполка (4-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 5-й штурмовой авиационный корпус, 5-я воздушная армия, 2-й Украинский фронт), гвардии капитан | 15.05.1946 |
| 150 | Прутко, Григорий Иванович | 14.02.1924 — 06.06.1994 | командир миномётного взвода 9-й гвардейской механизированной бригады (3-й гвардейский механизированный корпус, 47-я армия, Воронежский фронт), гвардии младший лейтенант | 03.06.1944 |
| 151 | Пугачёв, Виктор Георгиевич | род. 08.08.1948 | лётчик-испытатель ОКБ имени П. О. Сухого, полковник | 31.10.1988 |
| 152 | Резанов, Виктор Дмитриевич | 24.11.1922 — 11.07.1982 | командир отделения 201-го гвардейского стрелкового полка (67-я гвардейская стрелковая дивизия, 6-я гвардейская армия, 1-й Прибалтийский фронт), гвардии старший сержант | 22.07.1944 |
| 153 | Резенков, Кирилл Филиппович | 18.10.1896 — 22.11.1969 | стрелок 722-го стрелкового полка (206-я стрелковая дивизия, 47-я армия, Воронежский фронт), рядовой | 03.06.1944 |
| 154 | Репченко, Михаил Васильевич | 01.05.1924 — 27.08.1981 | сапёр 329-го армейского инженерного батальона (7-я гвардейская армия, Степной фронт), рядовой | 26.10.1943 |
| 155 | Романенко, Александр Сергеевич | 04.09.1912 — 06.11.1943 | штурман 91-го истребительного авиационного полка (256-я истребительная авиационная дивизия, 5-й истребительный авиационный корпус, 2-я воздушная армия, Воронежский фронт), майор | 28.09.1943 |
| 156 | Романов, Яков Александрович | 23.10.1925 — 09.05.1944 | стрелок 70-го гвардейского стрелкового полка 24-й гвардейской стрелковой дивизии 2-й гвардейской армии 4-го Украинского фронта, гвардии красноармеец | 24.03.1945 |
| 157 | Рубахо, Филипп Яковлевич | 13.01.1923 — 14.09.1943 | снайпер 393-го отдельного батальона морской пехоты Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота, старшина первой статьи | 22.01.1944 |
| 158 | Рыбалка, Алексей Васильевич | 30.03.1921 — 13.10.1943 | командир батальона 1033-го стрелкового полка 280-й стрелковой дивизии 60-й армии Центрального фронта, капитан | 17.10.1943 |
| 159 | Рыбальченко, Семён Васильевич | 01.02.1908 — 07.04.1944 | парторг роты 248-го стрелкового полка (31-я стрелковая дивизия, 52-я армия, 2-й Украинский фронт), ефрейтор | 13.09.1944 |
| 160 | Савченко, Павел Павлович | 15.02.1911 — 16.10.1943 | командир эскадрильи 110-го авиационного полка дальнего действия, майор | 13.03.1944 |
| 161 | Садовников, Николай Фёдорович | 25.10.1946 — 22.07.1994 | лётчик-испытатель ОКБ имени П. О. Сухого, майор | 31.10.1988 |
| 162 | Самохин, Павел Александрович | 24.12.1911 — 15.12.1971 | командир роты 50-го гвардейского стрелкового полка (15-я гвардейская стрелковая дивизия, 37-я армия, 3-й Украинский фронт), гвардии лейтенант | 13.09.1944 |
| 163 | Самохин, Пётр Филатович | 22.12.1911 — 29.07.1943 | заместитель командира мотострелкового батальона 106-й танковой бригады (12-й танковый корпус, 3-я гвардейская танковая армия, Центральный фронт), капитан | 15.01.1944 |
| 164 | Сарана, Иван Петрович | 06.1912 — 28.04.1944 | командир взвода 56-го отдельного танкового полка (6-й гвардейский механизированный корпус, 4-я танковая армия, 1-й Украинский фронт), гвардии младший лейтенант | 02.08.1944 |
| 165 | Свиридов, Александр Андреевич | 21.02.1912 — 1982 | командир 293-го гвардейского стрелкового Краснознамённого полка 96-й гвардейской стрелковой Иловайской Краснознамённой дивизии 3-го гвардейского стрелкового корпуса 28-й армии 1-го Украинского фронта, гвардии полковник | 27.06.1945 |
| 166 | Семёнов, Андрей Данилович | 1909 — 09.10.1943 | командир роты 104-го гвардии стрелкового полка (36-я гвардейская стрелковая дивизия, 57-я армия, Степной фронт), гвардии капитан | 20.12.1943 |
| 167 | Семенченко, Василий Алексеевич | 12.03.1912 — 1988 | командир огневого взвода 111-го стрелкового полка (55-я стрелковая дивизия, 61-я армия, Центральный фронт), младший лейтенант | 05.01.1944 |
| 168 | Семерников, Андрей Михайлович | 10.07.1905 — 04.01.1995 | командир орудия 70-й механизированной бригады (9-й механизированный корпус, 3-я гвардейская танковая армия, 1-й Украинский фронт), старший сержант | 09.02.1944 |
| 169 | Семиглазов, Фёдор Нестерович | 12.03.1918 — 24.12.1984 | командир орудия 6-го артиллерийского полка 74-й стрелковой дивизии 13-й армии Центрального фронта, старший сержант | 16.10.1943 |
| 170 | Серёжников, Александр Иванович | 15.08.1915 — 02.10.1943 | командир 292-го Волжского стрелкового полка 181-й стрелковой дивизии 13-й армии Центрального фронта, майор | 16.10.1943 |
| 171 | Скляров, Анатолий Андреевич | 23.07.1915 — 19.08.1980 | командир дивизиона 492-го минометного полка (38-я армия, Воронежский фронт), капитан | 10.01.1944 |
| 172 | Скляров, Максим Гаврилович | 21.01.1914 — 23.11.1958 | командир 59-го гвардейского штурмового авиационного полка (2-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 16-я воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии подполковник | 01.07.1944 |
| 173 | Скрылёв, Виктор Васильевич | 17.08.1922 — 09.04.1979 | командир огневого взвода 540-го легкого артполка (16-я лёгкая артбригада, 4-й арткорпус, 13-я армия, Центральный фронт), младший лейтенант | 07.08.1943 |
| 174 | Славгородский, Георгий Васильевич | 10.08.1914 — 26.01.1945 | командир батальона 34-го гвардейского стрелкового полка (13-я гвардейская стрелковая дивизия, 5-я гвардейская армия, 1-й Украинский фронт), гвардии майор | 27.06.1945 |
| 175 | Слюнкин, Виталий Семёнович | 28.12.1910 — 1998 | командир 189-го гвардейского штурмового авиационного полка (196-я штурмовая авиационная дивизия, 4-й штурмовой авиационный корпус, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт), гвардии подполковник | 18.08.1945 |
| 176 | Смоляных, Василий Иванович | 25.10.1923 — 01.01.1953 | командир роты 133-го гвардейского стрелкового полка (44-я гвардейская стрелковая дивизия, 65-я армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии старший лейтенант | 24.03.1945 |
| 177 | Соляник, Владимир Фёдорович | 13.06.1915 — 28.10.1993 | заместитель командира 20-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка (13-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия, 2-й гвардейский авиационный корпус, 18-я воздушная армия), гвардии майор | 15.05.1946 |
| 178 | Спиваков, Александр Григорьевич | 25.03.1916 — 08.10.1943 | начальник штаба 1844-го истребительно-противотанкового полка (30-я отдельная истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 7-я гвардейская армия, Степной фронт), капитан | 26.10.1943 |
| 179 | Станчев, Степан Савельевич | 12.03.1919 — 2006 | командир роты 49-го отдельного понтонно-мостового батальона (20-я моторизированная инженерная бригада, 4-я танковая армия, 1-й Украинский фронт), старший лейтенант | 10.04.1945 |
| 180 | Стаценко, Василий Ефимович | 08.08.1922 — 12.05.1967 | разведчик 446-го стрелкового полка 397-й стрелковой дивизии, 61-й армии, 1-го Белорусского фронта, старшина | 27.02.1945 |
| 181 | Сторожаков, Алексей Николаевич | 12.02.1917 — 10.09.1941 | заместитель командира эскадрильи 154-го истребительного авиационного полка (39-я истребительная авиационная дивизия, Северный фронт), старший лейтенант | 16.01.1942 |
| 182 | Стромкин, Леонид Леонидович | 15.09.1921 — 12.05.1982 | командир батальона 1285-го стрелкового полка (60-я стрелковая дивизия, 47-я армия, 1-й Белорусский фронт), майор | 27.02.1945 |
| 183 | Сулев, Виктор Александрович | 03.03.1921 — 02.12.1999 | командир звена 13-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка 321-й бомбардировочной авиационной дивизии 8-й воздушной армии 4-го Украинского фронта, гвардии старший лейтенант | 29.06.1945 |
