Список губерний
Поделись знанием:
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
Ниже приведён список всех губерний, существовавших в Российской империи, РСФСР и СССР. В скобках указаны даты существования, переименования губерний, названия административных центров, имеющих названия, отличные от названий губерний.
Содержание
Образованные до февраля 1917 года
- Або-Бьёрнеборгская губерния (1811—1917, Або),
- Августовская губерния (1837—1866, Ломжа, с 1844 года Сувалки),
- Азовская губерния (1708—1725, переименована в Воронежскую, 1775—1784),
- Архангелогородская губерния (1708—1780),
- Архангельская губерния (1796—1929),
- Астраханская губерния (1717—1785, 1796—1928),
- Бакинская губерния (1859—1920),
- Бессарабская губерния (1873—1918, Кишинёв),
- Белгородская губерния (1728—1779),
- Белорусская губерния (1796—1802, Витебск),
- Вазаская губерния (1811—1917, Ваза (затем Николайстад)),
- Варшавская губерния (1837—1917),
- Виленская губерния (1796—1797, 1801—1921) (бывшее наместничество),
- Витебская губерния (1802—1924),
- Владимирская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Вознесенская губерния (1796—1797, Вознесенск, временно Новомиргород) (бывшее наместничество),
- Вологодская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Волынская губерния (1796—1925, Житомир) (бывшее наместничество),
- Воронежская губерния (1725—1779 (бывшая Азовская; переименована в наместничество), 1796—1928),
- Выборгская губерния (1744—1783 (переименована в наместничество), 1796—1802 (переименована в Финляндскую), 1811—1917),
- Вятская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Гродненская губерния (1801—1919),
- Грузино-Имеретинская губерния (1840—1846, Тифлис),
- Грузинская губерния (1801—1840, Тифлис),
- Дербентская губерния (1846—1860),
- Екатеринославская губерния (1802—1925) (ранее наместничество),
- Елизаветпольская губерния (1868—1918),
- Енисейская губерния (1822—1925, Красноярск),
- Изяславская губерния (1792—1793 (переименована в наместничество)),
- Ингерманландская губерния (1706—1710, Нотебург, затем Санкт-Петербург, переименована в Санкт-Петербургскую),
- Иркутская губерния (1764—1783 (переименована в наместничество), 1796—1926),
- Кавказская губерния (1785—1796, 1802—1822; Екатериноград, с 1790 года Астрахань, с 1802 года Георгиевск),
- Казанская губерния (1708—1781 (переименована в наместничество), 1796—1920),
- Калишская губерния (1837—1844, 1867—1917),
- Калужская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Келецкая губерния (1841—1844, 1867—1917),
- Киевская губерния (1708—1781 (переименована в наместничество), 1796—1925),
- Ковенская губерния (1842—1920),
- Костромская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Краковская губерния (1837—1844, Кельцы),
- Куопиоская губерния (1811—1917),
- Курляндская губерния (1796—1920, Митава) (бывшее наместничество),
- Курская губерния (1796—1928) (бывшее наместничество),
- Кутаисская губерния (1846—1920),
- Литовская губерния (1797—1801, Вильно),
- Лифляндская губерния (1796—1920, Рига),
- Ломжинская губерния (1867—1917),
- Львовская губерния (1914—1915),
- Люблинская губерния (1837—1917),
- Мазовецкая губерния (1837—1844, Варшава),
- Малороссийская губерния (1764—1781, Глухов, с 1773 года Козелец, с 1775 года Киев; в 1796—1802 годах Чернигов),
- Минская губерния (1793—1795 (переименована в наместничество), 1796—1921),
- Могилёвская губерния (1773—1777 (переименована в наместничество), 1796—1796, 1802—1919),
- Московская губерния (1708—1929),
- Нижегородская губерния (1714—1717, 1719—1779 (переименована в наместничество), 1796—1929),
- Николаевская губерния (1802—1803, переименована в Херсонскую),
- Новгородская губерния (1727—1776 (переименована в наместничество), 1796—1927),
- Новороссийская губерния (1764—1784, Кременчуг; 1796—1802, Екатеринослав (с 1797 года Новороссийск)),
- Нюландская губерния (1811—1917), Гельсингфорс,
- Олонецкая губерния (1801—1922, Петрозаводск),
- Оренбургская губерния (1744—1781, 1796—1920, 1921—1928),
- Орловская губерния (1796—1928) (бывшее наместничество),
- Пензенская губерния (1796—1797, 1801—1928) (бывшее наместничество),
- Перемышльская губерния (1915—1915),
- Пермская губерния (1796—1923) (бывшее наместничество),
- Петроградская губерния (1914—1924),
- Петроковская губерния (1867—1917),
- Плоцкая губерния (1837—1917),
- Подлясская губерния (1837—1844, Седлец),
- Подольская губерния (1796—1925, Каменец-Подольский) (бывшее наместничество),
- Полтавская губерния (1802—1925),
- Псковская губерния (1772—1777 (переименована в наместничество), 1796—1927, до 1776 года Опочка),
