Список игроков НХЛ, забивавших 50 и более голов за сезон
Поделись знанием:
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Достижение отметки в 50 голов за один сезон является одним из самых важных показателей для бомбардиров в НХЛ. К началу сезона 2014/15 игрокам удалось 191 раз забить более 50 голов за один регулярный сезон. Этого результата добились 90 хоккеистов из 29 разных команд. В сезоне 1944/45 Морис Ришар стал первым игроком, забросившим 50 шайб за один сезон. Берни Жоффрион повторил этот успех 16 лет спустя, в сезоне 1960/61.
Интересные факты
- Уэйн Гретцки в сезоне 1981/82 забил 50 голов за рекордные 39 игр.
- Уэйн Гретцки и Майк Босси по 9 раз забивали более 50 голов за сезон, причём Майк Босси делал это 9 сезонов подряд.
- В сезоне 1992/93 14 игроков превысили отметку в 50 заброшенных шайб.
- В 1998/99 году, впервые за 29 лет, ни одному хоккеисту не удалось забросить 50 шайб за сезон.
- 2 игрока забивали более 50 голов, переходя по ходу сезона в другую команду – Крэйг Симпсон и Дэйв Андрейчук.
- 20 хоккеистов сумели преодолеть отметку в 60 шайб за сезон 39 раз.
- 8 хоккеистов сумели преодолеть отметку в 70 шайб за сезон 14 раз.
- 3 хоккеиста сумели преодолеть отметку в 80 шайб за сезон 4 раза.
- Уэйн Гретцки – единственный кто забил больше 90 голов за сезон.
50 и более голов за сезон
Легенда:
КИ = Количество игроков; С = Страна; А = Амплуа; И = Игры; Г = Голы; ГИ = Голы в среднем за игру;
Б = Голы в большинстве; М = Голы в меньшинстве; П = Победные голы; Бр = Броски
Яромир Ягр = Полужирным шрифтом выделены действующие игроки.
| # | КИ | C | Игрок | Команда | А | Сезон | И | Г | ГИ | Б | М | П | Бр |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 1 | 
|
Морис Ришар | МТЛ | ПН | 1944-1945 | 50 | 50 | 1,00 | ||||
| 2 | 2 |
|
Берни Жоффрион | МТЛ | ПН | 1960-1961 | 64 | 50 | 0,78 | ||||
| 3 | 3.1 |
|
Бобби Халл (1) | ЧИК | ЛН | 1961-1962 | 70 | 50 | 0,71 | ||||
| 4 | 3.2 |
|
Бобби Халл (2) | ЧИК | ЛН | 1965-1966 | 65 | 54 | 0,83 | ||||
| 5 | 3.3 |
|
Бобби Халл (3) | ЧИК | ЛН | 1966-1967 | 66 | 52 | 0,79 | ||||
| 6 | 3.4 |
|
Бобби Халл (4) | ЧИК | ЛН | 1968-1969 | 74 | 58 | 0,78 | 20 | 2 | 11 | 414 |
| 7 | 3.5 |
|
Бобби Халл (5) | ЧИК | ЛН | 1971-1972 | 78 | 50 | 0,64 | 8 | 3 | 9 | 336 |
| 8 | 4.1 |
|
Фил Эспозито (1) | БОС | ЦН | 1970-1971 | 78 | 76 | 0,97 | 25 | 1 | 16 | 550 |
| 9 | 4.2 |
|
Фил Эспозито (2) | БОС | ЦН | 1971-1972 | 76 | 66 | 0,87 | 28 | 2 | 16 | 426 |
| 10 | 4.3 |
|
Фил Эспозито (3) | БОС | ЦН | 1972-1973 | 78 | 55 | 0,71 | 19 | 5 | 11 | 411 |
