Список сцен на диване в «Симпсонах»
Поделись знанием:
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Сцены на диване из «Симпсонов» — это завихрение событий, которое происходит с семьёй Симпсонов в начале каждой заставки, когда они прибегают к дивану, чтобы смотреть телевизор[1][2][3].
Содержание
- 1 Сезон 1
- 2 Сезон 2
- 3 Сезон 3
- 4 Сезон 4
- 5 Сезон 5
- 6 Сезон 6
- 7 Сезон 7
- 8 Сезон 8
- 9 Сезон 9
- 10 Сезон 10
- 11 Сезон 11
- 12 Сезон 12
- 13 Сезон 13
- 14 Сезон 14
- 15 Сезон 15
- 16 Сезон 16
- 17 Сезон 17
- 18 Сезон 18
- 19 Сезон 19
- 20 Сезон 20
- 21 Сезон 21
- 22 Сезон 22
- 23 Сезон 23
- 24 Сезон 24
- 25 Treehouse of Horror
- 26 Сцены на диване из серий
- 27 Примечания
- 28 Ссылки
Сезон 1
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Члены семьи садятся на диван, но Барт из-за нехватки места выпрыгивает вверх и приземляется перед телевизором. | «Bart the Genius» |
| |
Симпсоны еле втискиваются на диван, и он разлетается на части. | «Homer’s Odyssey» |
| |
Симпсоны спешат усесться на диван и Гомер выдавливается из него. | «There's No Disgrace Like Home» |
| |
Семья садится на диван и Мэгги не хватает места, она вылетает, но Мардж ловит дочь. | «Moaning Lisa» |
| |
Симпсоны просто садятся на диван. | «The Call of the Simpsons» |
| |
Члены семьи садятся на диван, но Барт из-за нехватки места выпрыгивает вверх и приземляется перед телевизором. | «The Telltale Head» |
| |
Симпсоны еле втискиваются на диван, и он разлетается на части. | «Homer's Night Out» |
| |
Симпсоны спешат усесться на диван и Гомер выдавливается из него. | «The Crepes of Wrath» |
| |
Семья садится на диван и Мэгги не хватает места, она вылетает, но Мардж ловит дочь. | «Krusty Gets Busted» |
| |
Симпсоны просто садятся на диван. | «Some Enchanted Evening» |
Сезон 2
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Члены семьи прыгают на диван, который проваливается в пол. | «Bart Gets an F» |
| |
Симпсоны танцуют перед телевизором, в танце садятся на диван. | «Simpson and Delilah» |
| |
Симпсоны садятся на диван, под ними диван раскладывается. | «Two Cars in Every Garage and Three Eyes on Every Fish» |
| |
Вся семья, кроме Мегги, садится на диван, а она вылезает из волос Мардж. | «Dancin’ Homer» |
| |
Вся семья садится на диван вместе с кошкой и собакой. | «Dead Putting Society» |
| |
Гомер, Мардж, Лиза и Барт подбегают к дивану, чем сильно пугают дедушку, спящего на нём. | «Bart vs. Thanksgiving» |
| |
Гомер перевешивает остальных членов семьи, и диван валится на бок. Мэгги остаётся сидеть перед телевизором на подушке от дивана. | «Bart the Daredevil» |
| |
Семья бежит в комнату и видит, что дивана нет. | «Itchy & Scratchy & Marge» |
| |
Вся семья садится на диван, однако все они выталкиваются Гомером, занявшим весь диван. | «Bart Gets Hit by a Car» |
| |
Вся семья садится диван, и он опрокидывается назад. Только Мэгги переворачивается в сторону телевизора. | «One Fish, Two Fish, Blowfish, Blue Fish» |
| |
Симпсоны садятся на диван, но он проваливается, и они вместе с ним улетают вниз. | «The Way We Was» |
| |
Симпсоны танцуют перед телевизором, в танце садятся на диван. | «Homer vs. Lisa and the 8th Commandment» |
| |
Симпсоны садятся на диван, под ними диван раскладывается. | «Principal Charming» |
| |
