Список графов и герцогов Бара
Поделись знанием:
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Граф де Бар-ле-Дюк (лат. Barrum Ducis, фр. Barrum Ducis, Bar-le-Duc) — титул правителей возникшего в X веке лотарингского графства, а с 1354 года герцогства Бар.
Содержание
Графы Бара (ок. 950—1354)
Вигерихиды, Барруанская ветвь (ок. 950—1093)
- 959—978 : Ферри (Фридрих) I (ок.942 — 978), граф Бара, герцог Верхней Лотарингии с 959 (до 977 — вице-герцог), сын пфальцграфа Вигериха
- 978—1026 : Тьерри (Дитрих) I (ок.965 — 1026), граф Бара и герцог Верхней Лотарингии с 978, сын Ферри I
- 1026—1028 : Ферри (Фридрих) II (ок.995 — 1028), граф Бара и герцог Верхней Лотарингии с 1026, сын Тьерри I
- 1028—1033 : Ферри (Фридрих) III (ок.1015 — 1033), граф Бара и герцог Верхней Лотарингии с 1033, сын Ферри II
- 1033—1033 : София (ок.1020 — 1093), графиня Бара и Муссона, сестра предыдущего
- муж: Людовик де Скарпон (ок. 1010 — ок. 1073), граф Монбельяра
Монбельярский дом (1038—1354)
- 1038—1073: Людовик де Скарпон (ок. 1010 — ок. 1073), граф Монбельяра, Феррета и Альткирха с 1042, граф Бара и сеньор Муссона (по праву жены) с 1038
- жена: София (ок.1020 — 1093), графиня Бара и Муссона
- 1073—1105: Тьерри I (ок. 1040—1105), граф Монбельяра, Феррета и Альткирха с ок. 1073, граф Бара (Тьерри II) и сеньор Муссона с 1093, сын предыдущего
- 1105—1149: Рено I (ок. 1090—1149), граф Бара с 1105, сын предыдущего
- 1149—1170: Рено II (ок. 1125—1170), граф Бара с 1149, сын предыдущего
- 1170—1190: Генрих I (ок. 1160—1190), граф Бара с 1170, сын предыдущего
- 1190—1214: Тибо I (ок. 1158—1214), граф Бара с 1170, граф Люксембурга, Дарбюи и де Ла Рош-ан-Арденн с 1197, брат предыдущего
- 1214—1239: Генрих II (1190—1239), граф Бара с 1214, сын предыдущего
- 1239—1291: Тибо II (ок.1221—1291), граф Бара с 1239, сын предыдущего
- 1291—1302: Генрих III (1259—1302), граф Бара с 1291, сын предыдущего
- 1302—1336: Эдуард I (ок.1295—1336), граф Бара с 1302, сын предыдущего
- 1336—1344: Генрих IV (ок.1323—1344), граф Бара с 1336, сын предыдущего
- 1344—1352: Эдуард II (1339—1352), граф Бара с 1344, сын предыдущего
- 1352—1354: Роберт (1339—1411), граф Бара с 1352, герцог Бара с 1354, брат предыдущего
В 1354 году Роберт получил титул герцога от императора Карла IV.
Герцоги Бара (1354—1766)
Монбельярский дом (1354—1430)
- 1354—1411: Роберт (1339—1411), герцог Бара с 1354
- 1411—1415: Эдуард III (ок.1377—1415, битва при Азенкуре), герцог Бара с 1411, брат предыдущего
- 1415—1430: Людовик (ок.1370—1430), кардинал, герцог Бара с 1415, брат предыдущего
На Бар претендовал Людовик Люксембургский-Сен-Поль, муж правнучки герцога Роберта Жанны де Марль, но Людовик Люксембургский получил графство Гиз, а герцогом Бара стал племянник кардинала Рене I Анжуйский.
