Список полакров Российского императорского флота
Поделись знанием:
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
В список включены все парусные полакры[C 1], состоявшие на вооружении Российского императорского флота.
Полакры (исп. polacra, фр. polacre, нем. polacer[1][2]) представляли собой двух- или трехмачтовые быстроходные суда. Парусное вооружение этих судов в XVII веке состояло из латинского паруса, располагавшегося на наклоненной вперёд фок-мачте, грот-мачта была оснащена прямыми парусами, а бизань соответственно прямым и латинским парусами. Мачты полакров изготавливались из одного цельного дерева, не имели стеньг, марсов и эзельгофтов[C 2]. В конце XVIII — начале XIX века парусное вооружение полакров меняется: на фок- и грот-мачтах появляются прямые паруса, а на бизани латинский парус заменяется на гафельный. В качестве артиллерийского вооружения на эти суда устанавливались орудия малого и среднего калибра[3][4][5].
Полакры были распространены в средиземноморских странах в XVII—XVIII веках и использовались как для торговых, так и для военных целей. Для нужд Российского императорского флота суда данного типа не строились, при этом в конце XVIII — начале XIX века в составе флота использовалось небольшое количество полакров. Все российские полакры были либо куплены, либо взяты в плен у неприятеля. Несколько полакров также использовались в составе греческих корсарских флотилий, действовавших в Средиземном море в интересах России[3][4][5].
Содержание
Легенда
- Размер — длина и ширина судна в метрах.
- Осадка — осадка судна (глубина погружения в воду) в метрах.
- Верфь — верфь постройки судна.
- История службы — основные места и события.
- н/д — нет данных.
Полакры, входившие в состав флота
В разделе приведены все полакры, входившие в состав Азовской флотилии и Черноморского флота России.
| Наименование | Ор. | Размер | Осадка | Место | Вх. | Вых. | История службы | Прим. |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Патмос[C 3] | 24[C 4] | 27,5 х 6,6 | 4,3 | Куплен в Архипелаге | 1772 год | н/д | Принимал участие в русско-турецкой войне 1768—1774 годов, с 1772 по 1774 год находился в крейсерских плаваниях в Архипелаге в составе отрядов и эскадр, в 1774 году совершил плавание между Аузой и Константинополем и обратно. В 1775 году перешёл в Таганрог и вошёл в состав Азовской флотилии. В 1777 году выходил в крейсерские плавания между Кафой и Очаковом, а также к Керченскому проливу, а в 1778 и 1779 годах — к берегам Крыма и Тамани. В 1779 году подвергся тимберовке в Таганроге. В 1780 году состоял на почтовом сообщении между Керчью и Константинополем. В 1782 году находился в крейсерстве у Керченского пролива, а в 1783 году перешёл из Керчи в Ахтиарскую бухту, после чего совершал плавания Ахтиаром и Глубокой Пристанью. | [6][7][8] [9][10] |
| Святая Екатерина | 18[C 5] | 22,3 х 6,6 | 3 | Куплен в Архипелаге | 1772 год | н/д | Принимал участие в русско-турецкой войне 1768—1774 годов, с 1772 по 1774 год находился в крейсерских плаваниях в Архипелаге в составе отрядов и эскадр, с июля по сентября 1773 года также принимал участие в блокаде Бейрута. В 1775 году ушёл в Керчь и вошёл в состав Азовской флотилии. В 1777 году состоял на грузовых перевозках между Таганрогом и Балаклавой. В 1778 году нёс брандвахтенную службу у Новопавловской крепости. В 1779 году совершал плавания между Таганрогом и Керчью, в том же году подвергся тимберовке в Таганроге. В 1780 году использовался на почтовых перевозках между Керчью и Константинополем. С 1781 по 1783 год ежегодно выходил в плавания в Чёрное и Азовское моря, весной 1783 года перешёл в Ахтиарскую бухту. С 1784 по 1786 год нёс брандвахтенную службу в Таганроге, в 1785 году был переведён в состав Черноморского флота. | [6][7][8] [9][10] |
| Ауза[C 6] | 12 | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | Принимал участие в боевых действиях флота 1771—1773 годов в Архипелаге, также использовался в качестве разведовательного судна. | [7][11][10] |
| Лютра[C 6] | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | Принимали участие в боевых действиях флота 1771—1773 годов в Архипелаге. | [7][10] |
| Модон[C 6] | 12 | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | [7][11][10] | |