Вся семья, кроме Мегги, садится на диван, а она вылезает из волос Мардж. | «Oh Brother, Where Art Thou?» |
| |
Вся семья садится на диван вместе с кошкой и собакой. | «Bart's Dog Gets an F» |
| |
Гомер, Мардж, Лиза и Барт подбегают к дивану, чем сильно пугают дедушку, спящего на нём. | «Old Money» |
| |
Гомер перевешивает остальных членов семьи, и диван валится на бок. Мэгги остаётся сидеть перед телевизором на подушке от дивана. | «Brush with Greatness» |
| |
Семья бежит в комнату и видит, что дивана нет. | «Lisa's Substitute» |
| |
Вся семья садится на диван, однако все они выталкиваются Гомером, занявшим весь диван. | «The War of the Simpsons» |
| |
Вся семья садится диван, и он опрокидывается назад. Только Мэгги переворачивается в сторону телевизора. | «Three Men and a Comic Book» |
| |
Члены семьи прыгают на диван, который проваливается в пол. | «Blood Feud» |
Сезон 3
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Вся семья садится на диван, который опрокидывается назад, проламывает стену, Симпсоны падают в пролом, диван же остается на месте.[4][5] | «Stark Raving Dad». |
| |
Симпсоны садятся на диван, и Гомер достаёт из-под себя собаку, на которую сел.[6] | «Mr. Lisa Goes to Washington». |
| |
Симпсоны тануцют, в танце садятся на диван. | «When Flanders Failed» |
| |
Симпсоны встают на корточки, друг на друга, в виде пирамиды. Мардж и Гомер снизу, на диване, на них Лиза и Барт, на верхушке - Мэгги. | «Bart the Murderer» |
| |
Инопланетянин сидит на диване и уходит через люк в полу, когда прибегает семья. | «Homer Defined» |
| |
Гомер, Мардж, Лиза и Мэгги садятся на диван, затем Барт прыгает и ложится на их колени. | «Like Father, Like Clown» |
| |
Гомер прибегает первым и ложится на диван, остальные члены семьи садятся на него. | «Lisa’s Pony» |
| |
Симпсоны прыгают на диван, но сиденье проваливается внутрь дивана вместе с семьей. | «Saturdays of Thunder» |
| |
Два вора в масках уносят диван. Симпсоны прыгают на диван, но воры сбрасывают их оттуда и убегают вместе с ношей. | «Flaming Moe’s» |
| |
Симпсоны подбегают к дивану, но там спит их собака, которая, проснувшись, угрожающе рычит. Семья медленно отступает. | «Burns Verkaufen der Kraftwerk» |
| |
Симпсоны (кроме Мэгги) делают колесо, Мэгги просто прыгает на диван, и все принимают позу «Та-Да» | «I Married Marge» |
| |
Симпсоны, сев на диван, подпрыгивают, каждый раз меняясь местами. | «Radio Bart» |
| |
Симпсоны садятся на диван, и Гомер достаёт из-под себя собаку, на которую сел. | «Lisa the Greek» |
| |
Симпсоны встают на корточки, друг на друга, в виде пирамиды. | «Homer Alone» |
| |
Инопланетянин сидит на диване и уходит через люк в полу, когда прибегает семья. | «Bart the Lover» |
| |
Члены семьи собираются сесть на диван, но сталкиваются головами и падают без сознания. Мэгги оказывается на диване одна. | «Homer at the Bat» |
| |
Барт прыгает ко всем на колени. | «Separate Vocations» |
| |
Гомер ложится на диван, и все садятся на него. | «Dog of Death» |
| |
Симпсоны прыгают на диван, но сиденье проваливается внутрь дивана вместе с семьей. | «Colonel Homer» |
| |
Два вора в масках уносят диван. Симпсоны прыгают на диван, но воры сбрасывают их оттуда и убегают вместе с ношей. | «Black Widower» |
| |
Маленький помощник Санты рычит на семью, когда они подходят к дивану и вынуждает их медленно отступить. | «The Otto Show» |
