Список графов Барселоны
Поделись знанием:
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Граф Барселоны — титул правителей средневекового графства Барселона, существовавшего с 801 года. Первоначально графов назначили франкские императоры, с 843 года — короли Западно-франкского королевства.
Содержание
Каролингские графы
- 801—820 : Бера (ум.844), граф Разеса и Конфлана 790—820, граф Барселоны 801—820, граф Жероны, Безалу и Осоны 812—820
- 820—825 : Рампо (ум.825), граф Барселоны, Безалу, Жероны и Осоны с 820
- 826—832 : Бернар I Септиманский (ок. 795—844), маркиз Септимании и граф Нарбонны, Агда, Безье, Мельгей и Нима 828—832, 835—843, граф Барселоны, Безалу, Жероны и Осоны 826—832, 835—844, граф Тулузы 835—842, граф Отёна 830—844
- 832—835 : Беренгер Мудрый (ум.835), граф Тулузы с 816, Палларса и Рибагорсы 816—833, Барселоны, Безалу, Жероны и Осоны с 832, Руссильона и Ампурьяса 832—834
- 836—844 : Бернар I Септиманский (вторично)
- 844—848 : Сунифред (ум.848), граф Урхеля и Серданьи с 834, маркиз Септимании и граф Нарбонны, Агда, Безье, Мельгей, Нима, Барселоны, Безалу, Жероны и Осоны с 844, граф Конфлана
- 848—850 : Гильом Септиманский (826—850), граф Барселоны и Ампурьяса с 848
- 850—852 : Алеран (Адельрам) де Труа (ум.852), граф де Труа с 820, граф Барселоны, Ампурии и Руссильона с 850, маркиз Готии с 849
- 850—852 : Изембарт (815—858) (соправитель), граф Барселоны, Жероны, Ампурьяса и Руссильона 850—852, маркиз Готии 850—852, граф Отёна, Шалона, Дижона и Макона с 853,
- 852—857/858 : Одальрик (ум.859), маркиз Готии и граф Барселоны, Жероны, Ампурьяса и Руссильона 852—857/858
- 857/858—864 : Гумфрид (Онфруа) (ум. после 876), граф Бона 856—863, Отёна, Шалона, Макона (858—863), маркиз Бургундии 858—863, Готии 858—864, граф Барселоны, Руссильона и Нарбонны 857/858 — 864, граф Ампурьяса, Жероны и Безалу 857/858 — 864, граф Тулузы и Руэрга 863—864, Лиможа 862—862, граф в Цюрихгау в 872—876
- 865—878 : Бернар II Готский (ум. ок. 879) — маркиз Готии 865—878, граф Барселоны, Жероны, Русильона, Нарбонны, Агда, Безье, Мельгей и Нима 865—878, граф Пуатье 866—878, граф Отёна 877—878
Наследственные графы
С конца IX века пост графа Барселоны стал наследственным и закрепился за потомками объединившего большинство каталонских графств Вифреда I Волосатого, возможно происходившего из младшей ветви Беллонидов. С 988 года графы фактически стали независимыми от Франции.
