Список римских императоров
Поделись знанием:
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.
25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
Первым императором (в современном смысле) Рима стал Октавиан Август: после победы над Марком Антонием и возвращения из Египта он устроил триумф и 13 января 27 года до н. э. сложил с себя чрезвычайные полномочия перед сенатом и объявил о реставрации Республики, но оставил за собой командование 75 легионами и титул императора (как постоянный praenomen).
После убийства императора Коммода Римская империя вступила в Кризис третьего века, когда начали появляться многочисленные узурпаторы. В 395 году империя была окончательно поделена на Западную Римскую империю и Восточную Римскую империю.
В 476 году был свергнут последний западноримский император Ромул Август (хотя формально императором считал себя до 480 года Юлий Непот). Западная Римская империя пала, а Восточная Римская империя, называемая историками с этого времени Византией, продолжала существовать ещё почти тысячу лет, до 1453 года, когда Константинополь был захвачен турками-османами, с перерывом с 1204 по 1261 год, когда Константинополь был захвачен крестоносцами.
Список римских императоров в хронологическом порядке, курсивом выделены узурпаторы. Не обозначены полководцы, поднявшие восстания против центральной власти, но формально не провозглашённые императорами (за исключением традиционно включаемых, напр., Макриан Старший). В качестве соправителей указаны наследники власти (начиная с середины I века статус наследника почти всегда совпадал с титулом цезаря), официальные соправители, иногда — регенты при неактивности императора.
Содержание
Принципат
Юлии-Клавдии
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Октавиан Август лат. Gaius Octavius Thurinus лат. Gaius Iulius Caesar Octavianus |
Гай Октавий Фурин после усыновления (по завещанию) в 44 до н. э. — Гай Юлий Цезарь Октавиан |
|
16 января 27 до н. э. — 19 августа 14 н. э., естественная смерть | Как приёмный сын по завещанию (и внучатый племянник) Юлия Цезаря, после вооружённой борьбы | Наследники — Марцелл (25 — 23 до н. э.), Агриппа (23 — 12 до н. э.), с титулом цезаря — Гай (17 г до н. э. — 4 г. н. э.), Луций (17 до н. э. — 2 н. э.), Агриппа Постум (4 — 6 н. э.), Тиберий (6—14). | 23 сентября 63 до н. э., Рим — 19 августа 14 н. э., Нола |
| Тиберий лат. Tiberius Claudius Nero лат. Tiberius Iulius Caesar Augustus |
Тиберий Клавдий Нерон после усыновления в 4 году — Тиберий Юлий Цезарь Август |
|
19 августа 14 — 16 марта 37, цезарь с 4 года, официальный наследник Августа — с 6 года естественная смерть; возможно, убит по приказу Калигулы |
Как приёмный сын (и пасынок) Октавиана Августа. | Наследники — Германик (14—19, цезарь с 4), Друз (21—23, цезарь с 4), Нерон (23—27), Друз (23—30), Калигула (31—37); временщик Сеян (23—30). | 16 ноября 42 год до н. э., Рим — 16 марта 37, Мизенский мыс |
| Клемент лат. Clemens (полное имя не сохранилось) |
Клемент (полное имя не сохранилось) |
|
16, взят в плен и казнён |
Раб Агриппы Постума, выдал себя за покойного хозяина и восстал | соперник — Тиберий | ум. 16 |
| Калигула лат. Gaius Iulius Caesar Augustus Germanicus |
Гай Юлий Цезарь Август Германик, известен под агноменом Кали́гула (лат. Caligula) | 
|
18 марта 37 — 24 января 41, цезарь и наследник Тиберия с 31, зарезан заговорщиками во главе с Кассием Хереей |
Как приёмный внук (и внучатый племянник) Тиберия (правнук Октавиана Августа по женской линии). | Наследники — Тиберий (37), Лепид (37—38). | 31 августа 12, Анций — 24 января 41, Рим |
| Клавдий лат. Tiberius Claudius Drusus лат. Tiberius Claudius Nero Germanicus лат. Tiberius Claudius Caesar Augustus Germanicus |
Тиберий Клавдий Друз с 4 по 42 годы — Тиберий Клавдий Нерон Германик позже — Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик |
|
24 января 41 — 13 октября 54, отравлен своей женой Агриппиной Младшей |
Как племянник Тиберия | Наследник — Британник (с 43), Нерон (с 50). | 1 августа 10, Лугдун — 13 октября 54, Рим |
| Скрибониан лат. Lucius Arruntius Camillus Scribonianus |
Луций Аррунтий Камилл Скрибониан |
|
41, покончил с собой |
Провозглашён войсками | соперник — Клавдий | ум. 41 |
| Нерон лат. Lucius Domitius Ahenobarbus лат. Nero Claudius Caesar Drusus Germanicus лат. Nero Claudius Caesar Augustus Germanicus |
Луций Домиций Агенобарб после усыновления в 50 году — Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик после 54 года — Нерон Клавдий Цезарь Август Германик |
|
13 октября 54 — 9 июня 68, покончил с собой после перехода власти к Гальбе |
Как приёмный сын (и пасынок) Клавдия | 15 декабря 37, Анций — 9 июня 68, Рим | |
| Макр лат. Lucius Clodius Macer |
Луций Клодий Макр | 
|
весна—осень 68, убит |
Восставший в конце правления Нерона пропретор провинции Африка, убит войсками Гальбы. | соперники — Нерон, Гальба | ум. 68 |
1-е междуцарствие
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Гальба лат. Servius Sulpicius Galba лат. Servius Galba Imperator Caesar Augustus |
Сервий Сульпиций Гальба как император — Сервий Гальба Император Цезарь Август |
|
6 июня 68 — 15 января 69, убит сторонниками Отона |
Призван противниками Нерона, как император провозглашён сенатом после самоубийства Нерона | Цезарь — Пизон. | 24 декабря 3, окрестности Террачины — 15 января 69, Рим |
| Отон лат. Marcus Salvius Otho лат. Marcus Otho Caesar Augustus |
Марк Сальвий Отон как император — Марк Отон Цезарь Август |
|
15 января — 16 апреля 69, покончил с собой после поражения от войск Вителлия |
Провозглашён сенатом (после убийства Гальбы) | соперник — Вителлий | 25 апреля 32, Витербо — 16 апреля 69, Рим |
| Вителлий лат. Aulus Vitellius лат. Aulus Vitellius Germanicus Augustus |
Авл Вителлий как император — Авл Вителий Германик Август |
|
17 апреля — 20 декабря 69, убит после поражения войсками Веспасиана |
Провозглашён легионами, признан сенатом после военного поражения Отона | соперник — Отон | 25 сентября 15 — 20 декабря 69, Рим |
Флавии
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Веспасиан лат. Titus Flavius Vespasianus лат. Titus Flavius Caesar Vespasianus Augustus |
Тит Флавий Веспасиан как император — Тит Флавий Цезарь Веспасиан Август |
|
1 июля 69 — 24 июня 79 | Провозглашён легионами, признан сенатом после военного поражения Вителлия | Соперник — Вителлий. Цезари Тит и Домициан (с 69). | 17 ноября 9, Викус Фалакрина — 24 июня 79, Рим |
| Юлий Сабин лат. Gaius (?) Iulius Sabinus |
Гай (?) Юлий Сабин |
|
69—70, захвачен в плен и казнён. |
Лидер восставших галльских племён | соперник — Веспасиан | ум. 79 |
| Тит лат. Titus Flavius Vespasianus лат. Titus Flavius Caesar Vespasianus Augustus |
Тит Флавий Веспасиан как император — Тит Флавий Цезарь Веспасиан Август |
|
24 июня 79 — 13 сентября 81, цезарь с 69 |