| |
Вся семья садится на диван, который опрокидывается назад, проламывает стену, Симпсоны падают в пролом, диван же остается на месте. | «Bart's Friend Falls in Love» |
| |
Симпсоны запрыгивают на диван, используя гимнастическое упражнение «колесо» | «Brother, Can You Spare Two Dimes?» |
Сезон 4
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Симпсоны подбегают к дивану, но он уже занят семьей Флинстоунов. | «Kamp Krusty». |
| |
Симпсоны прибегают к дивану, но он превращается в монстра, которых их съедает.[1][7][8] | «A Streetcar Named Marge». |
| |
Симпсоны садятся на диван, стена за диваном проворачивается, заменив диван с Симпсонами на идентичный без них. | «Homer the Heretic» |
| |
Мэгги сидит на диване, остальные Симпсоны бегут к дивану, но едва не выбегают из кадра[7]. | «Lisa the Beauty Queen» |
| |
Скелеты Симпсонов прибегают и садятся на диван[9]. | «Treehouse of Horror III» |
| |
Симпсоны садятся на диван, но он сдувается. | «Itchy & Scratchy: The Movie» |
| |
Симпсоны прибегают к дивану, но не со своими головами, затем обмениваются на свои. | «Marge Gets a Job» |
| |
Симпсоны сели на диван, но он проваливается под землю. | «New Kid on the Block» |
| |
Симпсоны подбегают к маленькому стульчику и садятся на него. | «Mr. Plow» |
| |
Симпсоны танцуют, взявшись за руки, постепенно к ним присоединяются другие люди и заставка превращается в цирковое представление[7] | «Lisa’s First Word» |
| |
Маленькие Симпсоны садятся диван, еле залезая и помогая друг другу.[7] | «Homer’s Triple Bypass» |
| |
Симпсоны садятся на диван, затем прибегает почти весь город и рассаживается перед телевизором в ряды, заслонив Симпсонов.[7] | «Marge vs. the Monorail» |
| |
Симпсоны бегут к дивану, но попадаются в охотничью сеть-ловушку. | «Selma’s Choice» |
| |
Симпсоны прибегают к дивану, но стена поворачивается другой стороной. | «Brother from the Same Planet» |
| |
Семья танцует перед диваном, а потом танец превращается в большой цирковой номер. | «I Love Lisa» |
| |
Семья подбегает к дивану и едва не выбегает из кадра. | «Duffless» |
| |
Симпсоны садятся на диван, но он превращается в монстра. | «Last Exit to Springfield» |
| |
Симпсоны прибегают не со своими головами. | «So It’s Come to This: A Simpsons Clip Show» |
| |
Симпсоны танцуют и это превращается в цирковой номер. | «The Front» |
| |
Симпсоны прибегают, но вместо дивана стул и все садятся на него. | «Whacking Day» |
| |
Маленькая семья прибегает и садится на диван. | «Marge in Chains» |
| |
Симпсоны подбегают к дивану, но попадаются в охотничью сеть-ловушку. | «Krusty Gets Kancelled» |
Сезон 5
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Симпсоны подбегают к дивану, и сталкиваются. разбившись как елочные игрушки. Во втором дубле они слипаются в единый ком, в третьем - взрываются. | «Homer's Barbershop Quartet» |
| |
Семья танцует перед диваном, а потом танец превращается в большой цирковой номер. | «Cape Feare» |
| |
Семья садится на диван, после чего их давит гигантская нога из шоу Летающий цирк Монти Пайтона[7]. | «Homer Goes to College» |
| |
Симпсоны прибегают к дивану, на котором уже сидят Симпсоны. | «Rosebud» |
| |
Симпсоны прибегают к дивану, но оказывается, что он нарисован на стене, которую семья проламывает, оставляя свои силуэты. | «Marge on the Lam» |