| 11 | 4.4 |
|
Фил Эспозито (4) | БОС | ЦН | 1973-1974 | 78 | 68 | 0,87 | 14 | 4 | 9 | 393 |
| 12 | 4.5 |
|
Фил Эспозито (5) | БОС | ЦН | 1974-1975 | 79 | 61 | 0,77 | 27 | 4 | 8 | 347 |
| 13 | 5 |
|
Джонни Бьюсик | БОС | ЛН | 1970-1971 | 78 | 51 | 0,65 | 22 | 0 | 5 | 225 |
| 14 | 6 |
|
Вик Хэдфилд | НЙР | ЛН | 1971-1972 | 78 | 50 | 0,64 | 23 | 0 | 7 | 242 |
| 15 | 7.1 |
|
Мики Редмонд (1) | ДЕТ | ПН | 1972-1973 | 76 | 52 | 0,68 | 15 | 0 | 7 | 363 |
| 16 | 7.2 |
|
Мики Редмонд (2) | ДЕТ | ПН | 1973-1974 | 76 | 51 | 0,67 | 21 | 0 | 9 | 296 |
| 17 | 8 |
|
Рик Маклиш | ФИЛ | ЛН | 1972-1973 | 78 | 50 | 0,64 | 21 | 2 | 6 | 279 |
| 18 | 9.1 |
|
Рик Мартен (1) | БАФ | ЛН | 1973-1974 | 78 | 52 | 0,67 | 8 | 0 | 6 | 320 |
| 19 | 9.2 |
|
Рик Мартен (2) | БАФ | ЛН | 1974-1975 | 68 | 52 | 0,76 | 21 | 0 | 6 | 301 |
| 20 | 10 |
|
Кен Ходж | БОС | ПН | 1973-1974 | 76 | 50 | 0,66 | 15 | 0 | 11 | 251 |
| 21 | 11.1 |
|
Ги Лафлёр (1) | МТЛ | ПН | 1974-1975 | 70 | 53 | 0,76 | 15 | 2 | 11 | 260 |
| 22 | 11.2 |
|
Ги Лафлёр (2) | МТЛ | ПН | 1975-1976 | 80 | 56 | 0,70 | 18 | 0 | 12 | 303 |
| 23 | 11.3 |
|
Ги Лафлёр (3) | МТЛ | ПН | 1976-1977 | 80 | 56 | 0,70 | 14 | 0 | 8 | 291 |
| 24 | 11.4 |
|
Ги Лафлёр (4) | МТЛ | ПН | 1977-1978 | 78 | 60 | 0,77 | 15 | 0 | 12 | 307 |
| 25 | 11.5 |
|
Ги Лафлёр (5) | МТЛ | ПН | 1978-1979 | 80 | 52 | 0,65 | 13 | 0 | 12 | 342 |
| 26 | 11.6 |
|
Ги Лафлёр (6) | МТЛ | ПН | 1979-1980 | 74 | 50 | 0,68 | 15 | 0 | 7 | 323 |
| 27 | 12 |
|
Дэнни Грант | ДЕТ | ЛН | 1974-1975 | 80 | 50 | 0,63 | 19 | 1 | 5 | 241 |
| 28 | 13.1 |
|
Реджи Лич (1) | ФИЛ | ПН | 1975-1976 | 80 | 61 | 0,76 | 10 | 0 | 11 | 335 |
| 29 | 13.2 |
|
Реджи Лич (2) | ФИЛ | ПН | 1979-1980 | 76 | 50 | 0,66 | 5 | 4 | 7 | 328 |
| 30 | 14.1 |
|
Пьер Ларош (1) | ПИТ | ЦН | 1975-1976 | 76 | 53 | 0,70 | 18 | 0 | 3 | 319 |
| 31 | 14.2 |
|
Пьер Ларош (2) | МТЛ | ЦН | 1979-1980 | 73 | 50 | 0,68 | 12 | 0 | 7 | 220 |
| 32 | 15 |
|
Жан Проново | ПИТ | ПН | 1975-1976 | 80 | 52 | 0,65 | 13 | 2 | 3 | 299 |
| 33 | 16.1 |
|
Дэнни Гейр (1) | БАФ | ПН | 1975-1976 | 79 | 50 | 0,63 | 8 | 1 | 9 | 303 |
| 34 | 16.2 |
|
Дэнни Гейр (2) | БАФ | ПН | 1979-1980 | 76 | 56 | 0,74 | 17 | 0 | 11 | 270 |
| 35 | 17 |
|
Билл Барбер | ФИЛ | ЛН | 1975-1976 | 80 | 50 | 0,63 | 15 | 4 | 10 | 380 |
| 36 | 18 |
|
Стив Шатт | МТЛ | ЛН | 1976-1977 | 80 | 60 | 0,75 | 8 | 0 | 9 | 294 |
| 37 | 19.1 |
|
Марсель Дионн (1) | ЛАК | ЦН | 1976-1977 | 80 | 53 | 0,66 | 14 | 1 | 5 | 378 |
| 38 | 19.2 |
|
