Список периодических изданий Российской империи
Поделись знанием:
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.
Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Эта страница — информационный список.
Список включает 2 282 печатных издания, выходивших в Российской империи с 1702 по 1917 год. Составлен по данным справочника «Русская периодическая печать (1702—1894)» под редакцией А. Г. Дементьева, А. В. Западова и М. С. Черепахова[1] и других аналогичных справочников[2][3][4][5][6][7][8]. Значительное дополнение к данному списку содержится в опубликованном в 2007 году каталоге «Газеты дореволюционной России 1703—1917», содержащем информацию о 5 625 изданиях[9]. В случае отсутствия издания в справочниках указана ссылка на другой источник.
Содержание
1700-е
- 1702 — Ведомости
- 1703 — Ведомости о военных и иных делах, достойных значения и памяти, случившихся в московском государстве и во иных окрестных странах[10]
1720-е
- 1728 — Краткое описание комментариев Академии наук
- 1728 — Месячные исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях
- 1728 — Санкт-Петербургские ведомости
1740-е
1750-е
- 1755 — Ежемесячные сочинения
- 1756 — Московские ведомости
- 1759 — Праздное время[11]
- 1759 — Трудолюбивая пчела[12]
1760-е
- 1760 — Полезное увеселение[13]
- 1762 — Собрание лучших сочинений
- 1763 — Невинное упражнение[14]
- 1763 — Свободные часы[15]
- 1764 — Доброе намерение
- 1765 — Труды Вольного экономического общества
- 1769 — Адская почта
- 1769 — Всякая всячина
- 1769 — И то и се
- 1769 — Ни то ни се в прозе и стихах[16]
- 1769 — Подёнщина
- 1769 — Полезное с приятным[17]
- 1769 — Смесь[18]
- 1769 — Трутень
1770-е
- 1770 — Парнасский щепетильник[19]
- 1770 — Пустомеля[20]
- 1771 — Трудолюбивый муравей[21]
- 1772 — Вечера
- 1772 — Живописец
- 1772 — Старина и новизна[22]
- 1773 — Древняя российская вивлиофика[23]
- 1773 — Мешенина катоноскарроническая
- 1774 — Кошелёк
- 1774 — Музыкальные увеселения[24]
- 1774 — Опыт трудов Вольного российского собрания[25]
- 1774 — Открываемая Россия[26]
- 1775 — Собрание новостей[27]
- 1776 — Повествователь древностей российских[28]
- 1777 — Санкт-Петербургские ученые ведомости на 1777 год
- 1777 — Утренний свет[29]
- 1778 — Санкт-Петербургский вестник[30]
- 1778 — Санкт-Петербургское еженедельное сочинение[31]
- 1778 — Сельский житель
- 1779 — Академические известия[32]
- 1779 — Модное ежемесячное издание[33]
1780-е
- 1780 — Что-нибудь[34]
- 1780 — Экономический магазин[35]
- 1781 — Московское ежемесячное издание[36]
- 1781 — Рассказчик забавных басен
- 1782 — Вечерняя заря[37]
- 1782 — Городская и деревенская библиотека[38]
- 1782 — Утро[39]
- 1783 — Прибавление к «Московским ведомостям»
- 1783 — Собеседник любителей российского слова[40]
- 1784 — Покоящийся трудолюбец[41]
- 1785 — Детское чтение для сердца и разума[42]
- 1785 — Растущий виноград[43]
- 1786 — В 1786-й год новой
- 1786 — Зеркало света[44]
- 1786 — Лекарство от скуки и забот[45]
- 1786 — Новые ежемесячные сочинения[46]
- 1786 — Новый Санкт-Петербургский вестник[47]
- 1786 — Продолжение древней российской вивлиофики[48]
- 1786 — Российский феатр[49]
- 1786 — Уединенный пошехонец
- 1787 — Ежемесячное сочинение
- 1787 — Распускающийся цветок[50]
- 1788 — Магазин натуральной истории, физики и химии
- 1788 — Открытие нового издания, души и сердца пользующего
- 1788 — Утренние часы[51]
- 1789 — Беседующий гражданин[52]
- 1789 — Иртыш, превращающийся в Иппокрену
- 1789 — Полезное упражнение юношества[53]
- 1789 — Почта духов
1790-е
- 1790 — Политический журнал
- 1790 — Сатирический вестник
- 1790 — Словарь исторический
- 1791 — Московский журнал
- 1791 — Чтение для вкуса, разума и чувствований
- 1792 — Дело от безделья
- 1792 — Еженедельник
- 1792 — Зритель
- 1792 — Российский магазин
- 1793 — Библиотека ученая
- 1793 — Прохладные часы
- 1793 — Санкт-Петербургский Меркурий
- 1794 — Аглая
- 1794 — Приятное и полезное препровождение времени
- 1796 — Аониды
- 1796 — Муза
- 1798 — Пантеон иностранной словесности
- 1798 — Санкт-Петербургский журнал
- 1799 — Иппокрена
- 1799 — Новости
1800-е
- 1800 — Журнал правоведения на 1796 (97) год
- 1800 — Морские записки
- 1800 — Утренняя заря
- 1801 — Академические сочинения
- 1801 — Мой досуг
- 1801 — Пантеон российских авторов
- 1802 — Вестник Европы
- 1802 — Журнал приятного, любопытного и забавного чтения
- 1802 — Корифей
- 1802 — Новости русской литературы
- 1802 — Свиток муз
- 1803 — Московский Меркурий
- 1803 — Осенние вечера
- 1803 — Периодическое сочинение об успехах народного просвещения
- 1803 — Урания
- 1804 — Друг просвещения
- 1804 — Журнал для милых
- 1804 — И отдых в пользу
- 1804 — Патриот
- 1804 — Периодическое издание Вольного общества любителей словесности, наук и художеств
- 1804 — Санкт-Петербургский журнал
- 1804 — Северный вестник
- 1805 — Аврора
- 1805 — Журнал для пользы и удовольствия
- 1805 — Журнал российской словесности
- 1805 — Круг хозяйственных сведений
- 1805 — Московские ученые ведомости
- 1805 — Московский курьер
- 1805 — Северный Меркурий
- 1805 — Сочинения и переводы
- 1806 — Журнал отечественной музыки на 1806 (—1807) год
- 1806 — Журнал полезных изобретений
- 1806 — Лицей
- 1806 — Любитель словесности
- 1806 — Минерва
- 1806 — Московский зритель
- 1806 — Московский собеседник
- 1806 — Сионский вестник
- 1806 — Статистический журнал
- 1807 — Гений времён
- 1807 — Друг юношества
- 1807 — Журнал изящных искусств
- 1807 — Записки, издаваемые Государственным адмиралтейским департаментом
- 1807 — Экономический журнал
- 1808 — Аглая
- 1808 — Артиллерийский журнал
- 1808 — Драматический вестник
- 1808 — Журнал карикатур на 1808-й год
- 1808 — Русской вестник на 1808
- 1808 — Талия
- 1808 — Умозрительные исследования имп. Санкт-Петербургской Академии наук
- 1809 — Друг детей на 1809 год
- 1809 — Журнал новейших путешествий
- 1809 — Московский вестник
- 1809 — Ореады
- 1809 — Северная почта
- 1809 — Северный Меркурий
- 1809 — Цветник
1810-е
- 1810 — Военный журнал
- 1810 — Европейский музей
- 1810 — Журнал для сердца и ума
- 1810 — Талия
- 1811 — Журнал драматический
- 1811 — Казанские известия
- 1811 — Улей
- 1811 — Чтение в Беседе любителей русского слова
- 1812 — Муза
- 1812 — Санкт-Петербургский вестник
- 1812 — Сын отечества
- 1812 — Труды Общества любителей российской словесности
- 1813 — Восточные известия
- 1813 — Журнал для детей
- 1813 — Русский инвалид
- 1815 — Амфион
- 1815 — Демокрит
- 1815 — Детский вестник
- 1815 — Детский музеум
- 1815 — Дух журналов
- 1815 — Записки и труды Общества истории и древностей российских
- 1815 — Известия Российской академии
- 1815 — Кабинет Аспазии
- 1815 — Каллиопа
- 1815 — Российский музеум
- 1815 — Русские достопамятности
- 1815 — Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах (...в прозе)
- 1815 — Современный наблюдатель российской словесности
- 1815 — Труды Казанского общества любителей отечественной словесности
- 1816 — Азиатский музыкальный журнал
- 1816 — Друг россиян
- 1816 — Пантеон славных российских мужей
- 1816 — Украинский вестник
- 1816 — Харьковский Демокрит
- 1816 — Цветник избранных стихотворений
- 1817 — Военный журнал
- 1817 — Волшебный фонарь
- 1817 — Отечественный памятник
- 1817 — Русский пустынник
- 1817 — Труды Общества наук
- 1817 — Утренняя почта Европы
- 1818 — Благонамеренный
- 1818 — Журнал древней и новой словесности
- 1818 — Отечественные записки
- 1818 — Сибирский вестник
- 1818 — Соревнователь просвещения и благотворения
1820-е
- 1820 — Невский зритель
- 1820 — Отечественные записки
- 1821 — Журнал департамента народного просвещения
- 1821 — Казанский вестник
- 1821 — Карманная библиотека Аонид
- 1821 — Новое детское чтение
- 1821 — Рецензент
- 1821 — Труды Академии наук
- 1822 — Библиотека для чтения
- 1822 — Новости литературы
- 1822 — Северный архив
- 1823 — Дамский журнал
- 1823 — Журнал изящных искусств
- 1823 — Литературные листки
- 1823 — Новые Аониды на 1823 год
- 1823 — Полярная звезда
- 1824 — Мнемозина
- 1824 — Украинский журнал
- 1825 — Азиатский вестник
- 1825 — Библиографические листы
- 1825 — Записки
- 1825 — Калужские вечера
- 1825 — Московский телеграф
- 1825 — Невский альманах
- 1825 — Русская старина
- 1825 — Русская Талия
- 1825 — Северная пчела
- 1825 — Северные цветы
- 1826 — Драматический альбом
- 1826 — Календарь муз на 1926 год
- 1826 — Московский альманах
- 1826 — Сириус
- 1826 — Урания
- 1827 — Астраханская флора
- 1827 — Военный журнал
- 1827 — Литературный музеум на 1827 год
- 1827 — Московский вестник
- 1827 — Новая детская библиотека
- 1827 — Одесский вестник
- 1827 — Памятник отечественных муз
- 1827 — Северная лира на 1827 год
- 1827 — Славянин
- 1827 — Собрание российских стихотворений
- 1828 — Альбом северных муз
- 1828 — Атеней
- 1828 — Детский альманах на новый год
- 1828 — Детский цветник
- 1828 — Драматический альманах
- 1828 — Енисейский альманах
- 1828 — Записки ученого комитета морского штаба
- 1828 — Опыт русской анфологии
- 1828 — Русский зритель
- 1828 — Санкт-Петербургский зритель
- 1828 — Тифлисские ведомости
- 1829 — Бабочка
- 1829 — Галатея
- 1829 — Журнал Министерства внутренних дел
- 1829 — Зимцерла
- 1829 — Карманная книжка для любителей русской старины и словесности
- 1829 — Повременное издание имп. Российской академии
- 1829 — Подснежник
- 1829 — Радуга
- 1829 — Северная звезда
- 1829 — Собиратель № 1
- 1829 — Царское село
- 1829 — Цефей
1830-е
- 1830 — Альманах анекдотов
- 1830 — Денница
- 1830 — Комета
- 1830 — Литературная газета
- 1830 — Московский альманах
- 1830 — Роза граций
- 1830 — Северный Меркурий
- 1830 — Северный муравей
- 1830 — Театральный альманах
- 1830 — Эхо
- 1831 — Альциона
- 1831 — Гирлянда
- 1831 — Журнал иностранной словесности и изящных художеств
- 1831 — Колокольчик