Старший сын Веспасиана | Веспасиан; цезарь Домициан |
30 декабря 39, Рим — 13 сентября 81, Рим |
| Терентий Максим лат. Terentius Maximus |
Терентий Максим (Лже-Нерон) |
|
79—80 | Выдавал себя за спасшегося императора Нерона. | соперник — Тит | неизвестно |
| Домициан лат. Titus Flavius Domitianus лат. Titus Flavius Caesar Domitianus Augustus |
Тит Флавий Домициан как император — Тит Флавий Цезарь Домициан Август |
|
14 сентября 81 — 18 сентября 96, цезарь с 69; |
Младший сын Веспасиана | Веспасиан; Тит |
24 октября 51, Рим — 18 сентября 96, Рим |
Антонины
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Нерва лат. Marcus Cocceius Nerva лат. Marcus Cocceius Nerva Caesar Augustus |
Марк Кокцей Нерва как император — Марк Кокцей Нерва Цезарь Август |
|
18 сентября 96 — 27 января 98 | Провозглашён сенатом | 8 ноября 30, Нарни — 27 января 98, Рим | |
| Траян лат. Marcus Ulpius Traianus лат. Caesar Marcus Ulpius Nerva Traianus лат. Caesar Nerva Traianus Augustus |
Марк Ульпий Траян после усыновления в 97 году — Цезарь Марк Ульпий Нерва Траян как император — Цезарь Нерва Траян Август |
|
28 января 98 — 8/9 августа 117 | Популярный полководец, усыновлённый бездетным Нервой | 15 сентября 53, Бетика — 9 августа 117, Селинус, Киликия | |
| Адриан лат. Publius Aelius Hadrianus лат. Caesar Publius Aelius Traianus Hadrianus Augustus |
Публий Элий Адриан как император — Цезарь Публий Элий Траян Адриан Август |
|
11 августа 117 — 10 июля 138 | Приёмный сын (и двоюродный племянник) Траяна, муж его внучатой племянницы. | 24 января 76, Рим — 10 июля 138, Байи, близ Неаполя | |
| Антонин Пий лат. Titus Aurelius Fulvus Boionius Arrius Antoninus лат. Titus Aelius Caesar Antoninus лат. Caesar Titus Aelius Hadrianus Antoninus Augustus |
Тит Аврелий Фульвий Бойний Аррий Антонин после усыновления 25 февраля 138 — Тит Элий Цезарь Антонин как император — Цезарь Тит Элий Адриан Антонин Август |
|
10 июля 138 — 7 марта 161 | Приёмный сын Адриана, женат на племяннице его жены. |
19 сентября 86, Ланувия, Лацио — 7 марта 161, Лориум, Этрурия | |
| Луций Вер лат. Lucius Ceionius Commodus лат. Lucius Aelius Aurelius Commodus лат. Caesar Lucius Aurelius Verus Augustus |
Луций Цейоний Коммод после усыновления в 138 году — Луций Элий Аврелий Коммод как император — Цезарь Луций Аврелий Вер Август |
|
7 марта 161 — март 169, в соправлении с Марком Аврелием |
Сын Луция Элия, приёмного сына Адриана; усыновлён Антонином Пием; муж дочери Марка Аврелия. |
Марк Аврелий | 15 декабря 130, Рим — январь 169, Алтиум, близ современной Венеции |
| Марк Аврелий лат. Marcus Annius Catilius Severus лат. Marcus Aelius Aurelius Verus лат. Caesar Marcus Aurelius Antoninus Augustus |
Марк Анний Катилий Север после усыновления в 136 году — Марк Элий Аврелий Вер как император — Цезарь Марк Аврелий Антонин Август |
|
7 марта 161 — март 169, в соправлении с Луцием Вером, март 169 — 17 марта 180, единолично, с 177 сделал соправителем сына Коммода |
Приёмный сын Антонина Пия, женат на его дочери, своей кузине |
Луций Вер; Коммод |
26 апреля 121, Рим — 17 марта 180, Виндобона |
| Авидий Кассий лат. Gaius Avidius Cassius |
Гай Авидий Кассий |
|
175 (в Сирии и Египте), убит своими солдатами |
Полководец, поднявший восстание и провозгласивший себя императором | Восстал в правление Марка Аврелия | 130, Киррус, Сирия — июль 175, Сирия |
| Коммод лат. Marcus Aurelius Commodus Antoninus Augustus лат. Caesar Lucius Aurelius Commodus лат. Caesar Lucius Aurelius Commodus Augustus лат. Caesar Lucius Aurelius Commodus Antoninus Augustus лат. Caesar Marcus Aurelius Commodus Antoninus Augustus лат. Caesar Lucius Aelius Aurelius Commodus Augustus |
Марк Аврелий Коммод Антонин Август с 166 года — Цезарь Луций Аврелий Коммод с 177 года как соправитель своего отца Марка Аврелия — Цезарь Луций Аврелий Коммод Август после смерти Марка Аврелия — Цезарь Луций Аврелий Коммод Антонин Август с осени 180 года — Цезарь Марк Аврелий Коммод Антонин Август после 191 года — Цезарь Луций Элий Аврелий Коммод Август |
|
17 марта 180 — 31 декабря 192, до этого с 177 года соправитель Марка Аврелия; задушен в результате заговора рабом Нарциссом |
Как сын Марка Аврелия | Марк Аврелий | 31 августа 161, Ланувий — 31 декабря 192, Рим |
2-е междуцарствие
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Пертинакс лат. Publius Helvius Pertinax лат. Caesar Publius Helvius Pertinax Augustus |
Публий Гельвий Пертинакс как император — Цезарь Публий Гельвий Пертинакс Август |
|
1 января — 28 марта 193 убит преторианцами |
Участник заговора против Коммода, провозглашён императором после его смерти | 1 августа 126, Альба Помпея — 28 марта 193, Рим | |
| Дидий Юлиан лат. Marcus Didius Severus Iulianus лат. Caesar Marcus Didius Severus Iulianus Augustus |
Марк Дидий Север Юлиан как император — Цезарь Марк Дидий Север Юлиан Август |
|
28 марта — 1 июня 193, после того, как войска Септимия Севера подошли к Риму, был низложен сенатом и приговорён к смерти |
Провозглашён преторианцами после убийства Пертинакса за взятку | противник — Септимий Север | 30 января 133, Медиолан — 1 июня 193, Рим |
| Песценний Нигер лат. Gaius Pescennius Niger |
Гай Песценний Нигер | 
|
193—194 (в Сирии и Египте), убит |
Полководец, провозглашённый войсками | Аналогично | 140—194, Сирия |
| Клодий Альбин лат. Decimus Clodius Septimius Albinus |
Децим Клодий Септимий Альбин | 
|
196 — 19 февраля 197 (в Британии и Испании), после поражения в битве с Септимием Севером покончил с собой |
Полководец, объявивший себя императором | Аналогично | 150 — 19 февраля 197, Лугдун |
Северы
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Септимий Север лат. Lucius Septimius Severus лат. Caesar Lucius Septimius Severus Pertinax Augustus |
Луций Септимий Север как император — Цезарь Луций Септимий Север Пертинакс Август |
|
9 апреля 193 — 4 февраля 211 с 198 сделал соправителем сына Каракаллу, с 209 — и сына Гету |
Провозглашён войсками | В начале боролся с тремя предыдущими; Каракалла; Гета |
11 апреля 146, Лептис-Магна — 4 февраля 211, Эборакум |
| Каракалла лат. Lucius Septimius Bassianus лат. Marcus Aurelius Antoninus Caesar лат. Caesar Marcus Aurelius Antoninus Augustus лат. Caesar Marcus Aurelius Severus Antoninus Pius Augustus |
Луций Септимий Бассиан с 195 г. — Марк Аврелий Антонин Цезарь с 198 г. как соправитель Септимия Севера — Цезарь Марк Аврелий Антонин Август с 211 г. после смерти Септимия Севера — Цезарь Марк Аврелий Север Антонин Пий Август |
|
с 198 соправитель отца Септимия Севера; с 209 соправитель отца Септимия Севера и брата Геты; 4 февраля — 26 декабря 211 соправитель брата Геты; 26 декабря 211 — 8 апреля 217 единолично; убит в результате заговора Макрина |
Старший сын Септимия Севера | Септимий Север; Гета |
4 апреля 188, Лугдун — 8 апреля 217, Харрана |
| Гета лат. Publius Septimius Geta лат. Caesar Publius Septimius Geta Augustus |