Марсель Дионн (2) | ЛАК | ЦН | 1978-1979 | 80 | 59 | 0,74 | 19 | 0 | 7 | 362 |
| 39 | 19.3 |
|
Марсель Дионн (3) | ЛАК | ЦН | 1979-1980 | 80 | 53 | 0,66 | 17 | 0 | 6 | 348 |
| 40 | 19.4 |
|
Марсель Дионн (4) | ЛАК | ЦН | 1980-1981 | 80 | 58 | 0,73 | 23 | 4 | 9 | 342 |
| 41 | 19.5 |
|
Марсель Дионн (5) | ЛАК | ЦН | 1981-1982 | 78 | 50 | 0,64 | 17 | 1 | 5 | 351 |
| 42 | 19.6 |
|
Марсель Дионн (6) | ЛАК | ЦН | 1982-1983 | 80 | 56 | 0,70 | 17 | 1 | 7 | 345 |
| 43 | 20.1 |
|
Майк Босси (1) | НЙА | ПН | 1977-1978 | 73 | 53 | 0,73 | 25 | 0 | 5 | 235 |
| 44 | 20.2 |
|
Майк Босси (2) | НЙА | ПН | 1978-1979 | 80 | 69 | 0,86 | 27 | 0 | 9 | 279 |
| 45 | 20.3 |
|
Майк Босси (3) | НЙА | ПН | 1979-1980 | 75 | 51 | 0,68 | 16 | 0 | 8 | 244 |
| 46 | 20.4 |
|
Майк Босси (4) | НЙА | ПН | 1980-1981 | 79 | 68 | 0,86 | 28 | 2 | 10 | 315 |
| 47 | 20.5 |
|
Майк Босси (5) | НЙА | ПН | 1981-1982 | 80 | 64 | 0,80 | 17 | 0 | 10 | 301 |
| 48 | 20.6 |
|
Майк Босси (6) | НЙА | ПН | 1982-1983 | 79 | 60 | 0,76 | 19 | 0 | 8 | 272 |
| 49 | 20.7 |
|
Майк Босси (7) | НЙА | ПН | 1983-1984 | 67 | 51 | 0,76 | 6 | 0 | 11 | 246 |
| 50 | 20.8 |
|
Майк Босси (8) | НЙА | ПН | 1984-1985 | 76 | 58 | 0,76 | 14 | 4 | 7 | 285 |
| 51 | 20.9 |
|
Майк Босси (9) | НЙА | ПН | 1985-1986 | 80 | 61 | 0,76 | 21 | 1 | 9 | 302 |
| 52 | 21 |
|
Ги Шуинар | АФМ | ЦН | 1978-1979 | 80 | 50 | 0,63 | 11 | 0 | 5 | 229 |
| 53 | 22.1 |
|
Чарли Симмер (1) | ЛАК | ЛН | 1979-1980 | 64 | 56 | 0,88 | 21 | 0 | 8 | 213 |
| 54 | 22.2 |
|
Чарли Симмер (2) | ЛАК | ЛН | 1980-1981 | 65 | 56 | 0,86 | 23 | 0 | 9 | 171 |
| 55 | 23.1 |
|
Блейн Стоутон (1) | ХФД | ЛН | 1979-1980 | 80 | 56 | 0,70 | 16 | 2 | 9 | 234 |
| 56 | 23.2 |
|
Блейн Стоутон (2) | ХФД | ЛН | 1981-1982 | 80 | 52 | 0,65 | 13 | 1 | 4 | 266 |
| 57 | 24.1 |
|
Уэйн Гретцки (1) | ЭДМ | ЦН | 1979-1980 | 79 | 51 | 0,65 | 13 | 1 | 6 | 284 |
| 58 | 24.2 |
|
Уэйн Гретцки (2) | ЭДМ | ЦН | 1980-1981 | 80 | 55 | 0,69 | 15 | 4 | 3 | 261 |
| 59 | 24.3 |
|
Уэйн Гретцки (3) | ЭДМ | ЦН | 1981-1982 | 80 | 92 | 1,15 | 18 | 6 | 12 | 369 |
| 60 | 24.4 |
|
Уэйн Гретцки (4) | ЭДМ | ЦН | 1982-1983 | 80 | 71 | 0,89 | 18 | 6 | 9 | 348 |
| 61 | 24.5 |
|
Уэйн Гретцки (5) | ЭДМ | ЦН | 1983-1984 | 74 | 87 | 1,18 | 20 | 12 | 11 | 324 |
| 62 | 24.6 |
|
Уэйн Гретцки (6) | ЭДМ | ЦН | 1984-1985 | 80 | 73 | 0,91 | 8 | 11 | 7 | 358 |
| 63 | 24.7 |
|
Уэйн Гретцки (7) | ЭДМ | ЦН | 1985-1986 | 80 | 52 | 0,65 | 11 | 3 | 6 | 350 |
| 64 | 24.8 |
|
Уэйн Гретцки (8) | ЭДМ | ЦН | 1986-1987 | 79 | 62 | 0,78 | 13 | 7 | 4 | 288 |
| 65 | 24.9 |
