Список погребений и памятников в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Список погребений и памятников в Благовещенской церкви-усыпальнице Александро-Невской лавры включает перечисление лиц, похороненных здесь в период Российской империи (как утраченные, так и сохранившиеся могилы), а также скульптурные надгробия, перенесенные в её стены в ХХ веке в качестве экспонатов Музея городской скульптуры, филиалом которой является здание.

В списке перечислены стационарные надгробия, находящиеся в «нижней церкви» здания (1-й этаж).


«Верхняя церковь» здания (2-й этаж) используется в качестве выставочного зала и имеет экспозицию из фрагментов скульптур маленького размера (портативные экспонаты). В связи с передачей здания РПЦ весной 2013 года экспонаты из верхней церкви планируется переместить в другие помещения Музея городской скульптуры. Вопрос о возможности перемещения надгробий из нижней церкви обсуждается.





Список

Романовы

Весной 1868 года император Александр II, посетив Александро-Невскую лавру, приказал привести в надлежащий порядок надгробия членов императорской фамилии, похороненных в алтарной части Благовещенской церкви. Проект семи однотипных «царских» плит из светло-серого итальянского мрамора разработал архитектор А. А. Пуаро. Надписи были выверены по историческим источникам академиком Н. Г. Устряловым. Плиты изготовлены в скульптурной мастерской А. А. Трискорни. Над могилами трех великих княжон, умерших в детстве, в 1808 году были установлены мраморные полуколонны, архитектор Луиджи Руска, скульптор Жак Франтен Тибо.

Все — в алтарной части
умершие в детстве:

Грузинские царевичи

  • Вахтанг Ираклиевич, грузинский царевич (1761—1814). Сын царя Кахетии и Картли Ираклия II, заключившего Георгиевский мирный трактат с Россией 1783 г. Пристенный портал. Мастер А. М. Пермагоров, 1820-е гг.
  • Дарья Георгиевна, грузинская царица, урожд. Дареджан Дадиани (1738—1807). Супруга царя Кахетии и Картли Ираклия II. Похоронена на месте первоначального погребения императора Петра III. Бронзовая доска с эпитафией. Мастер А. Шрейбер, 1807 г.
перенесённые надгробия:
  • Давид XII, грузинский царевич (1767—1819).
    • Брат его Теймураз (1782—1846) — дети царя Георгия XII, внуки Ираклия II. Доска с эпитафией, мастер И. Е. Шумилов, 1846 г. Бронза золоченая. перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.
  • Елена Отаровна, грузинская царевна, урожд. Амилахвари (1767—1866). Жена Темуйраза Георгиевича. Доска с эпитафией. Перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.
  • Нина, правительница Мингрелии (1772—1847). Дочь грузинского царя Георгия XII, жена Григория Дадиани. Доска с эпитафией. Перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.

Деятели церкви

  • Василий Иванович, архиепископ Пекский и Сербский (1720—1772). Напольная плита. Был похоронен у южной стены Благовещенской усыпальницы. После сооружения в 1783 г. каменной палатки (пристройки в юго-восточной части усыпальницы) надгробие оказалось в интерьере. По материалу и декоративному решению плита аналогична надгробиям епископа Василия Петровича и архимандрита Виктора (Ладыженского). (Палатка).
  • Василий Петрович, митрополит Скендеринский и Приморский Черной Горы (1709—1766). Напольная плита. Был похоронен у южной стены Благовещенской усыпальницы. После сооружения в 1783 г. каменной палатки надгробие оказалось в интерьере. По материалу и декоративному решению плита аналогична надгробиям патриарха Василия Иоанновича и архимандрита Виктора (Ладыженского). (Палатка).
  • Виктор (Ладыженский), архимандрит курского Знаменского монастыря (1732—1775). Напольная плита. (Палатка).
  • Иннокентий (Нечаев), архиепископ Псковский и Рижский (1721—1799). Мраморная доска со стихотворной эпитафией Державина.
перенесённые надгробия:
  • Антоний (Рафальский), митрополит Петербургский и Новгородский (1789—1848). Доска с эпитафией. Мастер А. Е. Шумилов, 1848 г. Медь золоченая. Перенесена из Духовской церкви в 1937 г.
  • Евгений (Булгар) (1716—1806). Архиепископ Славенский и Херсонский. Бронзовая доска со стихотворной эпитафией на русском и греческом языках. Перенесена из Федоровской церкви в 1930-е гг.
  • Серафим (Глаголевский) (1763—1843). Доска с эпитафией. Мастер И. Е. Шумилов, 1843. Бронза золоченая. Перенесена из Духовской церкви в 1937 г.