| 184 | Сухоруков, Андрей Гаврилович | 27.11.1918 — 05.08.1970 | командир роты 195-го отдельного саперного батальона 139-й стрелковой дивизии (50-я армия, 2-й Белорусский фронт), капитан | 24.03.1945 |
| 185 | Таранцев, Пётр Тимофеевич | 23.06.1923 — 27.01.1987 | заместитель командира стрелкового батальона 895-го стрелкового полка 193-й стрелковой дивизии 65-й армии Центрального фронта, старший лейтенант | 30.10.1943 |
| 186 | Татаркин, Пётр Евпсифович | 1912 — 31.07.1943 | командир артиллерийской батареи 434-го стрелкового полка 169-й стрелковой дивизии, 11-я гвардейская армия, Западный фронт, старший лейтенант | 04.06.1944 |
| 187 | Тащиян, Сурен Амбарцумович | 22.03.1919 — 25.09.1943 | лётчик-истребитель 32-го авиаполка 62-й бригады ВВС Черноморского флота, гвардии лейтенант | 16.02.1995, посмертно[3] |
| 188 | Телеченко, Яков Платонович | 12.05.1913 — 27.04.1973 | командир танка 11-й гвардейской отдельной танковой бригады (2-я танковая армия, 2-й Украинский фронт), гвардии младший лейтенант | 13.09.1944 |
| 189 | Терентьев, Борис Иванович | 08.05.1923 — 12.10.1981 | пулемётчик 619-го стрелкового полка (203-я стрелковая дивизия, 3-я гвардейская армия, Юго-Западный фронт), красноармеец | 14.02.1943 |
| 190 | Удовиченко, Иван Максимович | 27.09.1922 — 24.03.1945 | заместитель командира эскадрильи 75-го гвардейского штурмового авиационного полка (1-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 1-я воздушная армия, 3-й Белорусский фронт), гвардии старший лейтенант | 19.04.1945 |
| 191 | Украдыженко, Иван Порфирьевич | 26.12.1914 — 09.07.2003 | командир гвардейского отдельного учебного батальона 67-й гвардейской Витебской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта, гвардии капитан | 22.07.1944 |
| 192 | Улитин, Николай Григорьевич | 1923 — 02.01.1944 | командир роты 1147-го стрелкового полка (353-я стрелковая дивизия, 46-я армия, 3-й Украинский фронт), старший лейтенант | 19.03.1944 |
| 193 | Фак, Фёдор Кузьмич | 13.09.1913 — 27.12.1974 | начальник связи эскадрильи 150-го бомбардировочного авиационного полка 46-й смешанной авиационной дивизии Калининского фронта, младший лейтенант | 05.05.1942 |
| 194 | Фесин, Иван Иванович | 24.06.1904 — 24.12.1991 | генерал-майор, командир 13-й мотострелковой бригады (3-я танковая армия, Воронежский фронт) | 01.03.1943, 01.11.1943 |
| 195 | Филоненко, Николай Иванович | 05.08.1923 — 16.03.1999 | командир орудия 619-го артиллерийского полка (179-я стрелковая дивизия, 43-я армия, 1-й Прибалтийский фронт), сержант | 22.07.1944 |
| 196 | Флоренко, Алексей Васильевич | 07.02.1922 — 25.07.1944 | командир взвода 280-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка 3-й гвардейской истребительно-противотанковой артиллерийской бригады 65-й армии 1-го Белорусского фронта, гвардии младший лейтенант | 25.09.1944 |
| 197 | Хайло, Василий Александрович | 18.01.1924 — 17.01.1953 | наводчик орудия 321-го артиллерийского полка (91-я стрелковая дивизия, 51-я армия, Южный фронт), рядовой | 01.11.1943 |
| 198 | Чапчахов, Лазарь Сергеевич | 06.03.1911 — 13.04.1942 | батальонный комиссар эскадрильи 38-го отдельного истребительного авиационного полка (Северо-Западный фронт), лейтенант | 21.07.1942 |
| 199 | Череватенко, Алексей Тихонович | 31.03.1914 — 19.11.1994 | командир звена 69-го истребительного авиационного полка (Отдельная Приморская армия), старший лейтенант | 10.02.1942 |
| 200 | Черненко, Василий Иванович | 01.01.1921 — ???? | командир звена 3-го гвардейского истребительного авиационного полка (1-я гвардейская истребительная авиационная дивизия, ВВС Балтийского флота), гвардии старший лейтенант | 19.08.1944 |
| 201 | Чибисов, Никандр Евлампиевич | 05.11.1892 — 20.09.1959 | генерал-полковник, начальник Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе, позже — помощник командующего войсками Белорусского военного округа | 29.10.1943 |
| 202 | Чистов, Иван Акимович | 26.11.1910 — 16.05.1976 | командир пулемётного расчёта 383-го стрелкового полка (121-я стрелковая дивизия, 60-я армия, Центральный фронт), сержант | 17.10.1943 |
| 203 | Чумаченко, Дмитрий Васильевич | 31.08.1909 — 09.08.1948 | заместитель командира 240-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка (36-я бомбардировочная авиационная дивизия, 1-й гвардейский бомбардировочный авиационный корпус, 18-я воздушная армия), гвардии подполковник | 29.06.1945 |
| 204 | Шаповалов, Евгений Петрович | 25.12.1904 — 08.11.1977 | генерал-майор, командир 23-й гвардейской мотострелковой бригады (7-й гвардейский танковый корпус, 3-я гвардейская танковая армия, 1-й Украинский фронт) | 31.05.1945 |
| 205 | Шапочка, Иван Тимофеевич | 28.09.1909 — ???? | помощник командира взвода противотанкового ружья 7-го гвардейского отдельного истребительного противотанкового дивизиона (7-й гвардейский кавалерийский корпус, 61-я армия, Центральный фронт), гвардии рядовой | 15.01.1944 |
| 206 | Шинкаренко, Фёдор Иванович | 17.02.1913 — 23.04.1994 | командир эскадрильи 7-го истребительного авиационного полка (59-я истребительная авиационная бригада, 7-я армия, Северо-Западный фронт), старший лейтенант | 07.04.1940 |
| 207 | Шкрылёв, Тимофей Калинович | 20.09.1904 — 18.11.1962 | командир 132-й стрелковой дивизии 60-й армии Центрального фронта, генерал-майор | 17.10.1943 |
| 208 | Шопин, Борис Васильевич | 07.12.1923 — 30.05.1944 | командир отделения автоматчиков 1127-го стрелкового полка 337-й Лубненской стрелковой дивизии 27-й армии 2-го Украинского фронта, рядовой | 13.09.1944 |
| 209 | Щепкин, Алексей Иванович[4] | 20.07.1919 — 22.02.1940 | командир пулемётного расчёта 27-го стрелкового полка 7-й стрелковой дивизии 7-й армии 50-го стрелкового корпуса Северо-Западного фронта, отделённый командир | 21.03.1940 |
| 210 | Щербаков, Виктор Иванович | 01.01.1922 — 21.05.1947 | командир звена 2-й авиационной эскадрильи 11-го гвардейского истребительного авиаполка ВВС Черноморского флота, гвардии старший лейтенант | 06.03.1945 |
| 211 | Щербаков, Николай Митрофанович | 01.05.1921 — 1987 | матрос береговой обороны Потийской военно-морской базы Черноморского флота, затем — заместитель командира отделения 384-го отдельного батальона морской пехоты Одесской военно-морской базы Черноморского флота | 20.04.1945 |
| 212 | Яковлев, Василий Нестерович | 30.12.1916 — 1997 | командир взвода артиллерийской батареи 959-го стрелкового полка 309-й стрелковой дивизии 40-й армии Воронежского фронта, старший сержант | 10.01.1944 |
Проживавшие на Дону до войны
| № | Фамилия, Имя Отчество | Годы жизни | Должность, звание |
Дата указа |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Алёшин, Семён Михеевич | 22.01.1911 — 12.07.1942 | командир звена 44-го скоростного бомбардировочного авиационного полка Ленинградского фронта, капитан | 10.01.1943 |
| 2 | Ананьев, Мартын Алексеевич | 27.04.1900 — 11.04.1982 | парторг роты 635-го стрелкового полка (143-я стрелковая дивизия, 60-я армия, Центральный фронт), старший сержант | 03.06.1944 |
| 3 | Бахтин, Семён Алексеевич | 02.02.1920 — 17.07.1970 | командир роты 667-го стрелкового полка (218-я стрелковая дивизия, 47-я армия, Воронежский фронт), младший лейтенант | 03.06.1944 |
| 4 | Башкиров, Фёдор Андреевич | 15.03.1911 — 17.02.1977 | командир эскадрильи 62-го штурмового авиационного полка 233-й штурмовой авиационной дивизии 1-й воздушной армии Западного фронта, капитан | 01.07.1944 |
| 5 | Бельгин, Андрей Антонович | 18.08.1920 — 06.07.1943 | командир батальона 214-го гвардейского стрелкового полка (73-я гвардейская стрелковая дивизия, 7-я гвардейская армия, Воронежский фронт), гвардии капитан | 01.11.1943 |