|
Уэйн Гретцки (9) | ЛАК | ЦН | 1988-1989 | 78 | 54 | 0,69 | 11 | 5 | 5 | 303 |
| 66 | 25 |
|
Рик Кехо | ПИТ | ПН | 1980-1981 | 80 | 55 | 0,69 | 20 | 0 | 5 | 299 |
| 67 | 26 |
|
Уэйн Бабич | СТЛ | ПН | 1980-1981 | 78 | 54 | 0,69 | 14 | 0 | 7 | 306 |
| 68 | 27 |
|
Жак Ришар | КВЕ | ЛН | 1980-1981 | 78 | 52 | 0,67 | 16 | 0 | 5 | 261 |
| 69 | 28.1 |
|
Денни Марук (1) | ВАШ | ЦН | 1980-1981 | 80 | 50 | 0,63 | 16 | 2 | 5 | 242 |
| 70 | 28.2 |
|
Денни Марук (2) | ВАШ | ЦН | 1981-1982 | 80 | 60 | 0,75 | 20 | 2 | 1 | 268 |
| 71 | 29.1 |
|
Дино Сиссарелли (1) | МНС | ПН | 1981-1982 | 76 | 55 | 0,72 | 20 | 0 | 4 | 289 |
| 72 | 29.2 |
|
Дино Сиссарелли (2) | МНС | ПН | 1986-1987 | 80 | 52 | 0,65 | 22 | 0 | 5 | 255 |
| 73 | 30.1 |
|
Рик Вэйв (1) | ТОР | ПН | 1981-1982 | 77 | 54 | 0,70 | 12 | 5 | 6 | 267 |
| 74 | 30.2 |
|
Рик Вэйв (2) | ТОР | ПН | 1982-1983 | 78 | 51 | 0,65 | 18 | 3 | 8 | 296 |
| 75 | 30.3 |
|
Рик Вэйв (3) | ТОР | ПН | 1983-1984 | 76 | 52 | 0,68 | 17 | 0 | 6 | 261 |
| 76 | 31 |
|
Рик Миддлтон | БОС | ПН | 1981-1982 | 75 | 51 | 0,68 | 19 | 1 | 9 | 202 |
| 77 | 32 |
|
Марк Мессье | ЭДМ | ЦН | 1981-1982 | 78 | 50 | 0,64 | 10 | 0 | 3 | 235 |
| 78 | 33 |
|
Брайан Тротье | НЙА | ЦН | 1981-1982 | 80 | 50 | 0,63 | 18 | 2 | 10 | 217 |
| 79 | 34 |
|
Лэнни Макдональд | КГИ | ПН | 1982-1983 | 80 | 66 | 0,83 | 17 | 0 | 8 | 272 |
| 80 | 35.1 |
|
Мишель Гуле (1) | КВЕ | ЛН | 1982-1983 | 80 | 57 | 0,71 | 10 | 4 | 4 | 256 |
| 81 | 35.2 |
|
Мишель Гуле (2) | КВЕ | ЛН | 1983-1984 | 75 | 56 | 0,75 | 11 | 2 | 16 | 239 |
| 82 | 35.3 |
|
Мишель Гуле (3) | КВЕ | ЛН | 1984-1985 | 69 | 55 | 0,80 | 17 | 0 | 6 | 257 |
| 83 | 35.4 |
|
Мишель Гуле (4) | КВЕ | ЛН | 1985-1986 | 75 | 53 | 0,71 | 28 | 0 | 3 | 244 |
| 84 | 36 |
|
Эл Секорд | ЧИК | ЛН | 1982-1983 | 80 | 54 | 0,68 | 20 | 0 | 6 | 239 |
| 85 | 37.1 |
|
Тим Керр (1) | ФИЛ | ПН | 1983-1984 | 79 | 54 | 0,68 | 9 | 0 | 5 | 286 |
| 86 | 37.2 |
|
Тим Керр (2) | ФИЛ | ПН | 1984-1985 | 74 | 54 | 0,73 | 21 | 0 | 9 | 267 |
| 87 | 37.3 |
|
Тим Керр (3) | ФИЛ | ПН | 1985-1986 | 76 | 58 | 0,76 | 26 | 0 | 10 | 261 |
| 88 | 37.4 |
|
Тим Керр (4) | ФИЛ | ПН | 1986-1987 | 75 | 58 | 0,77 | 34 | 0 | 8 | 285 |
| 89 | 38.1 |
|
Гленн Андерсон (1) | ЭДМ | ПН | 1983-1984 | 80 | 54 | 0,68 | 11 | 4 | 11 | 277 |
| 90 | 38.2 |
|
Гленн Андерсон (2) | ЭДМ | ПН | 1985-1986 | 72 | 54 | 0,75 | 18 | 2 | 9 | 243 |
| 91 | 39.1 | 
|
Яри Курри (1) | ЭДМ | ПН | 1983-1984 | 64 | 52 | 0,81 | 10 | 5 | 4 | 194 |
| 92 | 39.2 |
|
Яри Курри (2) | ЭДМ | ПН | 1984-1985 | 73 | 71 | 0,97 | 14 | 3 | 13 | 261 |
