Список казачьих дворянских фамилий Войска Донского
Поделись знанием:
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
Дворянство у донских казаков
На 1776 год насчитывается не больше десятка дворянских родов притом, что существовало значительно больше (несколько десятков) старшин, имевших армейские чины и, тем самым, права Всероссийского дворянство (у них могли быть имения с крепостными)[2].
22 сентября 1798 года появился Высочайший указ Павла I на имя Военной коллегии:
Взирая всегда с удовольствием на ревность и службу войска Донскаго в знак признательности и благоволения Нашего к оному для уравнения чиновников в войске оном служащих повелеваем признавать их чинами по следующей табели, сохраняя им по службе прежние их название в войске Донском: войсковых старшин майорами, есаулов ротмистрами, сотников поручиками, хорунжих корнетами[3][* 1].
Милость эта была сообщена атаману Василию Петровичу Орлову самим царём. Поэтому 22 сентября 1798 года считается днём официального возникновения донского дворянства[4].
Содержание
|
|---|
Список донских казачьих дворянских фамилий
Все нижеприведённые фамилии сверяются со [www.vgd.ru/STORY/don.htm списком донских дворянских фамилий] А. А. Шумкова[5].
См. страницу обсуждения.
|
Донские казачьи дворянские фамилии: |
А
- Абрамовы
- Абросимовы
- Ажиновы
- Ажогины
- Айвазовы
- Акатновы
- Акентьевы
- Акимовы
- Аксёновы
- Александрины
- Александровы
- Алексеевы
- Алентьевы
- Алёшины
- Алимовы
- Алифановы
- Алонцовы
- Алубаевы (Лубаевы)
- Алфераки (c гербом)
- Альбаковы
- Андреевы
- Андреевские
- Андриановы (Андрияновы, Андреяновы)
- Антоновы
- Апанасовы (Апонасовы)
- Апостоловы
- Араканцевы (Араканцовы)
- Арефьевы
- Ареховы (Ореховы)
- Аркаширины
- Армейские
- Артёмовы
- Артикуловы
- Архиповы
- Асановы
- Астаховы
- Афанасьевы (Афонасьевы)
- Афонины
- Ахановы
- Ашурковы
Б
- Бабичевы
- Бабкины
- Багаевы (Богаевы)
- Багаевсковы (Багаевские, Богаевские)
- Багровы
- Баклановы
- Балабины
- Банниковы
- Барабанщиковы
- Барановы
- Баровковы (Боровковы)
- Барышниковы
- Баршовы
- Басовы
- Баталкины
- Баулины
- Бахиры
- Белоглазовы
- Белогородцовы (Белгородцевы)
- Белоусовы
- Беляевы
- Беляевские (Беляевсковы)
- Бендерсковы
- Берберовы
- Березовские
- Билёвы
- Бирюковы
- Бобриковы
- Богаевские
- Богатырёвы
- Богачёвы (Багачёвы)
- Богучарсковы (Богучарские)
- Божковы
- Божковские (Бажковские)
- Боковы
- Болдыревы
- Большовы
- Бондаревы
- Борисовы (Барисовы)
- Браиловские
- Бриковы (Брыковы)
- Броневские
- Брызгалины
- Будановы
- Бузины
- Бурдюговы
- Бурмистровы
- Быкадоровы
- Быхаловы
- Бычковы
В
- Валовы
- Валуевы (Волуевы)
- Варваци (Варваци-Комнено, Комнено-Варваци, Комнино-Варваци, Камнено-Варваци)
- Варламовы
- Васильевы[6]
- Васичкины
- Веденины (Виденины)
- Ведерниковы
- Венсовичи
- Вершинины
- Вздульские
- Вилковы
- Вислогузовы
- Виссоры
Владимировы Власкины Власовы Войновы Волгины
- Володины
- Волоховы
- Волошиновы (Волошины)
- Волховские
- Воробьёвы
- Воронины
- Воронковы
- Воронченко
- Воскобойниковы
- Востриковым
- Вуколовы
- Высоты
Г
- Гавриловы
- Галдины (Голдины)
- Галушкины