Анжуйский дом (1430—1480)
- 1430—1480 : Рене I Анжуйский (1409—1480), муж Изабеллы I, герцог Бара с 1430, герцог Лотарингии с 1431, граф Анжуйский с 1434, граф Прованса с 1435, король Неаполя 1435—1442, титулярный король Сицилии, Венгрии, Иерусалима и Арагона
- 1480—1480 : Иоланда (1428—1483), дочь Рене I
- муж: Ферри (Фридрих) II (1420—1470), граф де Водемон, их потомки унаследовали герцогство
Дом де Водемон (1480—1737)
- 1480—1508 : Рене II Лотарингский (1451—1508), граф де Водемон (1470), д’Омаль, д’Эльбёф (1473), сир де Жуанвиль (1476), герцог Лотарингии (1473), герцог де Бар (1480), барон Майенский (1481), сын Иоланды Анжуйской
- 1508—1544 : Антуан Добрый (1489—1544), сын предыдущего
- 1544—1545 : Франсуа I (1517—1545), сын предыдущего
- 1545—1608 : Карл III (II) (1543—1608), сын предыдущего
- 1608—1624 : Генрих II Добрый (1563—1624), сын предыдущего
- 1624—1625 : Николь (1608—1657), дочь предыдущего
- муж: Карл IV (III)
- 1625—1625 : Франсуа II (1572—1632), граф де Водемон, сын Карла III
- 1624—1634 : Карл IV (III) (1604—1675), сын предыдущего
- 1634—1635 : Никола II Франсуа (1609—1670), брат предыдущего
- 1635—1641 : Лотарингия и Бар оккупированы Францией
- 1641—1641 : Карл IV (III), вторично
- 1641—1659 : Лотарингия и Бар оккупированы Францией
- 1659—1670 : Карл IV (III), в третий раз
- 1670—1697 : Лотарингия и Бар оккупированы Францией
- 1675—1690 : Карл V (IV) (1643—1690), титулярный герцог Лотарингии, сын Никола II Франсуа
- 1697—1729 : Леопольд I (1679—1729), сын предыдущего, титулянный герцог Лотарингии в 1690—1697
- 1729—1737 : Франсуа III Этьен (1709—1765), сын предыдущего, император Священной Римской империи (Франц I) с 1745
В 1737 году уступил Лотарингию и Бар тестю короля Франции Станиславу Лещинскому.
Лещинские (1737—1766)
- 1737—1766 : Станислав I (1677—1766), король Польши 1704—1709
- 1766 : Мария Лещинская (1725—1768), дочь предыдущего
- муж: Людовик XV, король Франции
В 1766 году Лотарингия и Бар были включены в состав Франции.
См. также
Напишите отзыв о статье "Список графов и герцогов Бара"
Литература
- Georges Poull. La maison souveraine et ducale de Bar. — Nancy: Presses Universitaires de Nancy, 1994. — 455 p. — ISBN 2-86480-831-5.
- Georges Poull. La maison ducale de Lorraine. — Nancy: Presses Universitaires de Nancy, 1991. — 575 p. — ISBN 2-86480-517-0.
- Henry Bogdan. La Lorraine des ducs, sept siècles d'histoire. — Paris: Perrin, 2005. — 291 p. — ISBN 2-262-02113-9.
- Grosdidier de Matons. Le Comté de Bar des Origines au Traité de Bruges (vers 950-1301). — Bar-le-Duc, 1921.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BAR.htm BAR] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 9 января 2012.
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/bar_grafen_von/familie_der_grafen_von_bar.html FAMILIE DER GRAFEN VON BAR] (нем.). Genealogie Mittelalter: Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 9 января 2012. [www.webcitation.org/67EGyTuHL Архивировано из первоисточника 27 апреля 2012].
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/bar_grafen_von/bar_grafen_von.html Bar (Bar-Le-Duc)] (нем.). Genealogie Mittelalter: Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 9 января 2012. [www.webcitation.org/67EGywJxJ Архивировано из первоисточника 27 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Список графов и герцогов Бара
– Поверю!Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
