Список улиц Алма-Аты
Поделись знанием:
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
В городе Алма-Ате (Алматы, Верном) за его стопятидесятилетнюю историю появилось много проспектов, площадей, набережных, улиц, переулков, проездов, шоссе. Это неполный список существовавших и существующих названий. Улицы впервые названы на генпланах 1858 года.
В 1879 году в городе Верном 43 улицам даны названия.
Полный список улиц здесь: nash-gorod.kz/ru/0/2/StreetAlmaty
Также в истории города улицы неоднократно переименовывались, список переименований смотрите здесь:
silkadv.com/ru/node/369
0-9
- 1 мкр.
- 10 лет Независимости Казахстана, ул.
- 10 мкр.
- 10а мкр.
- 11 мкр.
- 12 мкр.
- 16-я линия, ул.
- 1-я Заславского, ул. (быв. Магнитная, ул.)
- 2 мкр.
- 20 июня, ул. (ШАНЫРАК-1)
- 20-я линия, ул.
- 22-я линия, ул.
- 24 июня, улица
- 2-я Братская, ул.
- 2-я Вишневского, ул.
- 2-я Гончарная, ул.
- 2-я Заславского, ул.
- 2-я Карьерная, ул.
- 2-я Кисловодская, ул.
- 2-я Многоводная
- 2-я Огарева, ул.
- 2-я Остроумова, ул.
- 2-я Петрова, ул.
- 2-я Пчеловодная, ул.
- 3 Марта, ул.
- 3 мкр.
- 3-я Вишневского, ул.
- 3-я Карьерная, ул.
- 4 мкр.
- 40 лет Победы, пер. (КАРАСУ)
- 4-я Карьерная, ул.
- 5 мкр.
- 5-я Кирпичнозаводская, ул.
- 6 мкр.
- 6-я Кирпичнозаводская, ул.
- 6-я линия, ул.
- 7 мкр.
- 70 разъезд
- 8 Марта, ул. (БОРАЛДАЙ)
- 8 мкр.
- 8-й Гвардейской дивизии, ул.
- 8-я линия, ул.
- 9 мкр.
- 9 Января, ул.
- 9-я Кирпичнозаводская, ул.
А
- А. Никольской, ул. (быв. Сормовская, ул.)
- Абаканская, ул.
- Абая, пр.
- Абая, ул.
- Абая, ул. (ДОСТЫК, бывш. ДРУЖБА)
- Абая, ул. (КОК-КАЙНАР)
- Абая, ул. (КОЯНКОЗ)
- Абая, ул. (ОТЕГЕН БАТЫРА, бывш. ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ)
- Абая, ул. (ЫНТЫМАК)
- Абдирова, ул.
- Абдрашулы, ул. (АКБУЛАК)
- Абдуллиных Р. и М., (быв. ул. Емелева, ул.)
- Абирова, ул.
- Абхазская, ул.
- Абылай хана, пр. (быв. Коммунистический, пр.)
- Авербаха, ул.
- Авиационная, ул.
- Ади Шарипова, ул. (быв. Мечникова, ул.)
- Адилова, ул.
- Адыгейская, ул.
- Азербаева, ул. (быв. 60 лет СССР, ул.)
- Азербаева, ул. (ГОРНЫЙ ГИГАНТ)
- Азербайджанская, ул. (АЛЬМЕРЕК, бывш. ГАГАРИНО)
- Азизбекова, ул.
- Азовская, ул.
- Айбасова, ул. (быв. Липецкая, ул.)
- Айвазовского, ул.
- Айвазовского, ул. (ДОСТЫК, бывш. ДРУЖБА)
- Айгерим, мкр.
- Айманова, ул.
- Аймауытова, ул. (быв. Локомотивная, ул.)
- Айнабулак-1, мкр.
- Айнабулак-2, мкр.
- Айнабулак-3, мкр.
- Айнабулак-4, мкр.
- Айнабулакская, ул. (ЗАРЯ ВОСТОКА)
- Айриха, ул. (быв. Малая Саина, ул.)
- Айтей батыра, ул. (КАЛКАМАН-2)
- Айтеке би, ул. (быв. Октябрьская, ул.)
- Айтиева, ул.
- Айтыкова, ул.
- Айша-Биби, ул. (быв. Казахского Комсомола, ул.)