Публий Септимий Гета с 209 г. как соправитель Септимия Севера и Каракаллы — Цезарь Публий Септимий Гета Август |
|
с 209 соправитель отца Септимия Севера и брата Каракаллы; 4 февраля 211 — 26 декабря 211 соправитель брата Каракаллы, который его и убил |
Младший сын Септимия Севера | Септимий Север; Каракалла |
28 мая 189, Рим — 26 декабря 211, Рим |
| Макрин лат. Marcus Opellius Macrinus лат. Caesar Marcus Opellius Severus Macrinus Augustus |
Марк Опеллий Макрин как император — Цезарь Марк Оппелий Север Макрин Август |
|
11 апреля 217 — 8 июня 218 в соправлении с сыном Диадуменом, был убит после поражения от войск Элагабала |
Пришёл к власти, убив Каракаллу | Диадумен | около 164, Шаршал — 8 июня 218, Антиохия |
| Диадумен лат. Marcus Opellius Diadumenianus лат. Marcus Opellius Antoninus Diadumenianus |
Марк Опеллий Диадумениан как император — Марк Опеллий Антонин Диадумениан |
|
11 апреля 217 — 8 июня 218 в соправлении с отцом Макрином, после поражения от войск Элагабала бежал, позже был убит |
Как сын и соправитель Макрина, в 9 лет | Макрин | 14 сентября 208 — 8 июня 218, Антиохия |
| Элагабал лат. Varius Avitus Bassianus лат. Caesar Marcus Aurelius Antoninus Augustus |
Варий Авит Бассиан; как император — Цезарь Марк Аврелий Антонин Август |
|
8 июня 218 — 11 марта 222 убит преторианцами после своей неудачной попытки убить Александра Севера |
Первый внук Юлии Мезы, сестры Юлии Домны (жены Септимия Севера), был объявлен побочным сыном Каракаллы | 204, Рим — 11 марта 222, Рим | |
| Геллий Максим лат. Gellius Maximus (полное имя не сохранилось) |
Геллий Максим (полное имя не сохранилось) |
|
219 (в Сирии) казнён по приказу Элагабла |
Провозглашён войсками | соперник — Элагабал | ум. 219 |
| Вер лат. Verus (полное имя не сохранилось) |
Вер (полное имя не сохранилось) |
|
219 (в Сирии) казнён по приказу Элагабла |
Провозглашён войсками | соперник — Элагабал | ум. 219 |
| Селевк лат. Seleucus (полное имя не сохранилось) |
Селевк (полное имя не сохранилось) |
|
между 218 и 222 (место узурпации не выяснено) |
Провозглашён войсками | соперник — Элагабал | ум. между 218 и 222 |
| Александр Север лат. Marcus Iulius Gessius Bassianus Alexianus; лат. Caesar Marcus Aurelius Alexander лат. Caesar Marcus Aurelius Severus Alexander Augustus |
Марк Юлий Гессий Бассиан Алексиан после усыновления в 221 г. — Цезарь Марк Аврелий Александр как император — Цезарь Марк Аврелий Север Александр Август |
|
13 марта 222 — 19 марта 235 убит с матерью Юлией Мамеей солдатами после провозглашения Максимина императором |
Двоюродный брат Элагабала, второй внук Юлии Мезы, сестры Юлии Домны (жены Септимия Севера), был объявлен побочным сыном Каракаллы; усыновлён Элагабалом |
Юлия Мамея (224—235), с титулом consors imperii. | 1 октября 208, Аркит, Ливан — 19 марта 235, Могонтиацум |
Кризис III века
Все императоры (и узурпаторы) этого периода умерли насильственной смертью, кроме Гостилиана
Солдатские императоры
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Максимин Фракиец лат. Gaius Iulius Verus Maximinus |
Гай Юлий Вер Максимин | 
|
20 марта 235 — 10 мая 238 отрешён сенатом 22 марта 238 убит восставшими солдатами |
Провозглашён войсками | 173, Фракия — 10 мая 238, Аквилея | |
| Гордиан I (Африканский) лат. Marcus Antonius Gordianus Sempronianus Romanus Africanus лат. Caesar Marcus Antonius Gordianus Sempronianus Romanus Africanus Augustus |
Марк Антоний Гордиан Семпрониан Роман Африкан как император — Цезарь Марк Антоний Гордиан Семпрониан Роман Африкан Август |
|
22 марта — 12 апреля 238 покончил жизнь самоубийством после известия о поражении Гордиана II |
Провозглашён сенатом | Гордиан II | ок. 164, Фригия — 12 апреля 238, Карфаген |
| Гордиан II лат. Marcus Antonius Gordianus Sempronianus Romanus Africanus лат. Caesar Marcus Antonius Gordianus Sempronianus Romanus Africanus Augustus |
Марк Антоний Гордиан Семпрониан Роман Африкан как император — Цезарь Марк Антоний Гордиан Семпрониан Роман Африкан Август |
|
22 марта — 12 апреля 238 погиб в битве со сторонником Максимина Фракийца — Капеллианом |
Сын и соправитель Гордиана I | Гордиан I | 192, Фригия — 12 апреля 238, Карфаген |
| Пупиен лат. Marcus Clodius Pupienus Maximus лат. Caesar Marcus Clodius Pupienus Maximus Augustus |
Марк Клодий Пупиен Максим как император — Цезарь Марк Клодий Пупиен Максим Август |
|
22 апреля — 29 июля 238 убит преторианцами |
Провозглашён сенатом в соправлении с Бальбином | Бальбин, Гордиан III | 164 — 29 июля 238, Рим |
| Бальбин лат. Decimus Caelius Calvinus Balbinus Pius лат. Caesar Decimus Caelius Calvinus Balbinus Pius Augustus |
Децим Целий Кальвин Бальбин Пий как император — Цезарь Децим Целий Кальвин Бальбин Пий Август |
|
22 апреля — 29 июля 238 убит преторианцами |
Провозглашён сенатом в соправлении с Пупиеном | Пупиен, Гордиан III | 178 — 29 июля 238, Рим |
| Гордиан III лат. Marcus Antonius Gordianus Pius |
Марк Антоний Гордиан Пий | 
|
29 июля 238 — 11 февраля 244 до 29 июля 238 соправитель Пупиена и Бальбина, убит солдатами |
Сын Гордиана II или его сестры; провозглашён сенатом как соправитель Пупиена и Бальбина |
Пупиен, Бальбин | 20 января 225 — 11 февраля 244, Фаллуджа |
| Сабиниан лат. Sabinianus (полное имя не сохранилось) |
Сабиниан (полное имя не сохранилось) |
|
240 (в Африке) казнён в Карфагене |
Провозглашён войсками | соперник — Гордиан III | ум. 240 |
| Филипп Араб лат. Marcus Iulius Philippus лат. Caesar Marcus Iulius Philippus Augustus |
Марк Юлий Филипп как император — Цезарь Марк Юлий Филипп Август |
|
2 февраля 244 — сентябрь/октябрь 249 погиб в битве |
Провозглашён войсками | Филипп Младший | ок. 204 — сентябрь/октябрь 249, Верона |
| Филипп Младший лат. Marcus Iulius Severus Philippus |
Марк Юлий Север Филипп | 
|
247 — сентябрь/октябрь 249 убит преторианцами |
Сын и соправитель Филиппа Араба | Филипп Араб | 237 — сентябрь/октябрь 249, Верона |
| Пакациан лат. Tiberius Claudius Marinus Pacatianus |
Тиберий Клавдий Марин Пакациан | 
|
248 (в Мёзии) убит солдатами |
Провозглашён войсками | соперник — Филипп Араб | ум. 248 |
| Иотапиан лат. Marcus Fulvius Ru(fus?) Iotapianus |
Марк Фульвий Ру(ф?) Иотапиан | 
|
249 (в Сирии) убит солдатами |
Провозглашён войсками | соперник — Филипп Араб | ум. 249 |
| Силбаннак лат. Mar. Silbannacus |
Мар. (-ин? -ий? -ций?) Силбаннак (полное имя не сохранилось) |
|
в промежутке между 243 и 253 (вероятно, в Галлии), вероятно убит |
Провозглашён войсками | соперник — не выяснен | в промежутке между 243 и 253 |
| Деций Траян лат. Gaius Messius Quintus Decius лат. Caesar Gaius Messius Quintus Traianus Decius Augustus |
Гай Мессий Квинт Деций как император — Цезарь Гай Мессий Квинт Траян Деций Август |
|
осень 249 — 1 июля 251 в 251 провозгласил соправителем сына — Геренния Этруска; погиб в битве |