| Святой Иоанн Богослов[C 6] | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | [7][10] | |
| № 53 | н/д | н/д | н/д | Куплен в Архипелаге | 1772 год | 1776 год | Принимал участие в русско-турецкой войне 1768—1774 годов, с 1772 по 1774 год находился в крейсерских плаваниях в Архипелаге в составе отрядов и эскадр. В 1775 году ушёл в Керчь и вошёл в состав Азовской флотилии. В 1776 году совершал плавания между портами Азовского моря. 22 октября (2 ноября) 1776 года по пути из Еникале в Петровскую крепость стал на якорь у восточного берега Керченского пролива из-за противного ветра, сдрейфовал на отмель, получил пробоину и наполнился водой. Экипаж судна удалось спасти, а сам полакр был разбит штормом спустя пять дней. | [6][7][8] [9][10][12] [13] |
| № 55 | 18[C 5] | 22,6 х 6,6 | 3 | Куплен в Архипелаге | 1772 год | н/д | Принимал участие в русско-турецкой войне 1768—1774 годов, с 1772 по 1774 год находился в крейсерских плаваниях в Архипелаге в составе отрядов и эскадр. В 1775 году ушёл в Керчь и вошёл в состав Азовской флотилии. В 1776 и 1777 годах совершал плавания между Керчью и Таганрогом. В 1779 году подвергся тимберовке в Таганроге. В 1782 году выходил в крейсерские плавания в Чёрное море. | [6][7][8] [14][15] |
| Экспедицион | н/д | н/д | н/д | Захвачен у французов в Корфу | 1799 год | н/д | Принимал участие в войне с Францией 1798—1800 годов. 29 августа (9 сентября) 1799 года захватил в плен одномачтовое французское судно острова Эльба, в сентябре того же года подвергся килеванию в Ливорно, после чего конвоировал в Келари купеческие суда. С декабря 1799 года по январь 1800 года ходил из Келари в Тунис для освобождения 3 сардинских судов. В течение 1800 года периодически выходил в крейсерские плавания в Мессинский пролив и использовался для доставки жалования экипажам судов в Мессину, а в октябре с эскадрой перешёл в Севастополь. В 1801 году использовался для описи западного побережья Чёрного моря. В 1803 году совершал плавания между Николаевом и Константинополем. Принимал участие в войне с Францией 1804—1807 годов, в том числе в конвоировании торговых судов, действиях флота у Новой Рагузы, доставки донесений, обстреле и штурме Курцало, а также в захвате мелких островов и судов противника в районе Курцало. Принимал участие в русско-турецкой войне 1806—1812 годов, в том числе для доставки прокламаций и блокаде Трапезунда, крейсерских плаваний в Чёрном море и конвоирования купеческих судов. В 1813 году выходил к крейсерства к берегам Крыма, в том же году подвергся тимберовке в Севастополе. В 1814 году выходил в крейсерские плавания в Чёрном море, с 1815 по 1820 год ходил к берегам Мингрелии, а 1821 году использовался в качестве карантинного судна у Севастополя. | [7][16][17] [18][19] |
Помимо приведённых в таблице судов в книге Ф. Ф. Веселаго «Список русских военных судов с 1668 по 1860 год» есть упоминания о двух трофейных полакрах, захваченных фрегатом «Святой Павел» в 1772 году у турецкого флота в районе Кафы. Однако сведений о дальнейшей судьбе данных полакров, а также данных о включении их в состав российского флота не сохранилось[20].
Полакры флотилии Качиони
В разделе приведены все полакры, входившие в состав корсарской флотилии Ламбро Качиони.
| Наименование | Ор. | Размер | Осадка | Место | Вх. | Вых. | История службы | Прим. |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Лабелла Виепна | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | 1790 год | В середине апреля 1790 года принимали участие в захвате острова Зея. 7 (18) мая 1790 года все три полакра были захвачены алжирскими судами, а команды полностью уничтожены. | [21][22][23] |
| Виктория | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | [21][22][23] | ||
| Принчипе Паоло | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | [21][22][23] |
Полакр флотилии Лоренца
В разделе приведен полакр, входивший в состав корсарской флотилии Гульемо Лоренца.
| Наименование | Ор. | Размер | Осадка | Место | Вх. | Вых. | История службы | Прим. |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Святой Иоанн | 24 | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | Сведений о плаваниях судна не сохранилось. | [24][25] |
Напишите отзыв о статье "Список полакров Российского императорского флота"
Примечания
Ссылки на источники
- ↑ МЭС, 1994, с. 528.