- Ганики
- Ганюшкины
- Гардеевы (Гордеевы)
- Гарелкины
- Герасимовы
- Герцовы
- Глазуновы
- Гласковы
- Глебовы
- Глуховы
- Глушихины
- Гнилозубовы
- Гнилорыбовы
- Гнутовы
- Голицыны (Галицыны)
- Голодновы
- Голубинцевы (Голубинцовы)
- Голубовы
- Горбатовы
- Горбачёвы
- Гордеевы (Гардеевы)
- Гореловы
- Горины
- Горюшкины
- Горячевы
- графы фон Граббе
- Гранжаны
- Грачёвы
- Гребенковы (Гребенниковы)
- Грековы
- Гречановские (Гречановсковы, Греченовские)
- Гривины
- Григорьевы
- Гриневы
- Грицыхины
- Грошевы
- Грудневы
- Грузиновы
- Груцыновы
- Губаревы
- Губкины
- Гужвины
- Гуколовы
- Гуляевы
- Гурбановы
- Гуревнины
- Гуреевы
- Гурьев
- Гуровы
- Гуськовы
- Гусельщиковы
- Гущины
Д
- Давыдовы
- Дадоновы (Додоновы)
- Данилевские
- Даниловы
- Дашкины
- Дементьевы
- Демидовы
- Дёмины
- Денежниковы (Денижниковы)
- Денисовы
- Деревяниковы
- Джумайло
- Диковы
- Динсковы (Дынсковы, Динские)
- Дмитреевы (Дмитриевы)
- Дмитровы
- Добрынины
- Долговы
- Долгополовы
- Долгопятовы
- Долотины
- Донцовы[7][8] (См.: Карасёвы)
- Дубенцовы
- Дубовские (Дубовсковы)
- Дукмасовы[9]
- Дулеины
- Дулимовы
- Дурасовы
- Дурняпины
- Дуткины (Дудкины)
- Духопельниковы
- Дынсковы (Динсковы)
- Дьяковы
- Дьяконовы
- Дьяченковы
- Дятловы
- Дячкины
Е
- Евлаховы
- Евсегнеевы
- Евсеевы
- Евсиковы
- Евстратовы
- Евтеревы
- Егоровы
- Ежовы
- Елатонцовы
- Елисеевы
- Ёлкины
- Емановы
- Емельяновы
- Емилевы
- Еновы
- Епифановы
- Еремеевы
- Ерёмины
- Ерёмкины
- Ересенковы
- Ермаковы
- Ермолаевы
- Ермоловы
- Ерофеевы
- Ерыженковы (Ерыженские, Ериженские)
- Ерылкины
- Ефимовы
- Ефремовы
- Ештохины (Иштохины, Иштокины)
Ж
З
- Завгородные
- Завжаловы
- Загряцкие
- Зазерсковы (Зазерские)
- Зайцовы (Зайцевы)
- Закаляевы
- Закотновы
- Залесские
- Замгаловы
- Запорожские
- Запорожцевы
- Зарецкие (с гербом)
- Зарубины
- Зарянсковы
- Захаровы
- Зверевы
- Зелененковы (Зеленковы)
- Зембулатовы
- Земцовы
- Зенковы
- Зимины
- Зимовновы
- Золотарёвы
- Золотковы
- Золотовсковы
- Зотовы
- Зубовы
- Зубриловы
И
- Иванеевы
- Иванковы
- Ивановы
- Извощиковы
- Измайловы
- Иловайские (с гербом[10]) (Иловайсковы)
- Ильины
- Инютины
- Ионовы
- Иордановы
- Исаевы (Исаиевы)
- Ичневы
К
- Кавалёвы (Ковалёвы)
- Каженовы
- Казанцевы (Казанцовы)
- Казимировы
- Казинцовы (Козинцевы)
- Казловы (Козловы)
- Казмины (Казьмины)
- Казмичёвы (Казьмичёвы)
- Кайстровы
- Какурины
- Калабуховы
- Каламыцовы (Коломыцовы)
- Калдуровы
- Каледины (Коледины)
- Калинины
- Калмыковы (Колмыковы)
- Калочинские (Калачинские)
- Калпаковы
- Калывановы (Колывановы)
- Каменновы
- Каменские (Каменсковы)
- Каменщиковы
- Камнено-Варваци (Варваци)
- Камянские
- Каньковы (Коньковы)
- Канцы (Канцовы)
- Капустяны (Капустяновы)
- Капылковы
- Караичевы
- Каранчевы
- Карасёвы[8][11][12]
- Каргальские (Каргальсковы)
- Каргины
- Кареловы (Кореловы)
- Каренюгины
- Карнеевы (Корнеевы)
- Карповы
- Карташевы (Карташовы)
- Картушины
- Каршины
- Касатоновы
- Кастрюковы (Кострюковы)
- Касьяновы
- Катасоновы
- Катачины (Каточины)
- Катовы (Котовы)
- Качальниковы
- Кашеваровы
- Кащеевы
- Каюнчины
- Киевские (Киевсковы)
- Киреевы