- 1831 — Лирический альбом на 1832 год
- 1831 — Лирический музеум
- 1831 — Листок
- 1831 — Литературные прибавления к «Русскому инвалиду»
- 1831 — Молва
- 1831 — Муравейник
- 1831 — Одесский альманах
- 1831 — Радуга
- 1831 — Санкт-Петербургский вестник
- 1831 — Телескоп
- 1831 — Украинский альманах
- 1831 — Чтения имп. Академии наук в Санкт-Петербурге
- 1832 — Воспоминания
- 1832 — Европеец
- 1832 — Купец
- 1832 — Полярная звезда
- 1832 — Рассказчик
- 1832 — Русский альманах
- 1832 — Северная Минерва
- 1832 — Тифлисские ведомости
- 1832 — Улыбка весны
- 1833 — Всеобщая библиотека
- 1833 — Журнал общеполезных сведений
- 1833 — Заволжский муравей
- 1833 — Избранные листки из английского «Зрителя»
- 1833 — Комета Белы
- 1833 — Литературные листки
- 1833 — Новоселье
- 1833 — Педагогический журнал
- 1833 — Северная лютня
- 1833 — Утренняя звезда
- 1833 — Ученые записки имп. Московского университета
- 1834 — Библиотека для чтения
- 1834 — Детская книжка для воскресных дней на 1835
- 1834 — Журнал Министерства народного просвещения
- 1834 — Земледельческая газета
- 1834 — Литовский вестник
- 1834 — Предметы полезных упражнений для удовольствия детей
- 1834 — Ученые записки
- 1835 — Весенние цветы
- 1835 — Детская библиотека
- 1835 — Живописное обозрение
- 1835 — Московский наблюдатель
- 1835 — Осенний вечер
- 1835 — Энциклопедический альбом
- 1836 — Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений
- 1836 — Картины света
- 1836 — Современник
- 1836 — Художественная газета
- 1837 — Русский исторический сборник
- 1838 — Губернские ведомости
- 1838 — Архангельские губернские ведомости
- 1838 — Астраханские губернские ведомости
- 1838 — Белостокские областные ведомости
- 1838 — Виленские губернские ведомости
- 1838 — Витебские губернские ведомости
- 1838 — Владимирские губернские ведомости
- 1838 — Вологодские губернские ведомости
- 1838 — Волынские губернские ведомости
- 1838 — Воронежские губернские ведомости
- 1838 — Вятские губернские ведомости
- 1838 — Гродненские губернские ведомости
- 1838 — Екатеринославские губернские ведомости
- 1838 — Казанские губернские ведомости
- 1838 — Калужские губернские ведомости
- 1838 — Киевские губернские ведомости
- 1838 — Костромские губернские ведомости
- 1838 — Курские губернские ведомости
- 1838 — Минские губернские ведомости
- 1838 — Могилевские губернские ведомости
- 1838 — Московские губернские ведомости
- 1838 — Нижегородские губернские ведомости
- 1838 — Новгородские губернские ведомости
- 1838 — Олонецкие губернские ведомости
- 1838 — Оренбургские губернские ведомости
- 1838 — Орловские губернские ведомости
- 1838 — Пензенские губернские ведомости
- 1838 — Пермские губернские ведомости
- 1838 — Подольские губернские ведомости
- 1838 — Полтавские губернские ведомости
- 1838 — Псковские губернские ведомости
- 1838 — Рязанские губернские ведомости
- 1838 — Санкт-Петербургские губернские ведомости
- 1838 — Саратовские губернские ведомости
- 1838 — Симбирские губернские ведомости
- 1838 — Смоленские губернские ведомости
- 1838 — Таврические губернские ведомости
- 1838 — Тамбовские губернские ведомости
- 1838 — Тульские губернские ведомости
- 1838 — Харьковские губернские ведомости
- 1838 — Херсонские губернские ведомости
- 1838 — Черниговские губернские ведомости
- 1838 — Ярославские губернские ведомости
- 1838 — Закавказский вестник
- 1838 — Листок промышленности, ремесел, искусств и фабрик
- 1838 — Новое детское чтение
- 1838 — Официальная газета Царства Польского
- 1838 — Очерки России
- 1839 — Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции
- 1839 — Невский альбом
- 1839 — Одесский альманах
- 1839 — Отечественные записки
- 1839 — Репертуар русского театра
- 1839 — Сто русских литераторов
- 1839 — Тверские губернские ведомости
- 1839 — Утренняя заря
1840-е
- 1840 — Киевлянин
- 1840 — Литературная газета
- 1840 — Маяк современного просвещения и образованности
- 1840 — Нувеллист
- 1840 — Памятник искусств
- 1840 — Пантеон русского и всех европейских театров
- 1840 — Посредник
- 1840 — Труды имп. Российской Академии
- 1841 — Журнал Министерства государственных имуществ
- 1841 — Москвитянин
- 1841 — Наши, списанные с натуры русскими
- 1841 — Русская беседа
- 1841 — Русский вестник
- 1841 — Эконом
- 1841 — Юридические записки
- 1842 — Дагеротип
- 1842 — Денница
- 1842 — Звездочка
- 1842 — Картинки русских нравов
- 1842 — Репертуар русского и пантеон всех европейских театров
- 1842 — Сплетни
- 1842 — Театральный альбом
- 1843 — Библиотека для воспитания
- 1843 — Ковенские губернские ведомости
- 1843 — Молодик
- 1843 — Сельское чтение
- 1843 — Статейки в стихах
- 1844 — Записки имп. Одесского общества истории и древностей
- 1844 — Физиология Петербурга
- 1845 — Вчера и сегодня
- 1845 — Иллюстрация
- 1845 — Финский вестник
- 1845 — Чтения в Обществе истории и древностей российских
- 1846 — Библиографические известия вновь выходящих книг в Москве, С.-Петербурге и других городах
- 1846 — Ералаш
- 1846 — Записки имп. Русского географического общества
- 1846 — Кавказ
- 1846 — Московский литературный и ученый сборник
- 1846 — Петербургский сборник
- 1847 — Московский городской листок
- 1847 — Музыкальный свет
- 1847 — Новая библиотека для воспитания
- 1847 — Чтение для солдат
- 1848 — Ведомости московской городской полиции
- 1848 — Географические известия
- 1848 — Морской сборник
- 1849 — Временник имп. Московского общества истории и древностей российских
- 1849 — Донские областные ведомости
- 1849 — Записки Санкт-Петербургского археологическо-нумизматического общества
- 1849 — Литературные вечера
- 1849 — Ярославский литературный сборник
1850-е
- 1850 — Архив историко-юридических сведений, относящихся до России
- 1850 — Ставропольские губернские ведомости
- 1851 — Вестник имп. Русского географического общества
- 1851 — Журнал для детей
- 1851 — Записки отделения русской и славянской археологии Русского археологического ...
- 1851 — Пропилеи
- 1851 — Русский художественный листок
- 1851 — Сборник статистических сведений о России
- 1852 — Записки Кавказского отдела имп. Русского географического общества
- 1852 — Известия имп. Академии наук по отделению русского языка и словесности
- 1852 — Самарские губернские ведомости
- 1852 — Ученые записки имп. Академии наук по первому и третьему отделениям
- 1853 — Этнографический сборник
- 1854 — Записки имп. Казанского экономического общества
- 1854 — Бессарабские областные ведомости
- 1854 — Сборник известий, относящихся до настоящей войны
- 1854 — Ученые записки второго отделения имп. Академии наук
- 1855 — Газета лесоводства и охоты
- 1855 — Полярная звезда
- 1855 — Труды восточного отделения имп. Русского археологического общества
- 1856 — Голоса из России
- 1856 — Для легкого чтения
- 1856 — Живописная русская библиотека
- 1856 — Записки Виленской археологической комиссии
- 1856 — Записки Сибирского отдела имп. Русского географического общества
- 1856 — Знакомые
- 1856 — Музыкальный и театральный вестник
- 1856 — Русская беседа
- 1856 — Русский вестник
- 1856 — Собрание иностранных романов, повестей, рассказов в переводе на русский язык
- 1856 — Сын отечества
- 1857 — Енисейские губернские ведомости
- 1857 — Живописный сборник замечательных предметов из наук, искусств, промышленности ...
- 1857 — Журнал для акционеров
- 1857 — Журнал для воспитания
- 1857 — Известия имп. Археологического общества
- 1857 — Иркутские губернские ведомости
- 1857 — Колокол
- 1857 — Листок «Знакомых»
- 1857 — Молва
- 1857 — Общезанимательный вестник
- 1857 — Русский педагогический вестник
- 1857 — Посредник
- 1857 — Сборник
- 1857 — Тобольские губернские ведомости
- 1857 — Томские губернские ведомости
- 1857 — Экономический указатель
- 1858 — Атеней
- 1858 — Бардадым
- 1858 — Бессонница
- 1858 — Бессонница-шутница
- 1858 — Бесструнная балалайка
- 1858 — Библиографические записки
- 1858 — Весельчак
- 1858 — Вестник промышленности
- 1858 — Военный сборник
- 1858 — Всякая всячина
- 1858 — Говорун
- 1858 — Домашняя беседа
- 1858 — Драматический сборник
- 1858 — Дядя шут гороховый
- 1858 — Ералаш
- 1858 — Журнал землевладельцев
- 1858 — Известия восточного отделения имп. Археологического общества
- 1858 — Иллюстрация
- 1858 — Картинки с натуры
- 1858 — Листок для всех
- 1858 — Литература в ходу
- 1858 — Моим трутням совет
- 1858 — Муха
- 1858 — Не журнал и не газета
- 1858 — Ороскоп кота
- 1858 — Подснежник
- 1858 — Попугай
- 1858 — Потеха
- 1858 — Почта
- 1858 — Правда в стихах и прозе
- 1858 — Правда мужика Федота
- 1858 — Промышленный листок
- 1858 — Пустозвон
- 1858 — Пустомеля
- 1858 — Раек
- 1858 — Рододендрон
- 1858 — Русская газета
- 1858 — Русский библиографический листок
- 1858 — Русский мужичок-говорун
- 1858 — Светопись
- 1858 — Сельское благоустройство
- 1858 — Семейный круг
- 1858 — Смех № 0
- 1858 — Собрание театральных пьес
- 1858 — Солдатская беседа
- 1858 — Сплетни
- 1858 — Сплетник
- 1858 — Стрела
- 1858 — Турусы на колесах
- 1858 — Фантазер
- 1858 — Фонарь
- 1858 — Час досуга
- 1858 — Чепуха
- 1858 — Шехерезада
- 1858 — Шут гороховый
- 1858 — Шутник
- 1858 — Щелчок
- 1858 — Экономист
- 1858 — Юморист
- 1859 — Арлекин
- 1859 — Архив исторических и практических сведений
- 1859 — Архитектурный вестник
- 1859 — Гудок
- 1859 — Детский журнал
- 1859 — Журнал избранного чтения
- 1859 — Журнал Министерства юстиции
- 1859 — Записки Ярославского общества сельского хозяйства за 1858 год
- 1859 — Иллюстрированный семейный листок
- 1859 — Искра
- 1859 — Киевский телеграф
- 1859 — Кронштадтская газета
- 1859 — Ласточка
- 1859 — Летописи русской литературы и древности
- 1859 — Московский вестник
- 1859 — Московское обозрение
- 1859 — Народное чтение
- 1859 — Орел
- 1859 — Остзейский вестник
- 1859 — Парус
- 1859 — Пермский сборник
- 1859 — Под суд!