- ↑ [www.cnrtl.fr/etymologie/polacre Polacre] (фр.). Centre National de Ressources Textuelles et Lexicales. Проверено 11 февраля 2016.
- ↑ 1 2 Чернышёв, 2002, с. 161—164.
- ↑ 1 2 [sailing.shipmodelsbay.com/00/02/13/index.html Поляки] (рус.). «Военная Россия». Проверено 19 января 2016.
- ↑ 1 2 А. Б. Широкорад, 2007, с. 362—364.
- ↑ 1 2 3 4 [sailing.shipmodelsbay.com/06/plks/index.html Поляки, купленные у судовладельцев] (рус.). «Военная Россия». Проверено 19 января 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [randewy.ru/nk/polakrchf.html Полакры Черноморского флота] (рус.). randewy.ru. Проверено 19 января 2016.
- ↑ 1 2 3 4 Список русских военных судов, 1872, с. 572—573.
- ↑ 1 2 3 Чернышёв, 2002, с. 161.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 А. Б. Широкорад, 2007, с. 363.
- ↑ 1 2 П. В. Войнович, 2011.
- ↑ А. А. Чернышёв, 2012, с. 13.
- ↑ А. П. Соколов, 1855, с. 23.
- ↑ Чернышёв, 2002, с. 161—162.
- ↑ А. Б. Широкорад, 2007, с. 364.
- ↑ [sailing.shipmodelsbay.com/06/plvn/index.html Поляка, взятая у неприятеля] (рус.). «Военная Россия». Проверено 20 января 2016.
- ↑ Список русских военных судов, 1872, с. 754.
- ↑ Чернышёв, 2002, с. 162—164.
- ↑ А. Б. Широкорад, 2007, с. 363—364.
- ↑ Список русских военных судов, 1872, с. 741.
- ↑ 1 2 3 [randewy.ru/nk/kachioni.html Крейсерские (корсарские) суда в Средиземном море в 1788—1790 гг. — Состав флотилии Качиони] (рус.). randewy.ru. Проверено 24 января 2016.
- ↑ 1 2 3 А. Б. Широкорад, 2007, с. 179—180.
- ↑ 1 2 3 В. Ю. Грибовский, 2012, с. 58—59.
- ↑ [randewy.ru/nk/lorenc.html Крейсерские (корсарские) суда в Средиземном море в 1788—1790 гг. — Состав флотилии Лоренца] (рус.). randewy.ru. Проверено 24 января 2016.
- ↑ А. Б. Широкорад, 2007, с. 179.
Комментарии
- ↑ Также назывались поляками, полярками или полякрами.
- ↑ Так называемые полакр-мачты
- ↑ Назван в честь острова, на котором c 1771 по 1774 год располагалась база Российского флота, и всё население которого в январе 1771 года приняло российское подданство.
- ↑ Двадцать 4-фунтовых пушек и четыре 1-фунтовых фальконета.
- ↑ 1 2 Четырнадцать 3-фунтовых пушек и четыре 1-фунтовых фальконета.
- ↑ 1 2 3 4 По другим данным в составе флота не состоял, однако ходил под командованием офицеров Российского императорского флота.
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 2002. — Т. 2. — 480 с. — (Корабли и суда Российского флота). — 5000 экз. — ISBN 5-203-01789-1.
- Чернышёв А. А. Погибли без боя. Катастрофы русских кораблей XVIII—XX вв. — М.: «Вече», 2012. — 304 с. — ISBN 978-5-9533-6429-4.
- Веселаго Ф. Ф. Список русских военных судов с 1668 по 1860 год. — СПб.: Типография морского министерства, 1872. — 798 с.
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007. — 448 с. — ISBN 978-5-9533-1517-3.
- Войнович П. В. Воин под Андреевским флагом. — М.: «Эксмо», 2011. — 595 с. — ISBN 5457046990, 9785457046993.
- [books.google.ru/books?hl=ru&id=-38RAAAAYAAJ&dq=от+лат.+polac+-+копьё&focus=searchwithinvolume&q=polacra Морской энциклопедический словарь]. — СПб.: Судостроение, 1994. — Т. 3. — 488 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-7355-0282-4.
- Грибовский В. Ю. Российский флот на Черном море. Страницы истории. 1696—1924 гг. — СПб.: «Гангут», 2012. — 200 с. — ISBN 978-5-904180-55-3.
- Соколов А. П. Летопись крушений и пожаров судов Русского флота, от начала его по 1854 год. — СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1855. — 393 с.
|
|||||||||
Отрывок, характеризующий Список полакров Российского императорского флота
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
