Список легендарных королей Британии
Поделись знанием:
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Содержание
Короли бриттов у Гальфрида Монмутского
Гальфрид Монмутский в «Истории королей Британии» описал легендарную историю острова от момента его заселения Брутом, потомком троянского героя Энея, до смерти короля Кадваладра в VII веке.
| Логрия (Англия) | Албания (Шотландия) | Камбрия (Уэльс) | Корнубия (Корнуолл) | Связь легендарной истории Гальфрида Монмутского с историческими событиями |
|---|---|---|---|---|
| Брут I (24 года)[1] | Кориней, советник Брута | Назван правнуком Энея | ||
| Локрин (10 лет)[2] | Альбанакт, гунн Хамбер | Камбр | Гвендолина, жена Локрина | |
| Королева Гвендолина (15 лет)[2] | ||||
| Мадан (40 лет)[3] | Гвендолина | |||
| Мемприк (20 лет)[3] | ||||
| Эбравк (40 лет)[4] | ||||
| Брут II Зелёный Щит (12 лет)[5] | ||||
| Лайл (25 лет)[5] | ||||
| Руд Гуд Гудибрас (39 лет)[6] | ||||
| Бладуд (20 лет)[7] | ||||
| Леир (60 лет)[8] | ||||
| Маглаун Албанский (3 года)[8] | Хенвин Корнубийский (3 года)[8] | |||
| Леир (3 года)[8] | ||||
| Корделия (5 лет)[9] | ||||
| Марган I Албанский (севернее Хамбера) и Кунедаг Корнубийский (южнее Хамбера) (2 года)[9] | ||||
| Кунедаг (33 года)[9] | Современник основания Рима | |||
| Ривал | ||||
| Гургуст | ||||
| Сисил I | ||||
| Яго Британский | ||||
| Кимарк | ||||
| Горбодак | ||||
| Борьба Феррекса и Поррекса I | ||||
| «Война Пяти королей»[10] | Глава 33 | |||
| Пинор | Статерий | Рудаук | Клотен | |
| Дунвало Молмултский[11] | Глава 34 | |||
| Дунвало Молмултский (40 лет) | ||||
| Бренний (севернее Хамбера) и Белин (южнее Хамбера) | Бренн, вождь галльского племени сенонов, победил Рим в 387 году до н. э. | |||
| Белин | ||||
| Гургуинт Брабтрук | ||||
| Гуинтелин | ||||
| королева Марция (регенша) | ||||
| Сисиллий II | ||||
| Кинарий | ||||
| Даний | ||||
| Морвид | ||||
| Горбониан, сын Морвида | ||||
| Архгалло, сын Морвида (1 год) | ||||
| Элидур Добрый, сын Морвида (3 года) | ||||
| Архгалло (второй раз) (10 лет) | ||||
| Элидур Добрый (второй раз) (1 год) | ||||
| Передур, сын Морвида (севернее Хамбера) и Ингений, сын Морвида (южнее Хамбера) (7 лет) | ||||
| Передур (2 года) | ||||
| Элидур Добрый (третий раз) (4 года) | ||||
| Регин, сын Горбониана | ||||
| Марган II, сын Архгалло | ||||
| Энниаун, сын Архгалло (6 лет) | ||||
| Идвалло, сын Ингения | ||||
| Руно, сын Передура | ||||
| Герунтий, сын Элидура | ||||
| Кателл | ||||
| Коилл I | ||||
| Поррекс II | ||||
| Херим | ||||
| Фульгений I | ||||
| Элдад | ||||
| Андрогей | ||||
| Уриан | ||||
| Элиуд | ||||
| Кледаук | ||||
| Клотен | ||||
| Гургинтий | ||||
| Мериан | ||||
| Бледудо | ||||
| Кап | ||||
| Оэн | ||||
| Сисиллий III | ||||
| Блегабред, сын Сисиллия III | ||||
| Архмаил | ||||
| Элдол | ||||
| Редон | ||||
| Редехий | ||||
| Самуил Пенессил (либо Самуил и Пенессил) | ||||
| Пир | ||||
| Капоир | ||||
| Клигвеилл, сын Капоира | ||||
| Хели, сын Клигвеилла (40 лет) | ||||
| Луд, сын Хели | ||||
| Кассивелаун (30 лет); Андрогей, правитель Кантии; Таскиован (Тенвантий), правитель Корнубии | При нём Цезарь вторгся в Британию | |||
| Таскиован (Тенвантий) | ||||
| Кимбелин (Кунобелин) | Современник Октавиана Августа | |||
| Гвидерий | Завоевание Клавдием Британии | |||
| Арвирарг | ||||
| Марий | ||||
| Коилл II | ||||
| Луций[12] | ||||
| Борьба Септимия Севера и Фульгения II | Септимий Север, римский император в 193—211 годах | |||
| Гета | Гета, римский император в 211 году | |||
| Бассиан | Каракалла, римский император в 211—217 годах | |||
| Караузий | узурпатор Караузий в 286—293 годах | |||
| Аллект | узурпатор Аллект в 293—296 годах | |||
| Асклепиодот | ||||
| Коилл III Кайр-Колунский[13] | ||||
| Констанций | Констанций I Хлор, римский император в 305—306 годах | |||
| Константин I, сын Констанция | Константин I, римский император в 306—337 годах | |||
| вождь гевисеев[14] Октавий | ||||
| Трахерн, брат Коэла | ||||
| Октавий (второй раз) | ||||
| Максимиан, племянник Коэла | Магн Максим, император-узурпатор Западной Римской империи в 383—388 годах | |||
| правитель Карадок, первый король Думнонии | ||||
| Динот (англ. Dionotus)[15] | ||||
| Грациан Вольноотпущенник | королевство Думнония[16] | Грациан, узурпатор в 407 году | ||