Провозглашён войсками | Геренний Этруск | 201, Будалия — 1 июля 251, ок. Абритуса |
| Геренний Этруск лат. Quintus Herennius Etruscus Messius Decius |
Квинт Геренний Этруск Мессий Деций | 
|
251 провозглашён Децием Траяном соправителем; погиб в битве |
Старший сын Деция Траяна | Деций Траян | между 220 и 230, Сирмий — 1 июля 251, ок. Абритуса |
| Гостилиан лат. Gaius Valens Hostilianus Messius Quintus |
Гай Валент Гостилиан Мессий Квинт | 
|
июнь — ноябрь 251 умер в эпидемию чумы |
Младший сын Деция Траяна и брат Геренния Этруска; усыновлён Требонианом Галлом после гибели отца |
Требониан Галл | после 230, Сирмий — ноябрь 251, Рим |
| Требониан Галл лат. Gaius Vibius Trebonianus Gallus лат. Caesar Gaius Vibius Trebonianus Gallus Augustus |
Гай Вибий Требониан Галл как император — Цезарь Гай Вибий Требониан Галл Август |
|
июнь 251 — август 253 до ноября 251 г. как соправитель усыновлённого им Гостилиана; затем соправителем стал его сын Волузиан; убит своими солдатами после поражения от Эмилиана |
Провозглашён войсками | Гостилиан, Волузиан |
206, Перузия — август 253, Интерамна |
| Волузиан лат. Caius Vibius Afinius Gallus Veldumnianus Volusianus |
Гай Вибий Афиний Галл Вендумиан Волюсиан | 
|
ноябрь 251 — август 253 убит своими солдатами после поражения от Эмилиана |
Сын и соправитель Требониана Галла | Требониан Галл | ум. в августе 253, Интерамна |
| Эмилиан лат. Marcus Aemilius Aemilianus лат. Caesar Marcus Aemilius Aemilianus Augustus |
Марк Эмилий Эмилиан как император — Цезарь Марк Эмилий Эмилиан Август |
|
август — октябрь 253 убит своими легионерами после провозглашения на Рейне императором Валериана I |
Провозглашён войсками | ок. 207, Джерба — октябрь 253, ок. Сполетиума | |
| Валериан I лат. Publius Licinius Valerianus лат. Caesar Publius Licinius Valerianus Augustus |
Публий Лициний Валериан как император — Цезарь Публий Лициний Валериан Август |
|
октябрь 253 — июнь 260 сразу провозгласил соправителем сына — Галлиена убит в персидском плену |
Провозглашён войсками | Галлиен | ок. 193 — июнь 260, ок. Сузы |
| Галлиен лат. Publius Licinius Egnatius Gallienus лат. Caesar Publius Licinius Egnatius Gallienus Augustus |
Публий Лициний Эгнаций Галлиен как император — Цезарь Публий Лициний Эгнаций Галлиен Август |
|
октябрь 253 — сентябрь 268 единолично — после гибели Валериана I; в июле 260 в соправлении с сыном — Салонином; умер от раны |
Сын и соправитель Валериана I | Валериан I; Галлиен; «Тридцать тиранов» |
218 — сентябрь 268, Медиоланум |
| Салонин лат. Publius Licinius Cornelius Saloninus Valerianus лат. Caesar Publius Licinius Cornelius Saloninus Valerianus Augustus |
Публий Лициний Корнелий Салонин Валериан как император — Цезарь Публий Лициний Корнелий Салонин Валериан Август |
|
июль 260 убит |
Младший сын и соправитель Галлиена | Галлиен | 242 — июль 260, Колония Агриппина |
| Ингенуй лат. Ingenuus (полное имя не сохранилось) |
Ингенуй (полное имя не сохранилось) |
|
260 (в Паннонии) убит солдатами |
Провозглашён войсками | соперник — Галлиен | ум. 260, Мурса |
| Регалиан лат. P(ublius?) C(assius?) Regalianus |
П(ублий?) К(ассий?) Регалиан | 
|
260 (в Паннонии и Мёзии) убит |
Провозглашён войсками | соперник — Галлиен | ум. 260, Карнунт |
| Валент лат. Valens (полное имя не сохранилось) |
Валент (полное имя не сохранилось) |
|
261 (в Ахее) убит солдатами |
Провозглашён войсками | соперник — Галлиен | ум. 261, Ахея |
| Макриан Старший лат. T(itus?) Fulvius Macrianus |
Т(ит?) Фульвий Макриан | 
|
260—261 (в Сирии) убиты, Макриан Старший и Макриан Младший — в походе на Рим, Квиет — правителем Пальмиры |
По инициативе Макриана Старшего его сыновья Макриан Младший и Квиет войсками провозглашены соправителями | соперник — Галлиен | ум. 261 |
| Макриан Младший лат. Titus Fulvius Iunius Macrianus |
Тит Фульвий Юний Макриан | 
|
ум. 261 | |||
| Квиет лат. Titus Fulvius Iunius Quietus |
Тит Фульвий Юний Квиет | 
|
ум. 261, Пальмира | |||
| Муссий Эмилиан лат. Lucius Mussius Aemilianus |
Луций Муссий Эмилиан | 
|
261—261/262 (в Египте) задушен в тюрьме |
Провозглашён войсками | соперник — Галлиен | ум. 262 |
| Авреол лат. Manius Acilius Aureolus |
Маний Ацилий Авреол | 
|
268 (в Медиолане), казнён |
Провозглашён войсками | соперник — Галлиен | между 220 и 230, Дакия — 268, Медиолан |
Императоры Галлии
Галльская империя (лат. Imperium Galliarum) — сепаратистское образование, возникшее на территории римской Галлии во время кризиса III века. Империя просуществовала с 260-го по 274 гг. и включала в себя территории провинций Галлии, Иберии, Британии и Германии (после гибели Постума Иберия воссоединилась с Римской империей). Столицей империи стал город Колония Агриппина (лат. Colonia Claudia Ara Agrippinensium) — современный Кёльн. При императорах Тетрике I и Тетрике II столица была перенесена в город Августа Треверорум (лат. Augusta Treverorum) — современный — Трир. В 274 г. Тетрик I сдался императору Аврелиану, и западные провинции вновь вошли в состав Римской империи
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Постум лат. Marcus Cassianius Latinius Postumus лат. Caesar Marcus Cassianus Latinius Postumus Augustus Germanicus Maximus |
Марк Кассианий Латиний Постум как император — Цезарь Марк Кассиан Латиний Постум Август Германик Максим |
|
260—269 убит собственным войском |
Провозгласил императором сам себя | соперник — Лелиан | Галлия — ум. 269 |
| Лелиан лат. Ulpius Cornelius Laelianus |
Ульпий Корнелий Лелиан | 
|
февраль — апрель 269 (в городе Могонтиациуме); убит при осаде города Постумом |
Провозгласил императором сам себя | соперник — Постум | Галлия — ум. апрель 269 |
| Марий лат. Marcus Aurelius Marius |
Марк Аврелий Марий | 
|
269 (от 3 дней до 3 месяцев), убит |
Провозглашён войсками после убийства ими Постума | ум. 269 | |
| Викторин лат. Marcus Piavonius Victorinus |
Марк Пиавоний Викторин | 
|
август 269—270/271 убит |
Провозглашён войсками | ум. 271, Колония Агриппина | |
| Домициан II лат. Domitianus (полное имя не сохранилось) |
Домициан (полное имя не сохранилось) |
270 или 271 судьба неизвестна |
Неизвестно | ум. 271 | ||
| Тетрик I лат. Gaius Pius Esuvius Tetricus |
Гай Пий Эзувий Тетрик | 
|
270—274, с 273 назначил соправителем сына Тетрика II |
Провозглашён солдатами | Тетрик II | |
| Тетрик II лат. Gaius Pius Esuvius Tetricus |
Гай Пий Эзувий Тетрик | 
|
273—274, соправителем отца Тетрика I |
Сын и соправитель Тетрика I | Тетрик I |
Пальмирское царство
Пальмирское царство (260—273) — сепаратистское государство с центром в Пальмире, образованное на территории Римской империи во время её распада в III веке. В него входили провинции Сирия, Палестина, Египет и бо́льшая часть Малой Азии. Правителями был принят персидский титул царя. Было разгромлено императором Аврелианом, создавшим на возвращенной территории Restitutor Orientis.