- Акан Серы, ул. (быв. Ленинской смены, ул.)
- Акбулак, мкр. (быв. п. Акбулак)
- Акбулакская, ул.
- Акжайык, ул.
- Акжол, ул. (ШАНЫРАК-1)
- Акмешит, ул.
- Акмолинская, ул.
- Акпаева, ул. (быв. Железноводская, ул.)
- Аксай-1, мкр.
- Аксай-1а, мкр.
- Аксай-2, мкр.
- Аксай-3, мкр.
- Аксай-3а, мкр.
- Аксай-3б, мкр.
- Аксай-4, мкр.
- Аксай-5, мкр.
- Аксайская, ул.
- Аксайская, ул. (АЙГЕРИМ-1)
- Аксакова, ул.
- Актюбинская, ул.
- Актюбинский, пер.
- Акын Сара, ул. (ШАНЫРАК-1)
- Акынов, ул.
- Алатау, ул. (ДУМАН)
- Алатауская, ул.
- Алгабасская, ул. (быв. Правды, ул.)
- Алданская, ул.
- Алдар Косе, ул. (быв. Зенкова, ул.)
- Александрова, ул.
- Алексеева, ул.
- Алимжанова, ул. (быв. Юных Коммунаров, ул.)
- Алимкулова ул. (АКБУЛАК)
- Алмагуль, мкр.
- Алмалыкская, ул.
- Алматинская, ул.
- Алматинская, ул.
- Алматинская, ул. (БАГАНАШЫЛ)
- Алматинская, ул. (ДОСТЫК, бывш. ДРУЖБА)
- Алматинская, ул. (МУХАМЕДЖАНА ТУЙМЕБАЕВА, бывш. Ащибулак)
- Алматинская, ул. (ПОКРОВКА)
- Алматинский, пер. (КАРАСУ)
- Алмерека Абыза, ул.
- Алпамыса, ул. (ШАНЫРАК-1)
- Алтай-1, мкр.
- Алтай-2, мкр.
- Алтайбаева, ул. (АКБУЛАК)
- Алтайская, ул.
- Алты-Алаш, мкр.
- Алты-Алаш, ул.
- Алтын Емел, ул.
- Алтын-бесик, мкр.
- Алтынсарина, пр. (быв. Правды, пр.)
- Алтынсарина, ул. (АЙГЕРИМ-1)
- Алтынсарина, ул. (КАЛКАМАН-2)
- Альпийская, ул.
- Аль-Фараби, пр.
- Алябьева, ул.
- Амангельды, ул.
- Амангельды, ул. (ЗАРЯ ВОСТОКА)
- Аманжолова, ул.
- Аманжолова С., ул. (быв. Вишневая, ул.)
- Амурская, ул.
- Ангарская, ул.
- Андронникова, ул.
- Аносова, пер.
- Аносова, ул.
- Аныракай, ул.
- Апанасенко, ул.
- Аптечная, ул. (ЗАРЯ ВОСТОКА)
- Аральская, ул.
- Аренского, пер.
- Аренского, ул.
- Арзамасская, ул.
- Арктическая, ул.
- Армянская, ул.
- Артиллерийская, ул.
- Аршалы, ул. (быв. Кольцевая, ул.)
- Арыковой, ул.
- Арыс, ул.
- Арычная, ул. (БОРАЛДАЙ)
- Арычная, ул. (КАЗАХФИЛЬМ)
- Арычная, ул. (КАМЕНКА)
- Арычная, ул. (КУРЫЛЫСШИ)
- Арычная, ул. (САД. ТОВ. “ВОСХОД”)
- Асан Кайгы, ул. (ШАНЫРАК-1)
- Аскарова, ул.
- Астана, мкр.
- Асфендиярова, ул. (МАЯК)
- Асылбекова, ул.
- Атбасарская, ул.
- Аубакирова, ул. (ШАНЫРАК-2)
- Ауэзова, ул.
- Ауэзова, ул. (КАЛКАМАН-2)
- Ауэзова, ул. (ОЖЕТ)
- Аханова, ул. (АКБУЛАК)
- Ахмедиярова, ул.
- Ахмедсафина, ул. (быв. Солонцовая, ул.)
- Ахметова, ул. (быв. Закарпатская ул.)
- Ахметова, ул. (ТАУГУЛЬ-3)
- Ахременко 2-я, ул.
