Список улиц Ярославля
Поделись знанием:
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
|
|
Список улиц города Ярославля
Современные
Улицы
#
- 1 мая. Названа в честь даты Дня международной солидарности трудящихся. Упразднена в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- 18 марта. Названа в марте 1941 года в связи с празднованием 70-летия Парижской коммуны — 18 марта 1871 года центральный комитет Национальной гвардии публикует прокламацию о создании коммуны; находится в посёлке при фабрике «Парижская коммуна».
- 1905 года. Названа в 1979 году в честь года начала Первой русской революции.
- 50 лет ВЛКСМ. Названа в честь 50-летия ВЛКСМ (комсомола) в 1968 году.
- 8 марта. Названа в 1930-е годы в честь даты Международного женского дня.
А
- Авиамоторная. Возникла в начале 1960-х годов в посёлке лётчиков Сокол, ранее поблизости располагался аэродром.
- Авиаторов. Переименована в марте 1976 года по расположенному поблизости аэродрому ДОСААФ «Карачиха». Бывший 3-й проезд Кармановского посёлка.
- Авиационная. Возникла в начале 1960-х годов в посёлке лётчиков Сокол, ранее поблизости располагался аэродром.
- Автозаводская. Переименована в ноябре 1957 года, так как располагалась между Ярославским автозаводом и его посёлком; завод, однако, на следующий год был переименован в Ярославский моторный завод. Бывшая улица Стахановцев — в честь движения новаторов и передовиков производства в СССР.
- Академика Колмогорова. Открыта 19 мая 2008 года.
- Александра Невского. Названа в 1975 году в честь князя, полководца Александра Невского (1220—1263); родился в Переславле-Залесском ныне Ярославской области.
- Алмазная. Названа по условному адресу абонентского телеграфа (телетайпа), расположенной вблизи воинской части.
- Андропова (бывшая Ростовская улица, Казанская улица, Екатерининская улица, Крестьянская улица)
- Антипина. Названа в XIX веке по первому домовладельцу.
- Арефинская
Б
- Бабича. Названа в октябре 1977 в честь К. Е. Бабича (1894—1976) — председателя губернского военно-революционного комитета во время разгрома Ярославского восстания в 1918.
- Бабушкина. Названа в честь И. В. Бабушкина (1873—1906) — одного из первых российских рабочих социал-демократов, участника революции 1905—1907 годов.
- Багрицкого. Названа в честь Э. Г. Багрицкого (1895—1934) — поэта.
- Базарная. Названа в середине 1920-х годов по рынку (базару), существовавшему в 1920-е годы на территории улицы.
- Базовая. Названа в августе 1981.
- Бакуниха. Название присвоено в конце 1950-х годов и связано с расположением улицы на месте бывшей деревни Бакунино (вариант названия — Бакуниха).
- Балашова. Названа в октябре 1949 года в честь Героя Советского Союза А. И. Балашова (1905—1939) — лётчика; родом из Ярославля (из Норского, где и находится улица).
- Балочная. Названа по расположенной рядом балке-оврагу.
- Балтийская. Переименована в апреле 1983 года. Бывшая 5-я Железнодорожная.
- Батова. Названа в честь П. И. Батова (1897—1985) — советского военачальника; родился в Рыбинском уезде Ярославской губернии.
- Баумана. Названа в честь Н. Э. Баумана (1873—1905) — одного из руководителей российского революционного движения с 1890-х годов. Упразднена в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- Бахвалова. Названа в июле 1965 года в честь Героя Советского Союза В. П. Бахвалова (1914—1942) — лётчика; учился и работал в Ярославле. Бывшая 2-я линия Починок.
- Беговая. Названа в декабре 1976 по расположенному рядом ипподрому.
- Белинского. Названа в честь В. Г. Белинского (1811—1848) — критика, публициста.
- Береговая. Расположена на берегу речки Дунайки.
- Берёзовая. Переименована в марте 1976 года. Бывший 6-й Кармановский переулок.
- Блюхера. Названа в марте 1970 в честь В. К. Блюхера (1890—1938) — Маршала Советского Союза; родился в деревне Барщинка Рыбинского уезда Ярославской губернии.
