Список ныне живущих архиереев Православной Церкви в Америке
Поделись знанием:
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
В списке представлены ныне живущие архиереи Православной Церкви в Америке.
Епископат Православной Церкви в Америке насчитывает (на 23 октября 2015 года) 22 человека, из них 12 — епархиальные архиереи, в том числе Предстоятель Церкви — Архиепископ Вашингтонский, митрополит всея Америки и Канады, 2 — викарные архиереи, 8 архиереев пребывают на покое.
Список составлен в порядке старшинства епископской хиротонии (первая дата в скобках после имени).
Старейший по возрасту архиерей Православной Церкви в Америке — митрополит на покое Герман (Свайко) (1932 года рождения); самый молодой — Архиепископ Вашингтонский, митрополит всея Америки и Канады Тихон (Моллард) (1966 года рождения).
Содержание
- 1 Патриаршество патриарха Алексия I
- 2 Предстоятельство митрополита Иринея
- 3 Предстоятельство митрополита Феодосия
- 4 Предстоятельство митрополита Германа
- 5 Предстоятельство митрополита Ионы
- 6 Предстоятельство митрополита Тихона
- 7 Избранные
- 8 Бывшие иерархи в других юрисдикциях
- 9 Бывшие иерархи, лишённые сана
- 10 Примечания
- 11 Ссылки
Патриаршество патриарха Алексия I
Хиротонии 1967 года
- Феодосий (Лазор), митрополит, бывший архиепископ Вашингтонский, митрополит всея Америки и Канады (6 мая 1967; на покое)
Предстоятельство митрополита Иринея
Хиротонии 1971 года
- Серафим (Сигрист), епископ, бывший Сендайский (19 декабря 1971[1]; на покое с 1988 года)
Хиротонии 1973 года
- Герман (Свайко), митрополит, бывший архиепископ Вашингтонский и Нью-Йоркский, митрополит всея Америки и Канады (10 февраля 1973; на покое с 4 сентября 2008)
Предстоятельство митрополита Феодосия
Хиротонии 1979 года
- Марк (Форсберг), епископ, бывший Бостонский (10 ноября 1979; на покое с 22 марта 2001)
Хиротонии 1980 года
Хиротонии 1987 года
- Тихон (Фицджеральд), епископ, бывший Сан-Францисский и Западно-Американский (30 мая 1987; на покое с 14 ноября 2006)
Хиротонии 1990 года
- Лазарь (Пухало), архиепископ, бывший Оттавский и Канадский (28 сентября 1990[1]; на покое)
Хиротонии 1994 года
- Варлаам (Новакшонов), епископ, бывший Ванкуверский, викарий Оттавской епархией (2 октября 1994[1]; на покое)
Хиротонии 2002 года
- Никон (Лайолин), архиепископ Бостонский, Ново-Английский и Албанский (25 мая 2002; на кафедре с 22 октября 2003 года)
Предстоятельство митрополита Германа
Хиротонии 2002 года
- Ириней (Дувля), епископ Диарборн-Хайтский, викарий Румынской епархии (2 ноября 2002; на кафедре со дня хиротонии)
Хиротонии 2004 года
- Тихон (Моллард), архиепископ Вашингтонский, митрополит всея Америки и Канады (14 февраля 2004; избран предстоятелем 13 ноября 2012)
- Вениамин (Питерсон), архиепископ Сан-Францисский и Западный (1 мая 2004; на кафедре со дня хиротонии)
- Марк (Мэймон), архиепископ Филадельфийский и Восточно-Пенсильванский (5 декабря 2004[1]; на кафедре с 18 марта 2014)
Хиротонии 2005 года
- Алексий (Пачеко-и-Вера), архиепископ Мексиканский (28 мая 2005; на кафедре со дня хиротонии)
Предстоятельство митрополита Ионы
Хиротонии 2009 года
- Мелхиседек (Плеска), архиепископ Питтсбургский и Западно-Пенсильванский (27 июня 2009; на кафедре со дня хиротонии)
- Ириней (Рошон), архиепископ Отттавский и Канадский (1 октября 2009; на кафедре с 21 октября 2014 года)
Хиротонии 2010 года
- Михаил (Дахулич), архиепископ Нью-Йоркский и Нью-Джерсийский (8 мая 2010; на кафедре со дня хиротонии)
Хиротонии 2011 года
- Матфий (Моряк), епископ бывший Чикагский и Средне-Западный (30 апреля 2011; на покое с 15 апреля 2013 года)
Хиротонии 2012 года
- Александр (Голицын), епископ Толедский и Болгарский (5 мая 2012; на кафедре со дня хиротонии)
Предстоятельство митрополита Тихона
Хиротонии 2014 года
- Давид (Махаффи), епископ Ситкинский и Аляскинский (21 февраля 2014; на кафедре со дня хиротонии)
- Павел (Гассиос), епископ Чикагский и Средне-Западный (27 декабря 2014; на кафедре со дня хиротонии)
Хиротонии 2015 года
- Даниил (Брум), епископ Санта-Роузский, викарий Епархии Запада (24 января 2015; на кафедре со дня хиротонии).
Избранные
- архимандрит Герасим (Элиел), избранный епископом Далласским и Юга (избран 16 февраля 2015 епархиальной ассамблеей, ожидается утверждение этого решения Синодом ПЦА)
Бывшие иерархи в других юрисдикциях
- Николай (Сораич), епископ (22 апреля 2001; на покое с 13 мая 2008 года) отпущен в РПЦЗ 24 марта 2014 года[2]
- Иона (Паффхаузен), митрополит, бывший архиепископ Вашингтонский, митрополит всея Америки и Канады (1 ноября 2008; на покое) отпущен в РПЦЗ 15 июня 2015 года[3]
Бывшие иерархи, лишённые сана
- Серафим (Сторхейм), бывший архиепископ Оттавский и Канадский (13 июня 1987; лишённый сана 23 октября 2015[4])
Напишите отзыв о статье "Список ныне живущих архиереев Православной Церкви в Америке"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 на момент епископской хиротонии не состоял в ПЦА
- ↑ [oca.org/news/headline-news/holy-synod-releases-bishop-nikolai Holy Synod releases Bishop Nikolai]
- ↑ [oca.org/news/headline-news/holy-synod-concludes-annual-retreat Holy Synod concludes annual retreat]
- ↑ [oca.org/news/headline-news/holy-synod-renders-decision-concerning-archbishop-seraphim Holy Synod renders decision concerning Archbishop Seraphim]
Ссылки
- [oca.org/holy-synod/bishops#primate Действующий епископат на официальном сайте Православной Церкви в Америке]
- [oca.org/holy-synod/retired Архиереи на покое на официальном сайте Православной Церкви в Америке]
- [drevo-info.ru/articles/12661.html Епископат Православной Церкви в Америке на открытой Православной интернет-энциклопедии «Древо-инфо»]
| Константинпольская • Александрийская • Антиохийская • Иерусалимская • Русская • Грузинская • Сербская • Румынская • Болгарская • Кипрская • Элладская • Албанская • Польская • Чехии и Словакии • Американская |
Отрывок, характеризующий Список ныне живущих архиереев Православной Церкви в Америке
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