Прочие сохранившиеся погребения

# А Б В Г Д Е Ё Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

А

  • Апраксин, Александр Петрович (1690—1725) Граф. Капитан Российского флота; племянник генерал-адмирала Ф. М. Апраксина. Медная доска с эпитафией. Доска, 1720-е гг.

Б

  • Безбородко, Александр Андреевич (1747—1799). Скульптурный памятник. Ск. Ж. Д. Рашетт, арх. Н. А. Львов, 1803 г. Бронзовая многофигурная композиция на мраморном постаменте. В центре на колонне портретный бюст Безбородко, за ним крылатый гений Мира с оливковой ветвью. По сторонам две аллегорические женские фигуры: слева сидящая на стопке книг возле неё фигурка петуха; справа крылатая, опирающаяся на колонну На колонне и постаменте вырублены надписи. Надгробие А. А. Безбородко установлено в палатке, в нише южной стены. Цоколь памятника с надписью и датой был скрыт под настилом поднятого пола, обнаружен при музеефикации Благовещенской усыпальницы в 1930-е гг.[2]
  • Безбородко, Илья Андреевич (1756—1815);
    • его жена Безбородко, Анна Ивановна, ур. Ширяева (1766—1824). Скульптурный памятник, 1810-е. Фигурирует в дореволюционной описи усыпальницы. (По другим указаниям — скульптура плакальщицы (фрагмент надгробия), эпитафия и медальон с портретом перенесены с памятника у вост. стены Духовской церкви).
  • Бецкой, Иван Иванович (1704—1795). Пристенный памятник. На нем высечены слова из оды Державина: «Луч милости был, Бецкой, ты». Известняк, мрамор, бронза золоченая, 1790-е гг. (Палатка Благовещенской церкви).
  • Бирон, Александра Александровна, ур. Меншикова (1712—1736). Напольная плита.
  • Евдокия Борисовна, герцогиня Курляндская и Семигальская (Бирон), урожд. Юсупова (ум. 1780). Пристенный памятник. (Палатка)
  • Усыпальница Бобринских (отдельный склеп):

В

Г

Д

И

М

  • Матюшкина, Анна Алексеевна, урожд. Гагарина (1722—1804). Статс-дама; жена гр. Д. М. Матюшкина. Мраморный рельеф с изображением сцены вознесения души к Христу. Бронза золоченая, мрамор. 1800-е гг. Неизв. мастер
  • Малеина, Ольга Фёдоровна, (20 января 1792 — 25 марта 1882). Считалось утраченным (?)

Н

О

П

Р

C

  • Савостьянов, Петр Иванович (1811—1867). Действительный статский советник. Напольная плита.
  • Скребицкий, Александр Никифорович, тайный советник и кавалер, (ум. 19 июля 1864). Напольная плита. Считалась утраченной (?).
  • Суворов, Александр Васильевич (1729—1800). Медальон с эпитафией. Неизв. мастер, 1800-е гг. Напольная плита. Неизв. мастер, 1859 г. Бюст. Современная отливка по модели Демут-Малиновского.

Ч, Ш, Ю, Я

Утраченные

Здесь перечислены захоронения, указанные в дореволюционных описаниях усыпальницы, но в настоящий момент исчезнувшие.