| |
Симпсоны подбегают к дивану, но на диване сидит очень толстый парень, но семья умудряется еле втиснуться слева от него. | «Bart’s Inner Child» |
| |
Глаза членов семьи Симпсонов двигаются в темноте, когда загорается свет, тела бегут к глазам, садятся на диван и наклоняясь вперёд вставляют глаза в глазницы. | «Boy-Scoutz ’n the Hood» |
| |
Симпсоны прибегают в дом, но оказываются на шоу «Позднее шоу с Дэвидом Леттерманом» | «The Last Temptation of Homer» |
| |
Симпсоны бегут к дивану, но разбиваются, как стекло | «$pringfield (Or, How I Learned to Stop Worrying and Love Legalized Gambling)» |
| |
Симпсоны бегут к дивану и взрываются, после чего на пол падает соска Мегги | «Homer the Vigilante» |
| |
Семья сталкивается, пока бежит к дивану и падают на диван единым комом. | «Bart Gets Famous» |
| |
Симпсоны поочередно высовывают головы из-за спинки дивана, а Мэгги - из за сиденья. | «Homer and Apu» |
| |
Семью Симпсонов давит огромная нога из шоу Летающий цирк Монти Пайтона. | «Lisa vs. Malibu Stacy» |
| |
Симпсоны вбегают в комнату и видят, что диван занят очень тучным мужчиной. | «Deep Space Homer» |
| |
Симпсоны вбегают в комнату и видят, что перед телевизором стоит не один диван, а два. Тогда каждый из них «разрывается» на две половинки, каждая из которых садится на один из диванов. | «Homer Loves Flanders» |
| |
В тёмную комнату сначала влетают глаза членов семьи Симпсонов, затем зажигается свет, вбегают сами Симпсоны, глаза встают на место. | «Bart Gets an Elephant» |
| |
Симпсоны прыгают к дивану, в виде мячей, Гомер ловит упрыгавшего Барта и садит на место. | «Burns’ Heir» |
| |
Симпсоны садятся на диван, как полупрозрачный логотип Fox появляется в правом нижнем углу экрана. Гомер, увидев его, встаёт с дивана, отрывает логотип от экрана и вместе с другими членами семьи затаптывает его, затем снова все садятся. | «Sweet Seymour Skinner’s Baadasssss Song» |
| |
Симпсоны прибегают в дом, но оказываются на шоу «Позднее шоу с Дэвидом Леттерманом» | «The Boy Who Knew Too Much» |
| |
Симпсоны прибегают к дивану и разбиваются на клочки. | «Lady Bouvier’s Lover» |
| |
Симпсоны подбегают к дивану, сталкиваются и взрываются. | «Secrets of a Successful Marriage» |
Сезон 6
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Симпсоны на корточках сидят перед телевизором. К ним подползает диван, запрыгивает им на колени и придавливает их. | «Bart of Darkness» |
| |
Симпсоны плывут по ковру, как по воде, а потом залезают на капающий диван. | «Lisa’s Rival» |
| |
Семья садится на диван, после чего их давит гигантская нога из шоу Летающий цирк Монти Пайтона[7]. | «Another Simpsons Clip Show» |
| |
Симпсоны, телепортируются на диван также, как персонажи оригинальных серий Звездного Пути. | «Itchy & Scratchy Land» |
| |
Пять пар глаз летают в воздухе, пока Симпсоны не воссоединяются с ними. | «Bart’s Girlfriend» |
| |
Члены семьи садятся на диван, он подбрасывает их вверх и головы Симпсонов застревают в потолке. | «Lisa on Ice» |
| |
Симпсоны бегут к дивану, который уезжает вглубь экрана. | «Homer Badman» |
| |
Ехидно улыбаясь и оглядываясь назад, Симпсоны бегут на повторяющемся фоне гостиной, подражая стилю погони в мультфильмах. | «Grampa vs. Sexual Inadequacy» |
| |
Симпсоны начинают танцевать перед диваном, и гостиная превращается в цирк. | «Fear of Flying» |
