Президенты Аргентины
Президент Аргентины | |
Штандарт Президента Аргентины | |
Официальная резиденция | |
---|---|
Должность появилась | |
Первый в должности | |
Сайт |
[www.presidencia.gov.ar/ Официальный сайт] |
Глава государства Аргентина.
(Даты курсивом обозначают фактическое продление срока (например, если предшественник умер, находясь в должности президента); части имён, выделенные жирным шрифтом, обозначают имя, под которым персона наиболее известна).
Резиденцией президента является дворец Каса-Росада («Розовый дом») в Буэнос-Айресе.
Содержание
После независимости
После получения независимости в 1816 году Аргентина была федерацией фактически без центрального правительства. Сначала она называлась Объединённые провинции Ла-Платы, затем Объединённые провинции Южной Америки.
Портрет | Срок | Глава государства |
---|---|---|
31 января 1814 — 9 января 1815 | Хервасио Антонио до Посадас, Верховный правитель | |
9 января 1815 — 20 апреля 1815 | Карлос Мария де Альвеар, Верховный правитель | |
20 апреля 1815 — 9 июля 1816 | Хосе Игнасио Альварес Томас, Верховный правитель | |
9 июля 1816 — 9 июня 1819 | Хуан Мартин де Пуэйрредон и О’Доган, Верховный правитель | |
9 июня 1819 — 11 февраля 1820 | Хосе Касимиро Рондо Перейра, Верховный правитель | |
11 февраля 1820 — 16 февраля 1820 | Хуан Педро Хулиан Агирре и Лопес де Анайя, исполняющий обязанности Верховного правителя |
Первое президентское правление
В 1819 году попытка принять конституцию оказалась неудачной, и конституция была принята лишь в 1826 году. Из-за войны с Бразилией она оказалась нежизнеспособной, первый президент подал в отставку вскоре после вступления в должность, а его правительство было распущено.
Портрет | Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|---|
8 февраля 1826 — 7 июля 1827 | Бернардино де ла Тринидад Гонсалес Ривадавия и Ривадавия, Президент | Uni | Ушёл в отставку | |
7 июля 1827 — 18 августа 1827 | Алехандро Висенте Лопес и Планес, Временный президент | Con | Роспуск центрального правительства |
Аргентинская конфедерация
После роспуска правительства, Аргентина оставалась без центральной власти 27 лет. В этот период страна была известна под названием «Аргентинская Конфедерация» (исп. Confederación Argentina). Должностью, наиболее похожей на президентскую, была должность губернатора провинции Буэнос-Айрес, кто, кроме исполнения функций по управлению своей провинцией, также представлял страну на международном уровне по договорённости с другими провинциями. Последний глава государства в этот период, Хуан Мануэль де Росас, находился у власти очень долго и был свергнут своим главнокомандующим, Хусто Хосе де Уркисой. После этого начался переходный период к новой форме правления.
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
1827 — декабрь 1828 | Генерал Мануэль Доррего | Fed | Губернатор провинции Буэнос-Айрес |
декабрь 1829 — декабрь 1832 | Генерал Хуан Мануэль Хосе Доминго Ортис де Росас | Fed | Губернатор провинции Буэнос-Айрес |
декабрь 1832—1833 | Хуан Рамон Гонсалес де Балькарсе | Губернатор провинции Буэнос-Айрес | |
1833 — 1834 | Хуан Хосе Вьямонте Гонсалес | Губернатор провинции Буэнос-Айрес | |
1834 — март 1835 | Мануэль Висенте Маса | Губернатор провинции Буэнос-Айрес | |
март 1835 — 20 сентября 1851 | Генерал Хуан Мануэль Хосе Доминго Ортис де Росас | Fed | Губернатор провинции Буэнос-Айрес |
20 сентября 1851 — 3 февраля 1852 | Генерал Хуан Мануэль Хосе Доминго Ортис де Росас, Верховный глава Конфедерации | Fed | Губернатор провинции Буэнос-Айрес |
3 февраля 1852 — 5 марта 1854 | Генерал Хусто Хосе де Уркиса, временный Правитель | Fed |
Аргентинская республика
Последний Председатель международных отношений, генерал Хусто Хосе де Уркиса, учредил конституционное собрание, которое составило Конституцию 1853 года. По этой конституции, в Аргентине появился пост президента. Президенты, избранные впоследствии, часто называются «конституционными президентами». С изменениями, конституция действует в Аргентине по сей день.