  • Арескин, Роберт Карлович. Первоначально похоронен на Лазаревском кладбище вместе с царевной Натальей Алексеевной[3]
  • Брюс, Яков Александрович (Палатка)[1]
  • Гагарин, Владимир Львович, сын князя Льва Николаевича Гагарина; (4 ноября 1851 — 22 июля 1868)[3]
  • Гагарин, Лев Николаевич, (3 сентября 1828 — 22 июля 1868)[3]
  • Гагарина, Анна Ивановна, урожд. Прихунова, (29 января 1830 — 20 августа 1887)[3]
  • Глебова, Мария Симоновна (1723—1756), ур. Гендрикова. Двоюродная сестра имп. Елизаветы Петровны, статс-дама, жена обер-прокурора Сената А. И. Глебова[1]
  • Голенищева-Кутузова, Евдокия Ивановна, статс-дама, погребена 9 марта 1807 года[1]
  • Голицына, Дария Алексеевна, урождённая Гагарина, супруга Александра Михайловича Голицына, статс-дама, (1724 — 18 мая 1798 года)[1]
  • Голицына, Елизавета Александровна, дочь Александра Михайловича Голицына; (9 июня 1806 — 7 декабря 1816) (Палатка)[1]
  • Голицына, Татьяна Борисовна, урожд. Куракина (1696—1757). Дочь дипломата Б. И. Куракина, жена генерал-фельдмаршала кн. М. М. Голицына[1]
  • Горихвостова, Анна Гавриловна, вдова генерал-лейтенанта, (ум. 28 октября 1864) (Усыпальница Бобринских)[3]
  • Долгоруков, Василий Владимирович, (1667—1746)
  • Корф, Екатерина Карловна, урожд. Скавронская. (Ум. 1757). Двоюродная сестра имп. Елизаветы Петровны, жена генерал-полицмейстера Н. А. Корфа[1]
  • Ламб, Иван Варфоломеевич, генерал-аншеф, погребён 29 декабря 1801 года[1]
  • Мыльникова, Олимпиада Филипповна, урождённая Трапезникова, потомственная почётная гражданка г. Иркутска, (1 июля 1819 −14 января 1904)[3]
  • Нарышкина, Анна Никитична, гофмейстерина, погребена 2 февраля 1820 года[1]
  • Нарышкина, Елизавета Дмитриевна, младенец, погребена 20 декабря 1803 года[1]
  • Нарышкина, Елизавета Дмитриевна, младенец, погребена 28 августа 1804 года[1]
  • Нарышкина, Зинаида Дмитриевна, младенец, погребена 18 июля 1810 года[1]
  • Нарышкина, Мария Александровна, дочь Александра Львовича Нарышкина, погребена 8 мая 1800 года[1]
  • Оржевская, Елизавета Михайловна, урожд. Якунчикова, (18 мая 1851 — 9 сентября 1888).
    • Оржевский Василий, (12 сентября 1879 — 30 августа 1888). Похоронен с матерью Е. М. Оржевской[3]
  • Ромодановская, Анастасия Федоровна (ум. 1735). Дочь Федора (Александра) Салтыкова, сестра царицы Прасковьи Федоровны, жена «князь-кесаря» Ф. Ю. Ромодановского[1]
  • Ростовцева, Александра Александровна, урожд. Ольхина, (26 октября 1815 −14 октября 1880)[3]
  • Румянцева, Мария Андреевна, (4 апреля 1698 — 4 мая 1788)[1]
  • Серра-Каприола, Анна Александровна, ур. Вяземская (Палатка)[1]
  • Сильвестр (Кулябка) (1701—1761)[1]
  • Ушаков, Андрей Иванович (1672—1747)[1]
  • Ушаков, Фёдор Иванович, генерал-аншеф, сенатор, лейб-гвардии Преображенского полка подполковник (ум. 1766)[3]
  • Феодосий (Янковский) (1696—1750)[1]
  • Монахиня Феофания, мать Саввы Лукича Владиславича-Рагузинского, вместе со внучкою младенцем Екатериною, погребена 8 января 1726 года[1]
  • Шлихтинг, Василий Карлович, полковник, (21 марта 1799 −14 апреля 1865)[3]
  • Шлихтинг, Софья Сергеевна, жена В. К. Шлихтинга; (15 июня 1825 — 24 февраля 1901)[3]
  • Юсупов, Борис Николаевич, младенец, (7 марта 1803-10 мая 1863). (Палатка)[3]
  • Якунчиков, Михаил Иванович, (30 августа 1816 — 15 февраля 1869)[3]
  • Якунчикова, Александра Ивановна, урожд. Нилова, (3 марта 1824 — 26 августа 1897)[3]
  • Якунчикова, Александра Михайловна, (11 мая 1850 — 29 ноября 1872)[3]

Перенесенные

Здесь перечислены надгробия, перенесенные в музей-усыпальницу из других кладбищ в советское время из-за их высокой художественной ценности.