- Богдановича. Названа в августе 1984 в честь М. А. Богдановича (1891—1917) — белорусского поэта; окончил в Ярославле мужскую гимназию (1908—1911) и Демидовский юридический лицей (1911—1916). Бывшая Большая Даниловская (в честь города Данилова Ярославской области).
- Болотная. Названа в июне 1927, в XIX веке вблизи находилась низина, болота.
- Больничная 1-я, 2-я, 3-я
- Большая Октябрьская (бывшая Большая Рождественская улица)
- Большая Фёдоровская (бывшая Широкая улица, Пролетарская улица, Большая Пролетарская улица, улица Емельяна Ярославского)
- Бондарная. Упразднена в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- Борки. Названа по деревне Бор, расположенной в сосновом бору.
- Боровая. Название присвоено в мае 1999 года по предложению Ярославской городской межведомственной комиссии по наименованию улиц.
- Братская. Названа в декабре 1976. Бывшая 2-я Нововоздвиженская.
- Брейтовская. Была заселена жителями деревень Брейтовского района.
- Брикетная. Названа по месту заготовки брикетов для коней кавалерийской школы.
- Будкина. Переименована в 1924 году в честь П. А. Будкина (1889—1919) — ярославского рабочего революционера, участника борьбы за установление советской власти в городе. Бывшая Прогонная.
- Бульварная
- Бутырская 2-я, 9-я. Названа по существовавшей здесь в XVII—XVIII веках Бутырской слободе (Бутырки — пригород, отделённый от города полем).
В
- Варакина. Названа в честь В. Д. Варакина (1883—1921) — рабочего-революционера, организатора социал-демократического кружка на Ярославской Большой мануфактуре.
- Верхний остров
- Верхняя. Расположена на холме.
- Весенняя. Бывшие 1-й и 2-й Кармановские переулки.
- Ветеранов. Бывшая 4-я Полевая.
- Вечерняя
- Вишнёвая
- Вишняки
- Воздвиженье
- Войкова. Названа в честь П. Л. Войкова (1888—1927) — революционера, дипломата.
- Воинова. Названа в январе 1966 года в честь И. А. Воинова (1884—1917) — рабочего-революционера; родился в Пошехонском уезде в крестьянской семье, в 1912—1914 годах был в ссылке в Ярославле.
- Вокзальная 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я. Названы по расположенному вблизи Московскому вокзалу.
- Волгоградская. Названа в честь города Волгограда.
- Волкова (бывшая Никольская (Николо-Надеинская) улица, Потерянная улица)
- Володарского (бывшая Пошехонская улица)
- Вольная
- Воровского. Названа в честь В. В. Воровского (1871—1923) — советского публициста, дипломата.
- Врачебная. Названа в марте 1976.
- Всполинское поле. Тавтология. Названа по железнодорожному полустанку Всполье (находящийся в поле), ныне вокзал Ярославль Главный.
- Высокая. Названа в декабре 1976.
- Выставочная
Г
- Гагарина
- Герцена. Названа в честь А. И. Герцена (1812—1870) — писателя, философа.
- Главная
- Гоголя
- Голубятная. Названа в декабре 1976.
- Гончарова. Названа в честь И. А. Гончарова (1812—1891) — писателя.
- Горная. Расположена на холме.
- Городищенская
- Городской вал
- Гражданская
- Гремячинская
- Громова. Названа в июне 1973 в честь А. Я. Громова (1892—1944) — участника разгрома Ярославского восстания, ярославского горуездного комиссара.
- Губкина. Названа в честь И. М. Губкина (1871—1939) — геолога, академика АН СССР.
- Гудованцева. Названа в честь Н. С. Гудованцева (1909—1938) — инженера-механика, командира дирижабля «СССР В-6».
- Гужевая. Располагалась некогда в Ямской слободе.
Д
- Дачная
- Дворовая
- Дегтяревская
- Декабристов. Названа в честь декабристов.
- Демьяна Бедного. Названа в честь Демьяна Бедного (1883—1945) — писателя, поэта.
- Депутатская (бывшая Сретенская улица)
- Добролюбова. Названа в честь Н. А. Добролюбова (1836—1861) — критика, публициста.