| 6 | Боричевский, Артём Иванович | 28.06.1891 — 02.11.1969 | заместитель командира батальона 190-го стрелкового полка 5-й стрелковой Орловской дивизии 3-й армии 2-го Белорусского фронта, капитан | 24.03.1945 |
| 7 | Ваганов, Александр Васильевич | 08.12.1914 — 20.05.1975 | командир роты 68-го гвардейского танкового полка (20-я гвардейская механизированная бригада, 8-й гвардейский механизированный корпус, 1-я гвардейская танковая армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии майор | 31.05.1945 |
| 8 | Васюта, Сергей Трофимович | 13.08.1922 — 08.09.1943 | командир разведывательного танка отдельной разведывательной роты 9-й гвардейской механизированной бригады 3-го гвардейского механизированного корпуса 47-й армии Воронежского фронта, гвардии младший сержант | 03.06.1944 |
| 10 | Гастелло, Николай Францевич | 06.05.1908 — 26.06.1941 | командир 2-й эскадрильи 207-го дальнебомбардировочного авиационного полка 42-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии 3-го дальнебомбардировочного авиационного корпуса Дальнебомбардировочной авиации, капитан | 26.07.1941 |
| 11 | Горбачёв, Дмитрий Филиппович | 1919 — 22.09.1944 | командир роты 27-й гвардейской танковой бригады (27-я армия, 2-й Украинский фронт), гвардии капитан | 24.03.1945 |
| 12 | Говоров, Михаил Прокофьевич | 08.11.1913 — 20.01.1967 | командир 533-го истребительного противотанкового артиллерийского полка 61-й армии 1-го Белорусского фронта, майор | 27.02.1945 |
| 13 | Голубов, Анатолий Емельянович | 29.04.1908 — 29.01.1978 | заместитель командира 303-й истребительной авиационной дивизии 1-й воздушной армии 3-го Белорусского фронта, подполковник | 29.06.1945 |
| 14 | Горовец, Александр Константинович | 12.03.1915 — 06.07.1943 | заместитель командира 1-й эскадрильи 88-го гвардейского истребительного авиационного полка (8-я гвардейская истребительная авиационная дивизия, 5-й истребительный авиационный корпус, 2-я воздушная армия, Воронежский фронт), гвардии старший лейтенант | 23.09.1943 |
| 15 | Гулимов, Николай Иванович | 05.07.1924 — 04.12.1944 | начальник радиостанции роты связи 305-го гвардейского Нижнеднестровского полка 108-й гвардейской дивизии, старший сержант | 24.03.1945 |
| 16 | Дибров, Кирилл Селиверстович | 15.07.1914 — 20.03.1980 | командир стрелкового взвода 393-го отдельного батальона морской пехоты (Черноморский флот) младший лейтенант | 31.05.1944 |
| 17 | Евдокимов, Виктор Васильевич | 27.08.1911 — 20.09.1945 | командир эскадрильи 6-го гвардейского авиационного полка, гвардии майор | 19.08.1944 |
| 18 | Евсюков, Николай Павлович | 1914 — 03.11.1944 | командир роты 6-й гвардейской механизированной бригады 2-го гвардейского механизированного корпуса 46-й армии 2-го Украинского фронта, гвардии старший лейтенант | 24.03.1945 |
| 19 | Ефимов, Александр Николаевич | 06.02.1923 — 31.08.2012 | командир эскадрильи 198-го штурмового авиационного полка 233-й штурмовой авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, старший лейтенант | 26.10.1944, 18.08.1945 |
| 20 | Калюжный, Николай Гаврилович | 1913 — 13.11.1943 | командир роты 1318-го стрелкового полка 163-й Ромненско-Киевской стрелковой дивизии 38-й армии 1-го Украинского фронта, лейтенант | 03.06.1944 |
| 21 | Капустников, Николай Ильич | 21.06.1922 — 02.04.1945 | командир эскадрильи 637-го Тернопольского ордена Богдана Хмельницкого штурмового авиационного полка (227-я Бердичевская Краснознамённая штурмовая авиационная дивизия, 8-й штурмовой авиационный корпус, 8-я воздушная армия, 4-й Украинский фронт), лейтенант | 29.06.1945 |
| 22 | Китаев, Николай Михайлович | 22.05.1919 — 06.06.2006 | командир эскадрильи 3-го польского штурмового авиаполка 4-й польской смешанной авиационной дивизии 1-й армии Войска Польского 1-го Белорусского фронта, старший лейтенант | 15.05.1946 |
| 23 | Китченко, Павел Семёнович | 17.08.1913 — 24.02.1973 | командир взвода 586-го танкового батальона (219-я танковая бригада, 1-й Красноградский механизированный корпус, 37-я армия, Степной фронт), лейтенант | 20.12.1943 |
| 24 | Клещев, Иван Иванович | 26.01.1918 — 31.12.1942 | командир эскадрильи 521-го истребительного авиационного полка (Калининский фронт), майор | 05.05.1942 |
| 25 | Клименко, Иван Иванович | 24.02.1914 — 23.11.1942 | командир танковой роты 152-го танкового батальона 69-й танковой бригады 4-го танкового корпуса 21-й армии Сталинградского фронта, лейтенант | 04.02.1943 |
| 26 | Кобзев, Степан Петрович[5] | 05.02.1915 — 29.01.1993 | командир эскадрильи 17-го гвардейского штурмового авиационного полка 261-й смешанной авиационной дивизии 7-й воздушной армии Карельского фронта, гвардии майор | 02.11.1944 |
| 27 | Ковалёв, Константин Федотович | 20.05.1913 — 16.02.1995 | заместитель командира эскадрильи 13-го истребительного авиационного полка (9-я штурмовая авиационная дивизия, ВВС Краснознамённого Балтийского флота), старший лейтенант | 22.01.1944 |
| 28 | Колесников, Николай Данилович | 22.04.1921 — 03.03.1998 | командир авиационного звена 12-го гвардейского пикирующего бомбардировочного авиационного полка (8-я минно-торпедная авиационная дивизия, ВВС Краснознамённого Балтийского флота), гвардии старший лейтенант | 05.11.1944 |
| 29 | Кондратьев, Леонтий Васильевич | 1892—1943 | помощник командира 2-го взвода 6-й стрелковой роты 723-го полка 395-й стрелковой дивизии (56-я армия, Закавказский фронт), старшина | 31.03.1943 |
| 30 | Копаев, Григорий Иванович | 24.12.1916 — 1988 | штурман 59-го гвардейского штурмового авиационного полка (2-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 16-я Воздушная армия, Центральный фронт), гвардии майор | 13.04.1944 |
| 31 | Косенко, Юрий Хрисанфович[6] | 1922 — 17.05.1944 | лётчик первой эскадрильи 73-го полка пикирующих бомбардировщиков (8-я минно-торпедная авиационная дивизия, ВВС Балтийского флота), лейтенант | 31.05.1944 |
| 32 | Котов, Александр Александрович | 02.01.1916 — 1988 | командир батареи 661-го артиллерийского полка (206-я стрелковая дивизия, 47-я армия, Воронежский фронт), старший лейтенант | 03.06.1944 |
| 33 | Котов, Илья Спиридонович | 01.01.1912 — 02.12.1961 | полярный лётчик, командир экипажа самолёта Главного северного морского пути | 06.12.1949 |
| 34 | Купин, Иван Владимирович | 28.03.1914 — 16.09.1998 | командир 32-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады (40-я армия, 1-й Украинский фронт), генерал-майор артиллерии | 01.07.1944 |
| 35 | Литвинов, Павел Семёнович | 15.10.1907 — 16.11.1943 | заместитель командира 225-го стрелкового полка по политчасти 23-й стрелковой дивизии 47-й армии Воронежского фронта, майор | 25.10.1943 |
| 36 | Лобов, Георгий Агеевич | 23.04.1915 — 06.01.1994 | командир 64-го истребительного авиационного корпуса, генерал-майор авиации | 10.10.1951 |
| 37 | Лободин, Иван Иванович | 24.03.1900 — 20.10.1941 | командир 179-го кавалерийского полка 66-й Армавирской кавалерийской дивизии, подполковник | 05.05.1942 |
| 38 | Ломакин, Василий Иванович | 1920 — 18.04.1944 | пулемётчик 105-го гвардейского стрелкового полка 34-й гвардейской Енакиевской Краснознаменной стрелковой дивизии 46-й армии 3-го Украинского фронта, гвардии рядовой | 13.09.1944 |
| 39 | Лукин, Василий Петрович | 12.02.1918 — 07.12.1985 | командир авиаэскадрильи 287-го истребительного авиационного полка (269-я истребительная авиационная дивизия, 14-я воздушная армия, 3-й Прибалтийский фронт), капитан | 26.10.1944 |