Барселонская династия
- 878—897 : Вифред I Волосатый (ок.840 — 897), граф Урхеля и Сердани с 870, граф Барселоны и Жероны с 878, граф Осоны с 886, граф Конфлана с 896
- 897—911 : Вифред II Боррель I (ум. 911), граф Барселоны, Жероны и Осоны с 897, сын предыдущего
- 911—947 : Суньер (ум. 950), граф Барселоны и Жероны 911—947, граф Осоны 911—939, 943—947, брат предыдущего
- 947—992 : Боррель II (927—992), граф Барселоны, Жероны и Осоны с 947, граф Урхеля с 948, сын предыдущего
- 947—966 : Миро (ум. 966), граф Барселоны, Жероны и Осоны с 947, брат предыдущего (соправитель брата)
- 992—1017 : Рамон Боррель (972—1017), граф Барселоны, Жероны и Осоны с 992, сын Борреля II (с 986 года — соправитель отца)
- 992—1057 : Эрмезинда де Комменж (ок.975 — 1058), жена Рамона Бореля (соправительница)
- 1017—1035 : Беренгер Рамон I Горбатый (ок.1006 — 1035), граф Барселоны и Жероны с 1018 и Осоны с 1017, сын предыдущего
- 1035—1076 : Рамон Беренгер I Старый (ок.1023 — 1076), граф Барселоны и Жероны с 1035, Осоны с 1054, Каркассона и Разеса с 1067, сын предыдущего
- 1052—1071 : Альмодис де Ла Марш (ок.1020 — 1071), жена Рамона Беренгера I (соправительница)
- 1076—1082 : Рамон Беренгер II (1053—1082), граф Барселоны, Жероны, Осоны, Каркассона и Разеса с 1076, сын предыдущего
- 1076—1097 : Беренгер Рамон II Братоубийца (1053—1097), граф Барселоны, Жероны, Осоны, Каркассона и Разеса с 1076, брат предыдущего (до 1086 года — соправитель брата)
- 1097—1131 : Рамон Беренгер III Великий (1082—1031), граф Барселоны и Жероны с 1097, Осоны 1097—1107, 1111—1131, граф Прованса и Жеводана с 1113, граф Сердани с 1117
- 1131—1162 : Рамон Беренгер IV Святой (1114—1162), граф Барселоны, Жероны, Осоны и Серданьи с 1131, регент Арагона и граф Рибагорсы с 1137
Личная уния с королевством Арагон
В 1162 году Альфонс, сын графа Рамона Беренгера IV объединил в своих руках Барселону и королевство Арагон.
Барселонская династия
- 1162—1196 : Альфонсо I Целомудренный (1154—1196), король Арагона (Альфонсо II), граф Барселоны, Жероны, Осоны, Безалу и Серданьи с 1162, граф Прованса с 1181, сын Рамона Беренгера IV
- 1196—1213 : Педро I Католик (1177—1213), король Арагона (Педро II), граф Барселоны, Жероны, Осоны, Безалу, Серданьи, Палларс-Хуссы и Рибагорсы с 1196, сеньор Монпелье с 1204, сын предыдущего
- 1213—1276 : Хайме I Завоеватель (1208—1276), король Арагона, граф Барселоны и сеньор Монпелье с 1213, король Мальорки с 1231, Валенсии с 1238, граф Урхеля 1321—1236, сын предыдущего
- 1276—1285 : Педро II Великий (1240—1285), граф Барселоны, король Арагона (Педро III) и Валенсии (Педро I) с 1276, король Сицилии с 1282, сын предыдущего
- 1285—1291 : Альфонсо II Щедрый (1265—1291), граф Барселоны, король Арагона (Альфонсо III) и Валенсии (Альфонсо I) с 1285, король Мальорки (Альфонсо I) с 1286, сын предыдущего
- 1291—1329 : Хайме II Справедливый (1267—1237), король Сицилии (Хайме I) 1285—1296, граф Барселоны, король Арагона и Валенсии с 1291, король Мальорки 1291—1295, король Сардинии (Хайме I) с 1324, брат предыдущего
- 1327—1336 : Альфонсо III Добрый (1299—1336), граф Барселоны, король Арагона (Альфонсо IV), Валенсии (Альфонсо II), Сардинии (Альфонсо I), титулярный король Корсики (Альфонсо I) с 1327, граф Урхеля (Альфонсо I) 1314—1328, сын предыдущего
- 1336—1387 : Педро III Церемонный (1319—1387), граф Барселоны, король Арагона (Педро IV), Валенсии (Педро II), Сардинии (Педро I), титулярный король Корсики (Педро I) с 1336, король Мальорки (Педро I) с 1343, граф Руссильона и Серданьи с 1344, герцог Афин и Неопатрии (Педро I) с 1381, граф Ампурьяса (Педро II) с 1386, сын предыдущего
- 1387—1396 : Хуан I Охотник (1350—1396), граф Барселоны, Русильона и Серданьи, король Арагона, Валенсии, Сардинии, Мальорки, титулярный король Корсики с 1387, герцог Жироны 1351—1387, 1389—1396, сын предыдущего
- 1396—1410 : Мартин I Гуманист (1356—1410), герцог Монблана 1387—1396, граф Барселоны, король Арагона, Валенсии, Мальорки и Сардинии, титулярный король Корсики с 1396, король Сицилии с 1409, граф Ампурьяса 1402, 1407—1410, брат предыдущего
После смерти в 1410 году Мартина I династия угасла.