- Добрынина. Переименована в 1982 году в честь А. М. Добрынина (1916—1982) — генерального директора объединения «Автодизель» (г. Ярославль), Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий СССР. Бывшая Строителей.
- Докучалова. Названа в 1948 году в честь Героя Советского Союза П. С. Докучалова (1921—1947) — лётчика; ученика 13 и 45 школ города, воспитанника Ярославского аэроклуба.
- Нижняя и Средняя Долматово
- Домбровского. Названа в 1944 году в честь Я. Домбровского (1836—1871) — польского революционера, деятеля Парижской коммуны.
- Дорожная. Названа в марте 1976.
- Доронина. Названа в честь Героя Советского Союза И. В. Доронина (1903—1951) — участника спасения экипажа парохода «Челюскин».
- Достоевского. Названа в 1958 честь Ф. М. Достоевского (1821—1881) — писателя.
- Дружбы. Названа в марте 1976.
- Дружная. Переименована в апреле 1983. Бывшая 3-я Железнодорожная.
- Дунайская
Е
- Елены Колесовой. Названа в июне 1965 в честь Героя Советского Союза Е. Ф. Колесовой (1920—1942) — партизанки; родилась в деревне Колесово Ярославского уезда.
Ж
- Железнодорожная 6-я, 7-я, 8-я, 9-я, 11-я, 12-я
- Жилая 1-я, 3-я
- Житейская. Названа в декабре 1976.
- Жукова. Названа в 1948 году в честь Героя Советского Союза М. П. Жукова (1917—1943) — лётчика; воспитанника Ярославского аэроклуба, работал на Шинном заводе.
- Жуковского. Названа в честь Н. Е. Жуковского (1847—1921) — основоположника современной аэродинамики.
- Журавлёва. Названа в честь Валентина Ивановича Журавлева, инспектора ярославской ГАИ, погибшего 25 августа 1973 года при исполнении служебных обязанностей (при сопровождении колонны автобусов с румынскими детьми, подставил под удар патрульный автомобиль и ценой своей жизни спас детей). Бывшая Складская, по располагавшимся здесь складам.
З
- Забелицкая 1-я, 2-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я, 8-я. Названы по располагавшейся здесь Забелицкой слободе.
- Большая Заволжская
- Загородный сад. Ранее на этой улице располагался загородный сад.
- Задорожная. Названа в феврале 1977.
- Закгейма. Названа в 1927 году в честь Д. С. Закгейма (1895—1918) — председателя ярославского горисполкома.
- Заливная
- Заовинная
- Заостровка
- Запольская
- Запрудная
- Малая Заречная
- Заручейная. Названа в декабре 1976.
- Захарова. Названа в 1965 в честь Героя Советского Союза А. И. Захарова (1919—1944) — родился в деревне Тимошкино Мологского уезда Ярославской губернии, учился и работал в Рыбинске.
- Звёздная
- Звонкая
- Здоровья
- Зелёная
- Зеленцовская
- Зелинского. Названа в честь Н. Д. Зелинского (1861—1953) — одного из основоположников органического катализа и нефтехимии.
- Земельная. Названа в декабре 1976.
- Земляничная. Названа в марте 1976.
- Зимняя. Названа в декабре 1976.
- Златоустинская
- Зои Космодемьянской. Названа в 1948 году в честь Героя Советского Союза З. А. Космодемьянской (1923—1941) — партизанки.
И
- Иваньковская 1-я, 2-я, 3-я, 4-я. Улицы села Иваньково.
- Ильинская
- Индустриальная
- Институтская. Названа по расположенному на ней Ярославскому политехническому институту (ныне технический университет).
- Интернациональная
- Интернациональный посёлок
К
- Кавказская. Названа в честь Кавказа.
- Калинина. Названа в честь М. И. Калинина (1875—1946) — государственного и партийного деятеля; бывавшего в Ярославле в 1921 (XII губернский съезд Советов в здании, которое ныне I корпус Ярославского государственного университета), 1936 (I областной съезд передовиков-льноводов в Театре имени Волкова), 1942 (областное совещание работников сельского хозяйства, собрание партийного актива).