- 1859 — Производитель и промышленник
- 1859 — Развлечение
- 1859 — Рассвет
- 1859 — Русский дневник
- 1859 — Русский мир
- 1859 — Русское слово
- 1859 — Собеседник
- 1859 — Указатель политико-экономический
- 1859 — Украинец
- 1859 — Утро
- 1859 — Циркуляр по управлению Киевским учебным округом
- 1859 — Южный сборник[54]
1860-е
- 1860 — Акционер
- 1860 — Амур
- 1860 — Будущность
- 1860 — Букет
- 1860 — Вокруг света
- 1860 — Воспитание
- 1860 — Дамский вестник
- 1860 — Искусства
- 1860 — Калейдоскоп
- 1860 — Книжный вестник
- 1860 — Наше время
- 1860 — Обёрточный листок
- 1860 — Полицейский листок
- 1860 — Радуга
- 1860 — Рассвет
- 1860 — Русская правда
- 1860 — Светоч
- 1860 — Сельское хозяйство
- 1860 — Труды Киевской духовной академии[55]
- 1860 — Указатель экономический, статистический и промышленный
- 1860 — Филологические записки
- 1860 — Юридический вестник
- 1860 — Юридический журнал
- 1860 — Ярославские епархиальные ведомости[56]
- 1861 — Биржевые ведомости
- 1861 — Век
- 1861 — Время
- 1861 — Газета для сельских хозяев
- 1861 — Грамотей
- 1861 — День
- 1861 — Записки Императорского Русского географического общества
- 1861 — Зритель общественной жизни, литературы и спорта
- 1861 — Летопись занятий Археографической комиссии
- 1861 — Летопись сельского благоустройства
- 1861 — Морской врач[57]
- 1861 — Московский курьер
- 1861 — Основа
- 1861 — Петербургский вестник
- 1861 — Промышленность
- 1861 — Русская речь
- 1861 — Сион
- 1861 — Современная летопись
- 1861 — Университетские известия
- 1861 — Учитель
- 1861 — Циркуляр по Харьковскому учебному округу
- 1861 — Черниговский листок
- 1862 — Вестник Юго-Западной и Западной России
- 1862 — Волга
- 1862 — Воронежский листок
- 1862 — Гудок
- 1862 — Журнал комитета грамотности
- 1862 — Записки Императорской Академии наук
- 1862 — Иллюстрированный листок
- 1862 — Киевский курьер
- 1862 — Кяхтинский листок
- 1862 — Мировой посредник
- 1862 — Модный магазин
- 1862 — Народная беседа
- 1862 — Народное богатство
- 1862 — Общее вече
- 1862 — Русский листок
- 1862 — Русский ремесленник
- 1862 — Северная почта
- 1862 — Северное сияние
- 1862 — Современное слово
- 1862 — Сын отечества
- 1862 — Ученые записки имп. Казанского университета
- 1862 — Циркуляр по управлению Виленским учебным округом
- 1862 — Циркуляр по управлению Московским учебным округом
- 1862 — Циркуляр по управлению Петербургским учебным округом
- 1862 — Ясная Поляна
- 1863 — Библиографические известия
- 1863 — Вестник мировых учреждений
- 1863 — Весть
- 1863 — Воскресный досуг
- 1863 — Голос
- 1863 — Журнал заседаний императорского Московского общества сельского хозяйства
- 1863 — Забавы и рассказы
- 1863 — Заноза
- 1863 — Занятия комитета грамотности
- 1863 — Известия Петербургской городской думы
- 1863 — Иллюстрированная газета
- 1863 — Кубанские войсковые ведомости
- 1863 — Мирское слово
- 1863 — Мирской вестник
- 1863 — Народная газета
- 1863 — Оса
- 1863 — Очерки
- 1863 — Протоколы заседаний Совета имп. Харьковского университета
- 1863 — Русские ведомости
- 1863 — Русский архив
- 1863 — Самообразование
- 1863 — Справочный листок г. Саратова
- 1863 — Труды Владимирского губернского статистического комитета
- 1863 — Фотографическая иллюстрация
- 1863 — Якорь
- 1864 — Варшавский дневник
- 1864 — Дело и отдых
- 1864 — Европеец
- 1864 — Журнал для родителей и наставников
- 1864 — Журнал мануфактур и торговли
- 1864 — Заграничный вестник
- 1864 — Записки Бессарабского областного статистического комитета
- 1864 — Киевлянин
- 1864 — Педагогический сборник
- 1864 — Петербургский листок
- 1864 — Русская сцена
- 1864 — Русь[58].
- 1864 — Рыбинский листок
- 1864 — Семейные вечера
- 1864 — Сибирский вестник
- 1864 — Театральные афиши и Антракт
- 1864 — Торговый сборник
- 1864 — Уфимские губернские ведомости
- 1864 — Циркуляр по управлению Одесским учебным округом
- 1864 — Чтение для юношества
- 1864 — Эпоха
- 1865 — Архив судебной медицины и общественной гигиены
- 1865 — Библиотека лучших иностранных романов и повестей в русском переводе
- 1865 — Будильник
- 1865 — Ведомости Одесского городского общественного управления
- 1865 — Вечерняя газета
- 1865 — Детское чтение
- 1865 — Древности
- 1865 — Журнал Министерства путей сообщения
- 1865 — Известия имп. Русского географического общества
- 1865 — Известия и ученые записки имп. Казанского университета
- 1865 — Книжник
- 1865 — Московские университетские известия
- 1865 — Народная летопись
- 1865 — Николаевский вестник
- 1865 — Новгородский сборник
- 1865 — Промышленная газета
- 1865 — Саратовский справочный листок
- 1865 — Сборник сведений и материалов по ведомству министерства финансов
- 1865 — Труды Одесского статистического комитета
- 1865 — Указатель правительственных распоряжений по министерству финансов
- 1865 — Циркуляр по Казанскому учебному округу
- 1866 — Антракт
- 1866 — Вестник Европы
- 1866 — Восток
- 1866 — Всеобщая газета
- 1866 — Гласный суд
- 1866 — Дело
- 1866 — Детский сад
- 1866 — Донской вестник
- 1866 — Женский вестник
- 1866 — Забайкальские областные ведомости
- 1866 — Записки Черниговского губернского статистического комитета
- 1866 — Известия Общества любителей естествознания
- 1866 — Келецкие губернские ведомости
- 1866 — Литературная библиотека
- 1866 — Луч
- 1866 — Московская газета
- 1866 — Неделя
- 1866 — Петербургский комиссионер
- 1866 — Статистический временник Российской империи
- 1866 — Судебный вестник
- 1866 — Торговый листок
- 1866 — Труды Архангельского статистического комитета
- 1866 — Труды Ярославского губернского статистического комитета
- 1866 — Учено-литературные прибавления к «Биржевым ведомостям»
- 1866 — Юридическая газета
- 1867 — Беседы в Обществе любителей российской словесности
- 1867 — Варшавские губернские ведомости
- 1867 — Всемирный путешественник
- 1867 — Всемирный труд
- 1867 — Досуг и дело
- 1867 — Древности
- 1867 — Друг народа
- 1867 — Записки для чтения
- 1867 — Записки имп. Русского географического общества по отделению общей географии
- 1867 — Записки имп. Русского географического общества по отделению статистики
- 1867 — Записки имп. Русского географического общества по отделению этнографии
- 1867 — Записки имп. Новороссийского университета
- 1867 — Записки Русского технического общества
- 1867 — Заседания Московского археологического общества
- 1867 — Калишские губернские ведомости
- 1867 — Книжные новости
- 1867 — Коммерческий листок
- 1867 — Ломжинские губернские ведомости
- 1867 — Москва
- 1867 — Москвич
- 1867 — Музыка и театр
- 1867 — На несколько часов
- 1867 — Народный голос
- 1867 — Нижегородский сборник
- 1867 — Новый русский базар
- 1867 — Переводы отдельных иностранных романов
- 1867 — Петербургская газета
- 1867 — Петроковские губернские ведомости
- 1867 — Русский
- 1867 — Самарский справочный листок
- 1867 — Сборник переводов для легкого чтения с картинами
- 1867 — Сборник имп. Русского исторического общества
- 1867 — Сборник статей, читанных в отделении русского языка и словесности имп. Академии наук
- 1867 — Седлецкие губернские ведомости
- 1867 — Современные известия
- 1867 — Сувалкские губернские ведомости
- 1867 — Терские областные ведомости
- 1867 — Типографический журнал
- 1867 — Труды Волынского губернского статистического комитета
- 1867 — Труды областного Войска Донского статистического комитета
- 1867 — Уральские войсковые ведомости
- 1867 — Циркуляр по управлению Варшавским учебным округом
- 1867 — Циркуляр по управлению Кавказским учебным округом
- 1867 — Юридический вестник
- 1868 — Ведомости Одесского градоначальства
- 1868 — Географическая летопись
- 1868 — Деятельность
- 1868 — Дон
- 1868 — Живописное обозрение
- 1868 — Кавказское эхо
- 1868 — Кронштадтский листок
- 1868 — Модный свет
- 1868 — Народное дело
- 1868 — Новое время
- 1868 — Новые писатели
- 1868 — Петербург
- 1868 — Росинки
- 1868 — Русско-славянские отголоски
- 1868 — Сборник земских известий
- 1868 — Сборник сведений о кавказских горцах
- 1868 — Сборник Херсонского земства
- 1868 — Современное обозрение
- 1868 — Современность
- 1868 — Содействие русской торговле и промышленности
- 1869 — Библиограф
- 1869 — Библиографический указатель
- 1869 — Воронежский справочный листок
- 1869 — Воронежский телеграф
- 1869 — Всемирная иллюстрация
- 1869 — Всеобщая газета
- 1869 — День
- 1869 — Детское чтение
- 1869 — Домашняя библиотека
- 1869 — Живописный сборник
- 1869 — Заря
- 1869 — Земский сборник Черниговской губернии
- 1869 — Казанский биржевой листок
- 1869 — Космос
- 1869 — Люблинские губернские ведомости
- 1869 — Музыкальный сезон
- 1869 — Народная расправа
- 1869 — Народная школа
- 1869 — Новороссийские ведомости
- 1869 — Новороссийский Телеграф
- 1869 — Педагогическое обозрение
- 1869 — Правительственный вестник
- 1869 — Рижский вестник
- 1869 — Русское сельское хозяйство
- 1869 — Северная пчела
- 1869 — Труды Астраханского губернского статистического комитета
1870-е
- 1870 — Архив князя Воронцова
- 1870 — Варшавские университетские известия
- 1870 — Городские и иногородние афиши[59]
- 1870 — Записки Оренбургского отдела имп. Русского географического общества
- 1870 — Земский сборник Черниговской губернии
- 1870 — Знание
- 1870 — Известия Сибирского отдела имп. Русского географического общества
- 1870 — Киевский вестник
- 1870 — Колокол
- 1870 — Литературное прибавление к Музыкальному вестнику
- 1870 — Нива
- 1870 — Протоколы заседаний Совета имп. С.-Петербургского университета
- 1870 — Публикации по Семиреченской области
- 1870 — Русская летопись
- 1870 — Русская старина
- 1870 — Рыбинский биржевой листок
- 1870 — Туркестанские ведомости
- 1871 — Азовский вестник
- 1871 — Акмолинские областные ведомости
- 1871 — Бакинский листок
- 1871 — Беседа
- 1871 — Вестник русских евреев
- 1871 — Дешевая библиотека
- 1871 — Журнал гражданского и торгового права
- 1871 — Иллюстрированный журнал
- 1871 — Маляр
- 1871 — Московская биржевая газета
- 1871 — Народный законовед
- 1871 — Нижегородский листок
- 1871 — Новости
- 1871 — Педагогический листок
- 1871 — Русский мир
- 1871 — Сборник Бессарабского земства
- 1871 — Семипалатинские областные ведомости
- 1871 — Семья и школа
- 1871 — Современность
- 1872 — Азиатский вестник[60]
- 1872 — Биржа
- 1872 — Вестник Ярославского земства
- 1872 — Владимирский земский сборник
- 1872 — Временник Демидовского юридического лицея
- 1872 — Гдовско-Ямбургский листок
- 1872 — Гражданин
- 1872 — Живописное обозрение
- 1872 — Кавказская старина
- 1872 — Камско-волжская газета
- 1872 — Киевский листок объявлений
- 1872 — Образование и промышленность
- 1872 — Одесский листок объявлений
- 1872 — Педагогический листок С.-Петербургских женских гимназий
- 1872 — Плоцкие губернские ведомости
- 1872 — Протоколы заседаний Совета имп. Московского университета
- 1872 — Радомские губернские ведомости
- 1872 — Русская историческая библиотека
- 1872 — Сборник Пермского земства
- 1872 — Сияние
- 1872 — Телеграммы Международного телеграфного агентства
- 1872 — Указатель по делам печати
- 1872 — Школьная жизнь
- 1873 — Вперед!