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Оденат лат. Lucius Septimius Odaenathus |
Луций Септимий Оденат | 
|
260—267 с 264 назначил соправителем сына Герода; убит двоюродным братом Меонием |
Провозгласил царем сам себя | Герод | |
| Герод лат. Herodes Septimius |
Герод Септимий | 
|
264—267, в соправлении с отцом Оденатом, убит двоюродным дядей Меонием |
Старший сын и соправитель Одената | Оденат | |
| Зенобия лат. Zenobia Septimia |
Зенобия Септимия | 
|
267—273, в соправлении с сыном Вабаллатом, пленена императором Аврелианом |
Вторая жена Одената | Вабаллат | ум. в Тибуре |
| Вабаллат лат. Lucius Iulius Aurelius Septimius Vaballathus Athenodorus |
Луций Юлий Аврелий Септимий Вабаллат Афинодор | 
|
267—273, в соправлении с матерью Зенобией, пленен императором Аврелианом |
Младший сын Одената | Зенобия | ум. в 273 по дороге в Рим |
Иллирийские императоры
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Клавдий II лат. Marcus Aurelius Valerius Claudius лат. Caesar Marcus Aurelius Claudius Pius Felix Invictus Augustus |
Марк Аврелий Валерий Клавдий как император — Цезарь Марк Аврелий Валерий Клавдий Пий Феликс Инвикт Август |
|
сентябрь 268 — январь 270 | Провозглашён войсками после смерти Галлиена | 10 мая 213 — январь 270, Сирмий | |
| Квинтилл лат. Marcus Aurelius Claudius Quintillus лат. Caesar Marcus Aurelius Claudius Quintillus |
Марк Аврелий Клавдий Квинтилл как император — Цезарь Марк Аврелий Клавдий Квинтилл |
|
август — сентябрь 270; покончил с собой после перехода войск к Аврелиану |
Брат Клавдия II, провозглашён сенатом | 220, Дардания, Верхняя Мёзия — 270, Аквилея | |
| Аврелиан лат. Lucius Domitius Aurelianus лат. Caesar Lucius Domitius Aurelianus Augustus |
Луций Домиций Аврелиан как император — Цезарь Луций Домиций Аврелиан Август |
|
9 сентября 270 — сентябрь 275 убит заговорщиками |
Провозглашён войсками | Узурпаторы Фелициссим, Урбан, Фирм, Септимий, Фаустин | 214, Сирмий — 15 сентября 275, Византий |
| Тацит лат. Marcus Claudius Tacitus лат. Caesar Marcus Claudius Tacitus Augustus |
Марк Клавдий Тацит как император — Цезарь Марк Клавдий Тацит Август |
|
25 сентября 275 — июнь 276 умер, или убит солдатами |
Провозглашён сенатом | 200, Терни — июнь 276, Тиана, Каппадокия | |
| Флориан лат. Marcus Annius Florianus лат. Caesar Marcus Annius Florianus Augustus |
Марк Анний Флориан как император — Цезарь Марк Анний Флориан Август |
|
июль — сентябрь 276 покончил жизнь самоубийством, узнав о провозглашении Проба |
Захватил власть самовольно, брат Тацита | ум. 9 сентября 276, Тарсус | |
| Проб лат. Marcus Aurelius Probus лат. Caesar Marcus Aurelius Probus Augustus |
Марк Аврелий Проб как император — Цезарь Марк Аврелий Проб Август |
|
сентябрь 276 — сентябрь 282 убит солдатами |
Провозглашён войсками | Узурпаторы Сатурнин, Прокул и Боноз | 19 августа 232, Сирмий — сентябрь 282, Сирмий |
| Сатурнин лат. Sextus (Gaius?) Iulius Saturninus |
Секст (Гай?) Юлий Сатурнин | 280 (в Египте) убит солдатами |
Провозглашён войсками | противник — Проб | ум. 280, Иудея | |
| Прокул лат. Proculus (полное имя не сохранилось) |
Т(ит)? Э(лий)? Прокул (полное имя не сохранилось) |
|
280 (в Галлии) казнён |
Провозглашён войсками | противник — Проб | Альбенга — 281 |
| Боноз лат. Bonosus (полное имя не сохранилось) |
Боноз (полное имя не сохранилось) |
|
281 (в Германии) покончил с собой |
Провозглашён войсками | противник — Проб | |
| Кар лат. Marcus Aurelius Carus лат. Caesar Marcus Aurelius Carus Augustus |
Марк Аврелий Кар как император — Цезарь Марк Аврелий Кар Август |
|
сентябрь 282 — август 283; убит молнией |
Провозглашён войсками | 224, Нарбо — август 283, на реке Тигр | |
| Карин лат. Marcus Aurelius Carinus лат. Caesar Marcus Aurelius Carinus Augustus |
Марк Аврелий Карин как император — Цезарь Марк Аврелий Карин Август |
|
август 283 — июль 285, до ноября 284 в соправлении с братом Нумерианом, убит войсками Диоклетиана |
Сын Кара | Нумериан, противники — Юлиан I, Диоклетиан |
ум. июль 285, на реке Мораве |
| Нумериан лат. Marcus Aurelius Numerius Numerianus лат. Caesar Marcus Aurelius Numerius Numerianus Augustus |
Марк Аврелий Нумерий Нумериан как император — Цезарь Марк Аврелий Нумерий Нумериан Август |
|
август 283— ноябрь 284, в соправлении с братом Карином, убит приверженцами своего тестя Аррия Апта |
Сын Кара | Карин |
ум. ноябрь 284, Эмеза |
| Юлиан I лат. Marcus Aurelius Sabinus Iulianus |
Марк Аврелий Сабин Юлиан | 
|
ноябрь 284—285 погиб в битве с Карином |
Провозглашён войсками после сообщения об убийстве Нумериана | противник — Карин |
Доминат
Тетрархия
Тетра́рхия (греч. τετραρχία — «правление четырёх») — название правительства, в котором власть разделена между четырьмя людьми (тетрархами). Как правило, тетрархией называется система управления Римской империей, введённая императором Диоклетианом в 293 г. и продолжавшаяся до 313 г. В 285 г. Диоклетиан назначил военачальника Максимиана младшим соправителем («цезарем»), а в 286 году — «августом». Диоклетиан управлял восточной половиной империи, а Максимиан — западной. В 293 году, посчитав, что военные и гражданские проблемы требуют специализации, дополнительно были назначены двое цезарей в помощники августам: Галерий и Констанций Хлор. Предполагалось, что августы будут отрекаться после 20-летнего правления, а власть будет переходить к цезарям. Четырьмя столицами тетрархов были:
- Никомедия в Малой Азии (сейчас Измит в Турции), была столицей восточного и главнейшего августа. В таблице — EA
- Сирмий (сейчас Сремска-Митровица в районе Воеводина современной Сербии, была столицей восточного цезаря. В таблице — EC
- Медиолан (сейчас Милан, около Альп) был столицей западного августа. В таблице — WA
- Августа Треверорум (сейчас Трир, в Германии) была столицей западного цезаря. В таблице — WC
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Диоклетиан лат. Diocles лат. Caesar Gaius Aurelius Valerius Diocletianus Augustus |
Диокл как император — Цезарь Гай Аврелий Валерий Диоклетиан Август |
|
20 ноября 284 — 1 мая 305 | Провозглашён войсками после смерти Кара и убийства Нумериана во время персидской войны | Максимиан (WA), Констанций I Хлор (WC), Галерий (EC), противник — Карин |
22 декабря 244, Диоклетия — 3 декабря 311, Салона |
| Максимиан лат. Marcus Aurelius Valerius Maximianus Herculius |
Марк Аврелий Валерий Максимиан Геркулий | 
|