| Константин II | Константин III, римский император, узурпатор в 407—411 годах | |||
| Констант, сын Константина | Констант, римский император, узурпатор в 409—411 годах | |||
| Вортигерн | Появление англосаксов в Британии | |||
| Вортимер, сын Вортигерна | ||||
| Вортигерн, зять Магна Максима | Появление Мерлина | |||
| Амброзий Аврелиан, брат Константа | королевства Уэльса[16] | |||
| Утер Пендрагон, брат Константа и Амброзия Аврелиана | ||||
| Король Артур | Битва при горе Бадон[17] | |||
| Англо-саксонские королевства | Константин III | Константин III | ||
| Аврелий Конан | ||||
| Вортипор | ||||
| Майлгун | Майлгун ап Кадваллон, король Гвинеда в 520—547 годах | |||
| Керетик | ||||
| Раздробленность. Англосаксы завоёвывают Британию | ||||
| Кадван | Кадван ап Иаго, король Гвинеда в 613—625 годах | |||
| Кадваллон | Кадваллон ап Кадван, король Гвинеда в 625—634 годах | |||
| Кадваладр | Кадваладр, король Гвинеда в 655—682 годах | |||
Короли шотландцев (Даль Риата) по «Скотихроникону»
Список приводится в начале первого тома «Скотихроникона» иначе «Церковной истории Шотландии». Книга была составлена в 16 веке Уильямом Боуэром. В последующие века постоянно дорабатывалась. В частности в неё были включены списки епископов, богословские трактаты и статьи. Список шотландских королей приводится по изданию Дж Ф Гордона 1868 г. Список королей был заимствован из работы Гилберта Грея «Oratio de Illustribus Scotiæ Scriptoribus». В скобках указано начало правления.
- Фергюс Первый — Фергюс Мор /Великий/(330 г до н. э.)- сын Эрка короля Даль Риата Ирландского. упомянут в Annals of Tigernach
- Феринтарус (305 г до н. э.)
- Майнус (290 г до н. э.)
- Дорнадилла (261 г до н. э.)
- Нотатус (241 г до н. э.)
- Реутерус (213 г до н. э.)
- Реута (196 г до н. э.)
- Тереус (184 г до н. э.)
- Джосина (161 г до н. э.)
- Финнанус (137 г до н. э.)
- Дурстус (107 г до н. э.)
- Эвенус Первый (неизв.)
- Гиллус (неизв.)
- Эвенус Второй (неизв.)
- Эдерус (неизв.)
- Эвенус Третий (неизв.)
- Метеллаус / во второй год его правления родился Иисус/ (неизв.)
- Карактакус (32 г. н. э.)
- Корбред Первый (54 г. н. э.)
- Дардранус (70 г. н. э.)
- Корбред Второй (92 г. н. э.)
- Луктатус (104 г. н. э.)
- Могалдус (131 г. н. э.)
- Конарус (155 г. н. э.)
- Этодиус Первый (161 г. н. э.)
- Сатраэль (168 г. н. э.)
- Дональд Первый (199 г. н. э.)
- Этодиус Второй (219 г. н. э.)
- Ахиро (235 г. н. э.)
- Натоликус (247 г. н. э.)
- Финдохус (252 г. н. э.)
- Доналд Второй (262 г. н. э.)
- Доналд Третий (263 г. н. э.)
- Кратлинтус (277 г. н. э.)
- Финхормаркус (320 г. н. э.)
- Ромахус (368 г. н. э.)
- Ангусианус (371 г. н. э.)
- Фетемалькус (373 г. н. э.)
Напишите отзыв о статье "Список легендарных королей Британии"
Примечания
- ↑ Глава 23
- ↑ 1 2 Глава 25
- ↑ 1 2 Глава 26
- ↑ Глава 27
- ↑ 1 2 Глава 28
- ↑ Глава 29
- ↑ Глава 30
- ↑ 1 2 3 4 Глава 31
- ↑ 1 2 3 Глава 32
- ↑ Пресечение рода Брута
- ↑ Первый король из Корнуэлльской династии
- ↑ Последний король из Корнуэлльской династии
- ↑ Глава 78
- ↑ Глава 80
- ↑ Глава 87
- ↑ 1 2 Признавало верховенство британских королей
- ↑ 516 год
Литература
- Гальфрид Монмутский. История бриттов.
- «Scotihronicon»;comprising Bishop Keith’s catalogue of Scottish Bishops by J.F.S. Gordon D.D. St.Andrews.Glasgow.MDCCCLXVII.Vol I. pp 1-4
- John Morris. The Age of Arthur: A History of the British Isles from 350 to 650. Barnes & Noble Books: New York. 1996 (originally 1973). ISBN 0-7607-0243-8
- John Jay Parry and Robert Caldwell. Geoffrey of Monmouth in Arthurian Literature in the Middle Ages, Roger S. Loomis (ed.). Clarendon Press: Oxford University. 1959. ISBN 0-19-811588-1
- Brynley F. Roberts, Geoffrey of Monmouth and Welsh Historical Tradition, Nottingham Medieval Studies, 20 (1976), 29—40.
- J.S.P. Tatlock. The Legendary History of Britain: Geoffrey of Monmouth's Historia Regum Britanniae and its early vernacular versions. University of California Press. Berkeley. 1950.
Ссылки
- [www.allmonarchs.net/uk/other/legendary.html Верховные короли бриттов]. Все монархии мира. Проверено 13 мая 2010. [www.webcitation.org/67BY84GjY Архивировано из первоисточника 25 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Список легендарных королей Британии
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