- Радомская губерния (1844—1917),
- Ревельская губерния (1719—1783 (переименована в наместничество)),
- Рижская губерния (1713—1783 (переименована в наместничество)),
- Рязанская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Самарская губерния (1850—1928),
- Сандомирская губерния (1837—1844),
- Санкт-Петербургская губерния (1710—1914, переименована в Петроградскую, до 1710 года Ингерманландская),
- Саратовская губерния (1796—1928) (бывшее наместничество),
- Седлецкая губерния (1867—1912),
- Санкт-Михельская губерния (1811—1917),
- Сибирская губерния (1708—1782, Тобольск),
- Симбирская губерния (1796—1924) (бывшее наместничество),
- Слободско-Украинская губерния (1765—1780, 1796—1835, Харьков; переименовывалась в Харьковскую),
- Слонимская губерния (1796—1797) (бывшее наместничество),
- Смоленская губерния (1708—1713, 1726—1775 (переименована в наместничество), 1796—1929),
- Ставропольская губерния (1847—1924),
- Сувалкская губерния (1867—1920),
- Тавастгусская губерния (1811—1917),
- Таврическая губерния (1802—1921, Симферополь),
- Тамбовская губерния (1796—1928) (бывшее наместничество),
- Тарнопольская губерния (1914—1917),
- Тверская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Тифлисская губерния (1846—1920),
- Тобольская губерния (1796—1919) (бывшее наместничество),
- Томская губерния (1804—1925),
- Тульская губерния (1796—1929) (бывшее наместничество),
- Улеаборгская губерния (1811—1917),
- Уфимская губерния (1865—1922) (ранее наместничество),
- Финляндская губерния (1802—1811, см. Выборгская),
- Харьковская губерния (1835—1925; в 1765—1780, 1796—1835 Слободско-Украинская) (ранее наместничество),
- Херсонская губерния (1803—1921, до 1803 года Николаевская),
- Холмская губерния (1912—1917),
- Черниговская губерния (1802—1925) (ранее наместничество),
- Черновицкая губерния (1914—1917),
- Черноморская губерния (1896—1920, Новороссийск),
- Шемахинская губерния (1846—1859),
- Эриванская губерния (1849—1920),
- Эстляндская губерния (1783—1920, Ревель; до 1796 года Ревельская),
- Ярославская губерния (1796—1929) (ранее наместничество).
Образованные после февраля 1917 года
- Алтайская губерния (1917—1925, Барнаул),
- Букеевская губерния (1917—1925, Ханская Ставка — переименована в Урда)
Образованные после октября 1917 года
- Акмолинская губерния (1921—1928, Петропавловск),
- Актюбинская губерния (1921—1928),
- Александровская губерния (1920—1921, см. Запорожская),
- Амурская губерния (1922—1926, Благовещенск),
- Брянская губерния (1920—1929),
- Гандижанская губерния (1918—1920, бывшая Елизаветпольская),
- Гомельская губерния (1919—1926, бывшая Могилёвская),
- Донецкая губерния (1920—1925, Бахмут),
- Екатеринбургская губерния (1919—1923),
- Забайкальская губерния (1922—1926, Чита),
- Запорожская губерния (1920—1922, до 1921 года Александровская),
- Иваново-Вознесенская губерния (1918—1929),
- Камчатская губерния (1922—1926, Петропавловск-Камчатский),
- Кременчугская губерния (1920—1922),
- Кустанайская губерния (1921—1925),
- Мурманская губерния (1921—1927),
- Николаевская губерния (1920—1922),
- Новониколаевская губерния (1921—1925),
- Одесская губерния (1920—1925),
- Омская губерния (1920—1925),
- Оренбурго-Тургайская губерния (1920—1921, Оренбург),
- Приамурская губерния (1922—1923, Хабаровск),
- Прибайкальская губерния (1922—1923, Верхнеудинск),
- Приморская губерния (1922—1926, Владивосток),
- Рыбинская губерния (1921—1923),
- Северо-Двинская губерния (1918—1929, Великий Устюг),
- Семипалатинская губерния (1920—1928),
- Терская губерния (1921—1924, Георгиевск),
- Тургайская губерния (1921, Оренбург),
- Тюменская губерния (1919—1923, бывшая Тобольская),
- Уральская губерния (1920—1928),
- Царицынская губерния (1919—1925, см. Сталинградская),
- Челябинская губерния (1919—1923),
- Череповецкая губерния (1918—1927),
- Якутская губерния (1920—1922).
Образованные после создания СССР
- Джетысуйская губерния (1924—1928, Алма-Ата),
- Ленинградская губерния (1924—1927, бывшая Петроградская),
- Сталинградская губерния (1925—1928, бывшая Царицынская),
- Сырдарьинская губерния (1924—1928, Чимкент),
- Ульяновская губерния (1924—1928, бывшая Симбирская).
См. также
- Губернии и области Российской империи по состоянию на 1914 год
- Территория Российской империи по состоянию на 1914 год
- Список уездов, округов и приходов Российской империи на 1914 год
- Список областей Российской империи
- Список наместничеств Российской империи
Напишите отзыв о статье "Список губерний"
Отрывок, характеризующий Список губерний
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.