Армянское кладбище

  • Абамелик, Иван Семенович (1768—1828). Князь, генерал-майор лейб-гвардии артиллерии. Киот с иконой Иоанна Крестителя. Бронза золоченая. Мастер А. И. Дипнер (?), 1820-е. Памятник перенесен из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кладбище в 1936 г.
  • Лазарев, Артемий Екимович. (1791—1813). Гусар, погиб в сражении под Лейпцигом; племянник И. Л. Лазарева. Доска с эпитафией, перенесена из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.
  • Лазарев, Артемий Иванович. (1768—1791). Премьер-майор, адъютант Г. А. Потемкина; сын И. Л. Лазарева. Скульптурный памятник — в центре композиции медальон, по сторонам — скульптурные изображения родителей юноши. Скульптор Иван Мартос, 1802 г. Памятник перенесен из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.
  • Лазарев, Иван Лазаревич, (1735—1801). Доска с эпитафией, мрамор. Перенесена из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г,
  • Лазарева Екатерина Ивановна (рожд. Мирзаханова) (1750—1819). Жена И. Л. Лазарева. Доска с эпитафией. Перенесена из Воскресенской церкви на Смоленском армянском кл. в 1939 г.

Духовская церковь Александро-Невской Лавры

  • Волконский, Григорий Семенович (1742—1824). Бронзовая доска с эпитафией и портретом. Арх. О. Монферран, мастер Ф. И. Ковшенков, 1827 г. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.
  • Дурново Мария Никитична (рожд. Демидова). (1776—1847). Дочь Н. А. Демидова, жена обер-гофмейстера Д. Н. Дурново. Киот с распятием и надписью. Перенесен из Духовской церкви в 1937 г.
  • Милорадович, Михаил Андреевич, (1771—1825). Напольная деревянная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г. Рядом с надгробием установлен памятный знак, установленный полком Милорадовича к 100-летию Отечественной войны 1812 г. Мастерская А. Кислоева, 1912.
  • Сенявин, Дмитрий Николаевич. (1763—1831). Деревянная напольная плита. Прах и памятник перенесены из Духовской церкви в 1937 г.
  • Чертков, Иван Дмитриевич (1797—1865). Пристенный бронзовый памятник. Перенесен из Духовской церкви.
  • Черткова, Елена Григорьевна, урожд. Строганова (1800—1832). Жена И. Д. Черткова.
    • Похоронена с пятилетней дочерью, при родах которой умерла - Софья Ивановна (25.06.1832—31.07.1837).
    • Строганова, Анна Сергеевна, урожд. Трубецкая (1765—1824). Жена бар. Г. А. Строганова, мать Е. Г. Чертковой. Пристенный бронзовый памятник. Перенесен из Духовской церкви.

Некрополь XVIII века Александро-Невской Лавры (Лазаревское кладбище)