| 40 | Мазуренко, Алексей Ефимович | 20.06.1917 — 11.03.2004 | с января 1943 — старший лётчик-инструктор штурмовой авиации на Северном и Черноморском флотах, с января 1944 — командир 7-го штурмового авиационного полка в составе ВВС Балтийского флота, генерал-майор авиации | 23.10.1943, 05.11.1944 |
| 41 | Молочинский, Григорий Фёдорович | 1910 — 06.04.1945 | парторг стрелковой роты 993-го стрелкового Тильзитского полка 263-й стрелковой Сивашской дивизии, 3-й Белорусский фронт, старший сержант | 10.04.1945 |
| 42 | Нестеренко, Григорий Карпович | 27.11.1916 — 21.10.1943 | старший лётчик 291-го истребительного авиационного полка (265-я истребительная авиационная дивизия, 3-й истребительный авиационный корпус, 8-я воздушная армия, 4-й Украинский фронт), лейтенант | 01.11.1943 |
| 43 | Петрова, Галина Константиновна | 06.09.1920 — 08.12.1943 | медицинская сестра 386-го отдельного батальона морской пехоты Новороссийской военно-морской базы Черноморского флота, главстаршина | 17.11.1943 |
| 44 | Плесинов, Василий Никитович | 06.08.1923 — 13.12.1996 | помощник командира взвода 50-го гвардейского стрелкового полка (15-я гвардейская стрелковая дивизия, 5-я гвардейская армия, 1-й Украинский фронт), гвардии старший сержант | 27.06.1945 |
| 45 | Поветкин, Пётр Георгиевич | 02.05.1906 — 05.08.1970 | командир 1-го гвардейского стрелкового полка 2-й гвардейской стрелковой дивизии 56-й армии Северо-Кавказского фронта, гвардии полковник | 17.11.1943 |
| 46 | Прокофьев, Фёдор Васильевич[7] | 25.05.1915 — 18.01.1994 | командир танка 28-го отдельного танкового полка 7-й армии Северо-Западного фронта | 21.03.1940 |
| 47 | Пульный, Василий Фёдорович | 1922 — 26.12.1944 | командир роты автоматчиков 10-го стрелкового корпуса 51-й армии 4-го Украинского фронта (позже — 1-й Прибалтийский фронт), старший лейтенант | 24.03.1945 |
| 48 | Радиловский, Семён Ефимович | 19.11.1922 — 05.01.1998 | командир 4-й батареи 206-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (20-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, 2-я гвардейская танковая армия, 1-й Белорусский фронт), капитан | 31.05.1945 |
| 49 | Рашутин, Григорий Дмитриевич | 14.11.1908 — 19.12.1994 | командир 667-го стрелкового полка (218-я стрелковая дивизия, 47-я армия, Воронежский фронт), майор | 25.10.1943 |
| 50 | Ровенский, Василий Григорьевич | 25.12.1906 — 25.04.1995 | заместитель командира батальона по политической части 212-го стрелкового полка 49-й стрелковой дивизии 33-й армии 1-го Белорусского фронта, старший лейтенант | 27.02.1945 |
| 51 | Романов, Иван Петрович | 16.01.1923 — 05.03.1995 | командир отделения разведки 830-го стрелкового полка (238-я стрелковая дивизия, 50-я армия, 2-й Белорусский фронт), сержант | 24.03.1945 |
| 52 | Самохвалов, Фёдор Николаевич | 21.04.1916 — 22.10.1941 | комиссар танковой роты 1-й танковой бригады (21-я армия, Юго-Западный фронт), заместитель политрука | 27.12.1941 |
| 53 | Силкин, Григорий Петрович | 07.02.1920 — 09.10.1943 | командир взвода 794-го стрелкового полка (232-я стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), лейтенант | 10.01.1944 |
| 54 | Синьков, Сергей Михайлович | 22.09.1909 — 24.07.1984 | командир 45-миллиметрового противотанкового орудия 1118-го стрелкового полка, 333-й стрелковой дивизии 6-й армии 3-го Украинского фронта, старший сержант | 22.02.1944 |
| 55 | Слюсарев, Митрофан Григорьевич | 22.08.1910 — 04.07.1942 | командир взвода 203-го танкового батальона (89-я танковая бригада, 1-й танковый корпус, Брянский фронт), лейтенант | 14.02.1943 |
| 56 | Сорокин, Георгий Александрович | 20.10.1924 — 22.03.1945 | командир танка 51-й танковой бригады (3-й танковый корпус, 2-я танковая армия, 1-й Белорусский фронт), младший лейтенант | 24.02.1945 |
| 57 | Сухов, Константин Васильевич | 31.05.1923 — 15.09.2003 | лётчик-истребитель 16-го гвардейского истребительного авиационного полка, гвардии старший лейтенант | 27.06.1945 |
| 58 | Татаренко, Дмитрий Митрофанович | 23.05.1921 — 14.03.1995 | командир эскадрильи 3-го истребительного авиационного полка (61-я авиационная бригада, ВВС Краснознамённого Балтийского флота), капитан | 24.07.1943 |
| 59 | Темчук, Василий Иванович | 1920 — 22.10.1943 | орудийный номер расчёта 981-го зенитно-артиллерийского полка (9-я зенитно-артиллерийская дивизия, 40-я армия, 1-й Украинский фронт), ефрейтор | 24.12.1943 |
| 60 | Тимощенко, Александр Григорьевич | 03.07.1903 — 11.04.1974 | командующий артиллерией 28-го гвардейского стрелкового корпуса 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта, гвардии полковник | 31.05.1945 |
| 61 | Ткаченко, Григорий Трофимович | 03.04.1916 — 1983 | командир пулеметного взвода 23-го гвардейского воздушно-десантного полка (9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, 5-я гвардейская армия, 1-й Украинский фронт), гвардии лейтенант | 27.06.1945 |
| 62 | Федюнин, Александр Кузьмич | 15.09.1911 — 04.11.1975 | командир стрелкового батальона 210-го гвардейского стрелкового полка 71-й гвардейской стрелковой дивизии, майор | 22.07.1944 |
| 63 | Шапкин, Николай Васильевич | 10.03.1923 — 05.03.1945 | лётчик 43-й авиационной эскадрильи 15-го разведывательного Таллинского Краснознамённого ордена Ушакова авиационного полка (ВВС Краснознамённого Балтийского флота), лейтенант | 22.07.1944 |
| 64 | Шипулин, Андрей Андреевич | 28.08.1920 — 07.03.2015 | начальник разведки дивизиона 16-й миномётной бригады 1-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва Резерва Главного Командования 13-й армии 1-го Украинского фронта, лейтенант | 10.04.1945 |
| 65 | Шурпенко, Дмитрий Васильевич | 11.02.1915 — 1943 | командир взвода 151-го стрелковогоолка (8-я стрелковая дивизия, 13-я армия, Центральный фронт), старшина | 16.10.1943 |
| 66 | Якимов, Павел Никитович | 13.07.1910 — 05.03.1968 | штурман самолёта 1-й транспортной авиационной дивизии главного командования ВВС, капитан | 20.06.1944 |
Проживавшие на Дону после войны
| № | Фамилия, Имя Отчество | Годы жизни | Должность, звание |
Дата указа |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Абрамов, Пётр Петрович | 26.12.1915 — 19.09.2007 | командир отряда 81-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка 1-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии 6-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, гвардии капитан | 23.02.1948 |
| 2 | Алексеев, Павел Фёдорович | 07.07.1912 — 28.04.1985 | командир эскадрильи 142-го гвардейского штурмового авиационного полка 8-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии 1-го гвардейского штурмового авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, гвардии капитан | 27.06.1945 |
| 3 | Артемьев, Фёдор Поликарпович | 02.01.1914 — 12.02.1991 | командир эскадрильи 24-го гвардейского авиационного полка (50-я авиационная дивизия, 6-й авиационный корпус, АДД), гвардии капитан | 13.03.1944 |
| 4 | Архипов, Николай Арсентьевич | 23.10.1918 — 31.07.2003 | командир эскадрильи 32-го истребительного авиационного полка 256-й авиационной дивизии 2-й воздушной армии Воронежского фронта, капитан | 28.09.1943 |
| 5 | Бадюк, Михаил Михайлович | 03.01.1920 — 25.03.1993 | старший воздушный стрелок-радиств составе 9-го гвардейского минно-торпедного авиаполка ВВС Северного Флота, гвардии старшина | 24.08.1944 |
| 6 | Баламуткин, Григорий Васильевич | 03.03.1918 — 10.04.1985 | заместитель командира эскадрильи 431-го Слуцкого Краснознамённого штурмового авиационного полка 299-й Нежинской Краснознамённой ордена Суворова штурмовой авиационной дивизии 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта, старший лейтенант | 26.10.1944 |