- Кирпачевы
- Кирсановы
- Кирьяновы
- Киселёвы
- Кисляковы
- Кичаповы
- Кладовщиковы
- Клевцовы
- Клемёновы (Климёновы)
- Клёнкины
- Климентовы
- Климовы
- Клунниковы
- Князевы
- Ковалёвы (Кавалёвы)
- Кожановы
- Козарезовы (Казарезовы)
- Козины
- Козловы (Казловы)
- Козловцовы (Казловцовы, Козловцевы, Казловцевы, Казловцывы)
- Кокины
- Колесниковы
- Коломыцовы (Каламыцовы)
- Колосковы
- Колпиковы
- Комиссаровы
- Комнено-Варваци (Варваци)
- Кондратьевы
- Коноваловы
- Коноводовы
- Кононовы
- Коньковы (Каньковы)
- Кореневы
- Корецкие (Корецковы)
- Коробченко (Коробченковы)
- Королёвы
- Коротковы
- Короченцовы (с гербом)
- Коршуновы
- Корытины
- Кравцовы
- Красновы
- Красностановы
- Краснощёковы
- Краснушкины
- Краснянские (Краснянсковы)
- Красовские (Красовсковы)
- Красюки (Красюковы)
- Кратировы
- Криковы
- Кружилины
- Крыловы
- Крюковы
- Крючковы
- Кудиновы
- Кузнецовы
- Кулегины (Кулягины)
- Кулешёвы
- Култышкины
- Кульгавовы
- Кульгачёвы
- Кулягины[13]
- Кумовы[14]
- Кумсковы
- Кумшацкие (Кумшацковы)
- Кунаковы[8][15] (См.: Карасёвы)
- Курнаковы
- Кунделенко (Кунделеки, Кундилеки, Кунделековы)
- Кундрюковы (Кундруковы)
- Куницыны
- Куприяновы
- Кураповы
- Кургановы
- Курнаковы
- Курнасовы
- Курючкины
- Кустовы
- Кутейниковы
- Кутырёвы
- Кучеровы
- Кушкарёвы
- Кушнарёвы
Л
- Лавровы
- Левицкие (Левицковы)
- Лёвочкиновы
- Левчаткины
- Ледковы
- Ленивовы
- Леоновы
- Лимановы
- Липодаевы
- Литвиновы
- Лобачёвы (Лабачёвы)
- Логвиновы
- Лозины (Лазины)
- Ломовцовы
- Лосевы
- Лотошниковы
- Лощилины (Лащилины)
- Луганские (Лугансковы)
- Луизовы
- Лукины
- Луковкины
- Лукьяновы
- Лыткины
- Львовы
- Любимовы
- Любченковы
- Лютенсковы
- Ляпины
М
- Магнышевские (Магнышевсковы)
- Мажаровы (Можаровы)
- Мазанкины
- Макаровы
- Макеевы
- Малакановы (Молакановы, Малокановы)
- Малаховы
- Малины
- Малчановы (Молчановы)
- Малчевские (Малчевсковы, Молчевские, Мольчевские)
- Малюгины
- Мамихины
- Маноцковы
- Мануйловы
- Маргуновы (Моргуновы)
- Мардвинцовы (Мордвинцовы)
- Мардовины (Мордовины)
- Марковы
- Марозовы (Морозовы)
- Мартыновы (с гербом)
- Марченковы
- Масловы
- Матавиловы (Мотавиловы)
- Матвеевы
- Махины
- Машлыкины (с гербом)
- Медведёвы
- Мелентьевы
- Мелиховы (Мелеховы)
- Мельниковы
- Мельниковы-Разведенковы
- Мержановы
- Мерзляковы
- Мерхолёвы (Мерхилёвы)
- Метелёвы
- Мешковы
- Мещеряковы
- Миллеры (Миллеровы)
- Миловановы
- Минаевы
- Миненковы
- Минченковы
- Мироновы
- Митрофановы
- Митьковы
- Митяевы
- Михеевы
- Михины
- Мишарёвы
- Мишустовы
- Моисеевы
- Мокрицкие
- Монетовы
- Мороко
- Мрыхины
- Муженковы (с гербом)
- Мыльниковы
Н
О
- Облакевичи
- Овсовы
- Одноглазковы
- Оремы (с гербом)
- Орловы
- графы Орловы-Денисовы
- графы Орловы-Денисовы-Никитины
- Осетровы
- Осинские
- Осиповы
П
- Павловы
- Паниотовы
- Панкратовы (Понкратовы)
- Пановы
- Пантелеевы (Пантилеевы)
- Панфиловы (Понфиловы)
- Папковы (Попков)
- Папузины[16]
- Парадизовы-Мильтевы
- Парамоновы (Порамоновы)
- Пастрюлины
- Пастушковы
- Пашковы
- Пелёнкины
- Перелыгины
- Персияновы
- Перфиловы
- Перфиловы-Поповы
- Петрищевы
- Петровы
- Петровские (Петровсковы)