- Калмыковых. Переименована в 1967 году в честь отца и двух сыновей Калмыковых — участников революционного движения в Ярославле в 1905—1911 годах. Бывшая Кордная.
- Карабулина (бывшая Подосеновская улица)
- Карла Либкнехта
- Карьерная
- Кедрова (бывшая Христорождественская улица, Малая Варваринская улица, Малая Февральская улица, Февральская улица)
- Керамическая
- Кирова (бывшая улица Калинина, Угличская улица, улица Сулимова)
- Кирпичная
- Кленовая. Названа в марте 1976.
- Клубная
- Колхозная
- Колышкина. Названа в октябре 1979 года в честь Героя Советского Союза И. А. Колышкина (1902—1970) — подводника; родился в Рыбинском уезде Ярославской губернии.
- Кольцевая. Названа в марте 1976.
- Комарова. Переименована в июне 1980 в честь дважды Героя Советского Союза В. М. Комарова (1927—1967) — лётчика-космонавта. Бывшая 2-я Полевая.
- Коммунаров. Названа по фабрике «Парижская коммуна», находящейся неподалёку.
- Комсомольская (бывшая Богородицкая улица, Вологодская улица, Постоялая улица, Большая Линия постоялых дворов, Улица Большая Линия, Улица Линия Социализма)
- Кооперативная (бывшая Железная улица)
- Корабельная. Переименована в апреле 1983. Бывшая 2-я Железнодорожная.
- Короленко. Названа в честь В. Г. Короленко (1853—1921) — писателя.
- Короткая. Улица, действительно, короткая.
- Космонавтов
- Костромская. Переименована в июне 1927; направлена в сторону города Кострома. Бывшая Запольная.
- Котовского. Названа в честь героя Гражданской войны Г. А. Котовского (1881—1925).
- Красноармейская
- Красноборская, Красноборская 9-я
- Красноперевальская, Красноперевальская 2-я. Названы по расположенной недалеко фабрике «Красный Перевал».
- Красноперекопская, Красноперекопская 2-я. Улицы посёлка Красный Перекоп.
- Краснофлотская. Названа в честь Красного флота.
- Краснохолмская 1-я, 2-я. Названы по посёлку Красный Холм Ярославского района.
- Крестовая гора
- Кривова. Переименована в июле 1965 в честь Героя Советского Союза Н. А. Кривова (1922—1943) — лётчика; воспитанника Ярославского аэроклуба, родился и жил в Ярославле. Бывшая Ключевая.
- Крупской. Названа в честь Н. К. Крупской (1869—1939) — участницы революций, государственного и партийного деятеля; жила в 1875 году в Угличе Ярославской губернии, где её отец работал на писчебумажной фабрике.
- Крылова. Названа в честь И. А. Крылова (1769—1844) — баснописца.
- Кудрявцева. Переименована в июле 1965 года в честь Героя Советского Союза А. С. Кудрявцева (1909—1945) — танкиста; родился в селе Закобякино Любимского уезда Ярославской губернии. Бывшая Большая Даниловская.
- Кузнецова. Названа в январе 1966 в честь А. А. Кузнецова (1903—1944) — ярославского писателя, журналиста, собкорра газеты «Известия».
- Кузнечная. Названа в марте 1976.
- Кузьминская пустошь
- Куйбышева. Названа в честь В. В. Куйбышева (1888—1935) — участника революций, политического и государственного деятеля.
- Куропаткова. Переименована в 1945 году в честь Героя Советского Союза Н. Ф. Куропаткова (1915—1945) — танкиста; работал на ярославской фабрике «Красный Перевал». Бывшее Ярославское шоссе.
- Курчатова. Названа в честь И. В. Курчатова (1902—1960) — физика, руководителя работ по атомной науке и технике в СССР.
- Кутузова. Названа в честь М. И. Кутузова (1745—1813) — полководца, генерала-фельдмаршала, главнокомандующего в Отечественную войну 1812 года.
Л
- Лебедева. Названа в июле 1979 года в честь М. И. Лебедева (1884—1971) — революционера, председателя губернской ЧК в 1918—1919 годах; родился в Романов-Борисоглебском уезде.