- 1873 — Донская газета
- 1873 — Записки Юго-Западного отдела имп. Русского географического общества
- 1873 — Иллюстрированная неделя
- 1873 — Иллюстрированный вестник
- 1873 — Магазин иностранной литературы
- 1873 — Наша начальная школа
- 1873 — Рыбинский биржевой листок
- 1873 — Сибирь
- 1873 — Тифлисский вестник
- 1874 — Вестник Общества древнерусского искусства
- 1874 — Елизаветградский городской листок
- 1874 — Записки имп. Харьковского университета
- 1874 — Нарвский городской листок
- 1874 — Финансовое обозрение
- 1875 — Библиотека для чтения
- 1875 — Вестник Симбирского земства
- 1875 — Газета А. Гатцука
- 1875 — Древняя и новая Россия
- 1875 — Набат
- 1875 — Педагогический музей
- 1875 — Пчела
- 1875 — Работник
- 1875 — Ростовский-на-Дону листок объявлений[61]
- 1875 — Русский листок
- 1875 — Стрекоза
- 1875 — Чтение для детей
- 1876 — Бакинские известия
- 1876 — Дневник писателя
- 1876 — Донская пчела
- 1876 — Елизаветградский вестник
- 1876 — Женское образование
- 1876 — Журнал иностранных переводных романов
- 1876 — Журнал русских и переводных романов и путешествий
- 1876 — Записки гражданина
- 1876 — Записки историко-филологического факультета имп. Петербургского университета
- 1876 — Земский ежегодник
- 1876 — Кавказский сборник
- 1876 — Кругозор
- 1876 — Молва
- 1876 — Московское обозрение
- 1876 — Народный листок
- 1876 — Оренбургский листок
- 1876 — Орловский вестник
- 1876 — Педагогическая летопись
- 1876 — Русское богатство
- 1876 — Русское обозрение
- 1876 — Симбирская земская газета
- 1876 — Театральная газета
- 1877 — Вечерняя почта
- 1877 — Волга
- 1877 — Воспитание и обучение
- 1877 — Задушевное слово
- 1877 — Известия историко-филологического института
- 1877 — Наш век
- 1877 — Общее дело
- 1877 — Правда[62]
- 1877 — Русская газета
- 1877 — Саратовский дневник
- 1877 — Свет
- 1877 — Северная звезда
- 1877 — Северный вестник
- 1877 — Славянский мир
- 1877 — Харьков
- 1877 — Черниговская газета
- 1878 — Биржевая газета
- 1878 — Волшебный фонарь
- 1878 — Журнал романов и повестей
- 1878 — Западная почта
- 1878 — Земля и воля
- 1878 — Известия Общества археологии, истории и этнографии
- 1878 — Изумруд
- 1878 — Историческая библиотека
- 1878 — Киевский листок
- 1878 — Крымский листок
- 1878 — Начало
- 1878 — Нувеллист
- 1878 — Обзор
- 1878 — Община[63]
- 1878 — Памятники древней письменности
- 1878 — Педагогическая хроника
- 1878 — Петербургская драматургия
- 1878 — Русская правда
- 1878 — Русь[64]
- 1878 — Сборник Археологического института
- 1878 — Свет в картинах
- 1878 — Свет и тени
- 1878 — Слово
- 1878 — Смоленский вестник
- 1878 — Тверской вестник
- 1878 — Телеграф
- 1878 — Утренняя почта
- 1879 — Библиотека западной полосы России
- 1879 — Вестник Кавказа
- 1879 — Вестник Уфимского земства
- 1879 — Восток
- 1879 — Еженедельное новое время
- 1879 — Екатеринбургская неделя
- 1879 — Житомирский листок
- 1879 — Записки Западно-Сибирского отдела Русского географического общества
- 1879 — Иллюстрированный мир
- 1879 — Критическое обозрение
- 1879 — Листки «Земли и воли»
- 1879 — Мирской толк
- 1879 — Молва
- 1879 — Народная воля
- 1879 — Народная и детская библиотека
- 1879 — Нева
- 1879 — Огонек
- 1879 — Отголоски
- 1879 — Протоколы заседаний Юридического общества при имп. Новороссийском университете
- 1879 — Рассвет
- 1879 — Родина[65]
- 1879 — Российская библиография
- 1879 — Русская речь
- 1879 — Русский курьер
- 1879 — Русский филологический вестник
- 1879 — Семейное чтение
- 1879 — Суфлер
- 1879 — Труд
- 1879 — Чтения в Историческом обществе Нестора Летописца
- 1879 — Шут
1880-е
- 1880 — Берег
- 1880 — Бесплатная библиотека
- 1880 — Биржевой вестник
- 1880 — Биржевые ведомости
- 1880 — Вестник Псковского губернского земства
- 1880 — Всеобщая газета
- 1880 — Донской голос
- 1880 — Заря
- 1880 — Земство
- 1880 — Зерно
- 1880 — Игрушечка
- 1880 — Исторический вестник
- 1880 — Кругозор
- 1880 — Листки «Народной воли»
- 1880 — Луч
- 1880 — Минута
- 1880 — Мысль
- 1880 — Новости и Биржевая газета
- 1880 — Одесский листок
- 1880 — Протоколы заседания Юридического общества при Казанском университете
- 1880 — Рабочая газета
- 1880 — Рабочая заря
- 1880 — Россия
- 1880 — Русская мысль
- 1880 — Русский начальный учитель
- 1880 — Русь[66].
- 1880 — Саратовский листок
- 1880 — Собрание картин
- 1880 — Страна
- 1880 — Таврида
- 1880 — Фаланга
- 1880 — Черный передел
- 1880 — Южный край
- 1881 — Азовские слухи
- 1881 — Библиотека исторических и уголовных романов
- 1881 — Волжско-Камское слово
- 1881 — Вольное слово
- 1881 — Восход
- 1881 — Гласность
- 1881 — Гусли
- 1881 — Детский отдых
- 1881 — Добро
- 1881 — Донской справочный листок
- 1881 — Жизнь
- 1881 — Заграничный вестник
- 1881 — Записки учителя
- 1881 — Земская школа[67]
- 1881 — Зритель
- 1881 — Иллюстрированный журнал для детей
- 1881 — Кавказский курьер
- 1881 — Каспий
- 1881 — Маяк
- 1881 — Мир
- 1881 — Московская неделя
- 1881 — Московский листок
- 1881 — Московский телеграф
- 1881 — Новая газета
- 1881 — Новгородский листок
- 1881 — Новое обозрение
- 1881 — Осколки
- 1881 — Педагогический вестник
- 1881 — Подольский листок
- 1881 — Полярная звезда
- 1881 — Порядок
- 1881 — Псковский городской листок
- 1881 — Пчелка
- 1881 — Самарский листок
- 1881 — Сельский вестник
- 1881 — Сибирская газета
- 1881 — Труд
- 1881 — Улей
- 1881 — Устои
- 1881 — Ученые записки имп. Московского университета
- 1881 — Эхо газет
- 1881 — Юридическое обозрение
- 1882 — Антракт
- 1882 — Век
- 1882 — Волынь
- 1882 — Восточное обозрение
- 1882 — Всероссийская выставка
- 1882 — Друг женщин
- 1882 — Еженедельник Суджанского уездного земства
- 1882 — Известия Кавказского общества истории и археологии
- 1882 — Казачий вестник
- 1882 — Киевская старина
- 1882 — Кубань
- 1882 — Москва
- 1882 — Московская газета
- 1882 — Наблюдатель
- 1882 — Новый свет
- 1882 — Правда
- 1882 — Родник
- 1882 — Русский сатирический листок
- 1882 — Свет
- 1882 — Светоч
- 1882 — Северное телеграфное агентство
- 1882 — Спутник
- 1882 — Судебная газета
- 1882 — Таганрогский вестник
- 1882 — Терек
- 1882 — Эхо
- 1882 — Юг
- 1883 — Вестник изящных искусств
- 1883 — Вестник «Народной воли»
- 1883 — Владивосток
- 1883 — Волжский вестник
- 1883 — Еженедельное обозрение
- 1883 — Зарница
- 1883 — Земский обзор
- 1883 — Изящная литература
- 1883 — Искусство
- 1883 — Нижегородская ярмарка
- 1883 — Новости дня
- 1883 — Переводчик
- 1883 — Радуга
- 1883 — Россия
- 1883 — Самарский вестник
- 1883 — Современник
- 1883 — Театр
- 1884 — Вестник литературный, политический, научный и художественный
- 1884 — Волжский вестник
- 1884 — Волна
- 1884 — Днепр
- 1884 — Книжный вестник
- 1884 — Колосья
- 1884 — Ласточка
- 1884 — Московская летопись
- 1884 — Нижегородская почта
- 1884 — Новое обозрение
- 1884 — Новь
- 1884 — Одесские новости
- 1884 — Русский экономист
- 1884 — Самарская газета
- 1884 — Семиреченские областные ведомости
- 1884 — Тамбовская губернская ученая архивная комиссия
- 1884 — Театр и жизнь
- 1884 — Театральный мирок
- 1884 — Южанин
- 1884 — Юная Россия
- 1884 — Юридическая библиография
- 1885 — Библиограф
- 1885 — Вестник археологии и истории
- 1885 — Вестник финансов, промышленности и торговли
- 1885 — Вокруг света
- 1885 — Волжско-Донской листок
- 1885 — Голос Москвы[68]
- 1885 — Дневник писателя
- 1885 — Жизнь
- 1885 — Иллюстрированные романы всех народов
- 1885 — Казанские новости
- 1885 — Рабочий
- 1885 — Северный вестник
- 1885 — Северный Кавказ
- 1885 — Сибирский вестник политики, литературы и общественной жизни
- 1885 — Современность
- 1885 — Степь
- 1885 — Труды Орловской ученой архивной комиссии
- 1885 — Философский трехмесячник
- 1885 — Экономист
- 1885 — Экономический журнал
- 1886 — Беседа
- 1886 — Вестник Симбирского земства
- 1886 — Записки Восточного отделения имп. Русского археологического общества
- 1886 — Записки имп. Русского археологического общества
- 1886 — Звезда
- 1886 — Курляндские губернские ведомости
- 1886 — Лифляндские губернские ведомости
- 1886 — Минский листок
- 1886 — Русская газета
- 1886 — Русское дело
- 1886 — Сверчок
- 1886 — Сибирский сборник
- 1886 — Тифлисский листок
- 1886 — Чтение для народа
- 1886 — Эпоха
- 1887 — Воскресенье
- 1887 — Дон
- 1887 — Донская речь
- 1887 — Друг детей
- 1887 — Известия Таврической ученой архивной комиссии
- 1887 — Известия Тамбовской ученой архивной комиссии
- 1887 — Кавказское обозрение
- 1887 — Киевское слово
- 1887 — Самоуправление
- 1888 — Баян
- 1888 — Борьба
- 1888 — Вестник русского сельского хозяйства
- 1888 — Вестник славянства
- 1888 — Гимназия
- 1888 — Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии
- 1888 — День
- 1888 — Еженедельное обозрение
- 1888 — Записки Общества для изучения Амурского края
- 1888 — Записки романо-германского отделения Филологического общества
- 1888 — Крым
- 1888 — Крымский вестник
- 1888 — Мотылек
- 1888 — Пантеон литературы
- 1888 — Правда
- 1888 — Свобода
- 1888 — Свободная Россия
- 1888 — Своё слово
- 1888 — Север
- 1888 — Социал-демократ
- 1888 — Статистика Российской империи
- 1888 — Труды Саратовской ученой архивной комиссии
- 1888 — Ялтинская справочная газета
- 1889 — Артист
- 1889 — Астраханский вестник
- 1889 — Вопросы философии и психологии
- 1889 — Гусляр
- 1889 — Дневник театрала
- 1889 — Записки Восточно-Сибирского отдела имп. Русского географического общества ...
