Список автомагистралей штата Айдахо

Спи́сок автомагистра́лей шта́та Айда́хо — перечисление и описание основных автомагистралей, проходящих или лежащих в границах штата Айдахо, США.

Описание

До 1920-х годов в Айдахо была отличная от общенациональной система нумерации автодорог, называемая «Тропы Сэмпсона» (англ. Sampson Trails). Система получила название в честь Чарльза Сэмпсона, который ввёл её без затрат со стороны штата. К середине 1930-х годов Айдахо полностью перешёл на стандартную систему нумерации автодорог. За развитие и классификацию дорожной сети штата ныне отвечает министерство транспорта Айдахо.

Межштатные автомагистрали

Графическое обозначение	Название	Километраж, км	Описание	Схема
	I-15	320	Пересекает города Покателло, Блэкфут и Айдахо-Фолс.
	I-84	444	Пересекает Бойсе и второстепенные города.
	I-86	101	Проходит от I-84 в Хейбёрне до I-15 в Покателло.
	I-90	117	Проходит через Уоллес.
	I-184	6	Ответвление от I-84 до делового центра Бойсе.

Федеральные автодороги

	US 2	От US 2 у границы с Вашингтоном до границы с Монтаной у Мойи-Спрингс.
	US 12	От границы с Вашингтоном у Льюистона до границы с Монтаной у Лоло-Пасс.
	US 20	От границы с Орегоном до города Парма.
	US 26	От Шошона до Арко.
	US 30	Параллельно I-84 и I-86.
	US 30N	Ответвление от US 95 до Вайзера.
	US 30S
	US 89	Частично вокруг озера Бэр.
	US 91	От границы с Ютой до Айдахо-Фолс.
	US 93	От Джекпота в Неваде до Лост-Трейл-Пасс в Монтане параллельно US 26.
	US 95	От границы с Орегоном близ Джордан-Валли до границы с Британской Колумбией близ Истпорта.
	US 95E
	US 95W
	US 195	От Льюистона до границы с Вашингтоном.

Внутриштатные шоссе

	SH-1	От US 95 до канадской границы близ Портхилла.
	SH-3	От округа Нез-Перс на север до I-90 в округе Кутеней.
	SH-4	От Уоллеса до городов-призраков Джем и Бёрк.
	SH-5	От Пламмера до Сент-Мериз.
	SH-6	От SH-3 до границы с Вашингтоном близ Потлетча.
	SH-7	Близ общин Орофино и Ахсашка.
	SH-8	От границы с Вашингтоном близ Москоу до реки Элк.
	SH-9	От SH-6 у Принстона до SH-8 у Диари.
	SH-11	Пролегает через Вайпп и Пирс в округе Клируотер.
	SH-13	От Кускии до центральной части Грейнджвилла.
	SH-14	От Грейнджвилла до Элк-Сити.
	SH-16	От Стара до Эмметта.
	SH-19	От Колдуэлла до границы с Орегоном близ Хоумдейла.
	SH-21	От восточной части Бойсе до Стэнли.
	SH-22	От Дубойса до SH-33 в округе Бьютт.
	SH-24	От Бёрли до Шошона.
	SH-25	Близ I-84 от Джерома до области Декло.
	SH-27	От Окли до Бёрли и Пола.
	SH-28	От Салмона до I-15 близ Континентального водораздела.
	SH-29	От Лидора до границы с Монтаной.
	SH-31	От Суон-Валли до Виктора.
	SH-32	От Эштона до Титонии.
	SH-33	От округа Бьютт до границы с Вайомингом.
	SH-34	Ответвляется до SH-36 близ Престона и идёт до границы с Вайомингом.
	SH-36	От Овида через Престон до I-15.
	SH-37	От границы округов Онейда и Пауэр до I-86 у Американ-Фолс.
	SH-38	От Холбрука до Малад-Сити и I-15.
	SH-39	От Блэкфута до Американ-Фолс.
	SH-40	От Дауни до I-15.
	SH-41	От Пост-Фолс до границы с Вашингтоном близ Ньюпорта.
	SH-43	От US 26 до Юкона.
	SH-44	От I-84 через Треже-Валли до Гарден-Сити.
	SH-45	От SH-76 до центральной части города Нампа.
	SH-46	От округа Камас до Венделла.
	SH-47	В округе Фримонт с конечным пунктом в Эштоне.
	SH-48	От Робертса до Райри.
	SH-50	От US 30 близ Кимберли до SH-25.
	SH-51	От Маунтин-Хоума до границы с Невадой.
	SH-52	От Хорсшу-Бенд до границы с Орегоном близ Пейетта.
	SH-53	От Ратдрама до границы с Вашингтоном.
	SH-54	От Спирит-Лейка до Бейвью.
	SH-55	От Марсинга через Меридиан к Нью-Медоус.
	SH-57	От Прист-Ривера до Нордмана.
	SH-58	Продолжение трассы WA-278 до US 95 у Рокфорда.
	SH-60	От US 95 близ Пламмера до границы с Вашингтоном.
	SH-61	Продолжение трассы WY-89 близ Дженевы.
	SH-62	От Крейгмонта до Нез-Перса на северо-востоке штата.
	SH-64	От Нез-Перса до US-12 в Камии.
	SH-66	От US 95 близ Виолы до границы с Вашингтоном.
	SH-67	От Маунтин-Хоума через одноимённую базу ВВС до Гранд-Вью.
	SH-69	От Куны до I-84 в Меридиане.
	SH-71	От Кембриджа до границы с Орегоном близ дамбы Браунли.
	SH-72	От Нью-Плимута до SH-52.
	SH-74	От южной части Твин-Фолса до центральной части.
	SH-75	От Шошона через Сан-Валли до Чаллиса.
	SH-77	От US 30 до Мальты.
	SH-78	Сельская дорога от Марсинга до Хэмметта.
	SH-79	От US 93 у Твин-Фолса к северу до Джерома.
	SH-81	От Мальты до Бёрли.
	SH-87	От US 20 вдоль озера Хенрис до границы с Монтаной.
	SH-97	От Харрисона до I-90.
	SH-99	От Троя до Кендрика.
	SH-128	От севера Льюистона до границы с Вашингтоном.
	SH-162	От Не-Персе до Камии.
	SH-200	Живописная дорога Пенд-Орей на востоке от Пондерея до границы с Монтаной.

Ссылки

• [itd.idaho.gov/ Министерство транспорта Айдахо] (англ.). Проверено 27 августа 2011. [www.webcitation.org/6AD822WeH Архивировано из первоисточника 26 августа 2012].
• [www.us-highways.com/id-us.htm Описание Федеральных дорог в Айдахо] (англ.). Проверено 27 августа 2011. [www.webcitation.org/6AD82rePz Архивировано из первоисточника 26 августа 2012].

Отрывок, характеризующий Список автомагистралей штата Айдахо

С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.