Список главных редакторов «Комсомольской правды»

В список включены журналисты, которые занимали должность главного редактора газеты. В списке отражены периоды работы на посту главного редактора. Список включает почти всех главных редакторов со времени учреждения газеты до наших дней. Со времени учреждения издания (13 марта 1925 года) должность главного редактора занимали 19 человек (в течение 1937 года сменилось три главреда):

Имя	Фотография	Годы жизни	Период работы	Примечания
Александр Слепков		1899—1937	1925	Арестован 26 сентября 1932 г., Коллегией ОГПУ 11 октября 1932 г. осуждён на три года ссылки в г. Тара Западно-Сибирского края. Затем Коллегией ОГПУ 16 апреля 1933 г. вновь осуждён за «руководство контрреволюционной группой правых» на 5 лет ИТЛ.
Тарас Костров (Мартыновский, Александр Сергеевич)		1901—1930	1925—1928	Позднее (1928—1929) Костров возглавлял журнал «Молодая гвардия».
Бобрышев Иван Тихонович			1929
Троицкий Андрей Николаевич		1902-1938	1929—1932	Репрессирован.
Бубекин, Владимир Михайлович		1904—1937	1932—1937	В июле 1937 года специальная комиссия осуществляет кадровую чистку сотрудников «Комсомольской правды» после чего В. М. Бубекин расстрелян.
			1937	Вслед за очередным главным редактором арестованы члены редколлегии, заведующие отделами: некому было подписывать газету к выходу в свет, и её некоторое время выпускал член редколлегии Мирон Перельштейн.
			1937	Слушается дело об антисоветской террористической группе в редакции «Комсомольской правды»
Михайлов, Николай Александрович		1906—1982	1937—1938	Народная артистка СССР, актриса Людмила Гурченко в интервью, опубликованном после её смерти назвала Михайлова одним из своих гонителей.
			1938—1941	30 августа 1940 года состоялось партийно-комсомольское собрание редакции. С докладом выступал генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлов (бывший главный редактор).
Бурков, Борис Сергеевич		1908—1997	1941—1948	Постановление ЦК ВЛКСМ «О крупных недостатках в работе редакции газеты „Комсомольская правда“». Стал первым председателем правления АПН.
Блатин Анатолий Яковлевич		1910 −1983	1948—1950	В 1960—1963 годы главный редактор газеты «Труд»
Горюнов, Дмитрий Петрович		1915—1992	1950—1957	Генеральный директор ТАСС при СМ СССР с 1960 по 1967 годы.
Аджубей, Алексей Иванович		1924—1993	1957—1959	В 1959 году Аджубея назначили главным редактором «Известий». 17 августа 1963 года Аджубей напечатал в «Известиях» запрещённую на том этапе поэму А. Твардовского «Василий Тёркин на том свете».
Воронов, Юрий Петрович		1929—1993	1959—1965	Секретарь правления СП СССР (1984), в котором состоял с 1974 года. Главный редактор журнала «Знамя» (1984—1986). В 1986—1988 годах заведовал отделом культуры ЦК КПСС. С декабря 1988 по март 1990 главный редактор «Литературной газеты». Уволен после того, как в июне 1965 года в газете была напечатана статья А. Я. Сахнина «В рейсе и после» — о директоре китобойной флотилии «Слава».
Панкин, Борис Дмитриевич		род. 1931	1965—1973	С 28 августа по 14 ноября 1991 последний Министр иностранных дел СССР.
Корнешов, Лев Константинович		1934-2005	1973—1978	Позднее заместитель главного редактора газеты «Известия»
Ганичев, Валерий Николаевич		род. 1933	1978—1980	С 1981 года — главный редактор журнала «Роман-газета».
Селезнёв, Геннадий Николаевич		1947—2015	1981—1988	С декабря 1988 по февраль 1991 года — главный редактор «Учительской газеты». С февраля по август 1991 года — первый заместитель главного редактора газеты «Правда», а после августовских событий 1991 года — главный редактор газеты «Правда».
Фронин, Владислав Александрович		род. 1952	1988—1995	В 1996—2001 — заместитель главного редактора, первый заместитель главного редактора «Российской газеты», издания Правительства РФ. С 2001 года — главный редактор «Российской газеты».
Симонов, Валерий Петрович		род. 1953	1995—1997	С 6 октября 1994 года по 29 апреля 1997 года — главный редактор газеты «Комсомольская правда»; позднее: главный редактор специального издания «Деловой вторник»; первый заместитель главного редактора, главный редактор газеты «Трибуна», ответственный секретарь, главный редактор газеты «Труд», с января 2012 года — главный редактор газеты «Труд».
Сунгоркин, Владимир Николаевич		род. 1954	1997—настоящее время	Совмещает с позицией генерального директора.

Ссылки

• [www.kp.ru/ Официальный сайт газеты]

Отрывок, характеризующий Список главных редакторов «Комсомольской правды»

Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.