- 1889 — Записки Восточно-Сибирского отдела имп. Русского географического общества ...
- 1889 — Известия имп. Томского университета
- 1889 — Помощь самообразованию
- 1889 — Прибалтийский край
- 1889 — Природа и люди
- 1889 — Разведчик
- 1889 — Славянская корреспонденция
- 1889 — Славянские известия
- 1889 — Труд
- 1889 — Труды Варшавского статистического комитета
- 1889 — Указатель торгово-промышленности в России
- 1889 — Художественно-этнографические рисунки Сибири
- 1889 — Школьное обозрение
- 1889 — Этнографическое обозрение
1890-е
- 1890 — Вестник воспитания
- 1890 — Волгарь
- 1890 — Дешевая библиотека
- 1890 — Донское поле
- 1890 — Живая старина
- 1890 — Казанские вести
- 1890 — Летопись Историко-филологического общества
- 1890 — Московская иллюстрированная газета
- 1890 — Наука и жизнь
- 1890 — Окраина
- 1890 — Петербургская жизнь
- 1890 — По морю и суше
- 1890 — Ревельский городской листок
- 1890 — Русская жизнь
- 1890 — Русская школа
- 1890 — Русский листок
- 1890 — Русское обозрение
- 1890 — Семейная библиотека
- 1890 — Сотрудник
- 1890 — Юридическая летопись[69]
- 1891 — Вестник иностранной литературы
- 1891 — Вологодский листок объявлений
- 1891 — Всемирная библиотека
- 1891 — Дневник «Артиста»
- 1891 — Заноза
- 1891 — Заря
- 1891 — Новости иностранной литературы
- 1891 — Посредник печатного дела
- 1891 — Приазовский край
- 1891 — Прогресс
- 1891 — Профессиональная школа
- 1891 — Сборник Саратовского земства
- 1891 — Театральная библиотека
- 1891 — Тургайские областные ведомости
- 1891 — Филологическое обозрение
- 1891 — Художник
- 1891 — Царь-колокол
- 1892 — Библиографические записки
- 1892 — Голос землевладельцев[70]
- 1892 — Дальний Восток
- 1892 — Дерптский листок
- 1892 — Ежегодник имп. театров
- 1892 — Мир божий
- 1892 — Наше время
- 1892 — Новороссийский листок
- 1892 — Образование
- 1892 — Оренбургский край
- 1892 — Ростовские-на-Дону известия[71]
- 1892 — Рязанский листок
- 1892 — Славянское обозрение
- 1892 — Терский сборник
- 1892 — Труды Пермской ученой архивной комиссии
- 1892 — Юридическая газета
- 1892 — Якутские областные ведомости[72]
- 1893 — Археологические известия и заметки
- 1893 — Жизнь и искусство
- 1893 — Записки имп. Харьковского университета
- 1893 — Известия Оренбургского отдела Русского географического общества
- 1893 — Казанский телеграф
- 1893 — Сборник Пензенского губернского статистического комитета
- 1893 — Сборник правоведения и общественных знаний
- 1893 — Семья
- 1893 — Степной край
- 1893 — Театральная газета
- 1893 — Торгово-промышленная газета
- 1893 — Труды педагогического отдела Харьковского историко-филологического общества
- 1893 — Ученые записки имп. Юрьевского университета
- 1893 — Филологическая библиотека
- 1893 — Ялта
- 1894 — Архив Льва Николаевича Толстого
- 1894 — Бакинские губернские ведомости
- 1894 — Брянский вестник
- 1894 — Вечерний листок «Волгаря»
- 1894 — Византийский временник
- 1894 — Вятская газета
- 1894 — Галицко-русский вестник
- 1894 — Городской и сельский учитель[73]
- 1894 — Дело
- 1894 — Ежегодник
- 1894 — Ежемесячный литературный журнал
- 1894 — Енисей
- 1894 — Записки Приамурского отдела имп. Русского географического общества
- 1894 — Известия Академии наук
- 1894 — Киргизская степная газета
- 1894 — Книговедение
- 1894 — На помощь матерям
- 1894 — Научное обозрение
- 1894 — Новое слово
- 1894 — Педагогический еженедельник
- 1894 — Приамурские ведомости
- 1894 — Прибалтийский листок
- 1894 — Русская музыкальная газета
- 1894 — Русь[74].
- 1894 — Семьянин
- 1894 — Сибирская жизнь
- 1894 — Театральные известия
- 1894 — Хозяин
- 1895 — Амурская газета
- 1895 — Закаспийское обозрение
- 1895 — Новости печати
- 1895 — Рабочее дело
- 1895 — Русская беседа
- 1895 — Русское слово
- 1896 — Вперед
- 1896 — Журнал для всех
- 1896 — Известия отделения русского языка и словесности Академии наук (Иоряс)
- 1896 — Котлин
- 1896 — Листок «Работника»
- 1896 — Народное образование
- 1896 — Работник
- 1896 — Урал
- 1896 — Хуторянин
- 1896 — Южное обозрение[75]
- 1896 — Южный телеграф[76]
- 1897 — Бессарабец
- 1897 — Жизнь
- 1897 — Известия книжных магазинов товарищества М. О. Вольф
- 1897 — Кремль
- 1897 — Курьер
- 1897 — Рабочая газета
- 1897 — Рабочая мысль
- 1897 — С.-Петербургский рабочий листок
- 1897 — Царицынский вестник
- 1898 — Искусство и художественная промышленность
- 1898 — Листки «Свободного слова»
- 1898 — Право
- 1898 — Приднепровский край
- 1898 — Рабочее знамя
- 1898 — Русский Туркестан
- 1898 — Свободное слово
- 1898 — Северный край
- 1899 — Амурский край
- 1899 — Асхабад
- 1899 — Вестник всемирной истории
- 1899 — Мир искусства
- 1899 — Накануне
- 1899 — Начало
- 1899 — Нефтяное дело
- 1899 — Огонек
- 1899 — Рабочее дело
- 1899 — Россия
- 1899 — Свободная мысль
- 1899 — Северный курьер
- 1899 — Уральская жизнь
- 1899 — Юный читатель
1900-е
- 1900 — Былое
- 1900 — Вестник книгопродавцев
- 1900 — Горная и Заводская еженедельная газета[77].
- 1900 — Искра
- 1900 — Листок «Рабочего дела»
- 1900 — Революционная Россия
- 1900 — Финляндская газета
- 1900 — Южный рабочий
- 1901 — Брдзола
- 1901 — Вестник русской революции
- 1901 — Голос труда
- 1901 — Горнозаводский Листок объявлений и Справочных Известий[78].
- 1901 — Забайкалье
- 1901 — Заря
- 1901 — Искры
- 1901 — Киевский социал-демократический листок
- 1901 — Рабочая газета
- 1902 — Баку
- 1902 — Банковая и торговая газета
- 1902 — Гласность
- 1902 — Крамола
- 1902 — Красное знамя
- 1902 — Летучий листок, Екатеринослав
- 1902 — Летучий листок, Париж
- 1902 — Листок «Рабочей мысли»
- 1902 — Наборщик
- 1902 — Нижегородская рабочая газета
- 1902 — Освобождение
- 1902 — Отклики
- 1902 — Пролетариат (Пролетарии)
- 1902 — Северо-западный край
- 1902 — Уральский листок
- 1902 — Червоны штандар (Красное знамя)
- 1903 — Борьба пролетариата
- 1903 — Вестник знания
- 1903 — Всемирный вестник
- 1903 — Знание
- 1903 — Листок «Борьбы пролетариата»
- 1903 — Новый путь
- 1903 — Правда
- 1903 — Пролетариати крив
- 1903 — Пролетариатис брдзола
- 1903 — Русь[79].