Трастамарская династия
После двухлетней гражданской войны и заключения Компромисса Каспе королём Арагона и Сицилии, а также графом Барселоны стал Фердинанд I, брат короля Кастилии Энрике III, приходившийся по женской линии племянником королю Мартина.
- 1412—1416 : Фердинанд (Ферран) I (1380—1416), граф Барселоны, Руссильона и Сердани, король Арагона, Валенсии, Мальорки, Сицилии (Фердинанд III) и Сардинии, титулярный король Корсики, титулярный герцог Афин и Неопатрии с 1412, регент Кастилии с 1406
- 1416—1458 : Альфонсо IV Великодушный (1396—1458), принц Жироны 1412—1416, граф Барселоны, король Арагона (Альфонсо V), Валенсии (Альфонсо III), Сицилии (Альфонсо I), Мальорки (Альфонсо II), Сардинии (Альфонс II), король Неаполя (Альфонсо I) с 1442, сын предыдущего
- 1458—1479 : Хуан II (1398—1479), герцог Монблана 1412—1458, принц Жироны 1416—1458, герцог Гандиа 1433—1439, 1461—1479, граф Рибагорсы 1425—1458, король Наварры с 1425, граф Барселоны, король Арагона, Валенсии, Мальорки, Сицилии, Сардинии с 1458, брат предыдущего
В 1462—1479 годах во время войны против Хуана II графство было оккупировано. Его правителями в это время были:
- 1462-1463 : Энрике I Бессильный (1425—1474), король Кастилии и Леона (Энрике IV) с 1454
- 1464-1466 : Педро IV Коннетабль (1429—1466), провозглашен в 1464 году королём Арагона (Педро V) и графом Барселоны, коннетабль Португалии, Великий магистр Ависского ордена
- 1466-1479 : Рене I Добрый (1409—1480), герцог Лотарингии 1431—1453, герцог Прованса и Анжу с 1434, король Неаполя 1435—1442, граф Барселоны 1466—1479
После смерти Хуана II Барселона вернулась под управление Трастамарской династии.
- 1479—1516 : Фердинанд (Ферран) II (1452—1516), герцог Монблана 1458—1479, граф Рибагорсы 1458—1469, принц Жироны 1461—1479, король Кастилии и Леона (Фердинанд V) 1474—1504, граф Барселоны, король Арагона, Валенсии, Мальорки, Сардинии и Сицилии (Фердинанд III) с 1479, король Неаполя (Фердинанд III) с 1503, король Наварры (Фердинанд I) 1512—1515, регент Кастилии и Леона с 1507, сын Хуана II
В 1516 году Барселона вместе с Арагоном стала частью Испанского королевства, а титул графа Барселоны вошёл в состав официального титула короля Испании.
Титулярные графы Барселоны
Бурбоны
В 1978 году король Испании Хуан Карлос I даровал титул графа Барселоны своему отцу, который носил его до своей смерти. Так как его единственный сын стал правящим королём Испании, со смертью Хуана титул графа Барселонского вернулся к Короне.
- 1978-1993 : Хуан де Бурбон (1913—1993)
См. также
- Графство Барселона
- Королевство Арагон
- Графство Прованс
- Список королей Испании
- Список правителей Арагона
Напишите отзыв о статье "Список графов Барселоны"
Ссылки
- [www.covadonga.narod.ru/Catalunia.html Каталонские графства на сайте Реконскиста]
- [www.allmonarchs.net/spain.html Сайт Все монархии мира: Испания]
- [fmg.ac/Projects/MedLands/CATALAN%20NOBILITY.htm#_Toc192909672 Foundation for Medieval Genealogy: графы Барселоны] (англ.)
- Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 17 ноября 2012. [archive.is/qiOz Архивировано из первоисточника 4 декабря 2012].
| Список монархов христианских королевств Иберийского полуострова, от Реконкисты до наших дней | |||||||||
| Португалия | Испания | ||||||||
| Корона Кастилии | Наварра | Корона Арагона | |||||||
| Галисия | Астурия | Леон | Кастилия | Арагон | Барселона | Валенсия | Мальорка | ||
Отрывок, характеризующий Список графов Барселоны
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