| 7 | Балюк, Иван Фёдорович | 30.04.1919 — 13.01.1993 | командир эскадрильи 54-го гвардейского истребительного авиационного полка 1-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 16-й воздушной армии Центрального фронта, гвардии капитан | 24.08.1943 |
| 8 | Бедрышев, Михаил Александрович | 08.11.1919 — 06.03.1974 | стрелок 1140-го стрелкового полка (340-я стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), рядовой | 10.01.1944 |
| 9 | Белый, Спиридон Ефимович | 09.12.1912 — 1994 | командир батареи 150-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка (5-й гвардейский Донской кавалерийский корпус, Южный фронт), гвардии лейтенант | 19.03.1944 |
| 10 | Бокий, Николай Андреевич | 22.11.1918 — 09.09.1995 | командир звена 2-го гвардейского истребительного авиационного полка 6-й истребительной авиационной бригады военно-воздушных сил Северного флота, гвардии младший лейтенант | 24.07.1943 |
| 11 | Брикель, Павел Порфирьевич | 18.11.1903 — 12.10.1983 | командир 6-й гвардейской кавалерийской дивизии 3-го гвардейского кавалерийского корпуса 2-го Белорусского фронта, гвардии генерал-майор | 29.05.1945 |
| 12 | Ванин, Фёдор Варламович | 25.09.1922 — 27.12.1996 | командир стрелкового батальона 836-го стрелкового полка 240-й стрелковой дивизии 38-й армии Воронежского фронта, капитан | 29.10.1943 |
| 13 | Вдовенко, Владимир Кириллович | 29.04.1924 — 28.02.1984 | заместитель командира расчёта 1248-го Армейского артиллерийского Запорожского истребительно-противотанкового полка 1-го Украинского фронта, сержант | 10.04.1945 |
| 14 | Величко, Геннадий Иосифович | 15.02.1922 — 21.10.1999 | снайпер 1008-го стрелкового полка 266-й стрелковой дивизии 3-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, старший сержант | 26.10.1943 |
| 15 | Вернигоренко, Иван Григорьевич | 19.09.1918 — 26.01.1984 | командир отделения 78-го гвардейского стрелкового полка 25-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й армии Юго-Западного фронта, гвардии старший сержант | 18.05.1943 |
| 16 | Габов, Николай Николаевич | 28.11.1919 — 15.03.1982 | разведчик штабной батареи 1-го гвардейского артиллерийского полка 4-й гвардейской воздушно-десантной дивизии 40-й армии 2-го Украинского фронта, гвардии рядовой | 13.09.1944 |
| 17 | Гаврилов, Виктор Савельевич | 28.09.1919 — 11.07.1980 | старший лётчик 173-го гвардейского Слуцкого Краснознамённого ордена Кутузова штурмового авиаполка 11-й гвардейской Нежинской Краснознамённой ордена Суворова штурмовой авиационной дивизии 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта, гвардии лейтенант | 23.02.1945 |
| 18 | Гавриш, Иван Фомич | 07.04.1920 — ???? | командир звена 74-го гвардейского штурмового авиаполка (1-я гшад, 1-я воздушная армия, 3-й Белорусский фронт, гвардии старший лейтенант | 19.04.1945 |
| 19 | Голубничий, Иван Поликарпович | 09.03.1923 — 23.09.1987 | заместитель командира эскадрильи 47-го гвардейского отдельного авиационного разведывательного полка (4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт), гвардии капитан | 15.05.1946 |
| 20 | Горшков, Иван Дмитриевич | 22.07.1914 — 1987 | стрелок 42-го стрелкового полка (180-я стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), красноармеец | 29.10.1943 |
| 21 | Гриб, Михаил Иванович | 02.10.1919 — 11.07.2003 | командир звена 6-го гвардейского авиационного полка (62-я авиационная бригада ВВС Черноморского флота), гвардии старший лейтенант | 23.10.1943 |
| 22 | Губа, Василий Александрович | 16.08.1915 — 17.09.1990 | пулеметчик 871-го стрелкового полка (276-я стрелковая дивизия, 9-я армия, Северо-Кавказский фронт), рядовой | 16.05.1944 |
| 23 | Данюшин, Николай Алексеевич | 30.10.1919 — 10.09.1992 | стрелок-радист 4-го гвардейского ближнебомбардировочного авиационного полка (188-я бомбардировочная авиационная дивизия, 15-я воздушная армия, 2-й Прибалтийский фронт), гвардии старшина | 18.08.1945 |
| 24 | Дмитриев, Александр Павлович | 29.07.1910 — 04.05.1969 | заместитель командира по политической части 55-й гвардейской Васильковской Краснознаменной орденов Ленина, Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого танковой бригады (7-й гвардейский танковый корпус, 3-я гвардейская танковая армия, 1-й Украинский фронт), гвардии подполковник | 27.06.1945 |
| 25 | Долгов, Иван Илларионович | 15.04.1920 — 08.11.1995 | старший лётчик 715-го штурмового авиационного полка (136-я штурмовая авиационная дивизия, 10-й штурмовой авиационный корпус, 17-я воздушная армия, 3-й Украинский фронт, лейтенант | 29.06.1945 |
| 26 | Долинский, Сергей Андреевич | 20.10.1920 — 11.08.1993 | старший лётчик 569-го авиаполка 199-й дивизии (4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт), лейтенант | 18.08.1945 |
| 27 | Дранко, Пётр Александрович | 09.09.1913 — 20.10.1993 | командир эскадрильи 89-го Гвардейского истребительного авиационного полка (7-я Гвардейская истребительная авиационная дивизия, 2-й истребительный авиационный корпус, 1-я Воздушная армия, Западный фронт, гвардии майор | 02.09.1943 |
| 28 | Дрыгин, Василий Михайлович | 08.03.1921 — 03.09.2009 | старший лётчик 298-го истребительного авиационного полка 229-й истребительной авиационной дивизии 4-й воздушной армии Северо-Кавказского фронта, капитан | 24.03.1943 |
| 29 | Евплов, Иван Гаврилович | 16.05.1920 — 19.05.2015 | командир батальона 988-го стрелкового полка (230-я стрелковая дивизия, 5-я ударная армия, 1-й Белорусский фронт), майор | 31.05.1945 |
| 30 | Занин, Иван Дмитриевич | 21.06.1914 — 25.05.1961 | командир эскадрильи 312-го штурмового авиационного полка (233-я штурмовая авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт), капитан | 18.08.1945 |
| 31 | Заякин, Василий Васильевич | 15.03.1918 — 17.01.1995 | помощник командира взвода 1343-го стрелкового полка (399-я стрелковая дивизия, 48-я армия, 1-й Белорусский фронт), сержант | 24.03.1945 |
| 32 | Зверев, Валентин Павлович | 01.02.1924 — 19.09.1986 | командир взвода разведки 200-го гвардейского стрелкового полка 68-й гвардейской стрелковой дивизии, 40-й армии Воронежского фронта, лейтенант | 10.01.1944 |
| 33 | Зонов, Пантелей Петрович | 30.07.1913 — 15.01.1998 | заместитель командира стрелкового батальона по политчасти 221-го гвардейского стрелкового полка (77-я гвардейская стрелковая дивизия, 61-я армия, Центральный фронт), гвардии капитан | 15.01.1944 |
| 34 | Зуев, Кузьма Андреевич | 22.10.1914 — 15.01.1978 | командир орудия 1019-го стрелкового полка (307-я стрелковая дивизия, 13-я армия, Центральный фронт, ефрейтор | 07.08.1943 |
| 35 | Ивин, Тимофей Фёдорович | 23.02.1917 — 10.07.1964 | командир дивизиона 489-го минометного полка, 5-й ударной армии, 1-го Белорусского фронта, капитан | 24.03.1945 |
| 36 | Калинич, Николай Денисович | 25.08.1909 — 10.07.1996 | помощник командира взвода 60-го гвардейского кавалерийского полка (16-я гвардейская кавалерийская дивизия, 7-й гвардейский кавалерийский корпус, 61-я армия, Центральный фронт), гвардии старший сержант | 15.01.1944 |
| 37 | Каулько, Иван Демидович | 24.10.1912 — 19.05.1976 | начальник артиллерии 198-го гвардейского стрелкового полка (68-я гвардейская стрелковая дивизия, 40-я армия, Воронежский фронт), гвардии капитан | 24.12.1943 |
| 38 | Ковалёв, Андрей Матвеевич | 29.12.1916 — 12.07.2002 | командир танкового батальона 55-й гвардейской танковой бригады (7-й гвардейский танковый корпус, 3-я гвардейская танковая армия, 1-й Украинский фронт), гвардии капитан | 10.01.1944 |
| 39 | Козлов, Иван Семёнович | 02.11.1902 — 02.08.1982 | командир 1040-го стрелкового полка 295-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, подполковник | 31.05.1945 |
