Список герцогов и великих герцогов Мекленбурга
Поделись знанием:
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
(перенаправлено с «Список правителей Мекленбурга»)
Сюда перенаправляется запрос «Князья бодричей». На эту тему нужна отдельная статья.
Род мекленбургских правителей восходит по прямой к князьям славянского племени бодричей и берёт свои начала в крепости Мекленбург в одноимённой деревне недалеко от Висмара. С 1167 года[1] Мекленбург указывается в качестве германского лена, первоначально под саксами, а с 1348 года — как территория, непосредственно подчинённая империи, а правящий род титуловался как «герцоги Мекленбурга».
Несмотря на несколько разделов земель Мекленбург оставался целостным государством до конца монархии. В 1234 году наступил первый разлад, и в княжестве был произведён Первый раздел основных земель, в результате которого появились княжества Верле, Пархим-Рихенберг, Росток и Мекленбург. В Новое время разделы происходили на герцогства Шверин и Штаргард (1348—1471), Мекленбург-Шверин и Мекленбург-Гюстров (1555—1695), а по Гамбургскому договору 1701 года появились герцогства Мекленбург-Шверин и Мекленбург-Стрелиц. Тем не менее, династия сохраняла целостность, а правители обеих частей носили одинаковый титул, что приводило к дипломатическим казусам.
На Венском конгрессе 1815 года оба правящих герцога получили титул «великий герцог Мекленбурга» с обращением «королевское высочество». Обе части Мекленбурга с этого времени стали именоваться великими герцогствами. Помимо двух правителей, двух наследников и соответствующих супруг все остальные члены правящей семьи продолжали носить титул герцогов и герцогинь Мекленбурга, вопреки общей традиции, и принцы, и принцессы тоже. Правители Мекленбурга носили титул «великий герцог Мекленбургский», а также «князь вендов, Шверина и Ратцебурга и граф Шверина, земли Ростока и господин Штаргарда».
К концу монархии Мекленбургский дом был одним из древнейших непрерывно правивших родов Германии. В Веймарской республике прежний титул был заменён на гражданскую фамилию «герцог цу Мекленбург».
Содержание
Князья бодричей
| Имя (годы жизни) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Никлот (1090 — август 1160) |
1131-1160 | князь бодричей | |
| Прибислав (неизвестно — 30 декабря 1178) |
1167-1178 | (сын Никлота), князь бодричей, правитель Мекленбурга | |
| Вартислав (князь бодричей) (годы неизвестны) |
до 1164 | (сын Никлота), князь бодричей |
Правители бодричских земель
| Имя (годы жизни) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Генрих Борвин I (ум. 28 января 1227) |
1178-1227 | (сын Прибислава) | |
| Николай I (до 1164 — 25 мая 1200) |
1183-1200 | (сын Вертислава), правитель Ростока | |
| Генрих Борвин II (1170 — 5 декабря 1226) |
1219-1226 | (сын Генриха Борвина I), правитель Ростока | |
| Николай II (до 1180 — 28 сентября 1225) |
(сын Генриха Борвина I), правитель Мекленбурга |
Линия Иоганна I (Мекленбург)
| Имя (годы жизни) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Иоганн I Теолог (ок. 1211 — 1 августа 1264) |
1227-1264 | (сын Генриха Борвина II), правитель Мекленбурга | |
| Генрих I Паломник (ок 1230 — 2 января 1302) |
1264-1271 1298-1302 |
(сын Иоганна I), правитель Мекленбурга | |
| Альбрехт I (после 1230 — 15 или 17 мая 1265) |
1264-1265 | (брат Генриха I), правитель Мекленбурга | |
| Николай III (после 1230 — 8 июня 1289 или 1290) |
1264-1289 | (брат Генриха I), правитель Мекленбурга, регент | |
| Иоганн II (ок. 1250 — 12 октября 1299) |
1264-1299 | (брат Генриха I), правитель Мекленбурга в Гадебуше, регент | |
| Иоганн III (после 1266 — 27 мая 1289) |