- Лебедевская
- Леваневского. Названа в честь С. А. Леваневского (1902—1937) — лётчика, участника спасения парохода «Челюскин».
- Левитана. Названа в честь И. И. Левитана (1860—1900) — живописца.
- Лекарская
- Лермонтова. Названа в честь М. Ю. Лермонтова (1814—1841) — поэта.
- Лескова. Названа в честь Н. С. Лескова (1831—1895) — писателя.
- Лесная
- Лесозаводская
- Лётная
- Лизы Чайкиной. Названа в 1948 в честь Героя Советского Союза Е. И. Чайкиной — партизанки.
- Линейная
- Лисицына (бывшая Мышкинская улица)
- Лобачевского. Названа в честь Н. И. Лобачевского (1792—1856) — создателя неэвклидовой геометрии.
- Лодочная
- Локомотивная
- Ломоносова. Названа в честь М. В. Ломоносова (1711—1765) — первого русского учёного-естествоиспытателя и пр.
- Большая, Малая Луговая
- Лунная
- Лучезарная
- Большая, Малая Любимская. Названы по городу Любиму Ярославской области.
- Лютовская. Названа в феврале 1977 по близлежащему посёлку Лютово.
- Ляпидевского. Названа в честь А. В. Ляпидевского (1908—1983) — лётчика, участника спасения экипажа парохода «Челюскин».
- Ляпинская 2-я, 3-я, 4-я. Названы по расположенной неподалёку деревне Ляпино.
М
- Магистральная. Названа по проходящей параллельно железнодорожной магистрали.
- Майорова. Переименована в июле 1986 в честь Б. П. Майорова (1906—1967) — первого директора Новоярославского нефтеперерабатывающего завода. Бывшая Коллективная.
- Максимова (бывшая Всехсвятская улица, Комитетская улица)
- Маланова. Переименована в 1965 году в честь Героя Советского Союза А. А. Маланова (1917—1941) — лётчика; до войны жил в Ярославле, учился в школе № 40. Бывшая 1-я Новодуховская.
- Мамонтова. Названа в XIX веке по первому домовладельцу.
- Малая Октябрьская (бывшая Малая Рождественская улица)
- Мануфактурная. Название от Ярославской Большой мануфактуры. Ныне фабрика «Красный Перекоп».
- Марголина. Названа в июле 2006 года в честь В. Ш. Марголина (1928—2005) — директора Ярославского радиозавода в 1964—1996 годах. До этого была частью улицы Индустриальной.[2]
- Мастеровая
- Маяковского, Малая Маяковского
- Медведевская
- Межевая
- Мельничная, Мельничная 2-я
- Менделеева. Названа в июле 1965 в честь Д. И. Менделеева (1834—1907) — химика; открыл в Романов-Борисоглебском уезде Ярославской губернии завод по выработке смазочных масел, ныне Ярославский нефтеперерабатывающий завод им. Д. И. Менделеева. Расположена в жилом районе Нефтестрой.
- Менжинского. Названа в честь В. Р. Менжинского (1874—1934) — участника революций, чекиста, партийного деятеля; в 1903—1905 он жил и вёл революционную работу в Ярославле.
- Механизаторов
- Механическая. Названа в марте 1976.
- Минина. Названа в честь Кузьмы Минина (?-1616) — один из руководителей Второго народного ополчения, вместе с которым находился в Ярославле в апреле — июле 1612 года.
- Молодёжная
- Малая Московская
- Морозовская
- Мостецкая
- Моховая
Н
- Нагорная. Названа по соседней Туговой горе.
- Надёжная
- Наумова. Переименована в июле 1965 в честь Героя Советского Союза А. Ф. Наумова (1923—1943) — танкиста; до войны жил в Ярославле. Бывшая Подгорная (начинается под Туговой горой), Спорта.
- Нахимсона (ранее часть Большой Октябрьской улицы (бывшая Большой Рождественской))
- Национальная
- Некрасова (бывшая Улица Колупаиха, Романовская улица, Старая Романовская улица, Большая Романовская улица)
- Нестерова. Названа в декабре 1976 в честь П. Н. Нестерова (1887—1914) — основоположника высшего пилотажа.