- 1903 — Студент
- 1904 — Бессарабская жизнь
- 1904 — Бюллетень
- 1904 — Вестник маньчжурской армии
- 1904 — Весы
- 1904 — Вечерняя почта
- 1904 — Война с Японией
- 1904 — Волжский листок
- 1904 — Вперед
- 1904 — Голос труда
- 1904 — Голос Юга[80]
- 1904 — Горное дело в России[81]
- 1904 — Дневник войны
- 1904 — Женский вестник
- 1904 — Колокольчики
- 1904 — Наша газета
- 1904 — Наша жизнь
- 1904 — Правда
- 1904 — Рабочий листок
- 1904 — Рассвет
- 1904 — Самарканд
- 1904 — Самарский курьер
- 1904 — Слово
- 1904 — Социал-демократ
- 1904 — Сын отечества
- 1904 — Циня (Борьба)
- 1905 — Азиатская Русь
- 1905 — Аргус
- 1905 — Барнаульский листок
- 1905 — Борьба
- 1905 — Бурелом
- 1905 — Бюллетени иваново-вознесенской группы Северного комитета РСДРП
- 1905 — Бюллетени Московского комитета РСДРП
- 1905 — Бюллетени Нижегородского объединенного комитета РСДРП
- 1905 — Бюллетень
- 1905 — Бюллетень Бакинского комитета РСДРП
- 1905 — Бюллетень боевого стачечного комитета
- 1905 — Вестник Маньчжурских армий
- 1905 — Военный листок
- 1905 — Возрождение
- 1905 — Волшебный фонарь
- 1905 — Вопросы жизни
- 1905 — Вперед
- 1905 — Вятский листок
- 1905 — Голос правды
- 1905 — Голос рабочих
- 1905 — Голос солдата, Варшава
- 1905 — Голос солдата, Рига
- 1905 — Дневник социал-демократа
- 1905 — Дятел
- 1905 — Елисаветпольский вестник
- 1905 — Жало
- 1905 — Жизнь
- 1905 — Жупел
- 1905 — Журнал журналов
- 1905 — Забайкальский рабочий
- 1905 — Забияка
- 1905 — Заноза
- 1905 — Зритель
- 1905 — Известия Московского Совета рабочих депутатов
- 1905 — Известия Совета рабочих депутатов
- 1905 — Известия Федеративного Совета харьковских комитетов РСДРП
- 1905 — Иллюстрированный современник
- 1905 — Кавказский рабочий листок
- 1905 — Клюв
- 1905 — Колокол
- 1905 — Красноярский рабочий
- 1905 — Крестьянская газета
- 1905 — Крестьянский листок
- 1905 — Летучие листки Центрального Комитета РСДРП
- 1905 — Летучий листок, Иркутск
- 1905 — Летучий листок, Одесса
- 1905 — Летучий листок в казарме
- 1905 — Летучий листок Полесского комитета РСДРП
- 1905 — Листки о революционных днях в Петербурге
- 1905 — Листок виленской группы РСДРП
- 1905 — Листок Рижского комитета
- 1905 — Листок Северо-Западного союза
- 1905 — Мальцевский рабочий
- 1905 — Митинг
- 1905 — Молва
- 1905 — Московская газета
- 1905 — Московская неделя
- 1905 — Наборщик и печатный мир
- 1905 — Народная свобода
- 1905 — Народное хозяйство
- 1905 — Начало
- 1905 — Наш голос
- 1905 — Нижегородская крестьянская газета
- 1905 — Новая жизнь
- 1905 — Отголоски
- 1905 — Петербургская рабочая неделя
- 1905 — Печатный вестник
- 1905 — Пламя
- 1905 — Политическое обозрение
- 1905 — Полярная звезда
- 1905 — Пробуждение
- 1905 — Пролетарий
- 1905 — Профессиональный союз
- 1905 — Пулемет
- 1905 — Пули
- 1905 — Рабочий, Казань
- 1905 — Рабочий, Красноярск
- 1905 — Рабочий, Москва
- 1905 — Рабочий, Ташкент
- 1905 — Рабочий листок «Молот»
- 1905 — Россия
- 1905 — Русское знамя
- 1905 — Свобода
- 1905 — Свободная Россия
- 1905 — Свободный народ
- 1905 — Свободный смех
- 1905 — Северный голос
- 1905 — Секира
- 1905 — Сибирский социал-демократический листок
- 1905 — Сигнал
- 1905 — Современник
- 1905 — Солдат, Асхабад
- 1905 — Солдат, Ташкент
- 1905 — Солдатский листок
- 1905 — Спрут
- 1905 — Стачечный бюллетень
- 1905 — Стачечный листок
- 1905 — Стрелы
- 1905 — Сызрань
- 1905 — Типографский листок
- 1905 — Фонарь
- 1905 — Харьковский рабочий
- 1905 — Эдази (Вперед)
- 1905 — Южная неделя
- 1906 — Адская почта
- 1906 — Альманах
- 1906 — Амур
- 1906 — Арабески
- 1906 — Арайс (Пахарь)
- 1906 — Армавирский пролетарий
- 1906 — Армия
- 1906 — Архангельский рабочий
- 1906 — Ахали дроеба (Новое время)
- 1906 — Ахали цховреба (Новая жизнь)
- 1906 — Бакинский рабочий
- 1906 — Банвори дзайн (Голос рабочего)
- 1906 — Без заглавия
- 1906 — Библиотека наших читателей
- 1906 — Борьба, Рига
- 1906 — Борьба, Самара
- 1906 — Брянский голос
- 1906 — Булочник
- 1906 — Буревал
- 1906 — Буря
- 1906 — Бюллетень
- 1906 — Валька роботнича (Рабочая борьба)
- 1906 — Век
- 1906 — Весна
- 1906 — Вестник войск Дальнего Востока
- 1906 — Вестник жизни
- 1906 — Вестник золотосеребрянников и бронзовщиков
- 1906 — Вестник казармы
- 1906 — Вестник партии народной свободы
- 1906 — Вестник печатника
- 1906 — Вестник рабочих по обработке дерева
- 1906 — Вестник русского солдата
- 1906 — Вестник русской конницы
- 1906 — Вестник свободы
- 1906 — Вестник учителей
- 1906 — Виленский военный листок
- 1906 — Волга
- 1906 — Волжское слово
- 1906 — Волна
- 1906 — Волна
- 1906 — Вопросы дня
- 1906 — Вперёд, Выборг
- 1906 — Вперёд, Петербург
- 1906 — Вперёд
- 1906 — Газета роботнича (Рабочая газета)
- 1906 — Гантиади (Рассвет)
- 1906 — Голос
- 1906 — Голос извозчика
- 1906 — Голос казармы
- 1906 — Голос молодой России
- 1906 — Голос Москвы
- 1906 — Голос печатника
- 1906 — Голос правды
- 1906 — Голос приказчика
- 1906 — Голос солдата
- 1906 — Голос ткача
- 1906 — Голос труда
- 1906 — Голос труда
- 1906 — Гудок
- 1906 — Двадцатый век
- 1906 — Девятый вал
- 1906 — Дело Народа
- 1906 — До вальки (К борьбе)
- 1906 — Донецкий колокол
- 1906 — Друг солдата
- 1906 — Еженедельный листок Окружного района
- 1906 — Железнодорожник, Киев
- 1906 — Железнодорожник, Москва
- 1906 — Жизнь
- 1906 — Жизнь и свобода
- 1906 — Жизнь и школа
- 1906 — Жизнь казармы
- 1906 — Жизнь конторщика
- 1906 — Жизнь солдата
- 1906 — Журнал иностранной карикатуры
- 1906 — Журнал учителя
- 1906 — За волю и землю
- 1906 — Зарево
- 1906 — Застенок
- 1906 — Злой дух
- 1906 — Золотое руно
- 1906 — Известия Иваново-Вознесенской организации РСДРП
- 1906 — Известия крестьянских депутатов
- 1906 — Казарма
- 1906 — Кайц (Искра)
- 1906 — Карандаш
- 1906 — Киевская мысль
- 1906 — Книга
- 1906 — Кнут
- 1906 — Колокол
- 1906 — Костромской голос
- 1906 — Коч-девет (Призыв)
- 1906 — Красное знамя
- 1906 — Крестьянская Россия
- 1906 — Курская быль
- 1906 — Курьер
- 1906 — Листок для рабочих портных, портних и скорняков
- 1906 — Локаут в Лодзи
- 1906 — Маляр
- 1906 — Маяк
- 1906 — Минский летучий листок
- 1906 — Молодая Россия
- 1906 — Молодость
- 1906 — Московский еженедельник
- 1906 — Мысль
- 1906 — На очереди
- 1906 — На рубеже
- 1906 — Народная жизнь
- 1906 — Народное дело
- 1906 — Народно-социалистическое обозрение
- 1906 — Народный вестник
- 1906 — Народный путь
- 1906 — Народный учитель
- 1906 — Наша доля
- 1906 — Наша мысль
- 1906 — Наша трибуна
- 1906 — Наше дело
- 1906 — Невская газета
- 1906 — Невский вестник
- 1906 — Новый путь
- 1906 — Новый Самарканд
- 1906 — Нор хоск (Новое слово)
- 1906 — Обозреватель
- 1906 — Око
- 1906 — Освободительное движение
- 1906 — Отклики современности
- 1906 — Офицерская жизнь
- 1906 — Партийные известия, газета
- 1906 — Партийные известия, журнал
- 1906 — Паяц
- 1906 — Педагогическая неделя
- 1906 — Приднепровский курьер
- 1906 — Призыв
- 1906 — Приказчик
- 1906 — Пробуждение армии
- 1906 — Пролетарий, Выборг—Женева—Париж
- 1906 — Пролетарий, Брянск
- 1906 — Профессиональный листок
- 1906 — Путь
- 1906 — Пчела
- 1906 — Работник
- 1906 — Рабочая газета
- 1906 — Рабочий
- 1906 — Рабочий листок, Вятка
- 1906 — Рабочий листок, Москва
- 1906 — Рабочий по коже
- 1906 — Рабочий по металлу
- 1906 — Рабочий союз
- 1906 — Речь
- 1906 — Роботник будовляны (Строительный рабочий)
- 1906 — Русский воин
- 1906 — Русский набат
- 1906 — Русский Самарканд
- 1906 — Русское государство
- 1906 — Рядовой
- 1906 — Самарская лука
- 1906 — Сарканайс карогс (Красное знамя)
- 1906 — Северная мысль
- 1906 — Сегодня
- 1906 — Светоч
- 1906 — Свобода и культура
- 1906 — Свободная жизнь
- 1906 — Свободное слово
- 1906 — Северная земля
- 1906 — Сигналы
- 1906 — Скоморох
- 1906 — Скорпион
- 1906 — События дня
- 1906 — Современная жизнь
- 1906 — Современный мир
- 1906 — Сознательная Россия
- 1906 — Солдат, Верхне-Удинск
- 1906 — Солдат, Либава
- 1906 — Солдат, Севастополь
- 1906 — Солдатская беседа
- 1906 — Солдатская воля
- 1906 — Солдатская газета
- 1906 — Солдатская жизнь
- 1906 — Солдатская мысль
- 1906 — Солдатский голос
- 1906 — Солдатский листок, Рига
- 1906 — Солдатский листок, Саратов
- 1906 — Солдатский листок «Правда»
- 1906 — Солдатский путь
- 1906 — Социал-демократ, Петербург
- 1906 — Социал-демократ, Ревель
- 1906 — Социал-демократический рабочий листок
- 1906 — Столичная почта
- 1906 — Страна
- 1906 — Страна мечты
- 1906 — Студенческая жизнь
- 1906 — Текамюль (Усовершенствование)
- 1906 — Терек
- 1906 — Тернии труда
- 1906 — Ткач
- 1906 — Товарищ
- 1906 — Туркестан
- 1906 — Туркестанская военная газета
- 1906 — Тюрьма
- 1906 — Уфимский рабочий
- 1906 — Форвертс (Вперед)
- 1906 — Хлеб и работа
- 1906 — Школа и жизнь
- 1906 — Элва (Молния)
- 1906 — Эхо
- 1906 — Эхо средней школы
- 1907 — Армия и флот
- 1907 — Бакинский день
- 1907 — Бакинский пролетарий
- 1907 — Балда
- 1907 — Барабан
- 1907 — Борьба, Москва
- 1907 — Борьба, Устюжна
- 1907 — Бюллетень
- 1907 — В мире книг
- 1907 — Вестник работниц и рабочих волокнистого производства
- 1907 — Вестник студенчества
- 1907 — Витязь
- 1907 — Голос казармы
- 1907 — Голос красильщика
- 1907 — Гудок
- 1907 — Дело жизни
- 1907 — Для народного учителя
- 1907 — Дневник писателя
- 1907 — Дро (Время)
- 1907 — Железнодорожный пролетарий
- 1907 — Железнодорожный союз
- 1907 — Жизнь печатника
- 1907 — Здравый смысл
- 1907 — Знамя труда
- 1907 — Золотое детство
- 1907 — Зрение
- 1907 — Известия Прикамского рабочего
- 1907 — Известия ЦК РСДРП
- 1907 — ИСТИНА
- 1907 — Казанский раешник
- 1907 — Калужский рабочий