1287-1289 | (сын Генриха I), правитель Мекленбурга | |
| Генрих II Лев, (после 14.4.) 1266 — 21 января 1329) |
1287-1329 | (сын Генриха I), правитель Мекленбурга, Штаргарда и Ростока | |
| Альбрехт II (ок. 1318 — 18 февраля 1379) |
1329-1379 | (сын Генриха II), правитель Мекленбурга, c 1348 года герцог Мекленбурга |
Линия Николая I (Верле)
| Имя (годы жизни) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Николай I (ок. 1210 — 14 мая 1277) |
1227-1277 | (сын Генриха Борвина II), правитель Верле | |
| Генрих I (ок. 1245 — 8 октября 1291) |
1277-1291 | (сын Николая I), правитель Верле-Гюстрова | |
| Иоганн I (ок. 1245 — 15 октября 1283) |
1277-1283 | (сын Николая I), правитель Верле-Пархима | |
| Бернхард I (ок. 1245 — ок. 1286) |
1277-1281 | (сын Николая I), правитель Верле | |
| Николай II (до 1283 — 18 февраля 1316) |
1283-1316 | (сын Иоганна I), правитель Верле | |
| Иоганн II Лысый (после 1250 — 27 августа 1337) |
1316-1337 | (сын Иоганна I), правитель Верле-Пархима | |
| Иоганн III van Ruoden (до 1300—1352) |
1316-1350 | (сын Николая II), правитель Верле-Гольдберга | |
| Николай III Staveleke (после 1311—1360/1361 |
1337-1360 | (сын Иоганна II), правитель Верле-Гюстрова | |
| Бернхард II (ок. 1320—1382) |
1337-1382 | (сын Иоганна II), правитель Верле-Варен (-Гюстрова) | |
| Николай IV Poogenoge (после 1311—1360/1361) |
1350-1354 | (сын Иоганна III), правитель Верле-Гольдберга | |
| Лоренц (после 1338—1393/1394) |
1360-1393 | (сын Николая III), правитель Верле-Гюстрова | |
| Иоганн V (после 1338—1378) |
1365-1378 | (сын Николая III), правитель Верле-Гюстрова, соправитель | |
| Иоганн VI (после 1341 — после 16 октября 1385) |
1382-1385 1395 |
(сын Бернхарда II), правитель Верле-Варена | |
| Иоганн IV (до 1350—1374) |
1354-1374 | (сын Николая IV), правитель Верле-Гольдберга | |
| Бальтазар (ок. 1375 — 5 апреля 1421) |
1393-1421 | (сын Лоренца), правитель Верле-Гюстрова, князь вендов | |
| Иоганн VII ок. 1375 — между 14 августа 1414 и 17 декабря 1414) |
1395-1414 | (сын Лоренца), правитель Верле-Гюстрова, соправитель | |
| Вильгельм (до 1398 — 8 сентября 1436) |
1393-1436 | (сын Лоренца), правитель Верле-Гюстрова, князь вендов | |
| Николай V (до 1385 — после 21 января 1408) |
1385 1395-1408 |
(сын Иоганна VI), правитель Верле-Варена | |
| Кристоф (до 1385 — 25 августа 1425) |
1385 1395-1425 |
(сын Иоганна VI), правитель Верле-Варена, князь вендов | |
| В 1436 году княжество Верле отошло герцогам Мекленбурга. |
Линия Генриха Борвина III (Росток)
| Имя (годы жизни) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Генрих Борвин III (ок. 1220 — 1 августа 1278) |
1227-1277 | (сын Генриха Борвина II), правитель Ростока | |
| Вальдемар (до 1262 — 9 ноября 1282) |
1277-1282 | (сын Генриха Борвина III), правитель Ростока | |
| Николай Дитя (до 1262 — 25 ноября 1314) |
1282-1314 | (сын Вальдемара), правитель Ростока | |
| В 1323 году Росток отошёл герцогам Мекленбурга. |
Линия Прибислава I (Пархим-Рихенберг)
| Имя (годы правления) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Прибислав I (1224 — после 12 февраля 1275) |
1227-1256 | (сын Генриха Борвина II), правитель Пархима | |
| В 1256 году Прибислав лишился власти, а его земли были разделены между его братьями. |
Герцоги Мекленбурга
Линия Мекленбург-Шверин (I) и (II)
| Имя (годы правления) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
|
Альбрехт II Великий (1318 — 18 февраля 1379) |
1329-1379 | [сын Генриха II], правитель Мекленбурга, с 1348 герцог |
| Генрих III (ок. 1337 — 24 апреля 1383) |
1379-1383 | [сын Альбрехта II] | |
|
Магнус I (ок. 1345 — 1 сентября 1384) |
1379-1384 | [сын Альбрехта II] |