21 июля 285 — 1 апреля 286 (цезарь) 1 апреля 286 — 1 мая 305 (WA) повторно 306 — 11 ноября 308, покончил с собой |
Привлечен Диоклетианом | Диоклетиан (EA), Констанций I Хлор (WC), Галерий (EC), Лициний (WA), Константин I Великий (WC) |
250, Сирмий — июль 310, Массалия |
| Констанций I Хлор лат. Marcus Flavius Valerius Constantius лат. Caesar Marcus Flavius Valerius Constantius Augustus |
Марк Флавий Юлий Констанций как император — Цезарь Марк Флавий Валерий Констанций Август |
|
293 — 1 мая 305 (WC) 1 мая 305 — 25 июля 306 (WA) |
Привлечён Диоклетианом в 293 г. (WC) |
Диоклетиан (EA), Максимиан (WA), Галерий (EC) и (EA), Флавий Север (WC) |
31 марта 250, Дардания — 25 июля 306, Эборакум, Британия |
| Галерий лат. Gaius Galerius Valerius Maximianus лат. Gaius Caesar Galerius Valerius Maximianus Augustus |
Гай Галерий Валерий Максимиан как император — Гай Цезарь Галерий Валерий Максимиан Август |
|
1 марта или 21 мая 293 — 1 мая 305 (EC) 1 мая 305 — 5 мая 311 (EA) |
Привлечен Диоклетианом в 293 г. (EC) |
Диоклетиан (EA), Максимиан (WA), Констанций I Хлор (WC) и (WA), Флавий Север (WC) и (WA), Максимин II Дайа (EC) и (EA), Лициний (WC) и (WA), Константин I Великий (WC) |
ок. 250, ок. Сердики — 5 мая 311, Сердика |
| Караузий лат. Marcus Aurelius Mausaeus Valerius Carausius |
Марк Аврелий Мавзей Валерий Караузий | 
|
286 — 293 (в Британии) убит своим казначеем Аллектом |
Провозгласил себя сам | противники — тетрархи | Белгика — 293, Британия |
| Аллект лат. Allectus (полное имя не сохранилось) |
Аллект (полное имя не сохранилось) |
|
293 — 296 (в Британии) убит в битве с Констанцием I Хлором |
после убийства Караузия | противники — тетрархи | 296, Британия |
| Флавий Север лат. Severus лат. Caesar Flavius Valerius Severus Augustus |
Север как император — Цезарь Флавий Валерий Север Август |
|
1 мая 305 — 25 июля 306 (WC) 25 июля 306 — 16 февраля 307 (WA) покончил с собой по приказу Максенция |
Назначен Галерием и Констанцием I Хлором | Галерий (EA), Констанций I Хлор (WA), Максимин II Дайа (WC), Константин I Великий (WC) |
Иллирик — 16 февраля 307, Рим |
| Максимин II Даза лат. Maximinus лат. Caesar Gaius Valerius Galerius Maximinus Augustus |
Максимин как император — Цезарь Гай Валерий Галерий Максимин Август |
|
1 мая 305—310 (EC) 310 — май 312 (EA) |
Назначен Галерием и Констанцием I Хлором | Галерий (EA), Констанций I Хлор (WA), Флавий Север (WC) и (WA), Лициний (WA), Константин I Великий (WC) |
20 ноября 270, Феликс Ромулиана — август 313, Тарс |
| Максенций лат. Marcus Aurelius Valerius Maxentius лат. Caesar Marcus Aurelius Valerius Maxentius Augustus |
Марк Аврелий Валерий Максенций как император — Цезарь Марк Аврелий Валерий Максенций Август |
|
28 октября 306 — 28 октября 312 (в Риме) |
Сын Максимиана провозгласил себя сам |
противники — тетрархи | 278 — 28 октября 312, утонул в Тибре |
| Лициний лат. Flavius Galerius Valerius Licinian Licinius |
Флавий Галерий Валерий Лициниан Лициний | 
|
307 — 11 ноября 308 (WC) 11 ноября 308—312 (WA) 312 — 18 сентября 324 (EA) |
Назначен Галерием задушен по приказу Константина I Великого |
Галерий (EA), Констанций I Хлор (WA), Максимин II Дайа (EC) и (EA), Валент I (WA), Мартиниан (WA), Константин I Великий (WC) и (WA), Крисп (WC), Константин II (WC), |
263 или 265, Дакия — весна 325, Фессалоники |
| Домиций Александр лат. Lucius Domitius Alexander |
Луций Домиций Александр | 
|
308 — 311 (в Африке) |
Провозглашён войском | Фригия — ум. 311, Африка | |
| Валент I лат. Gaius Aurelius Valerius Valens |
Гай Аврелий Валерий Валент | 
|
декабрь 316 — 1 марта 317 (WA) казнён Лицинием |
Назначен Лицинием, им же смещён | Лициний (EA), Константин I Великий (WA) |
ум. 317 |
| Мартиниан лат. Sextus Marcius Martinianus |
Секст Марций Мартиниан | 
|
июль — 18 сентября 324 (WA) казнён Константином I Великим |
Назначен Лицинием | Лициний (EA), Константин I Великий (WA) |
ум. 324, Фессалоники |
Династия Константина (2-я Флавиев)
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Константин I Великий лат. Flavius Valerius Aurelius Constantinus |
Флавий Валерий Аврелий Константин | 
|
25 июля 306 — 29 октября 312 (WC) 29 октября 312 — 19 сентября 324 (WA) 19 сентября 324 — 22 мая 337 (единоличный император) |
сын Констанция I Хлора, провозглашён по его настоянию | Максимиан (WA), Галерий (EA), Флавий Север (WA), Максимин II Дайа (EC) и (EA), Лициний (WC), (WA) и (EA), Валент I (WA), Мартиниан (WA), Крисп, Константин II, Констанций II, Констант, Далмаций Младший, Ганнибалиан Младший |
27 февраля 272, Наисс — 22 мая 337, Никомедия |
| Крисп лат. Flavius Iulius Crispus |
Флавий Юлий Крисп | 
|
1 марта 317—326 (WC), убит по приказу отца |
старший сын Константина Великого от первого брака с Минервиной; назначен Константином Великим |
Константин I Великий (WA), Лициний (EA), Константин II Констанций II |
ок. 305, Никомедия — 326 |
| Константин II лат. Flavius Claudius Constantinus |
Флавий Клавдий Константин | 
|
1 марта 317 — 22 мая 337 (WC) 22 мая 337—340 (Галлия, Испания и Британия) в соправлении с братьями Констанцием II и Константом, погиб в битве с Константом |
старший сын Константина Великого от второго брака с Фаустой; назначен Константином Великим |
Константин I Великий (WA), Лициний (EA), Крисп, Констанций II, Констант, Далмаций Младший, Ганнибалиан Младший |
февраль 317, Арелат — 340, Аквилея |
| Констанций II лат. Flavius Iulius Constantius |
Флавий Юлий Констанций | 
|
23 ноября 324 — 22 мая 337 (цезарь) 22 мая 337—340 (азиатские провинции) в соправлении с братьями Константином II и Константом 340 — 350 (восточная часть) в соправлении с Константом 350 — 3 ноября 361 единолично |
второй сын Константина Великого от второго брака с Фаустой; назначен Константином Великим |
Константин I Великий (WA), Крисп, Константин II, Констант, Далмаций Младший, Ганнибалиан Младший, Констанций Галл, Ветранион, Юлиан II Отступник |
7 августа 317, Сирмий — 3 ноября 361, Мопсустия, Киликия |
| Констант лат. Flavius Iulius Constans |
Флавий Юлий Констант | 
|
333 — 22 мая 337 (цезарь) 22 мая 337—340 (балканские провинции) в соправлении с братьями Константином II и Констанцием II 340 — 350 (западная часть) в соправлении с братом Констанцием II, свергнут армией и убит по приказу Магненция |
третий сын Константина Великого от второго брака с Фаустой; назначен Константином Великим |
Константин I Великий (WA), Константин II, Констанций II, Далмаций Младший, Ганнибалиан Младший |
323 — 350, ок. Эльно, Галлия |