- 1907 — Книжная летопись
- 1907 — Красильщик
- 1907 — Крестьянская газета
- 1907 — Кузнец
- 1907 — Лиепаяс страдниекс (Лиепайский рабочий)
- 1907 — Листок рабочих по обработке дерева
- 1907 — Локомотив
- 1907 — Минувшие годы
- 1907 — Моршанский пролетарий
- 1907 — Народная газета
- 1907 — Народная дума
- 1907 — Наш мир
- 1907 — Наше эхо
- 1907 — Новая книга
- 1907 — Новый луч
- 1907 — Новые силы
- 1907 — Общественное дело
- 1907 — Одесское обозрение
- 1907 — Орер (Дни)
- 1907 — Отклики
- 1907 — Очередной
- 1907 — Паровоз
- 1907 — Парус
- 1907 — Подъем
- 1907 — Портной
- 1907 — Правое дело
- 1907 — Привет
- 1907 — Промысловый вестник
- 1907 — Простые речи
- 1907 — Профессионал
- 1907 — Профессиональный вестник
- 1907 — Рабочая жизнь
- 1907 — Рабочая молва
- 1907 — Рабочий, Екатеринбург
- 1907 — Рабочий, Петербург
- 1907 — Рабочий, Севастополь
- 1907 — Рабочий листок, Ижевск
- 1907 — Рабочий листок, Красноуфимск
- 1907 — Радуга
- 1907 — Раннее утро
- 1907 — Ревельский военный листок
- 1907 — Родная земля
- 1907 — Русская жизнь
- 1907 — Северный рабочий
- 1907 — Сибирский путь
- 1907 — Современная речь
- 1907 — Современное слово
- 1907 — Солдатская газета
- 1907 — Солдатская жизнь
- 1907 — Солдатский листок, Кострома
- 1907 — Солдатский листок, Красноярск
- 1907 — Солдатский путь
- 1907 — Союзное дело
- 1907 — Столичное утро
- 1907 — Текущий момент
- 1907 — Телеграф
- 1907 — Тёэлине (Рабочий)
- 1907 — Труд, Сормово
- 1907 — Труд, Петербург
- 1907 — Трудовой народ
- 1907 — Уклон
- 1907 — Урал
- 1907 — Уральская газета
- 1907 — Уральская неделя
- 1907 — Уральский рабочий
- 1907 — Утро России
- 1907 — Учитель
- 1907 — Фотограф
- 1907 — Часовщик
- 1907 — Чвени цховреба (Наша жизнь)
- 1907 — Черноморский портовый вестник
- 1907 — Шиповник
- 1907 — Штык
- 1908 — Возрождение
- 1908 — Газета-Копейка
- 1908 — Голос социал-демократа
- 1908 — Заграничная газета
- 1908 — Задачи обновленной школы
- 1908 — Земля
- 1908 — Мысли печатника
- 1908 — Наш век
- 1908 — Наш голос
- 1908 — Наша газета
- 1908 — Новая Русь
- 1908 — Печатное дело
- 1908 — Правда
- 1908 — Практика воинского воспитания
- 1908 — Промышленность и торговля
- 1908 — Рабочее знамя
- 1908 — Революционная мысль
- 1908 — Сатирикон
- 1908 — Солдатская газета
- 1908 — Социал-демократ
- 1908 — Строевой офицер
- 1909 — Аполлон
- 1909 — Верность
- 1909 — Вестник труда
- 1909 — Военно-исторический вестник
- 1909 — Волна
- 1909 — Восточная заря
- 1909 — Всемирная панорама
- 1909 — Газета-копейка
- 1909 — Городское дело
- 1909 — Запросы жизни
- 1909 — Земщина
- 1909 — Козьма Минин
- 1909 — Наш край
- 1909 — Новый день
- 1909 — Рабочее дело
- 1909 — Экономист России
1910-е
- 1910 — Библиотекарь
- 1910 — Вестник народных университетов
- 1910 — Голос жизни
- 1910 — Голос Сибири
- 1910 — Голос студенчества
- 1910 — Двуглавый орел
- 1910 — Дискуссионный листок
- 1910 — Жизнь
- 1910 — Жизнь для всех
- 1910 — Звезда
- 1910 — Московская газета-копейка
- 1910 — Мысль
- 1910 — Наш путь
- 1910 — Наша заря
- 1910 — Рабочая газета
- 1910 — Светоч и дневник писателя
- 1910 — Солнце России
- 1910 — Тифлисский пролетарий
- 1911 — Бобруйские отклики
- 1911 — Будущее
- 1911 — Вестник народного образования
- 1911 — Вестник Орловского союза русского народа
- 1911 — Вестник портных
- 1911 — Вечернее время
- 1911 — Голос казачества[82]
- 1911 — Двуглавый орел
- 1911 — Дело жизни
- 1911 — Информационный бюллетень
- 1911 — Иркутское слово
- 1911 — Металлист
- 1911 — Новое печатное дело
- 1911 — Новый мир
- 1911 — Объединение
- 1911 — Педагогическое дело
- 1911 — Просвещение
- 1911 — Рабочая жизнь
- 1911 — Русский библиофил
- 1911 — Сибирская речь
- 1911 — Сибирские огни
- 1911 — Современная жизнь
- 1911 — Современник
- 1911 — Человек
- 1912 — Вестник приказчика
- 1912 — Газета чиновника
- 1912 — День
- 1912 — Живое дело
- 1912 — За партию
- 1912 — Заветы
- 1912 — Известия Министерства иностранных дел
- 1912 — Кийр (Луч)
- 1912 — Луч
- 1912 — Московская копейка
- 1912 — Наше утро
- 1912 — Невская звезда
- 1912 — Невский голос
- 1912 — Новая Сибирь
- 1912 — Поволжская быль
- 1912 — Почин
- 1912 — Правда
- 1912 — Рельсы
- 1912 — Русская молва
- 1912 — Самозащита
- 1912 — Сибирский вестник
- 1912 — Сибирский край
- 1912 — Страхование рабочих
- 1912 — Фабричная жизнь
- 1913 — Аргус
- 1913 — Библиографические известия
- 1913 — Бодрая мысль
- 1913 — Вольная мысль
- 1913 — Вопросы страхования
- 1913 — Голос минувшего
- 1913 — Живая жизнь
- 1913 — Живая мысль
- 1913 — Жизнь пекарей
- 1913 — За правду
- 1913 — Заветная мысль
- 1913 — Научный исторический журнал
- 1913 — Наш путь
- 1913 — Наше печатное дело
- 1913 — Новая рабочая газета
- 1913 — Новый сатирикон
- 1913 — Новый экономист
- 1913 — Правда труда
- 1913 — Пролетарская правда
- 1913 — Рабочая правда
- 1913 — Северная мысль
- 1913 — Северная правда
- 1913 — Трудовой голос
- 1913 — Юридический вестник
- 1914 — Альбом героев войны
- 1914 — Армейский вестник
- 1914 — Борьба
- 1914 — Верная мысль
- 1914 — Вестник школы
- 1914 — Время
- 1914 — Голос
- 1914 — Голос Руси
- 1914 — Деревообделочник
- 1914 — Единство
- 1914 — Живая мысль труда
- 1914 — Журналист
- 1914 — Заря Поволжья
- 1914 — Звезда
- 1914 — Лукоморье
- 1914 — Маленькая газета
- 1914 — Мысль
- 1914 — Мысль труда
- 1914 — Наша рабочая газета
- 1914 — Наши герои
- 1914 — Новости
- 1914 — Правда труда
- 1914 — Пролетарий иглы
- 1914 — Путь правды
- 1914 — Работница
- 1914 — Рабочий
- 1914 — Рабочий труд
- 1914 — Русские записки
- 1914 — Северная рабочая газета
- 1914 — Смелая мысль
- 1914 — Стойкая мысль
- 1914 — Текстильный рабочий
- 1914 — Трудовая правда
- 1914 — Утро жизни
- 1914 — Шахтерский листок
- 1915 — Вестник VII армии
- 1915 — Жизнь
- 1915 — Известия заграничного секретариата Организационного комитета РСДРП
- 1915 — Илья Муромец
- 1915 — Интернационал молодежи
- 1915 — Коммунист
- 1915 — Летопись
- 1915 — Наш голос
- 1915 — Наша газета
- 1915 — Наше дело
- 1915 — Наше слово
- 1915 — Призыв
- 1915 — Прикубанские степи
- 1915 — Пролетарский голос
- 1915 — Профессиональное образование
- 1915 — Рабочее утро
- 1915 — Северный голос
- 1915 — Текстильщик
- 1915 — Товарищ пролетария
- 1915 — Утро
- 1915 — Финансовая газета
- 1915 — Южная правда
- 1916 — Бюллетень заграничного комитета Бунда
- 1916 — Бюллетень комитета юго-западного фронта
- 1916 — Военный летчик
- 1916 — Голос
- 1916 — Голос печатного труда
- 1916 — Голос социал-демократа
- 1916 — Голос труда
- 1916 — Дело
- 1916 — Живое слово
- 1916 — Московский кооператор
- 1916 — Правда труда
- 1916 — Пролетарское слово
- 1916 — Рабочие ведомости
- 1916 — Русская воля
- 1916 — Сборник социал-демократа
- 1917 — Анархист
- 1917 — Анархия
- 1917 — Армия и флот свободной России
- 1917 — Астраханский рабочий
- 1917 — Бакинский рабочий
- 1917 — Банвори крив (Борьба рабочего)
- 1917 — Без лишних слов
- 1917 — Библиографический ежемесячник
- 1917 — Библиографический справочник
- 1917 — Большевик, Коломна
- 1917 — Большевик, Николаевск
- 1917 — Борьба, Тифлис
- 1917 — Борьба, Царицын
- 1917 — Брдзола (Борьба)
- 1917 — Бривайс стрелниекс (Свободный стрелок)
- 1917 — Брошюра и книга
- 1917 — Буревестник
- 1917 — Бюллетени бюро печати
- 1917 — Бюллетень социалистической печати
- 1917 — В народ
- 1917 — Ведомости общественного градоначальства
- 1917 — Вестник Минского губернского комиссариата
- 1917 — Вестник партии народной свободы
- 1917 — Вестник Румынского фронта
- 1917 — Вестник русской революции (Bote der russischen Revolution)
- 1917 — Вечерняя почта
- 1917 — Власть народа, Москва
- 1917 — Власть народа, Одесса
- 1917 — Война и мир
- 1917 — Волна (Vilnis), Баку
- 1917 — Волна, Свеаборг
- 1917 — Вольный голос Севера
- 1917 — Вольный Кронштадт
- 1917 — Воля народа, Киев
- 1917 — Воля народа, Петроград
- 1917 — Воронежский рабочий
- 1917 — Вперед, Москва
- 1917 — Вперед, Петроград
- 1917 — Вперед!, Уфа
- 1917 — Голос правды, Кронштадт
- 1917 — Голос правды, Пенза
- 1917 — Голос правды, Франция
- 1917 — Голос пролетария
- 1917 — Голос солдата
- 1917 — Голос социал-демократа, Иркутск
- 1917 — Голос социал-демократа, Киев
- 1917 — Голос труда, Петроград
- 1917 — Голос труда, Казань
- 1917 — Голос фронта
- 1917 — Гуммет (Энергия)
- 1917 — Дело народа
- 1917 — Деревенская беднота
- 1917 — Деревенская правда
- 1917 — Донецкий пролетарий, Луганск
- 1917 — Донецкий пролетарий, Харьков
- 1917 — Жизнь работницы
- 1917 — Забайкальский рабочий
- 1917 — Звезда, Екатеринослав
- 1917 — Звезда, Минск
- 1917 — Звезда, Ревель
- 1917 — Звенья
- 1917 — Земля и воля
- 1917 — Зерно правды
- 1917 — Знамя борьбы
- 1917 — Знамя революции
- 1917 — Знамя труда, Баку
- 1917 — Знамя труда, Владивосток
- 1917 — Знамя труда, Вольск
- 1917 — Знамя труда, Москва
- 1917 — Знамя труда, Петроград
- 1917 — Знамя труда, Тифлис
- 1917 — Известия Архангельского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Астраханского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Витебского Совета солдатских и рабочих депутатов
- 1917 — Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Владимирского губернского временного исполнительного комитета
- 1917 — Известия военных, рабочих и крестьянских депутатов
- 1917 — Известия Вологодского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия временного комитета Государственная дума
- 1917 — Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов
- 1917 — Известия Вятского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Дальневосточного краевого комитета Советов рабочих, солдатских ...