| 40 | Коршунов, Константин Ионович | 17.10.1920 — 08.03.2005 | командир эскадрильи 29-го гвардейского истребительного авиационного полка 275-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 13-й воздушной армии Ленинградского фронта, гвардии старший лейтенант | 04.02.1944 |
| 41 | Котов, Яков Михайлович | 23.03.1921 — 10.12.1990 | механик-водитель 20-й гвардейской танковой бригады (11-й гвардейский танковый корпус, 1-я гвардейская танковая армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии старший сержант | 06.04.1945 |
| 42 | Кравцов, Ольгерд Тихонович | 06.07.1912 — 12.12.1993 | командир 15-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона (6-я понтонно-мостовая бригада, 3-я гвардейская, танковая армия, 1-й Украинский фронт), майор | 10.04.1945 |
| 43 | Кузнецов, Алексей Иванович | 15.09.1919 — 09.06.1985 | помощник командира взвода управления батареи 507-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (5-я ударная армия, 1-й Белорусский фронт), старшина | 24.03.1945 |
| 44 | Кузнецов, Николай Александрович | 10.10.1918 — 24.10.1982 | помощник по воздушно-стрелковой службе командира 760-го истребительного авиационного полка 324-й истребительной авиационной дивизии 7-й воздушной армии Карельского фронта, майор | 26.10.1944 |
| 45 | Кузьминых, Иван Ильич | 14.03.1919 — 03.03.1986 | командир 98-го отдельного истребительного батальона противотанковых ружей 60-й армии Центрального фронта, капитан | 17.10.1943 |
| 46 | Кулижский, Пётр Иванович | 15.09.1899 — 27.04.1959 | командир 152-й стрелковой дивизии (46-я армия, 3-й Украинский фронт), полковник | 01.11.1943 |
| 47 | Кульнев, Андрей Митрофанович | 05.07.1924 — 05.11.2003 | войсковой разведчик, командир взвода бронетранспортёров разведывательной роты 2-й гвардейской механизированной бригады 1-го гвардейского ордена Ленина механизированного корпуса 4-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта, гвардии старший сержант | 29.06.1945 |
| 48 | Кучинский, Михаил Иванович | 23.12.1911 — 01.01.1995 | заместитель командира эскадрильи 218-й штурмового авиационного полка (299-я штурмовая авиационная дивизия, 16-я воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), капитан | 23.02.1945 |
| 49 | Леонов, Николай Иванович | 20.04.1919 — 03.05.1997 | командир эскадрильи 183-го истребительного авиационного полка (294-я истребительная авиационная дивизия, 4-й истребительный авиационный корпус, 5-я воздушная армия, 2-й Украинский фронт), старший лейтенант | 13.04.1944 |
| 50 | Лубяной, Иван Андреевич | 25.10.1909 — 25.11.1985 | механик-водитель танка 4-го танкового полка (35-я механизированная бригада, 1-й механизированный корпус, 2-я гвардейская танковая армия, 1-й Белорусский фронт), старший сержант | 24.03.1945 |
| 51 | Макаров, Зосим Исаакович | 31.10.1919 — 11.10.1994 | командир эскадрильи 91-го гвардейского штурмового авиационного полка (4-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 5-й штурмовой авиационный корпус, 2-я воздушная армия, 1-й Украинский фронт), гвардии капитан | 04.02.1944 |
| 52 | Макаров, Константин Васильевич | 23.05.1923 — 27.02.1995 | командир звена 74-го гвардейского штурмового авиационного полка 1-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии 1-й воздушной армии 3-го Белорусского фронта, гвардии старший лейтенант | 23.02.1945 |
| 53 | Медноногов, Вячеслав Александрович[8] | 07.01.1924 — 05.02.1997 | лётчик 783-го штурмового авиационного полка 199-й штурмовой авиационной дивизии 4-го штурмового авиационного корпуса 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, младший лейтенант | 18.08.1945 |
| 54 | Мизерный, Нестер Данилович | 27.10.1902 — 18.07.1969 | командир 111-го гвардейского гаубичного артиллерийского полка 40-й армии Воронежского фронта, гвардии подполковник | 09.10.1943 |
| 55 | Мишулин, Василий Александрович | 26.04.1900 — 26.04.1967 | командир 57-й танковой дивизии 20-й армии Западного фронта, генерал-лейтенант танковых войск | 24.07.1941 |
| 56 | Молодиков, Михаил Григорьевич | 21.11.1902 — 09.11.1981 | командир взвода 1022-го стрелкового полка (269-я стрелковая дивизия, 3-я армия, 1-й Белорусский фронт), лейтенант | 23.07.1944 |
| 57 | Морозов, Лаврентий Ильич | 10.08.1905 — 12.1997 | командир роты 456-го стрелкового полка (167-я стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), лейтенант | 10.01.1944 |
| 58 | Москаленко, Георгий Васильевич | 17.02.1918 — 18.11.1991 | командир звена 6-го гвардейского истребительного авиационного полка 62-й авиационной бригады военно-воздушных сил Черноморского флота, гвардии старший лейтенант | 14.06.1942 |
| 59 | Москинский, Александр Иванович | 30.08.1914 — 23.01.1966 | помощник командира взвода 454-го стрелкового полка 100-й стрелковой дивизии 27-й армии Воронежского фронта, сержант | 10.01.1944 |
| 60 | Мячин, Василий Дмитриевич | 17.12.1918 — 14.03.1980 | командир батальона 114-го гвардейского стрелкового полка (37-я гвардейская стрелковая дивизия, 65-я армия, 2-й Белорусский фронт), гвардии майор | 29.06.1945 |
| 61 | Найдёнов, Григорий Артёмович | 27.12.1915 — 29.09.2010 | командир взвода 120-миллиметровых миномётов миномётного дивизиона 9-го отдельного минометного полка 40-й армии Воронежского фронта, старший лейтенант | 24.12.1943 |
| 62 | Нарбут, Борис Станиславович | 25.12.1915 — 08.08.1995 | командир роты 91-го инженерного батальона 47-й армии Воронежского фронта, старший лейтенант | 03.06.1944 |
| 63 | Науменко, Иван Афанасьевич | 04.10.1918 — 1986 | заместитель командира эскадрильи 58-го гвардейского штурмового авиационного полка 2-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии 16-й воздушной армии Центрального фронта, гвардии старший лейтенант | 04.02.1944 |
| 64 | Никулина, Евдокия Андреевна | 08.11.1917 — 25.03.1993 | командир эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии майор | 26.10.1944 |
| 65 | Олепир, Алексей Иванович | 17.03.1921 — 23.08.2004 | командир звена 657-го штурмового авиационного полка 196-й штурмовой авиационной дивизии 4-го штурмового авиационного корпуса 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, старший лейтенант | 18.08.1945 |
| 66 | Орищенко, Николай Николаевич | 07.01.1925 — 14.10.2014 | командир орудия 6-го гвардейского стрелкового полка (2-я гвардейская Таманская стрелковая дивизия, Отдельная Приморская армия), гвардии младший сержант | 16.05.1944 |
| 67 | Осин, Дмитрий Васильевич | 25.10.1912 — 22.09.1987 | командир 172-го гвардейского стрелкового полка (57-я гвардейская стрелковая дивизия, 8-я гвардейская армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии капитан | 24.03.1945 |
| 68 | Павленко, Николай Никитович | 09.06.1920 — 22.11.1997 | командир эскадрильи 91-го штурмового авиационного полка (4-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 5-й штурмовой авиационный корпус, 5-я воздушная армия, 2-й Украинский фронт, гвардии старший лейтенант | 23.02.1945 |
| 69 | Песков, Дмитрий Михайлович | 13.10.1914 — 21.05.1975 | командир батареи 2-го гвардейского отдельного конного артиллерийского дивизиона 4-го гвардейского кавалерийского корпуса Южного фронта, гвардии старший лейтенант | 31.03.1943 |
| 70 | Плиев, Исса Александрович | 25.11.1903 — 07.01.1979 | генерал армии, командир гвардейской кавалерийской дивизии и корпуса, с 1944 — конно-механизированных групп | 16.04.1944, 08.09.1945 |
| 71 | Погорелов, Михаил Савельевич | 08.11.1921 — 13.03.1981 | командир эскадрильи 4-го истребительного авиационного полка 185-й истребительной авиационной цивизии 14-го истребительного авиационного корпуса 15-й воздушной армии 2-го Прибалтийского фронта, капитан | 18.08.1945 |