| Далмаций Младший лат. Flavius Dalmatius |
Флавий Далмаций | 
|
19 сентября 335—337 (цезарь) убит Константином II |
старший сын Далмация Старшего, сводного брата Константина Великого; назначен Константином Великим |
Константин I Великий (WA), Константин II, Констанций II, Констант, Ганнибалиан Младший |
ум. 337 |
| Ганнибалиан Младший лат. Flavius Hannibalianus |
Флавий Ганнибалиан | 
|
335 — сентябрь 337 (цезарь) убит Константином II |
младший сын Далмация Старшего, сводного брата Константина Великого; назначен Константином Великим |
Константин I Великий (WA), Константин II, Констанций II, Констант, Далмаций Младший |
ум. в сентябре 337 |
| Магненций лат. Flavius Magnus Magnentius |
Флавий Магн Магненций | 
|
18 января 350 — 11 августа 353 (Галлия и Италия) бросился на меч |
Провозглашён войсками | Магн Деценций | 303, Самаробрива — 11 августа 353, Лугдун |
| Магн Деценций лат. Magnus Decentius |
Магн Деценций | 
|
350 или 351 — 18 августа 353 (цезарь) повесился на перевязи |
Брат Магненция, провозглашён Магненцием |
Магненций | ум. 18 августа 353, Сеноны |
| Ветранион лат. Vetranio (полное имя не сохранилось) |
Ветранион (полное имя не сохранилось) |
|
1 марта — 25 декабря 350 (в Сирмии), лишён власти Констанцием II |
Провозглашён войсками и признан Констанцием II | Констанций II | Мёзия — 356, Сирмий |
| Непоциан лат. Flavius Iulius Popilius Nepotianus Constantinus |
Флавий Юлий Попилий Непоциан Константин | 
|
3 июня — 30 июня 350 (в Риме) убит по приказу Магненция |
Внук Констанция I Хлора, провозглашён войсками |
ум. 30 июня 350, Рим | |
| Констанций Галл лат. Flavius Claudius Constantius Gallus |
Флавий Клавдий Констанций Галл | 
|
15 марта 351—354 (цезарь) казнён Констанцием II |
старший сын Юлия Констанция, брата Константина Великого; назначен Констанцием II |
Констанций II | ок. 335, Масса — 354, Пола |
| Сильван лат. Claudius Silvanus |
Клавдий Сильван |
|
11 августа — 7 сентября 355 (в Колонии Агриппине) убит солдатами |
Провозгласил себя сам | ум. 7 сентября 355, Колония Агриппина | |
| Юлиан II Отступник лат. Flavius Claudius Iulianus лат. Flavius Claudius Iulianus Augustus |
Флавий Клавдий Юлиан, как император — Флавий Клавдий Юлиан Август |
|
6 ноября 355 — февраль 360 (цезарь) февраль 360 — 3 ноября 361 (август) 3 ноября 361 — 26 июня 363 (единолично) |
младший сын Юлия Констанция, брата Константина Великого; назначен Констанцием II |
Констанций II | 331 или 332, Константинополь — 26 июня 363, в битве при Маранге, Месопотамия |
| Иовиан лат. Flavius Claudius Iovianus |
Флавий Клавдий Иовиан | 
|
27 июня 363 — 17 февраля 364 | Провозглашён войском после гибели Юлиана II Отступника | 330 или 331, Сингидунум — 17 февраля 364, Дадастана, Вифиния |
Династия Валентиниана-Феодосия
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Валентиниан I лат. Flavius Valentinianus лат. Flavius Valentinianus Augustus |
Флавий Валентиниан как император — Флавий Валентиниан Август |
|
26 февраля — 28 марта 364 (единолично), 28 марта 364 — 17 ноября 375 (на Западе), соправитель Валента II |
Провозглашён войсками, но принял управление лишь западной частью империи |
Валент II, Грациан |
321, Кибала — 17 ноября 375, Брегецион, на Дунае |
| Валент II лат. Flavius Iulius Valens лат. Flavius Iulius Valens Augustus |
Флавий Юлий Валент как император — Флавий Юлий Валент Август |
|
28 марта 364 — 17 ноября 375, (на Востоке), соправитель Валентиниана I, 17 ноября 375 — 9 августа 378 (на Востоке), соправитель Грациана и Валентиниана II, погиб в сражении с готами |
Брат Валентиниана I, назначен им | Валентиниан I, Грациан, Валентиниан II |
328, Кибала — 9 августа 378, Адрианопольская битва |
| Прокопий лат. Procopius (полное имя не сохранилось) |
Прокопий (полное имя не сохранилось) |
|
26 сентября 365 — 27 мая 366 (в Малой Азии), казнён Валентом II |
Провозглашён войсками | 325, Киликия — 27 мая 366, Фракия | |
| Грациан лат. Flavius Gratianus лат. Flavius Gratianus Augustus |
Флавий Грациан как император — Флавий Грациан Август |
|
4 августа 367 — 17 ноября 375, соправитель отца на Западе, 17 ноября 375 — 25 августа 383 (на Западе), соправитель Валентиниана II, убит Магном Максимом |
Сын Валентиниана I, назначен им | Валентиниан I, Валент II, Валентиниан II, Феодосий I Великий, противник — Магн Максим |
18 апреля 359 год, Сирмий — 25 августа 383, Лугдун |
| Валентиниан II лат. Flavius Valentinianus лат. Flavius Valentinianus Augustus |
Флавий Валентиниан как император — Флавий Валентиниан Август |
|
375 — 25 августа 383, соправитель брата на Западе, 25 августа 383 — 15 мая 392, соправитель на Западе узурпатора Магна Максима, вероятно, убит по приказу Арбогаста |
Брат Грациана, назначен им | Валент II, Грациан, Феодосий I Великий,, Магн Максим |
371 — 15 мая 392 год, Вьенн |
| Магн Максим лат. Magnus Clemens Maximus |
Магн Клемент Максим | 
|
383 — 25 августа 383, противник Грациана, 25 августа 383—387, соправитель на Западе Валентиниана II, 387 — 28 августа 388, противник Валентиниана II и Феодосия I Великого, казнён Феодосием I Великим |
Провозглашён войсками в Британии | противник — Грациан, Валентиниан II, противник — Феодосий I Великий |
ок. 335, Испания — 28 августа 388, Аквилея |
| Флавий Виктор лат. Flavius Victor |
Флавий Виктор | 
|
384 — август 388, соправитель отца — Магна Максима, казнён по приказу Феодосия I Великого |
Сын Магна Максима, назначен им | Магн Максим, Валентиниан II, противник — Феодосий I Великий |
ум. в августе 388, Августа Треверов |
| Евгений лат. Flavius Eugenius |
Флавий Евгений | 
|
22 августа 392 — 6 сентября 394, казнён Феодосием I Великим |
Провозглашён с помощью Арбогаста | противник — Феодосий I Великий | ум. 6 сентября 394, на р. Фригид (совр. Словения) |
| Феодосий I Великий лат. Flavius Theodosius лат. Flavius Theodosius Augustus |
Флавий Феодосий как император — Флавий Феодосий Август |
19 января 379 — 15 мая 392 (на Востоке), 15 мая 392 — 17 января 395 (единолично) |
назначен Грацианом | Грациан, Валентиниан II, Гонорий, Аркадий, противники — Магн Максим, Флавий Виктор, Евгений |
11 января 347, Кавка, Испания — 17 января 395, Медиолан |
Западная Римская империя
После 395 года общего правителя у обеих частей государства уже не было, хотя империя по-прежнему считалась единой, лишь управляемой двумя императорами и двумя дворами. Феодосий I Великий был последним императором, который правил объединённой Римской империей.