  • Воронцова, Анна Карловна, урожд. Скавронская. (1722—1775). Медная оковка (золоченая). Мастер И. X. Праузенбергер, 1776 г. Перенесена из Некрополя XVIII века. (Палатка).
  • Гагарина, Елизавета Ивановна, урожд. Балабина (1773—1803). Жена И. А. Гагарина. Бронзовая скульптура. Бронзовая фигура молодой женщины установлена на низком цилиндрическом пьедестале. Скульптор Иван Мартос, 1803 г. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1954 г.
  • Козловский, Михаил Иванович. Рельеф, 1803. Скульптор В. И. Демут-Малиновский. Надгробие остается на Лазаревском кладбище
  • Куракина, Екатерина Андреевна, урожд. Бутурлина. (1766—1824). Жена И. Б. Куракина. Скульптура гения. Неизв. мастер, 1820-е гг. Перенесена из Некрополя XVIII века в 1954 г.
  • Куракина, Елена Степановна, урожд. Апраксина (1735—1769). Скульптурный памятник. Уронив голову на руки, горестно скрещенные над портретным медальоном, молодая плакальщица скорбит. Высокий прямоугольный постамент. Скульптор Иван Мартос, 1792 г. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1954 г. гг.
  • Повало-Швейковский, Яков Иванович (1750—1807). Генерал от инфантерии, участник Итальянского похода А. В. Суворова 1799 г. Плита со стихотворной эпитафией. Перенесена с памятника на Лазаревском кл.
  • Попов, Алексей Семенович (1728—1780). Камердинер имп. Екатерины II. Скульптурная композиция с портретом. Ск. Яков Земельгак, 1781 г. Памятник перенесен из Некрополя XVIII века в 1954 г.[4].
  • Ржевская, Дарья Гавриловна урожд. Соковнина (ум. 1720). Жена И. И. Ржевского; «князь-игуменья» «Всешутейшего» собора. Плита-саркофаг. Плиты-саркофаги супругов Ржевских найдены на участке Некрополя XVIII века близ зап. стены Лазаревской церкви в ходе археологических раскопок 1927—1929 гг. Как старейшие из сохранившихся на территории Александро-Невской лавры образцы надгробных памятников первой четверти XVIII в. перенесены в музейную экспозицию в 1954 г. (Палатка)
  • Ржевский, Иван Иванович (1653—1717). Стольник, участник Крымского и Азовского походов. (Палатка)
  • Скавронский, Мартын Карлович, (1714—1776). Медная оковка, позолота. Мастер И. X. Праузенбергер, 1776 г. Перенесена из Некрополя XVIII века. Могильная плита находится на Ломоносовской дорожке, левая сторона. (Палатка).
  • Турчанинов, Алексей Фёдорович. 2 барельефа с надгробия (осталось на кладбище). Скульптор И. П. Мартос. Отливал Э. Гастклу, 1792. Бронза золоченая

Крестовоздвиженская Ямская церковь

  • Вишневская Мария (1723—1757). Жена полковника Г. Ф. Вишневского.
    • Федорова Екатерина (1743—1764). Жена подпоручика Н. А. Федорова. Медальон с эпитафией и гербами. Перенесен из Крестовоздвиженской Ямской церкви в 1930-е гг.
  • Лобкова Анна Никитична урожд. Волконская (ум. 1756). Доска с барельефом, изображающим плакальщицу. Неизв. мастер, 1802 г. Перенесена из Крестовоздвиженской Ямской церкви в 1930-е гг.
  • Лопухин, Андреян Иванович. (1693—1755). Майор Преображенского полка. Доска с эпитафией, бронза. Перенесена из Крестовоздвиженской Ямской церкви в 1930-е гг.
  • Шепелева, Екатерина Андреевна, урожд. Матвеева (1718—1749). Дочь дипломата А. А. Матвеева, жена полковника Измайловского полка А. С. Шепелева, приближенная имп. Елизаветы Петровны. Плита с эпитафией. Неизв. мастер, 1827 г. Перенесена из Крестовоздвиженской Ямской церкви.

Прочее

Не опознаны

Напишите отзыв о статье "Список погребений и памятников в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 Александро-Невская лавра. Описание Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, с хронологическими списками особ, погребенных в церквах и на кладбищах Лаврских. СПб, в типографии А. Бородина и комп. 1842.
  2. [www.lavraspb.ru/nekropol/view/item/id/2382/catid/3 Надгробие А. Безбородко в Александро-Невской Лавре]
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 В.Саитов. Петербургский Некрополь. 1913.
  4. Также в списке памятников в усыпальнице встречается имя Попов, Василий Степанович (1743—1822). Его мраморный бюст на колонне. Перенесен с памятника в Некрополе XVIII века в 1955 г. Могила осталась на Лазаревском кладбище. Мраморный скульптурный портрет Попова, стоявший на небольшой колонне в головах саркофага, был перенесен в Благовещенскую церковь ([www.nlr.ru/history/lavra/lazar.html#popov Лазаревское кладбище]). Однако в экспозиции нижней церкви на май 2013 года этот бюст отсутствует — он выставлен в верхней церкви в числе других малогабаритных экспонатов, в этом списке не фигурирующих.

Ссылки

  • [www.lavraspb.ru/history/blagov Благовещенская усыпальница с описанием надгробий]

Отрывок, характеризующий Список погребений и памятников в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры

– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.