| 93 | 39.3 |
|
Яри Курри (3) | ЭДМ | ПН | 1985-1986 | 78 | 68 | 0,87 | 16 | 6 | 9 | 236 |
| 94 | 39.4 |
|
Яри Курри (4) | ЭДМ | ПН | 1986-1987 | 79 | 54 | 0,68 | 7 | 3 | 5 | 211 |
| 95 | 40 |
|
Майк Баллард | ПИТ | ЦН | 1983-1984 | 76 | 51 | 0,67 | 15 | 0 | 0 | 213 |
| 96 | 41 |
|
Джон Огродник | ДЕТ | ЛН | 1984-1985 | 79 | 55 | 0,70 | 15 | 1 | 6 | 303 |
| 97 | 42 | 
|
Бобби Карпентер | ВАШ | ЦН | 1984-1985 | 80 | 53 | 0,66 | 12 | 0 | 7 | 260 |
| 98 | 43 |
|
Дэйл Хаверчук | ВИН | ЦН | 1984-1985 | 80 | 53 | 0,66 | 17 | 3 | 4 | 280 |
| 99 | 44 |
|
Майк Гартнер | ВАШ | ПН | 1984-1985 | 80 | 50 | 0,63 | 17 | 0 | 11 | 330 |
| 100 | 45.1 |
|
Марио Лемье (1) | ПИТ | ЦН | 1986-1987 | 63 | 54 | 0,86 | 19 | 0 | 4 | 267 |
| 101 | 45.2 |
|
Марио Лемье (2) | ПИТ | ЦН | 1987-1988 | 77 | 70 | 0,91 | 22 | 10 | 7 | 382 |
| 102 | 45.3 |
|
Марио Лемье (3) | ПИТ | ЦН | 1988-1989 | 76 | 85 | 1,12 | 31 | 13 | 8 | 313 |
| 103 | 45.4 |
|
Марио Лемье (4) | ПИТ | ЦН | 1992-1993 | 60 | 69 | 1,15 | 16 | 6 | 10 | 286 |
| 104 | 45.5 |
|
Марио Лемье (5) | ПИТ | ЦН | 1995-1996 | 70 | 69 | 0,99 | 31 | 8 | 8 | 338 |
| 105 | 45.6 |
|
Марио Лемье (6) | ПИТ | ЦН | 1996-1997 | 76 | 50 | 0,66 | 15 | 3 | 7 | 327 |
| 106 | 46 |
|
Крэйг Симпсон | ПИТ (21), ЭДМ (59) | ЛН | 1987-1988 | 80 | 56 | 0,70 | 22 | 0 | 8 | 177 |
| 107 | 47 |
|
Джимми Карсон | ЛАК | ЦН | 1987-1988 | 80 | 55 | 0,69 | 22 | 0 | 7 | 264 |
| 108 | 48.1 |
|
Люк Робитайл (1) | ЛАК | ЛН | 1987-1988 | 80 | 53 | 0,66 | 17 | 0 | 6 | 220 |
| 109 | 48.2 |
|
Люк Робитайл (2) | ЛАК | ЛН | 1989-1990 | 80 | 52 | 0,65 | 20 | 0 | 7 | 210 |
| 110 | 48.3 |
|
Люк Робитайл (3) | ЛАК | ЛН | 1992-1993 | 84 | 63 | 0,75 | 24 | 2 | 8 | 265 |
| 111 | 49.1 |
|
Джо Ньювендайк (1) | КГИ | ЦН | 1987-1988 | 75 | 51 | 0,68 | 31 | 3 | 8 | 212 |
| 112 | 49.2 |
|
Джо Ньювендайк (2) | КГИ | ЦН | 1988-1989 | 77 | 51 | 0,66 | 19 | 3 | 11 | 215 |
| 113 | 50.1 |
|
Стив Айзерман (1) | ДЕТ | ЦН | 1987-1988 | 64 | 50 | 0,78 | 10 | 6 | 6 | 242 |
| 114 | 50.2 |
|
Стив Айзерман (2) | ДЕТ | ЦН | 1988-1989 | 80 | 65 | 0,81 | 17 | 3 | 7 | 388 |
| 115 | 50.3 |
|
Стив Айзерман (3) | ДЕТ | ЦН | 1989-1990 | 79 | 62 | 0,78 | 16 | 7 | 8 | 332 |
| 116 | 50.4 |
|
Стив Айзерман (4) | ДЕТ | ЦН | 1990-1991 | 80 | 51 | 0,64 | 12 | 6 | 4 | 326 |
| 117 | 50.5 |
|
Стив Айзерман (5) | ДЕТ | ЦН | 1992-1993 | 84 | 58 | 0,69 | 13 | 7 | 6 | 307 |
| 118 | 51.1 |
|
Стефан Рише (1) | МТЛ | ЛН | 1987-1988 | 72 | 50 | 0,69 | 16 | 0 | 11 | 263 |
| 119 | 51.2 |
|