| Иоганн IV (ок. 1370 — 16 октября 1422) |
1384-1395 | [сын Магнуса I] | |
|
Альбрехт III (ок. 1338 — März 1412) |
1395-1412 | под именем Альбрехт Мекленбургский король Швеции (1364—1389), [сын Альбрехта II] |
|
Альбрехт IV (до 1363 — между 24 и 31 декабря 1388) |
1383-1388 | [сын Генриха III], соправитель |
| Эрих I (после 1359 — 26 июля 1397 Висбю) |
bis 1397 | [сын Альбрехта III], соправитель | |
| Альбрехт V (1397 — между 1 июня и 6 декабря 1423) |
1412-1423 | [сын Альбрехта III] | |
| Иоганн IV (до 1370 — 16 октября 1422, Шверин) |
1384-1422 | [сын Магнуса I], соправитель | |
|
Генрих IV Толстый (до 1417 — 9 марта 1477) |
1422-1477 | [сын Иоганна IV], после угасания линий Верле и Штаргарда объединил Мекленбург под своей властью |
| Иоганн V (1418—1442) |
1418-1442 | [сын Иоганна IV], соправитель | |
| Иоганн VI (1439—1472) |
1439-1472 | [сын Генриха IV], соправитель | |
| Альбрехт VI (1438 — до 27 апреля 1483) |
1477-1483 | [сын Генриха IV] | |
|
Магнус II (1441 — 20 ноября 1503, Висмар) |
1477-1503 | [сын Генриха IV] |
| Бальтазар (1451 — 16 марта 1507, Висмар) |
1477-1507 | [сын Генриха IV], соправитель, епископ Шверина в 1479—1482 | |
|
Генрих V Миролюбивый (3 мая 1479 — 6 февраля 1552) |
1503-1552 | [сын Магнуса II] |
| Эрих II (3 сентября 1483 — 22 декабря 1508) |
1503-1508 | [сын Магнуса II], соправитель | |
| Филипп (12 сентября 1514, Шверин — 4 января 1557, Гюстров) |
1552-1557 | [сын Генриха V], соправитель | |
|
Иоганн Альбрехт I (23 декабря 1525 — 12 февраля 1576) |
1547-1576 | [сын Альбрехта VII] |
| Иоганн VII (7 марта 1558, Гюстров — 22 марта 1592, Штаргард) |
1576-1592 | [сын Иоганна Альбрехта I] | |
|
Адольф Фридрих I (15 декабря 1588 — 27 февраля 1658) |
1592-1628 1631-1658 |
[сын Иоганна VII] |
|
Альбрехт VIII (Валленштейн) (24 сентября 1583 — 25 февраля 1634) |
1628-1631 | правил после смещения Адольфа Фридриха I императором Фердинандом II |
|
Кристиан Людвиг I (1 декабря 1623 — между 11 июня и 21 июня 1692) |
1658-1692 | [сын Адольфа Фридриха I] |
Линия Мекленбург-Штаргард
| Имя (годы правления) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
| Иоганн I (IV) (1326 — между 9 августа 1392 и 9 февраля 1393) |
1329-1392 | [сын Генриха II], правитель Мекленбурга, с 1348 герцог | |
| Иоганн II (до 1370 — между 6 июля и 9 октября 1416) |
1392-1416 | [сын Иоганна I], герцог Мекленбург-Штаргард-Штернберга | |
| Ульрих I (до 1382 — 8 апреля 1417) |
1392-1417 | [сын Иоганна I], герцог Мекленбург-Штаргард-Нойбранденбурга | |
| Альбрехт I (до 1377 — между 11 февраля и 15 июля 1397) |
1392-1397 | [сын Иоганна I], соправитель | |
| Иоганн III (1389 — после 11 ноября 1438) |
1416-1438 | [сын Иоганна II], герцог Мекленбург-Штаргард-Штернберга | |
| Альбрехт II (до 1400 — между 11 февраля 1421 и 4 октября 1423) |
1417-1423 | [сын Ульриха I], соправитель, герцог Мекленбург-Штаргард-Нойбранденбурга | |
| Генрих Худой (до 1412 — между 26 мая и 20 августа 1466) |
1417-1466 | [сын Ульриха I] | |
| Ульрих II (до 1428 — 13 июля 1471) |
1466-1471 | [сын Генриха] |
Линия Мекленбург-Гюстров
| Имя (годы правления) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
|
Альбрехт VII Красивый (25 июля 1486 — 7 января 1547) |
1503-1547 | [сын Магнуса II] |
|
Ульрих (5 марта 1527 — 14 марта 1603) |
1555-1603 | [сын Альбрехта VII], старейшина совета имперских князей |
| Карл I (28 декабря 1540 — 22 июля 1610) |
1603-1610 | [сын Альбрехта VII], правящий опекун Иоганна Альбрехта II и Адольфа Фридриха I | |
| Иоганн Альбрехт II (5 мая 1590 — 23 апреля 1636) |
1611-1628 1631-1636[2] |
[сын Иоганна VII] | |
|
|
Альбрехт VIII (Валленштейн) (24 сентября 1583 — 25 февраля 1634) |