| Имя | Имя на русском языке | Портрет | Годы правления | Приход к власти | Соправители | Годы жизни |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Гонорий лат. Flavius Honorius лат. Flavius Honorius Augustus |
Флавий Гонорий как император — Флавий Гонорий Август |
|
23 января 393 — 17 января 395 соправитель с отцом Феодосием I Великим 17 января 395 — 15 августа 423 (на Западе) |
Сын и соправитель Феодосия I Великого | Феодосий I Великий, Констанций III, противники — Константин III, Констант II, Приск Аттал, Иовин, Севастиан |
9 сентября 384, Константинополь — 15 августа 423, Равенна |
| Марк лат. Marcus (полное имя не сохранилось) |
Марк (полное имя не сохранилось) |
|
406 — 407 (в Британии) убит солдатами |
Провозглашён войсками | ум. 407, Британия | |
| Грациан лат. Gratianus (полное имя не сохранилось) |
Грациан (полное имя не сохранилось) |
|
407 (в Британии) убит солдатами |
Провозглашён войсками | ум. 407, Британия | |
| Константин III лат. Flavius Claudius Constantinus |
Флавий Клавдий Константин | 
|
407 — 409 (в Британии и Галлии) 409 — 411 совместно с Гонорием и Константом II, казнён Гонорием |
Провозглашён войсками | Гонорий, Констант II |
ум. 18 сентября 411, ок. Равенны |
| Констант II лат. Constans (полное имя не сохранилось) |
Констант (полное имя не сохранилось) |
|
408 — 409 (цезарь) 409 — 411 совместно с Гонорием и Константином III, убит полководцем Геронтием |
Сын и соправитель Константина III | Гонорий, Константин III |
ум. до 18 сентября 411, Виенна |
| Приск Аттал лат. Priscus Attalus |
Приск Аттал | 
|
409 смещён королём вестготов Аларихом I 414 — 415 вторично, схвачен будущим императором Констанцием III |
Провозглашён сенатом по настоянию короля вестготов Алариха I, вторично — вновь вестготами |
ум. после 416, Липарские острова | |
| Иовин лат. Jovinus (полное имя не сохранилось) |
Иовин (полное имя не сохранилось) |
|
411 — 413 (Галлия) казнён |
Провозглашён войсками | Севастиан | ум. 413, Нарбо |
| Севастиан лат. Sebastianus (полное имя не сохранилось) |
Севастиан (полное имя не сохранилось) |
|
412 — 413 (Галлия) казнён |
Брат и соправитель Иовина | Иовин | ум. 413, Нарбо |
| Констанций III лат. Flavius Constantius |
Флавий Констанций | 
|
8 февраля — 2 сентября 421 соправитель Гонория |
Назначен Гонорием его соправителем | Гонорий | Наисса — 2 сентября 421 |
| Иоанн лат. Flavius Johannes |
Флавий Иоанн | 
|
27 августа 423 — май 425 пленён и убит |
Секретарь Гонория, после его смерти провозгласил сам себя | ум. в мае 425, Аквилея | |
| Валентиниан III лат. Flavius Placidus Valentinianus |
Флавий Плацид Валентиниан | 
|
23 октября 423 — 23 октября 425 (цезарь) 23 октября 425 — 16 марта 455 единолично, заколот на Марсовом поле по приказу Петрония Максима |
Сын Констанция III, после смерти которого провозглашён Феодосием II (дядей) | 2 июля 419, Равенна — 16 марта 455, Рим | |
| Петроний Максим лат. Flavius Petronius Maximus |
Флавий Петроний Максим | 
|
17 марта — 31 мая 455 забит камнями чернью |
После убийства Валентиниана III принудил выйти замуж за себя его вдову и захватил власть | ум. 31 мая 455, Рим | |
| Авит лат. Marcus Maecilius Flavius Eparchius Avitus |
Марк Мецилий Флавий Епархий Авит | 
|
10 июля 455 — 6 октября 456 отрёкся под давлением Рицимера |
Избран на собрании представителей семи галльских провинций | 385, Немесс — начало 457, по дороге в Галлию | |
| Майориан лат. Flavius Iulius Valerius Maiorianus |
Флавий Юлий Валерий Майориан | 
|
1 апреля 457 — 2 августа 461 отрёкся под давлением Рицимера |
Провозглашён в военном лагере в Равенне под давлением Рицимера | ноябрь 420 — 7 августа 461, Тортона (от дизентерии) | |
| Либий Север лат. Flavius Libius Severus Serpentius |
Флавий Либий Север Серпентий | 
|
19 ноября 461 — 15 августа 465 вероятно, отравлен по приказу Рицимера |
Назначен Рицимером | Лукания — 15 августа 465 | |
| Прокопий Антемий лат. Flavius Procopius Anthemius |
Флавий Прокопий Антемий | 
|
12 апреля 467 — 11 июля 472 казнён Рицимером |
Прислан византийским двором и назначен Рицимером | 12 апреля 467, Константинополь — 11 июля 472, Рим | |
| Олибрий лат. Flavius Anicius Olybrius |
Флавий Аниций Олибрий | 
|
11 июля — 23 октября 472 умер от чумы |
Провозглашён в лагере Рицимера | ум. 23 октября 472 | |
| Глицерий лат. Flavius Glycerius |
Флавий Глицерий | 
|
3 марта 473 — июнь 474 свергнут Юлием Непотом |
Провозглашён полководцем Гундобадом | ум. после] 480 | |
| Юлий Непот лат. Iulius Nepos |
Юлий Непот | 
|
июнь 474 — 28 августа 475 (в Италии) 475 — 480 (укрылся в Далмации), убит в личных покоях, после известия о его смерти римский сенат выслал знаки императорской власти в Константинополь |
Назначен византийским императором Львом I Макеллой, сверг Глицерия | Ромул Августул | 430 — 480, Салона |
| Ромул Августул лат. Flavius Romulus Augustus |
Флавий Ромул Август | 
|
31 октября 475 — 4 сентября 476 свергнут Одоакром |
Провозглашён своим отцом — магистром армии Орестом | Юлий Непот | 461 или 463 — после 511 |
См. также
- Список супруг римских императоров
- Год четырёх императоров
- Пять хороших императоров
- Список византийских императоров
- Список консулов Римской империи
Библиография
Источники
- Гай Светоний Транквилл. Жизнь 12 цезарей.
- Писатели истории Августов.
- Тацит. Анналы. История.
- Евтропий. Бревиарий от основания Города.
- Аврелий Виктор. О Цезарях.
- Псевдо-Аврелий Виктор. Извлечения о жизни римских императоров.
- Зосим. Новая история.
- Геродиан. История императорской власти после Марка.
- Павел Орозий. История против язычников.
Литература
Научно-популярная литература
- Фёдорова Е.В. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/fedor/index.php Императорский Рим в лицах]. — М., 1979.
- Рыжов К. [lib.ru/DIC/MONARHI/monarhi1.txt Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия]. — М.: Вече, 1999. — 656 с. — ISBN 5-7838-0342-1.
- [www.roman-emperors.org/ De Imperatoribus Romanis: An Online Encyclopedia of Roman Rulers and Their Families] (англ.). Проверено 10 января 2011. [www.webcitation.org/618284tPm Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- Талах В. Н. [kuprienko.info/istoriya-kesarey-knigi-lvii-lxiii-istorii-rimlyan-diona-kassiya-kokkeyyana/ История кесарей. Книги LVII-LXIII «Истории римлян» Диона Кассия Коккейяна] = Історія кесарів. Книги LVII–LXIII «Історії римлян» Діона Кассія Коккейяна / Предисловие, перевод с английского, комментарии В. Н. Талаха; под ред. В. Н. Талаха и С. А. Куприенко. — Киев: Видавець Купрієнко С. А., 2013. — 239 с. — ISBN 978-617-7085-02-6.
Научная литература
- Kienast D. Romische Kaisertabelle: Grundzuge einer romischen Kaiserchronologie. — 3. — 2004. — ISBN 3534182405.
Напишите отзыв о статье "Список римских императоров"
Ссылки
- [www.coinshome.net/ru/timeline.htm?countryId=it_BwcI065UAAAEmP0A6TPGB Жизнь и правление римских императоров в хронологической последовательности]
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список римских императоров
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.
25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.
Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.
Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