Стефан Рише (2) | МТЛ | ЛН | 1989-1990 | 75 | 51 | 0,68 | 9 | 0 | 8 | 269 |
| 120 | 52 | 
|
Хокан Лооб | КГИ | ЦН | 1987-1988 | 80 | 50 | 0,63 | 9 | 8 | 4 | 198 |
| 121 | 53 |
|
Берни Николлз | ЛАК | ЦН | 1988-1989 | 79 | 70 | 0,89 | 21 | 8 | 6 | 385 |
| 122 | 54 |
|
Джо Маллен | КГИ | ПН | 1988-1989 | 79 | 51 | 0,65 | 13 | 1 | 7 | 270 |
| 123 | 55.1 |
|
Бретт Халл (1) | СТЛ | ПН | 1989-1990 | 80 | 72 | 0,90 | 27 | 0 | 12 | 385 |
| 124 | 55.2 |
|
Бретт Халл (2) | СТЛ | ПН | 1990-1991 | 78 | 86 | 1,10 | 29 | 0 | 11 | 389 |
| 125 | 55.3 |
|
Бретт Халл (3) | СТЛ | ПН | 1991-1992 | 73 | 70 | 0,96 | 20 | 5 | 9 | 408 |
| 126 | 55.4 |
|
Бретт Халл (4) | СТЛ | ПН | 1992-1993 | 80 | 54 | 0,68 | 29 | 0 | 2 | 390 |
| 127 | 55.5 |
|
Бретт Халл (5) | СТЛ | ПН | 1993-1994 | 81 | 57 | 0,70 | 25 | 3 | 6 | 392 |
| 128 | 56.1 |
|
Кэм Нили (1) | БОС | ПН | 1989-1990 | 76 | 55 | 0,72 | 25 | 0 | 12 | 271 |
| 129 | 56.2 |
|
Кэм Нили (2) | БОС | ПН | 1990-1991 | 69 | 51 | 0,74 | 18 | 1 | 8 | 262 |
| 130 | 56.3 |
|
Кэм Нили (3) | БОС | ПН | 1993-1994 | 49 | 50 | 1,02 | 20 | 0 | 13 | 185 |
| 131 | 57 |
|
Брайан Беллоуз | МНС | ЛН | 1989-1990 | 80 | 55 | 0,69 | 21 | 1 | 9 | 300 |
| 132 | 57.1 |
|
Пэт Лафонтен (1) | НЙА | ЦН | 1989-1990 | 74 | 54 | 0,73 | 13 | 2 | 8 | 286 |
| 133 | 57.2 |
|
Пэт Лафонтен (2) | БАФ | ЦН | 1992-1993 | 84 | 53 | 0,63 | 20 | 2 | 7 | 306 |
| 134 | 58 |
|
Гэри Лимэн | ТОР | ПН | 1989-1990 | 80 | 51 | 0,64 | 14 | 1 | 5 | 256 |
| 135 | 59 |
|
Тео Флери | КГИ | ПН | 1990-1991 | 79 | 51 | 0,65 | 9 | 7 | 9 | 249 |
| 136 | 60.1 |
|
Кевин Стивенс (1) | ПИТ | ЛН | 1991-1992 | 80 | 54 | 0,68 | 19 | 0 | 4 | 325 |
| 137 | 60.2 |
|
Кевин Стивенс (2) | ПИТ | ЛН | 1992-1993 | 72 | 55 | 0,76 | 26 | 0 | 5 | 326 |
| 138 | 61 |
|
Гэри Робертс | КГИ | ЛН | 1991-1992 | 76 | 53 | 0,70 | 15 | 0 | 2 | 196 |
| 139 | 62.1 |
|
Джереми Рёник (1) | ЧИК | ЦН | 1991-1992 | 80 | 53 | 0,66 | 22 | 3 | 13 | 234 |
| 140 | 62.2 |
|
Джереми Рёник (2) | ЧИК | ЦН | 1992-1993 | 84 | 50 | 0,60 | 22 | 3 | 3 | 255 |
| 141 | 63.1 | 
|
Александр Могильный (1) | БАФ | ПН | 1992-1993 | 77 | 76 | 0,99 | 27 | 0 | 11 | 360 |
| 142 | 63.2 |
|
Александр Могильный (2) | ВАН | ПН | 1995-1996 | 79 | 55 | 0,70 | 10 | 5 | 6 | 292 |
| 143 | 64.1 |
|
Теему Селянне (1) | ВИН | ПН | 1992-1993 | 84 | 76 | 0,90 | 24 | 0 | 7 | 387 |
| 144 | 64.2 |
|
Теему Селянне (2) | АНА | ПН | 1996-1997 | 78 | 51 | 0,65 | 11 | 1 | 8 | 273 |
| 145 | 64.3 |
|
Теему Селянне (3) | АНА | ПН | 1997-1998 | 73 | 52 | 0,71 | 10 | 1 | 10 | 268 |