1628-1631 | правил после смещения Адольфа Фридриха I императором Фердинандом II |
|
Густав Адольф (26 февраля 1633 — 6 октября 1695) |
1636-1695[3] | [сын Иоганна Альбрехта II] |
Герцоги Мекленбурга / великие герцоги Мекленбурга
Линия Мекленбург-Шверин (III)
| Имя (годы правления) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
|
Фридрих Вильгельм I (28 марта 1675 — 31 июля 1713) |
1692-1713 | [племянник Кристиана Людвига I] |
|
Карл Леопольд (26 ноября 1678 — 28 ноября 1747) |
1713-1728 | [брат Фридриха Вильгельма I], в 1728 году был смещён имперским придворным советом по имперской экзекуции 1717 в пользу своего брата Кристиана Людвига II. |
|
Кристиан Людвиг II (15 ноября 1683 — 30 мая 1756) |
1728-1756 | [брат Карла Леопольда] |
|
Фридрих Благочестивый (9 ноября 1717 — 24 апреля 1785) |
1756-1785 | [сын Кристиана Людвига II] |
|
Фридрих Франц I (10 декабря 1756 — 1 февраля 1837) |
1785-1837 | с 1815 великий герцог — [сын наследного герцога Фридриха Людвига, племянник Фридриха II] |
|
Пауль Фридрих (15 сентября 1800 — 7 марта 1842) |
1837-1842 | [внук Фридриха Франца I] |
|
Фридрих Франц II (28 февраля 1823 — 15 апреля 1883) |
1842-1883 | [сын Пауля Фридриха] |
|
Фридрих Франц III (19 марта 1851 — 10 апреля 1897) |
1883-1897 | [сын Фридриха Франца II] |
|
Иоганн Альбрехт (8 декабря 1857 — 16 февраля 1920) |
1897-1901 | [брат великого герцога Фридриха Франца III], с 11 апреля 1897 по 9 апреля 1901 регент |
|
Фридрих Франц IV (9 апреля 1882 — 17 ноября 1945) |
1897-1918 | [сын великого герцога Фридриха Франца III], c 1918 правитель Мекленбург-Стрелица |
Линия Мекленбург-Стрелиц
| Имя (годы правления) | Годы правления | Примечания | |
|---|---|---|---|
|
Адольф Фридрих II (19 октября 1658 — 12 мая 1708) |
1701-1708 | |
|
Адольф Фридрих III (7 июня 1686 — 11 декабря 1752) |
1708-1752 | [сын Адольфа Фридриха II] |
|
Адольф Фридрих IV (5 мая 1738 — 2 июня 1794) |
1752/53-1794 | [племянник Адольфа Фридриха III] |
|
Карл II (10 октября 1741 — 6 ноября 1816) |
1794-1816 | [брат Адольфа Фридриха IV], с 1815 великий герцог |
|
Георг (12 августа 1779 — 6 сентября 1860) |
1816-1860 | [сын Карла II] |
|
Фридрих Вильгельм (II) (17 октября 1819 — 30 мая 1904) |
1860-1904 | [сын Георга] |
|
Адольф Фридрих V (22 июля 1848 — 11 июня 1914) |
1904-1914 | [сын Фридриха Вильгельма II] |
|
Адольф Фридрих VI (17 июня 1882 — 23 февраля 1918) |
1914-1918 | [сын Адольфа Фридриха V] |
|
|
Фридрих Франц IV (9 апреля 1882 — 17 ноября 1945) |
1918 | правитель |
Напишите отзыв о статье "Список герцогов и великих герцогов Мекленбурга"
Литература
- Friedrich Wigger: Stammtafeln des Großherzoglichen Hauses von Meklenburg. In: Jahrbücher des Vereins für Mecklenburgische Geschichte und Altertumskunde 50 (1885), c. 111 и далее ([portal.hsb.hs-wismar.de/pub/lbmv/mjb/jb050/350367779.html Digitalisat])
- Helge Bei der Wieden: Titel und Prädikate des Hauses Mecklenburg seit dem 18. Jahrhundert.
См. также
Примечания
- ↑ [www.Мекленбург-vorpommern.eu/cms2/Landesportal_prod/Landesportal/content/de/Land_и_Regierung/Unser_Land/Landesgeschichte/Chronik/index.jsp Chronik Mecklenburg-Vorpommerns]
- ↑ с 1608 под опекой Карла I; наследовал 9 июля 1611 [WIGGER, Stammtafeln (1885), S. 312], под другим источникам ещё в 1610 после смерти Карла I 22 июля 1610
- ↑ до 1654 под опекой Адольфа Фридриха I (1588—1658)
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Мекленбургский дом
Отрывок, характеризующий Список герцогов и великих герцогов Мекленбурга
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.
Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».
Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