- Ахременко, ул.
- Ахтанова, ул. (быв. Выборгская, ул.)
- Ахундова, ул.
- Ачинская, ул.
- Ашекеева, ул. (БОРАЛДАЙ)
- Ашекеева, ул. (ШАНЫРАК-1)
- Ашимбаева, ул. (быв. Кавалерийская, ул.)
- Ашхабадская, ул.
- Аэродромная, ул. (БОРАЛДАЙ)
- Аяз би, ул.
Б
- Байзакова, улица быв. Декханская, Пчеловодная ул.
- Байсеитовой, улица
- Бабушкина, улица
- Баканова, улица
- Баранского, улица быв. Гагарина пер.
- Баженова, улица
- Байкадамова, улица быв. Кихтенко
- Байтурсынова, улица быв. Космонавтов
- Балтийская, улица
- Барнаульская, улица
- Бартольда, улица быв. Молотова, Тополевская
- Безыменная, улица
- Безымянная, улица (Бостандыкский район)
- Безымянная, улица (Медеуский район)
- Богенбай батыра, улица быв. Кирова
- Болотникова, улица нынешнее Дуйсенова
- Бокейханова, улица быв. Аэродромная улица
- Ботанический, бульвар ныне бульвар Бухар Жырау
- Бурундайский, тракт
В
- Варшавская, улица
- Васильевская, улица позднее — Узун-Агачская.
- Виноградова, улица нынешнее Карасай Батыра
- Владимирская, улица
- Воскресенская, улица с 1927 года — Батрацкая, позднее — Расковой
- Восток-3, улица
- Выборгская, улица
Г
- Габдуллина, улица
- Гагарина, проспект
- Галилея, улица
- Гасфортская, улица затем — Константиновская, Караванная и Нагимы Арыковой. Названа в 1858 году в связи с приездом в Верный губернатора Западной Сибири Г. Х. Гасфорта.
- Гоголя, улица
- Городская, улица
- Горького, улица
- Гостинодворской, площадь
- Гражданская, улица
- Грушовая, улица
- Грузопассажирское, шоссе
Д
- Дачная, улица
- Дежнева, улица
- Джандосова, улица
- Джангильдина, улица
- Джетысуйскай, улица
- Дзержинского, улица нынещнее Наурызбай Батыра
- Дмитриевская, улица с годами — Казачья. Теперь носит имя сибирского казака Григория Потанина.
- Домостроительная, улица ныне проспект Улугбека
- Донорская, улица
- Донентаева, улица
- Достык, проспект быв. Ленина, проспект
- Дунайская, улица
- Дуйсенова, улица
- Докучаева, улица
Е
Ж
- Жарокова, улица
- Жданова, улица
- Жансугурова, улица быв. Белинского
- Железноводская, улица
- Желтоксан, улица бывшая проспект Мира
- Жибек-Жолы, улица быв. Горького ул., неофициально Арбат
З
- Заводская, улица сейчас улица Ж. Елибекова
- Закарпатская, улица сейчас улица Ахметова
- Заломова, улица
- Западная, улица сейчас улица С. Ескараева
- Звёздная, улица сейчас улица М. Беспакова
- Звенигородская, улица сейчас Ж. Кудерина
- Зенкова, улица бывшая Пролетарская
- Зенкова, улица (посёлок Горный Гигант) сейчас улица Алдар Косе
И
- Ильинская, улица ныне — Саркандская.
- Ильича, улица
- Интернациональная, улица
- Интернациональная, улица (пос. Заря Востока)
- Иссыкская, улица
К
- Кабанбай батыра, улица бывшая Калинина
- Кавалерийская, улица
- Карла Маркса, улица
- Карасай батыра, улица
- Кунаева, улица бывшая Карла Маркса
- Кихтенко, улица
- Клеверная, улица
- Клочкова, улица
- Клочкова, улица (Компот)
- Коктем 3, микрорайон
- Коммунистический, проспект ныне проспект Абылай хана
- Космонавтов, улица ныне Байтурсынова
- Калинина, улица неофициально в 50-е Бродвей
- Капальской, улица (ныне Д. Кунаева).