- Пивоваровы[8][17] (См.: Карасёвы)
- Писарёвы
- Платовы (с гербом)
- графы Платовы[1]
- Платоновы
- Плетнёвы
- Плешаковы
- Плотниковы
- Победновы
- Погожевы[18]
- Подхалюзины
- Поевы (Поевовы)
- Поздеевы (Паздеевы)
- Познышевы[19]
- Покидышевы
- Покровские[20]
- Полковниковы
- Полубедовы
- Полухины[21]
- Полушкины
- Поляковы
- Пономарёвы (Понамарёвы)
- Поповы
- Посновы[22]
- Потаповы
- Похлёбины[23]
- Похомовы
- Поцелуевы
- Прекрасновы
- Прозоровские
- Просвирнины (Прасвирнины)
- Просвировы
- Протопоповы
- Прохоровы
- Процыковы
- Птахины
- Пудавовы
- Пузановы
- Пупковы
- Пустошкины
- Пустынниковы
- Пухляковы
- Пушкаревы
- Пшеничные (Пшеничновы)
- Пырковы
- Пышкины
- Пятаковы
Р
С
- Саблины
- Савёловы
- Савельевы
- Савиловы
- Савины
- Савостьяновы
- Савченко (Савченковы)
- Садчиковы
- Сазоновы
- Сазоновичи
- Сальниковы
- Самарины
- Самойловы
- Самохины
- Самсоновы
- Сапельниковы
- Сарандинаки
- Сариновы
- Сарокины (Сорокины)
- Сарычевы
- Сафоновы
- Сафроновы
- Свеколкины
- Свечниковы
- Секретёвы[24]
- Селивановы
- Семилетовы
- Сергеевы
- Сидорины
- Сидоровы
- Сизовы
- Силкины
- Симоновы
- Синеоковы (Синиоковы)
- Синятниковы
- Сиротины
- Ситниковы
- Скалины
- Скапцовы (Скопцовы)
- Скасырсковы (Скасырские)
- Сладковы
- Слащёвские
- Слышкины
- Слюсаревы
- Смирновы
- Смоленские (Смоленсковы)
- Смоляковы
- Соболевы
- Соколовы
- Солдатовы (Салдатовы)
- Солунсковы (Салунсковы, Солунские)
- Сотниковы
- Сохрановы
- Соцковы
- Степанниковы
- Степановы
- Стержеменсковы
- Стефановы
- Стехины
- Стояновы
- Страховы
- Строгановы (Строгоновы)
- Студеникины
- Ступачевские (Ступачевсковы)
- Суворовы
- Сударкины
- Суетины
- Сулины
- Суржины[5]
- Сутуловы
- Сысоевы
- Сычёвы
Т
- Табунщиковы
- Талаконниковы
- Талалаевы
- Тапилины (Топилины)
- Тарарины (Торарины)
- Тарасовы[25]
- Тарелкины[26]
- Тацыны
- Текуты (Текутовы)
- Текучёвы
- Телешёвы
- Телухины
- Терезниковы
- Тереньтевы
- Терпиловы
- Титовы
- Тихановы (Тихоновы)
- Тихановские (Тихоновские)
- Толстопятовы
- Траилины
- Трафименко (Трофименко, Трофименковы)
- Трифоновы (Трифановы)
- Трофимовы (Трафимовы)
- Трухачёвы
- Тулубьевы
- Туроверовы
- Турчаниновы
- Тюрморезовы
- Тюряжцевы (Тюряжцовы)
- Тяпкины[27]
У
- Улановы
- Улиткины
- Улыбины
- Ульяновы
- Упорниковы (Упоринковы)
- Ургановы
- Урюпинсковы (Урюпинские)
- Усачёвы
- Усковы
- Уткины
- Ушаковы
Ф
- Фарапоновы (Форопоновы)
- Фарафоновы (Форафоновы)
- Фатеевы
- Фёдоровы
- Фетисовы
- Филатовы
- Филатьевы
- Филенко (Филенковы, Филинковы)
- Филимоновы
- Филины
- Филиппенковы
- Финковы
- Фицхелауровы (Фицхелауры)
- Фолимоновы
- Фомины
- Фомины-Ефремовы
- Фроловы
- Фрянские (Фрянсковы)
Х
- Харламовы
- Ханжёнковы (Ханжонковы)
- Хрещатицкие (Хрещатицковы, Хрищитицкие)
- Хрипуновы
Ц
- Цепляевы (Цыпляевы)
- Церковниковы
- Цымловы
- Цынкаловы
- Цыплаковы
- Цыплятевы (Цеплятевы)
Ч
Чекаловы (Чека)
- Чеботарёвы
- Чапурины
- Черевковы
- Чернецовы (Черницовы)
- Чёрнозубовы
- Черячукины (Чирячукины)
- Чичировы
- Чувильдеевы (Чевильдеевы)
- Чукавовы
Ш
Щ
- Щедровы
- Щекатурины
- Щепкины
- Щербаковы
- Щербины
- Щорбины
- Щучкины
Э