- 1917 — Известия Екатеринославского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Иваново-Вознесенского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Казанского губернского Совета крестьянских депутатов
- 1917 — Известия Костромского Совета рабочих депутатов
- 1917 — Известия Красноярского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Курского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Минского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Московского Совета рабочих депутатов
- 1917 — Известия Нижегородских Советов рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Новгородского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов
- 1917 — Известия Одесского Совета рабочих депутатов и представителей армии и флота
- 1917 — Известия Олонецкого губернского Совета крестьянских, рабочих, солдатских депутатов
- 1917 — Известия Омского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Полтавского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Псковского Совета солдатских и рабочих депутатов
- 1917 — Известия Самарского Совета рабочих депутатов
- 1917 — Известия Саратовского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Севастопольского Совета депутатов армии, флота и рабочих
- 1917 — Известия Симбирского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Совета рабочих и солдатских депутатов Бакинского района
- 1917 — Известия Совета съездов представителей промышленности и торговли
- 1917 — Известия Сызранского Совета солдатских и рабочих депутатов
- 1917 — Известия Тамбовского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Тульского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Харьковского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Известия Херсонского Совета рабочих и военных депутатов
- 1917 — Известия ЦИК
- 1917 — Известия Якутского Совета рабочих и солдатских депутатов
- 1917 — Интернационал, Н.-Новгород
- 1917 — Интернационал, Петроград
- 1917 — Искорки
- 1917 — Искра
- 1917 — Кавказский рабочий
- 1917 — Кийр (Луч)
- 1917 — Красное знамя
- 1917 — Красноярский рабочий
- 1917 — Крестьянская газета
- 1917 — Листок «Правды»
- 1917 — Литературные записки
- 1917 — Лаукстрадниеку циня (Борьба сельского рабочего)
- 1917 — Луч, Астрахань
- 1917 — Луч, Минск
- 1917 — Маатамеес
- 1917 — Максималист
- 1917 — Молва
- 1917 — Молот
- 1917 — Мысль
- 1917 — Народ
- 1917 — Народная армия
- 1917 — Народная газета (июль-август), Петроград
- 1917 — Народная газета (апрель), Петроград
- 1917 — Народная жизнь
- 1917 — Народное слово, Москва
- 1917 — Народное слово, Петроград
- 1917 — Наш путь
- 1917 — Наша борьба, Екатеринодар
- 1917 — Наша борьба, Екатеринослав
- 1917 — Наша звезда
- 1917 — Наше знамя
- 1917 — Наше слово
- 1917 — Новая жизнь
- 1917 — Новая Русь
- 1917 — Новое слово
- 1917 — Общее дело
- 1917 — Окопная правда
- 1917 — Окопный набат
- 1917 — Осведомительный листок русского бюро ЦК
- 1917 — Освобождение труда
- 1917 — Правда
- 1917 — Прибой
- 1917 — Приволжская правда
- 1917 — Прикубанская правда
- 1917 — Пролетариата циня (Борьба пролетариата)
- 1917 — Пролетарий, Москва
- 1917 — Пролетарий, Петроград
- 1917 — Пролетарий, Харьков
- 1917 — Пролетарий Поволжья
- 1917 — Пролетарская правда
- 1917 — Пролетарское дело
- 1917 — Пролетарское знамя
- 1917 — Просвещение
- 1917 — Работница
- 1917 — Рабочая газета
- 1917 — Рабочая мысль, Иваново-Вознесенск
- 1917 — Рабочая мысль, Петроград
- 1917 — Рабочая мысль, Харьков
- 1917 — Рабочая мысль
- 1917 — Рабочий, Казань
- 1917 — Рабочий, Петроград
- 1917 — Рабочий депутат
- 1917 — Рабочий и солдат, Петроград. (октябрь)
- 1917 — Рабочий и солдат (июль—август), Петроград
- 1917 — Рабочий путь
- 1917 — Рижский фронт
- 1917 — Русский бюллетень «Правда»
- 1917 — Русский исторический журнал
- 1917 — Самоуправление
- 1917 — Свобода внутри нас
- 1917 — Свободная армия
- 1917 — Свободная жизнь
- 1917 — Свободная Россия
- 1917 — Свободное слово
- 1917 — Свободный народ
- 1917 — Сибирская правда
- 1917 — Симбирская правда
- 1917 — Слово
- 1917 — Солдат
- 1917 — Солдат-гражданин, Москва
- 1917 — Солдат-гражданин, Петроград
- 1917 — Солдат и рабочий
- 1917 — Солдат-крестьянин
- 1917 — Солдатская газета
- 1917 — Солдатская жизнь
- 1917 — Солдатская мысль
- 1917 — Солдатская правда
- 1917 — Солдатское слово
- 1917 — Социал-демократ, Баку (на армянском языке)
- 1917 — Социал-демократ, Баку
- 1917 — Социал-демократ, Лысьва
- 1917 — Социал-демократ (на латышском языке), Москва
- 1917 — Социал-демократ, Москва
- 1917 — Социал-демократ, Саратов
- 1917 — Социал-демократ, Харьков
- 1917 — Социал-демократ
- 1917 — Социалист-революционер
- 1917 — Спартак
- 1917 — Тиеса (Правда)
- 1917 — Товарищ, Минусинск
- 1917 — Товарищ, Сызрань
- 1917 — Трибуна (Trybuna)
- 1917 — Труд
- 1917 — Труд и борьба
- 1917 — Труд и земля, Кронштадт
- 1917 — Труд и земля, Томск
- 1917 — Трудовая мысль
- 1917 — Трудовая республика
- 1917 — Уральская правда
- 1917 — Утро правды
- 1917 — Фронт
- 1917 — Харьковский вестник
- 1917 — Харьковское единство
- 1917 — Хлеб и воля
- 1917 — Часовой
- 1917 — Южный рабочий
- 1917 — Юрьевская правда
Напишите отзыв о статье "Список периодических изданий Российской империи"
Примечания
- ↑ [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/pp1/pp1.html Русская периодическая печать (1702—1894): Справочник] / Под редакцией А. Г. Дементьева, А. В. Западова, М. С. Черепахова. — М.: Гос. изд-во политической литературы, 1959. — 835 с.
- ↑ М. С. Черепахов, Е. М. Фингерит. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/pp2/pp2.html Русская периодическая печать (1895 — октябрь 1917): Справочник]. — М.: Гос. изд-во политической литературы, 1957. — 351 с.
- ↑ Н. М. Лисовский. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/chronics/lb1/lb1.html Библиография русской периодической печати, 1703—1900 гг.: (Материалы для истории русской журналистики): В 2 кн.]. — Репр. 1915 г.. — М.: Лит. обозрение, 1995. — Т. 1. — 7, XVI, 608 с.
- ↑ Н. М. Лисовский. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/chronics/lb2/lb2.html Библиография русской периодической печати, 1703—1900 гг.: (Материалы для истории русской журналистики): В 2 кн.]. — Репр. 1915 г.. — М.: Лит. обозрение, 1995. — Т. 2. — С. 5, c. 609—1066.
- ↑ Л. Н. Беляева, М. К. Зиновьева, М. М. Никифоров. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/chronics/bb1/bb1.html Библиография периодических изданий России, 1901—1916] / Под общ. ред. В. М. Барашенкова, О. Д. Голубевой, Н. Я. Морачевского. — Л.: Гос. публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1958. — Т. 1. А—З. — XII, 664 с.
- ↑ Л. Н. Беляева, М. К. Зиновьева, М. М. Никифоров. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/chronics/bb2/bb2.html Библиография периодических изданий России, 1901—1916] / Под общ. ред. В. М. Барашенкова, О. Д. Голубевой, Н. Я. Морачевского. — Л.: Гос. публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1959. — Т. 2. И—П. — IV, 716 с.
- ↑ Л. Н. Беляева, М. К. Зиновьева, М. М. Никифоров. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/chronics/bb3/bb3.html Библиография периодических изданий России, 1901—1916] / Под общ. ред. В. М. Барашенкова, О. Д. Голубевой, Н. Я. Морачевского. — Л.: Гос. публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1960. — Т. 3. Р—Я. — 668 с.
- ↑ Л. Н. Беляева, М. К. Зиновьева, М. М. Никифоров. [feb-web.ru/feb/periodic/default.asp?/feb/periodic/chronics/bb4/bb4.html Библиография периодических изданий России, 1901—1916] / Под общ. ред. В. М. Барашенкова, О. Д. Голубевой, Н. Я. Морачевского. — Л.: Гос. публ. б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1961. — Т. IV. Указатели. — 600 с.
- ↑ Акопян Т. В., Кряжева А. А., Седова Н. П., Снигирева И.А., Фурман С. А. (составители). [vivaldi.nlr.ru/bx000007595/view#page=1 Газеты дореволюционной России 1703—1917. Каталог] / Ред. Т. В. Акопян, М. А. Луковская. Руководитель работы И. А. Снигирева. — Санкт-Петербург: Российская национальная библиотека, 2007. — 592 с. — 500 экз. — ISBN 978-5-8192-0343-9.
- ↑ Неустроев А. Н. Историческое разыскание о русских повременных изданиях и сборниках за 1703—1802 гг., библиографически и в хронологическом порядке описанных. — СПб., 1874.
- ↑ Праздное время, в пользу употребленное // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Трудолюбивая Пчела // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Полезное Увеселение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Невинное упражнение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Свободные Часы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Ни то ни се // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Полезное с приятным // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Смесь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Парнасский Щепетильник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Пустомеля, юмористический журнал // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Трудолюбивый Муравей // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Старина и Новизна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Древняя российская вивлиофика // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Музыкальные Увеселения // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Опыт Трудов Вольного Российского Собрания // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Открываемая Россия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Собрание Новостей // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Повествователь Древностей Российских // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Утренний Свет // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Санкт-Петербургский Вестник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Санкт-Петербургское еженедельное сочинение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Академические Известия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Модное ежемесячное издание // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Что-нибудь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Экономический Магазин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Московское ежемесячное издание // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Вечерняя Заря // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Городская и деревенская библиотека // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Утро, журнал // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Собеседник Любителей Российского Слова // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Покоящийся Трудолюбец // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Детское Чтение, журнал (Москва, 1785—89) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Растущий Виноград // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Зеркало Света // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Лекарство от скуки и забот // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Новые Ежемесячные Сочинения // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Новый Санкт-Петербургский Вестник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Продолжение Древней Российской Вивлиофики // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Российский Феатр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Распускающийся Цветок // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Утренние Часы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Беседующий гражданин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Полезное упражнение юношества // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Южный Сборник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [gazeta.zn.ua/SOCIETY/teni_zabytyh_zhurnalov_trudy_kievskoy_duhovnoy_akademii_18601917_gg__k_150-letiyu_uchrezhdeniya.html Тени забытых журналов: «Труды Киевской Духовной Академии»]
- ↑ Ярославские Епархиальные Ведомости // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [www.nlr.ru/rlin/fullcard_layers.php?numer=267727&database=Periodika_rl Данные Российской национальной библиотеки, Санкт-Петербург]
- ↑ Русь, с.-петербургская газета (1864 г.) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Городские и Иногородние Афиши // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Азиатский Вестник (1872) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Ростовский-на-Дону Листок Объявлений (1875—1892 гг.) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Правда, одесская газета // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Община, журнал // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Русь, с.-петербургский журнал // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Родина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Русь, московская газета (1880—1886 гг.) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Земская Школа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Голос Москвы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Юридическая Летопись // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Голос землевладельцев // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Ростовские-на-Дону Известия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Якутские Областные Ведомости // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Городской и Сельский Учитель // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Русь, с.-петербургская газета (1894—1896 гг.) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Южное Обозрение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Южный Телеграф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Горная и Заводская еженедельная газета // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Горнозаводский Листок объявлений и Справочных Известий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Русь, с.-петербургская газета (c 1903 г.) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Голос Юга // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Горное дело в России // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ «Голос казачества» // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
</ol>
Отрывок, характеризующий Список периодических изданий Российской империи
Опять мужественный голос перебил артиллериста.– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.
Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.
Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.