| |
Симпсоны идут к дивану по дому, видоизмененному в стиле литографии М. К. Эшера «Относительность». | «Homer the Great» |
| |
Появляется камера из фильмов про Джеймса Бонда и снимает, как Гомер садится на диван, он достаёт пистолет и стреляет в камеру. | «And Maggie Makes Three» |
| |
Чёрно-белые Симпсоны танцуют, приседая в стиле мультфильмов 30-х годов. | «Bart’s Comet» |
| |
Симпсоны садятся на воображаемый диван, после чего детали дивана подлетают и собираются поверх семьи. | «Homie the Clown» |
| |
Симпсоны проплывают к дивану через жидкий пол. Барт плавал в маске с трубкой, а Гомер, приплыв, чистит правое ухо своим пальцем. | «Bart vs. Australia» |
| |
Симпсоны телепортируются на диван. | «Homer vs. Patty and Selma» |
| |
Симпсоны садятся на диван, Мегги — самая большая, а Гомер — самый маленький. | «A Star Is Burns» |
| |
Члены семьи садятся на диван, он подбрасывает их вверх и головы Симпсонов застревают в потолке. | «Lisa’s Wedding» |
| |
Симпсоны бегут к дивану, который уезжает вглубь экрана. | «Two Dozen and One Greyhounds» |
| |
Симпсоны идут к дивану в стиле литографии М. К. Эшера «Относительность». | «The PTA Disbands» |
| |
Симпсоны садятся на диван, Мегги — самая большая, а Гомер — самый маленький | «’Round Springfield» |
| |
Появляется камера из фильмов про Джеймса Бонда и снимает, как Гомер садится на диван, он достаёт пистолет и стреляет в камеру. | «The Springfield Connection» |
| |
Чёрно-белые Симпсоны танцуют, приседая в стиле мультфильмов 30-х годов. | «Lemon of Troy» |
| |
Ехидно улыбаясь и оглядываясь назад, Симпсоны бегут на повторяющемся фоне гостиной, подражая стилю погони в мультфильмах. | «Who Shot Mr. Burns? Part I» |
Сезон 7
Сезон 8
Сезон 9
Сезон 10
Сезон 11
Сезон 12
Сезон 13
Сезон 14
Сезон 15
Сезон 16
Сезон 17
Сезон 18
Сезон 19
Сезон 20
Сезон 21
Сезон 22
Сезон 23
Сезон 24
Treehouse of Horror
| Номер | Сцена | Серия |
|---|---|---|
| |
Скелеты Симпсонов сбегаются и садятся на диван | «Treehouse of Horror III» |
| |
Симпсоны в образе зомби пробираются через пол и садятся на диван | «Treehouse of Horror IV» |
| |
Симпсоны с обезображенными телами садятся на диван, меняясь головами | «Treehouse of Horror V» |
| |
Появляются повешенные Симпсоны | «Treehouse of Horror VI» |
| |
На диване сидит Смерть, и Симпсоны, только дотрагиваются, сразу умирают и падают друг на друга. В конце концов Смерть кладет на трупы ноги. | «Treehouse of Horror VII» |
| |
Симпсоны садятся на диван, их сковывают металлическими кандалами и пропускают ток. | «Treehouse of Horror VIII» |
| |
Начинается привычная заставка: вот только Барт поскальзывается и падает, Лиза поскальзывается из-за Барта и врезается головой в крышу, а Мардж давит Гомера. На диване их поджидают Фредди Крюгер и Джейсон Вурхиз. | «Treehouse of Horror IX» |
| |
Симпсоны выглядят как персонажи прошлых хэллоуинских серий: Гомер — чёрт из табакерки, Мардж — ведьма, Мэгги — инопланетянка, Лиза — с топором в голове, Барт — человек-муха. |
Сцены на диване из серий
Напишите отзыв о статье "Список сцен на диване в «Симпсонах»"
Примечания
- ↑ 1 2 Turner, Chris. Planet Simpson: How a Cartoon Masterpiece Defined a Generation. — New York: Da Capo Press, 2005. — P. [books.google.com/books?id=cNLcbwmfFI4C&pg=PT53& 71]. — ISBN 0-306-81448-X.