| 146 | 65.1 |
|
Павел Буре (1) | ВАН | ПН | 1992-1993 | 83 | 60 | 0,72 | 13 | 7 | 9 | 407 |
| 147 | 65.2 |
|
Павел Буре (2) | ВАН | ПН | 1993-1994 | 76 | 60 | 0,79 | 25 | 4 | 9 | 374 |
| 148 | 65.3 |
|
Павел Буре (3) | ВАН | ПН | 1997-1998 | 82 | 51 | 0,62 | 13 | 6 | 4 | 329 |
| 149 | 65.4 |
|
Павел Буре (4) | ФЛА | ПН | 1999-2000 | 74 | 58 | 0,78 | 11 | 2 | 14 | 360 |
| 150 | 65.5 |
|
Павел Буре (5) | ФЛА | ПН | 2000-2001 | 82 | 59 | 0,72 | 19 | 5 | 8 | 384 |
| 151 | 66 |
|
Пьер Тарджон | НЙА | ЦН | 1992-1993 | 83 | 58 | 0,70 | 24 | 0 | 10 | 301 |
| 152 | 67.1 |
|
Дэйв Андрейчук (1) | БАФ (52), ТОР (31) | ЛН | 1992-199 | 83 | 54 | 0,65 | 32 | 0 | 4 | 310 |
| 153 | 67.2 |
|
Дэйв Андрейчук (2) | ТОР | ЛН | 1993-1994 | 83 | 53 | 0,64 | 21 | 5 | 8 | 333 |
| 154 | 68 |
|
Марк Рекки | ФИЛ | ПН | 1992-1993 | 84 | 53 | 0,63 | 15 | 4 | 6 | 274 |
| 155 | 69.1 |
|
Брендан Шэнахэн (1) | СТЛ | ЛН | 1992-1993 | 71 | 51 | 0,72 | 18 | 0 | 8 | 232 |
| 156 | 69.2 |
|
Брендан Шэнахэн (2) | СТЛ | ЛН | 1993-1994 | 81 | 52 | 0,64 | 15 | 7 | 8 | 397 |
| 157 | 70 |
|
Сергей Фёдоров | ДЕТ | ЦН | 1993-1994 | 82 | 56 | 0,68 | 13 | 4 | 10 | 337 |
| 158 | 71 |
|
Рэй Шеппард | ДЕТ | ПН | 1993-1994 | 82 | 52 | 0,63 | 19 | 0 | 5 | 260 |
| 159 | 72 |
|
Адам Грэйвз | НЙР | ЛН | 1993-1994 | 84 | 52 | 0,62 | 20 | 4 | 4 | 291 |
| 160 | 73 |
|
Майк Модано | ДАЛ | ЦН | 1993-1994 | 76 | 50 | 0,66 | 18 | 0 | 4 | 281 |
| 161 | 74.1 | 
|
Яромир Ягр (1) | ПИТ | ПН | 1995-1996 | 82 | 62 | 0,76 | 20 | 1 | 12 | 403 |
| 162 | 74.2 |
|
Яромир Ягр (2) | ПИТ | ПН | 2000-2001 | 81 | 52 | 0,64 | 14 | 1 | 10 | 317 |
| 163 | 74.3 |
|
Яромир Ягр (3) | НЙР | ПН | 2005-2006 | 82 | 54 | 0,66 | 24 | 0 | 9 | 368 |
| 164 | 75.1 | 
|
Петер Бондра (1) | ВАШ | ПН | 1995-1996 | 67 | 52 | 0,78 | 11 | 4 | 7 | 322 |
| 165 | 75.2 |
|
Петер Бондра (2) | ВАШ | ПН | 1997-1998 | 76 | 52 | 0,68 | 11 | 5 | 13 | 284 |
| 166 | 76.1 |
|
Джон Леклер (1) | ФИЛ | ЛН | 1995-1996 | 82 | 51 | 0,62 | 19 | 0 | 10 | 270 |
| 167 | 76.2 |
|
Джон Леклер (2) | ФИЛ | ЛН | 1996-1997 | 82 | 50 | 0,61 | 10 | 0 | 5 | 324 |
| 168 | 76.3 |
|
Джон Леклер (3) | ФИЛ | ЛН | 1997-1998 | 82 | 51 | 0,62 | 16 | 0 | 9 | 303 |
| 169 | 77.1 |
|
Джо Сакик (1) | КОЛ | ЦН | 1995-1996 | 82 | 51 | 0,62 | 17 | 6 | 7 | 339 |
| 170 | 77.2 |
|
Джо Сакик (2) | КОЛ | ЦН | 2000-2001 | 82 | 54 | 0,66 | 19 | 3 | 12 | 332 |
| 171 | 78.1 |
|
Кейт Ткачук (1) | ВИН | ЛН | 1995-1996 | 76 | 50 | 0,66 | 20 | 2 | 6 | 249 |
| 172 | 78.2 |
|
Кейт Ткачук (2) | ФНС | ЛН | 1996-1997 | 81 | 52 | 0,64 | 9 | 2 | 7 | 296 |