- Эрихсы
Ю
- Юдины
- Юрковы
- Ющенко
Я
Библиография
- Примечания
- ↑ По указу Петра I все обер-офицеры получали патенты на дворянство. Более поздними реформами Александра II (1856 г.) право потомственного дворянства было ограничено только высшими воинскими чинами, начиная с чина VI-го класса — полковник.
- Источники
- ↑ 1 2 [gerbovnik.ru/arms/1255.html Герб рода графа Платова // Общiй Гербовникъ дворянскихъ родовъ Всероссiйскiя Имперiи.]
- ↑ Peter Simon Pallas. Reise durch verschiedene Provinzen des rußischen Reichs. 1771—1801.
- ↑ Савёлов Л. М. Донское дворянство. М., 1905, С. 12.
- ↑ 1 2 Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 86-89.
- ↑ 1 2 3 [www.vgd.ru/STORY/don.htm Шумков А. А. При участии И. Г. Рыклис. Алфавитный список донских дворянских фамилий. СПб.: ВИРД, 2000.]
- ↑ [www.tez-rus.net/ViewGood24702.html Васильев Михаил Леонидович] // Российское зарубежье во Франции. 1919—2000. Биографический словарь. В 3-х тт. / Под общ. ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. Т. 1: А—К. М.: Наука, Дом-музей Марины Цветаевой, 2008. С. 253.
- ↑ РГВИА. Ф. 330, оп. 57, д. 484, ПС за 1884 г.
- ↑ 1 2 3 4 Корягин С. В. Тарасовы и другие / Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 81. М.: Русаки, 2008. С. 59-64, 108.
- ↑ [passion-don.org/genealogy/dukmasovy.html Род Дукмасовых // Passion-don.org. Архивировано из первоисточника 5 июня 2013.]
- ↑ [gerbovnik.ru/arms/136.html Герб Иловайского // Общiй Гербовникъ дворянскихъ родовъ Всероссiйскiя Имперiи.]
- ↑ Карасёв А. В. [russ.ru/layout/set/print/onefoto/Sderzhannaya-krasota.-Aleksandr-Karasiov Сдержанная красота // Русский журнал. 19.08.2011.]
- ↑ Карасёв А. А. Фамилия Карасёвых // Областного Войска Донского Статистического Комитета. 1903. Вып. 3. С. 48-53.
- ↑ Корягин С. В. Тарасовы и другие / Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 81. М.: Русаки, 2008. С. 29.
- ↑ Корягин С. В. Тарасовы и другие / Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 81. М.: Русаки, 2008. С. 53.
- ↑ РГВИА, ф. 330, оп. 55, д. 370, ПС за 1855 г., д. 201, ПС за 1854 г.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 91.
- ↑ РГВИА, ф. 330, оп. 57, д. 912, ПС Пивоварова Г. В. за 1889 г.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 33.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 36.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 42.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 43.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 77.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 82.
- ↑ Корягин С. В., Секретёв К. М. Секретёвы и Коньковы. СПб., 1998. 72 С.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 5.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 93.
- ↑ Корягин С. В. Генеалогия и семейная история Донского казачества, Вып. 5. М.: Русаки, 2008. С. 90.
| ||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Список казачьих дворянских фамилий Войска Донского"
Отрывок, характеризующий Список казачьих дворянских фамилий Войска Донского
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