- ↑ Irwin William. [books.google.com/books?id=vfl_Nqy83uQC&q=couch-gag+%22the+simpsons%22&dq=couch-gag+%22the+simpsons%22&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&num=100&as_brr=0&ei=aAlwS6DxO5WQMsXW-I8P&cd=6 The Simpsons and philosophy: the d'oh! of Homer]. — Open Court, 2001. — P. 265. — ISBN 9780812694338.
- ↑ Gray Jonathan. [books.google.com/books?id=HSWez23WtdoC&pg=PA73&dq=couch-gag+%22the+simpsons%22&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&num=100&as_brr=0&ei=aAlwS6DxO5WQMsXW-I8P&cd=11#v=onepage&q=couch-gag%20%22the%20simpsons%22&f=false Show Sold Separately: Promos, Spoilers, and Other Media Paratexts]. — NYU Press, 2010. — P. 73. — ISBN 9780814731956.
- ↑ [www.tv.com/the-simpsons/stark-raving-dad/episode/1321/summary.html Stark Raving Dad — Episode Summary] (англ.). TV.com. Проверено 23 октября 2009. [www.webcitation.org/60uqTHwVF Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
- ↑ Уорен Мартин; Эдриан Вуд. [www.bbc.co.uk/cult/simpsons/episodeguide/season3/page1.shtml Stark Raving Dad на сайте BBC] (англ.). BBC (2000 год). [www.webcitation.org/60uqQ5kQv Архивировано из первоисточника 14 августа 2011].
- ↑ [www.tv.com/the-simpsons/mr.-lisa-goes-to-washington/episode/1322/summary.html Mr. Lisa Goes to Washington — Episode Summary] (англ.). TV.com. [www.webcitation.org/68HCePBY1 Архивировано из первоисточника 9 июня 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Turner, Chris. Planet Simpson: How a Cartoon Masterpiece Defined a Generation. — New York: Da Capo Press, 2005. — P. [books.google.com/books?id=cNLcbwmfFI4C&pg=PT53& 103]. — ISBN 0-306-81448-X.
- ↑ Ott Brian L. [books.google.com/books?id=3yH4rl6a60EC&pg=PA81&dq=couch-gag+%22the+simpsons%22&lr=&as_drrb_is=q&as_minm_is=0&as_miny_is=&as_maxm_is=0&as_maxy_is=&num=100&as_brr=0&ei=NJ9vS-mJJJiUywS1i718&cd=3#v=onepage&q=couch-gag%20%22the%20simpsons%22&f=false The small screen: how television equips us to live in the information age]. — Wiley-Blackwell, 2007. — P. 81. — ISBN 9781405161541.
- ↑ Martyn, Warren; Wood, Adrian. [www.bbc.co.uk/cult/simpsons/episodeguide/season4/page6.shtml Treehouse of Horror III]. BBC (2000). Проверено 2008-21-4. [www.webcitation.org/665YMdTjq Архивировано из первоисточника 11 марта 2012].
Ссылки
- [www.snpp.com/guides/couch.openings.html Couch Openings]. The Simpson Archive. Проверено 8 февраля 2010. [www.webcitation.org/67iV6SO0P Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список сцен на диване в «Симпсонах»
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