| 173 | 79 |
|
Пол Кария | АНА | ЛН | 1995-1996 | 82 | 50 | 0,61 | 20 | 3 | 9 | 349 |
| 174 | 80.1 |
|
Джером Игинла (1) | КГИ | ПН | 2001-2002 | 82 | 52 | 0,63 | 16 | 1 | 7 | 311 |
| 175 | 80.2 |
|
Джером Игинла (2) | КГИ | ПН | 2007-2008 | 82 | 50 | 0,61 | 15 | 0 | 9 | 338 |
| 176 | 81 |
|
Милан Гейдук | КОЛ | ПН | 2002-2003 | 82 | 50 | 0,61 | 18 | 0 | 4 | 244 |
| 177 | 82 |
|
Джонатан Чичу | СХШ | ПН | 2005-2006 | 82 | 56 | 0,68 | 24 | 2 | 11 | 317 |
| 178 | 83.1 |
|
Илья Ковальчук (1) | АТЛ | ЛН | 2005-2006 | 78 | 52 | 0,67 | 27 | 0 | 7 | 323 |
| 179 | 83.2 |
|
Илья Ковальчук (2) | АТЛ | ЛН | 2007-2008 | 79 | 52 | 0,66 | 16 | 2 | 4 | 283 |
| 180 | 84.1 |
|
Александр Овечкин (1) | ВАШ | ЛН | 2005-2006 | 81 | 52 | 0,64 | 21 | 3 | 5 | 425 |
| 181 | 84.2 |
|
Александр Овечкин (2) | ВАШ | ЛН | 2007-2008 | 82 | 65 | 0,79 | 22 | 0 | 11 | 446 |
| 182 | 84.3 |
|
Александр Овечкин (3) | ВАШ | ЛН | 2008-2009 | 79 | 56 | 0,71 | 19 | 1 | 10 | 528 |
| 183 | 84.4 |
|
Александр Овечкин (4) | ВАШ | ЛН | 2009-2010 | 72 | 50 | 0,69 | 13 | 0 | 7 | 368 |
| 184 | 84.5 |
|
Александр Овечкин (5) | ВАШ | ЛН | 2013-2014 | 78 | 51 | 0,65 | 24 | 0 | 10 | 386 |
| 185 | 84.6 |
|
Александр Овечкин (6) | ВАШ | ЛН | 2014-2015 | 81 | 53 | 0,65 | 25 | 0 | 10 | 395 |
| 186 | 84.7 |
|
Александр Овечкин (7) | ВАШ | ЛН | 2015-2016 | 79 | 50 | 0,63 | 19 | 0 | 8 | 398 |
| 187 | 85.1 |
|
Дэни Хитли (1) | ОТТ | ПН | 2005-2006 | 82 | 50 | 0,61 | 23 | 2 | 7 | 300 |
| 188 | 85.2 |
|
Дэни Хитли (2) | ОТТ | ПН | 2006-2007 | 82 | 50 | 0,61 | 17 | 3 | 10 | 310 |
| 189 | 86 |
|
Венсан Лекавалье | ТБЛ | ЦН | 2006-2007 | 82 | 52 | 0,63 | 16 | 5 | 7 | 339 |
| 190 | 87 |
|
Сидни Кросби | ПИТ | ЦН | 2009-2010 | 81 | 51 | 0,63 | 13 | 2 | 6 | 298 |
| 191 | 88.1 |
|
Стивен Стэмкос (1) | ТБЛ | ЦН | 2009-2010 | 82 | 51 | 0,62 | 24 | 1 | 5 | 297 |
| 192 | 88.2 |
|
Стивен Стэмкос (2) | ТБЛ | ЦН | 2011-2012 | 82 | 60 | 0,73 | 12 | 0 | 12 | 303 |
| 193 | 89 |
|
Кори Перри | АНА | ПН | 2010-2011 | 82 | 50 | 0,61 | 14 | 4 | 11 | 290 |
| 194 | 90 |
|
Евгений Малкин | ПИТ | ЦН | 2011-2012 | 75 | 50 | 0,66 | 12 | 0 | 9 | 339 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Список игроков НХЛ, забивавших 50 и более голов за сезон"
Ссылки
- [www.nhl.com Официальный сайт НХЛ] (англ.)
- [www.hockeydb.com Hockey Database] (англ.)
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список игроков НХЛ, забивавших 50 и более голов за сезон
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