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
5 марта 1854 — 5 марта 1860 | Генерал Хусто Хосе де Уркиса, Президент | Fed | |
5 марта 1860 — 5 ноября 1861 | Сантьяго Рафаэль Луис Мануэль Хосе Мария Дерки Родригес, Президент | Fed | Ушёл в отставку |
5 ноября 1861 — 12 декабря 1861 | Хуан Эстебан Педернера, исполняющий обязанности президента | Mil |
В сражении при Павоне длительное соперничество между Аргентинской республикой и Провинцией Буэнос-Айрес завершилось в пользу последней. В результате центральная аргентинская власть была распущена. Губернатор Буэнос-Айреса Бартоломе Митре исполнял после этого обязанности президента, а впоследствии в результате выборов стал первым президентом объединённой Аргентины. Страна впервые стала называться Аргентинская республика (исп. República Argentina).
Большинство историков считает последующих президентов избранными свободным и всеобщим голосованием, за исключением пришедших к власти в результате государственного переворота.
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
12 октября 1916 — 12 октября 1922 | Доктор Хуан Иполито Иригойен, Президент | UCR | Первый срок |
12 октября 1922 — 12 октября 1928 | Доктор Максимо Марсело Торквато де Альвеар Пачеко, Президент | UCR | |
12 октября 1928 — 6 сентября 1930 | Доктор Хуан Иполито Иригойен, Президент | UCR | Второй срок, отстранён от власти |
В 1930 году произошёл первый военный переворот в истории Аргентины. Лидер переворота назначил себя президентом; следующие за ним президенты, хотя и были избраны, не рассматриваются большинством историков как избранные демократически.
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
6 сентября 1930 — 20 февраля 1932 | Генерал Хосе Феликс Бенито Урибуру и Урибуру, Президент | Mil | Де факто; умер, находясь в должности |
20 февраля 1932 — 20 февраля 1938 | Генерал Агустин Педро Хусто Ролон, Президент | CC | |
20 февраля 1938 — 27 июня 1942 | Доктор Хайме Херардо Роберто Марселино Мария Ортис Лисарди, Президент | PDN | Умер, находясь в должности |
27 июня 1942 — 4 июня 1943 | Доктор Рамон С. Кастильо Баррионуэво, Президент | UCR | Смещён в результате переворота |
В 1943 году произошёл ещё один государственный переворот, приведший к власти военных:
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
4 июня 1943 — 7 июня 1943 | Генерал Артуро Роусон Корвалан, Президент Временного правительства | Mil | Де факто, смещён со своего поста |
7 июня 1943 — 24 февраля 1944 | Педро Пабло Рамирес Мачука, Президент Временного правительства | Mil | Де факто, ушёл в отставку |
24 февраля 1944 — 4 июня 1946 | Эдельмиро Хулиан Фаррель, Президент | Mil | Де факто |
Затем новый президент был избран всенародным голосованием. Он изменил конституцию так, что она позволяла ему переизбираться, и находился у власти девять лет, пока не был смещён:
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
4 июня 1946 — 4 июня 1952 | Полковник Хуан Доминго Перон, Президент | Mil/PL/PP/Хустисиалистская партия | Первый срок |
4 июня 1952 — 21 сентября 1955 | Полковник Хуан Доминго Перон, Президент | Mil/PL/PP/Хустисиалистская партия | Второй срок, смещён со своего поста |
В 1955 году произошёл ещё один военный переворот, получивший название Освободительная революция (исп. Revolución Libertadora):
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
21 сентября 1955 — 23 сентября 1955 | Военная хунта | ||
Хосе Доминго Молина Гомес, Председатель военной хунты | Mil | Де факто, временно исполняющий обязанности | |
23 сентября 1955 — 13 ноября 1955 | Генерал Эдуардо А. Лонарди Дусет, de facto Президент | Mil | Де факто, ушёл в отставку |
13 ноября 1955 — 1 мая 1958 | Генерал Педро Эухенио Арамбуру Сильвети, de facto Президент | Mil | Де факто |
Далее президенты снова были демократически избраны:
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
1 мая 1958 — 29 марта 1962 | Доктор Артуро Фрондизи Эрколи, Президент | UCRI | Смещён со своего поста |
29 марта 1962 — 12 октября 1963 | Доктор Хосе Мария Гуидо, исполняющий обязанности президента | UCRI | Президент Сената |
12 октября 1963 — 28 июня 1966 | Доктор Артуро Умберто Ильиа, Президент | UCRP | Смещён со своего поста |
Военный переворот 1966 года, известный как «Аргентинская революция» (исп. Revolución Argentina):