| 72 | Попов, Андрей Кириллович[9] | 30.09.1916 — 06.09.1976 | командир экипажа 14-го бомбардировочного авиационного полка (22-я авиационная дивизия ДБА, позже — 62-я авиационная дивизия ДД), старший лейтенант | 13.03.1944 |
| 73 | Прощаев, Григорий Моисеевич | 23.01.1923 — 06.11.1981 | командир эскадрильи 235-го штурмового авиационного полка 264-й штурмовой авиационной дивизии 5-го штурмового авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, старший лейтенант | 26.10.1944 |
| 74 | Разволяев, Иван Павлович | 25.01.1915 — 04.02.1981 | командир 2-го эскадрона 60-го гвардейского кавалерийского полка 16-й гвардейской Черниговской кавалерийской дивизии, 7-го гвардейского кавалерийского корпуса 1-го Белорусского фронта, гвардии капитан | 27.02.1945 |
| 75 | Ривкин, Борис Миронович | 19.12.1919 — 02.10.2004 | командир эскадрильи 54-го гвардейского истребительного авиационного полка 1-й гвардейской истребительной авиационной дивизии 16-й воздушной армии Центрального фронта, гвардии капитан | 24.08.1943 |
| 76 | Рой, Алексей Хрисанфович | 12.03.1922 — ???? | войсковой разведчик, помощник командира взвода разведывательной роты 6-й гвардейской механизированной бригады (2-й гвардейский механизированный корпус, 46-я армия, 2-й Украинский фронт), гвардии старшина | 15.05.1946 |
| 77 | Савченко, Александр Петрович | 15.07.1919 — 08.04.1988 | командир эскадрильи 127-го истребительного авиационного полка (282-я истребительная авиационная дивизия, 6-й смешанный авиационный корпус, 16-я воздушная армия, Центральный фронт), капитан | 04.02.1944 |
| 78 | Самохвалов, Иосиф Иванович | 17.04.1918 — 08.08.1981 | командир эскадрильи 825-го штурмового авиационного полка (225-я штурмовая авиационная дивизия, 15-я воздушная армия, 2-й Прибалтийский фронт), капитан | 26.10.1944 |
| 79 | Самохин, Николай Ермолаевич | 01.10.1913 — 27.03.1978 | командир звена 11-го отдельного разведывательного авиационного полка 3-й воздушной армии Калининского фронта, капитан | 02.09.1943 |
| 80 | Сафонов, Георгий Александрович | 23.04.1902 — 10.11.1984 | командир 256-го стрелкового полка 30-й стрелковой дивизии 9-й армии Южного фронта, полковник | 27.03.1942 |
| 81 | Середа, Пётр Сельверстович | 03.12.1917 — 07.12.1984 | генерал-майор авиации, командир эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка (216-я истребительная авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, Закавказский фронт), капитан | 23.11.1942 |
| 82 | Сидорин, Василий Николаевич | 29.01.1921 — 08.09.1992 | командир звена 807-го штурмового авиаполка (206-я штурмовая авиационная дивизия, 7-й штурмовой авиационный корпус, 14-я воздушная армия, 3-й Прибалтийский фронт), лейтенант | 23.02.1945 |
| 83 | Субботин, Иван Петрович | 27.02.1915 — 26.08.1980 | командир 266-го гвардейского стрелкового полка (88-я гвардейская стрелковая дивизия, 8-я гвардейская армия, 1-й Белорусский фронт), гвардии подполковник | 24.03.1945 |
| 84 | Тимченко, Василий Михайлович | 11.08.1911 — 15.03.2000 | командир батальона 619-го стрелкового полка (203-я стрелковая дивизия, 53-я армия, 2-й Украинский фронт), капитан | 24.03.1945 |
| 85 | Тупикин, Григорий Васильевич | 10.10.1916 — 07.03.1965 | командир батареи 698-го легкого артиллерийского полка (78-я лёгкая артиллерийская бригада, 27-я артиллерийская дивизия, 2-й Прибалтийский фронт), капитан | 24.03.1945 |
| 86 | Фомин, Евгений Александрович | 28.03.1915 — 1997 | командир эскадрильи 166-го гвардейского штурмового авиационного полка (10-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия, 2-я воздушная армия, 1-й Украинский фронт), гвардии капитан | 26.10.1944 |
| 87 | Харитошкин, Василий Иванович | 23.02.1923 — 1992 | начальник радиостанции 676-го артиллерийского полка (232-я Сумская стрелковая дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), рядовой | 10.01.1944 |
| 88 | Холодный, Георгий Степанович | 01.05.1919 — 26.02.1985 | лётчик 157-го истребительного авиационного полка (234-я истребительная авиационная дивизия, 6-й истребительный авиационный корпус, 16-я Воздушная армия, 1-й Белорусский фронт), капитан | 15.05.1946 |
| 89 | Цветков, Василий Фёдорович | 23.08.1909 — 13.11.1981 | командир отделения 69-го отдельного инженерного батальона 37-й армии Степного фронта, старший сержант | 20.12.1943 |
| 90 | Часнык, Николай Леонтьевич | 26.10.1921 — 07.12.1993 | заместитель командира эскадрильи 148-го гвардейского истребительного авиационного полка особого назначения 148-й истребительной авиационной дивизии Войск противовоздушной обороны, гвардии старший лейтенант | 22.08.1944 |
| 91 | Чубуков, Семён Исаакович | 04.01.1907 — 29.06.1983 | командир 262-го танкового батальона (70-я танковая бригада, 5-й танковый корпус, Западный фронт), майор | 10.03.1944 |
| 92 | Шапошников, Матвей Кузьмич | 29.11.1906 — 28.06.1994 | генерал-лейтенант танковых войск, начальник оперативного отдела 37-й танковой дивизии Юго-Западного фронта; в июле-октябре 1942 — начальник штаба 19-го танкового корпуса, в Курской битве — командир 178-й танковой бригады | 10.01.1944 |
| 93 | Шелаев, Антон Стефанович | 17.01.1924 — 16.07.1976 | командир отделения 84-й отдельной разведывательной роты 42-й Смоленской Краснознамённой стрелковой дивизии 49-й армии 2-го Белорусского фронта, старшина | 29.06.1945 |
| 94 | Шепелев, Георгий Михайлович | 01.11.1910 — 09.03.1983 | командир 219-го минометного полка (18-я минометная бригада, 15-я артиллерийская дивизия прорыва, Ленинградский фронт), подполковник | 21.07.1944 |
| 95 | Шипилов, Яков Петрович | 31.08.1925 — 31.08.2011 | командир роты 361-го отдельного пулемётно-артиллерийского батальона (159-й укрепленный район, 40-я армия, 2-й Украинский фронт), лейтенант | 24.03.1943 |
Совершившие подвиг на Донской земле
| № | Фамилия, Имя Отчество | Годы жизни | Должность, звание |
Дата указа |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Абдиров, Нуркен Абдирович | 09.08.1919 — 19.12.1942 | пилот 808-го штурмового авиационного полка 267-й штурмовой авиационной дивизии 1-го смешанного авиакорпуса 17-й воздушной армии Юго-Западного фронта, сержант | 31.03.1943 |
| 2 | Атаев, Аннаклыч | 1912 — 22.01.1943 | командир эскадрона 294-го кавалерийского полка (112-я добровольческая Башкирская кавалерийская дивизия, 8-й кавалерийский корпус, 5-я танковая армия, Юго-Западный фронт), лейтенант | 31.03.1943 |
| 3 | Баранов, Василий Андреевич | 04.02.1914 — 17.04.1945 | командир мотострелкового батальона 1-й гвардейской механизированной бригады 1-го гвардейского механизированного корпуса 4-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта, гвардии капитан | 29.06.1945 |
| 4 | Безменов, Василий Иванович | 01.01.1914 — 04.01.1943 | заместитель командира батареи по политической части 915-го артиллерийского полка 346-й стрелковой дивизии 5-й танковой армии Юго-Западного фронта, старший лейтенант | 31.03.1943 |
| 5 | Белик, Пётр Алексеевич | 06.10.1909 — 12.06.1980 | командир 8-го отдельного мотоциклетного полка 5-й танковой армии, подполковник | 14.02.1943 |
| 6 | Вавилов, Сергей Васильевич | 20.08.1914 — 18.11.1941 | военный комиссар артиллерийской батареи 606-го стрелкового полка (317-я стрелковая дивизия, 56-я отдельная армия), младший политрук | 23.02.1942 |
| 7 | Васильев, Владимир Александрович | 1921 — 15.01.1943 | командир отделения 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии сержант | 31.03.1943 |
| 8 | Гардеман, Григорий Иванович | 1907 — 08.03.1942 | политрук 7-й стрелковой роты 71-го стрелкового полка 30-й стрелковой дивизии (56-я армия, Южный фронт) | 31.03.1943 |