- Кирова, улица ныне Богенбай батыра
- Каргалинское, шоссе
- 1-я Кирпично-заводская, улица
- 2-я Кирпично-заводская, улица
- 3-я Кирпично-заводская, улица
- 4-я Кирпично-заводская, улица
- 8-я Кирпично-заводская, улица
- Красина, улица
- Красноармейская, улица
- Красногвардейский тракт ныне проспект Суюнбая
- Красных партизан, улица
- Кремлёвская, улицаныне Майлина
- Крепостная, улица
- Кульджинская, улица
- Куратова, улица
- Куусинена, улица
Л
- Ленина, проспект
- Ленина, площадь ныне площадь Астаны; употребляется чаще неофициальное название Старая площадь, по аналогии с Новой.
- Ленинградская, улица
- Ленинская смена, улица
- Лесная, улица
- Линии, улицы
- Липецкая, улица
- Лобачевского, улица
- Локомотивная, улица
- Луначарского, улица
- Лунная, улица
- Люблинская, улица или Любовинская, затем — Софийская. Улица делила Большую станицу на две равные части Софийским бульваром.
- Левского, улица
М
- Макатаева, улица
- Магнитогорская, улица
- Маркова, улица
- Мате Залки, улица
- Мельничная, улица
- Мечникова, улица
- Микояна, улица
- Мира, улица
- Михайловская, улица в советское время — Коннозаводская и Восток-3.
- Мичурина, улица
- Муканова, улица
- Мусрепова, бульвар
- Многоводная, улица
- Мориса Тореза, улица
Н
- Новая, площадь ныне площадь Республики
- Новосельская, улица
- Новочеркасская, улица
- Надеждинская, улица затем — Обуховская и Кавалерийская.
- Николаевская, улица затем — Джетысуйская.
- Никольской, улица быв. Сормовская.
- Нурпеисова, улица
О
- Обручева, улица
- Овчарова, улица
- Октябрьская, улица
- Офицерская, улица затем — Алматинская и Транспортная.
- Охотская, улица
П
- Пастера, улица быв. Кульджинская ул.
- Патриса Лумумбы, улица
- Петрова, улица
- Пионерская, улица
- Подгорная, улица
- Порт-Артура, улица
- Правды, улица
- Пригородная, улица
- Пролетарская, улица
- Пчеловодная, улица
Р
- Раимбека, проспект быв. пр. 50-летия Октября, улица Ташкентская, Ташкентская аллея.
- Республики, площадь быв. новая площадь. быв. пл. Брежнева
- Речная, улица
- Ровенская, улица
- Розовая, улица
- Розы Люксембург, улица
- Розыбакиева, улица
- Руднева, улица
С
- Садовая, улица затем — Пригородная.
- Саина, проспект
- Сатпаева, улица
- Севанская, улица
- Северная, улица
- Седова, улица
- Сейфуллина, проспект
- Семипалатинская, улица
- Слободская, улица
- Советская, улица
- Советской Конституции, улица
- Сормовская, улица
- Софийская, улица позднее — Тургенская.
- Софьи Ковалевской, улица
- Спортивная, улица
- Стадничука, улица
- Станиславского, улица
- Старокладбищенская, улица
- Степная, улица затем — Георгиевская, Демьяна Бедного, Новосельская.
- Суюнбая, проспект быв. Красногвардейский тракт
Т
- Талгарская, улица
- Татибекова, улица
- Тесленко, улица
- Тлендиева, улица (бывшая ул. Софьи Ковалевской)
- Толе би, улица (быв. ул. Гимназическая, Комсомольская)
- Торговая, улица (ныне ул. Жибек-Жолы).
- Трудовик, улица
- Толстого Льва, улица
- Тургут Озала, улица нынешнее Баумана
У
- Узун-Агачский, бульвар позже улица Бульварная, с 1899 Пушкинская
- Улугбека, проспект быв. ул. Домостроительная
- Университетская, улица
- Ушакова, улица
- Утемисова, улица
Ф
Х
Ц
- Цветочная, улица
- улица Циолковского (район Тастака)
Ч
Ш
Ю
Я
Напишите отзыв о статье "Список улиц Алма-Аты"
Литература
- Алма-Ата. Город, районы, улицы / сост. И. Маляр. — Наука, 1989. — 224 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-628-00631-9.
[alnaz.ru/almaty/istoriya-toponimov-tsentra-almaty.html Топонимы Алматы. Исторический центр Алматы в названиях улиц]
Отрывок, характеризующий Список улиц Алма-Аты
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.
Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