Портрет | Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|---|
28 июня 1966 — 29 июня 1966 | Революционная хунта
Паскуаль Анхель Пистарини, Бениньо Игнасио Марселино Варела Барнаду и Адольфо Теодоро Альварес Меленди |
Mil | ||
29 июня 1966 — 8 июня 1970 | Генерал Хуан Карлос Онганиа Карбальо, де факто Президент | Mil | Исполняющий обязанности, смещён с поста | |
8 июня 1970 — 18 июня 1970 | Военная хунта
Педро Альберто Хосе Гнави, Председатель хунты командующих |
Mil | ||
18 июня 1970 — 22 марта 1971 | Бригадный генерал Роберто Марсело Левингстон Лаборда, де факто Президент | Mil | Де факто, смещён с поста президента | |
22 марта 1971 — 25 мая 1973 | Генерал Алехандро Агустин Лануссе Хельи, де факто Президент | Mil |
Затем последовал короткий период демократического правления:
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
25 мая 1973 — 13 июля 1973 | Доктор Эктор Хосе Кампора Демаэстре, Президент | FJL | Ушёл в отставку |
14 июля 1973 — 21 октября 1973 | Доктор Рауль Альберто Ластири, Исполняющий обязанности президента | FJL | |
21 октября 1973 — 1 июля 1974 | Генерал Хуан Доминго Перон де ла Соса, Президент | Хустисиалистская партия | Третий срок, умер, находясь в должности |
1 июля 1974 — 24 марта 1976 | Изабель Мария Эстела Мартинес де Перон, Президент | Хустисиалистская партия | Смещена с поста в результате военного переворота |
Военный переворот 1976 года, известный под названием «Процесс национальной реорганизации» (исп. Proceso de Reorganización Nacional), пока является последним в истории Аргентины:
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
24 марта 1976 — 29 марта 1976 | Военная хунта
Генерал Хорхе Рафаэль Видела Редондо, Эмилио Эдуардо Массера и Орландо Рамон Агости Эченике |
Mil | |
29 марта 1976 — 29 марта 1980 | Генерал Хорхе Рафаэль Видела Редондо, де факто Президент | Mil | Де факто |
29 марта 1980 — 11 декабря 1981 | Роберто Эдуардо Виола Преведини, де факто Президент | Mil | Де факто, ушёл в отставку |
11 декабря 1981 — 22 декабря 1981 | Карлос Альберто Лакосте, де факто Президент | Mil | Де факто, исполняющий обязанности |
22 декабря 1981 — 18 июня 1982 | Леопольдо Фортунато Галтьери Кастелли, де факто Президент | Mil | Де факто, исполняющий обязанности |
18 июня 1982 — 1 июля 1982 | Альфредо Оскар Сен-Жан, де факто Президент | Mil | Де факто, исполняющий обязанности |
1 июля 1982 — 10 декабря 1983 | Рейнальдо Бенито Антонио Биньоне Рамайон, де факто Президент | Mil | Де факто |
В 1983 году произошёл последний переход власти от военного правительства к гражданскому:
Срок | Глава государства | Партия | Примечания |
---|---|---|---|
10 декабря 1983 — 8 июля 1989 | Рауль Рикардо Альфонсин Фулькес, Президент | Гражданский радикальный союз | Ушёл в отставку |
8 июля 1989 — 8 июля 1995 | Карлос Сауль Менем Акиль, Президент | Хустисиалистская партия | Первый срок |
Поправка 1994 года к конституции разрешила выдвижение президента на второй срок (эта возможность была отменена в 1957 году).
Партии
AL | Alianza | Союз за труд, правосудие и образование (левоцентристская коалиция) |
Aut | Autonomista | Автономистская партия |
CC | Concordancista | Конкордансистская партия |
Fed | Federal | Федералистская партия |
Con | Conciliador | Партия объединения |
Lib | Liberal | Либеральная партия |
Mil | Военные | |
MPF | Movimiento Popular Fueguino | Народное движение Огненной Земли |
PAN | Partido Autonomista Nacional | Национальная автономистская партия |
PC | Partido Conservador | Консервативная партия |
PL | Partido Laborista | Партия труда (после 1947 года Перонистская) |
PJ | Partido Justicialista | Хустисиалистская партия центристская, бывшая Перонистская |
PP | Partido Peronista | Перонистская партия (консервативная) |
UC | Unión Cívica | Гражданский союз |
UCR | Unión Cívica Radical | Гражданский радикальный союз |
UCRI | Unión Cívica Radical Intransigente | Гражданский радикальный союз непримиримых |
UCRP | Unión Cívica Radical del Pueblo | Гражданский радикальный союз народа |
Uni | Unitario | Унитарианская партия |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 16 марта 2013 года. |
|
Напишите отзыв о статье "Президенты Аргентины"
Отрывок, характеризующий Президенты Аргентины
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.