| 9 | Гончаров, Леонид Антонович | 12.10.1903 — 31.10.1941 | командир 131-го истребительного авиационного полка (20-я смешанная авиационная дивизия, 9-я армия, Южный фронт), подполковник | 06.06.1942 |
| 10 | Деликов, Эрдни Теледжиевич | 22.11.1914 — 21.07.1942 | командир расчёта ПТР 273-го кавалерийского полка (110-я отдельная калмыцкая кавалерийская дивизии, 51-я армия, Северо-Кавказский фронт), сержант | 31.03.1943 |
| 11 | Докукин, Иван Архипович | 17.06.1920 — 08.06.1943 | заместитель командира эскадрильи 504-го штурмового авиационного полка 226-й штурмовой авиационной дивизии 8-й воздушной армии Юго-Восточного фронта, лейтенант | 08.02.1943 |
| 12 | Ерошин, Александр Матвеевич | 23.08.1923 — 18.05.2003 | командир танка «Т-34» 37-го гвардейского танкового полка 15-й гвардейской механизированной бригады 4-го гвардейского механизированного корпуса 5-й ударной армии Южного фронта, гвардии лейтенант | 28.04.1943 |
| 13 | Есауленко, Владимир Венедиктович | 1912 — 28.1.1942 | командир роты 71-го стрелкового полка (30-я стрелковая дивизия, 56-я армия, Южный фронт), лейтенант | 27.03.1942 |
| 14 | Иванов, Алексей Александрович | 03.03.1922 — 17.11.1941 | стрелок-бомбардир 52-го ближнебомбардировочного авиационного полка (76-я смешанная авиационная дивизия, ВВС 37-й армии, Юго-Западный фронт), старший сержант | 27.12.1941 |
| 15 | Котов, Евгений Петрович | 21.02.1923 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 16 | Кубакаев, Тимирай Кубакаевич | 01.07.1919 — 15.01.1943 | командир взвода автоматчиков 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии младший сержант | 31.03.1943 |
| 17 | Курбаев, Афанасий Афанасьевич | 31.03.1907 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 18 | Ликунов, Иван Сергеевич | 1911 — 16.01.1943 | командир роты 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии лейтенант | 31.03.1943 |
| 19 | Мадоян, Гукас Карапетович | 15.01.1906 — 11.06.1975 | командир батальона 159-й стрелковой бригады 28-й армии Южного фронта, старший лейтенант | 31.03.1943 |
| 20 | Немировский, Николай Николаевич | 1921 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 21 | Нечаев, Михаил Ефимович | 12.08.1916 — 26.12.1942 | командир батальона 130-й танковой бригады 24-го танкового корпуса 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, капитан | 14.02.1943 |
| 22 | Оганов, Сергей Мамбреевич | 23.02.1921 — 18.11.1941 | командир артиллерийской батареи 606-го стрелкового полка 317-й стрелковой дивизии 56-й армии Южного фронта, лейтенант | 22.02.1943 |
| 23 | Полухин, Иван Андреевич | 01.07.1924 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 24 | Поляков, Константин Илларионович | 20.02.1924 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 25 | Пудовкин, Павел Григорьевич | 15.04.1904 — 19.08.1943 | помощник командира взвода 905-го стрелкового полка (248-я стрелковая дивизия, 28-я армия, Южный фронт), старший сержант | 19.04.1944 |
| 26 | Севрюков, Николай Михайлович | 26.04.1909 — 15.01.1943 | командир отделения 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии сержант | 31.03.1943 |
| 27 | Седов, Иван Васильевич | 26.12.1923 — 15.01.1943 | командир взвода 2-й стрелковой роты 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии младший лейтенант | 31.03.1943 |
| 28 | Селиверстов, Кузьма Егорович | 14.11.1913 — 15.10.1941 | командир звена 55-го истребительного авиационного полка (20-я смешанная авиационная дивизия, 9-я армия, Южный фронт), лейтенант | 27.03.1942 |
| 29 | Сержантов, Иван Яковлевич | 17.02.1919 — 29.04.1943 | лётчик 9-го гвардейского истребительного авиационного полка (8-я воздушная армия, Южный фронт), гвардии лейтенант | 24.08.1943 |
| 30 | Сирин, Николай Иванович | 09.05.1922 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 31 | Соломатин, Алексей Фролович | 12.02.1921 — 21.05.1943 | командир эскадрильи 296-го истребительного авиационного полка 268-й авиационной дивизии 8-й воздушной армии Южного фронта, старший лейтенант | 01.05.1943 |
| 32 | Старцев, Фёдор Григорьевич | 1908 — 18.01.1943 | помощник наводчика противотанкового ружья 58-й мотострелковой бригады (2-й танковый корпус, 3-я гвардейская армия, Юго-Западный фронт), рядовой | 26.10.1943 |
| 33 | Тарасенко, Иван Иванович | 27.09.1923 — 16.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
| 34 | Утягулов, Зубай Тухватович | 15.09.1913 — 15.01.1943 | стрелок 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, гвардии рядовой | 31.03.1943 |
Интересный факт
Сразу тринадцать советских бойцов одной роты 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта под командованием гвардии лейтенанта Ликунова Ивана Сергеевича за свой подвиг в бою у железнодорожной станции Красновка Тарасовского района Ростовской области — были посмертно награждены званием Героев Советского Союза ( выделены в таблице таким цветом ).
В Москве в Центральном музее Вооружённых Сил оборудован стенд «Тринадцать Героев Красновки»[10].
Напишите отзыв о статье "Список Героев Советского Союза (Ростовская область)"
Примечания
- ↑ [shakht.ru/heroes/Kolesnikov/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ [shakht.ru/heroes/Kuznetsov/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ Присвоено звание Герой России
- ↑ [shakht.ru/heroes/Schepkin/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ [shakht.ru/heroes/Kobzev/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ [shakht.ru/heroes/Kosenko/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ [shakht.ru/heroes/Prokofiev/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ [www.bugulma.ws/news/2009-03-27-177 Память жива, пока живы наши сердца]
- ↑ [shakht.ru/heroes/Popov/ Шахтинцы — Герои Советского Союза]
- ↑ [www.podvigrasy.ru/mg/20080115/index_3.html Подвиг Тринадцати Героев Красновки]
Ссылки
- [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Urozenci.pdf ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА — УРОЖЕНЦЫ ДОНА (Герои Дона © Донская государственная публичная библиотека)]
- [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Do.pdf ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ПРОЖИВАВШИЕ НА ДОНУ ДО ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (Герои Дона © Донская государственная публичная библиотека)]
- [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Posle.pdf ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ПРОЖИВАВШИЕ НА ДОНУ ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (Герои Дона © Донская государственная публичная библиотека)]
- [dspl.ru/files/el_res/milash_2010/2010txt/news/Geroi_Podvigi.pdf ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, УДОСТОЕННЫЕ ЗВАНИЯ ЗА ПОДВИГИ НА ДОНУ (Герои Дона © Донская государственная публичная библиотека)]
- [www.voopiik-don.ru/main/2009-06-01-10-23-39/38-2009-06-01-07-00-23/998-2010-06-18-09-34-05 ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, УДОСТОЕННЫЕ ЭТОГО ЗВАНИЯ ЗА ПОДВИГИ, СОВЕРШЁННЫЕ В БОЯХ НА ДОНСКОЙ ЗЕМЛЕ В ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ВОЙНУ]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список Героев Советского Союза (Ростовская область)
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]
«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.
Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.
На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.
Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.
Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.
В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.
Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