- Нефтяников. Улица микрорайона Нефтестрой — от Новоярославского НПЗ.
- Низовая, Низовая 1-я, Низовая 2-я, Низовая 3-я
- Новая 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я, 8-я, 9-я
- Новодуховская, Новодуховская 1-я, Новодуховская 2-я, Новодуховская 3-я, Новодуховская 4-я, Новодуховская 5-я, Новодуховская 6-я. Улицы бывшей деревни Новодуховской.
- Новосёлковская. Улица деревни Новосёлки.
- Новостройка 1-я, 2-я
- Большая Норская. Главная улица посёлка Норское, названа так в 1945 году.
- Носкова. Переименована в июле 1965 в честь Героя Советского Союза А. М. Носкова (1924—1945); до войны жил в Ярославле, учился в школе № 40. Бывшая Ветошная.
- Ньютона. Назван в честь И. Ньютона — великого физика.
О
- Овинная
- Овражная
- Огородная
- Односторонняя
- Озёрная гривка. Располагается рядом с водоёмами.
- Окружная
- Опекушина. Названа в честь А. М. Опекушина (1838—1923) — скульптора; родился и умер в Ярославской области.
- Оранжерейная
- Ореховая. Названа в марте 1976.
- Осенняя
- Осипенко. Названа в честь Героя Советского Союза П. Д. Осипенко (1907—1939) — лётчицы.
- Осташинская. Названа по находящейся рядом деревне Осташинское.
- Островная 1-я, 2-я, 3-я, 4-я
- Островского. Названа в честь А. Н. Островского (1823—1886) — драматурга.
- Охотничья
П
- Павлика Морозова. Названа в 1959 году в честь Павлика Морозова (1918—1932) — пионера-героя.
- Павлова. Названа в июне 1965 в честь И. П. Павлова (1849—1936) — физиолога.
- Большая Павловская
- Памятная
- Панина. Названа в 1967 в честь Н. Н. Панина (1877—1955) — рабочего-революционера, одного из организаторов Северного рабочего союза, председателя Романов-Борисоглебского исполкома Совета (1918), председателя Ярославской губернской контрольной комиссии (1920—1923); родился в Романове-Борисоглебске.
- Панфилова. Переименована в марте 1977 в честь И. В. Панфилова (1893—1941) — советского военачальника. Бывшая 3-я Степная.
- Папанина. Названа в июле 1986 в честь И. Д. Папанина (1894—1986) — контра-адмирала, основателя и первого директора Института биологии внутренних вод в посёлке Борок Ярославской области, почётного гражданина Ярославской области.
- Пашуковская. по названию расположенной рядом деревни Пашуково
- Парижская Коммуна
- Парк им. XVI Партсъезда
- Парковая 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 9-я
- Парниковая
- Пархоменко. Названа в честь А. Я. Пархоменко (1886—1921) — участника Гражданской войны.
- Пекарская
- Первомайская (бывшая Казанская улица)
- Песочная
- Пестеля. Названа в честь декабриста П. И. Пестеля (1793—1826).
- Петра Алексеева. Названа в честь П. А. Алексеева (1849—1891) — одного из первых рабочих-революционеров, ткача.
- Пилотов
- Пионерская. На улице располагался Дворец пионеров (ныне Областной центр детей и юношества).
- Пирогова. Названа в честь Н. И. Пирогова (1810—1881) — основоположника военно-полевой хирургии.
- Писарева. Названа в честь Д. И. Писарева (1840—1868) — публициста и критика.
- Писемского. Названа в честь А. Ф. Писемского (1821—1881) — писателя.
- Победы (бывшая Мологская улица + Малая Петропавловская улица, улица Победы + улица Менделеева)
- Подбутырская
- Подгорная. Находится под Туговой горой.
- Подзеленье. Названа по стоявшей здесь до последней четверти XVIII века башне с «зельем» (дымным порохом зелёного цвета).
- Пожарского, Пожарского 1-я, Пожарского 2-я. Названы в честь Д. М. Пожарского (1578—1642) — полководец, один из руководителей Второго народного ополчения, вместе с которым находился в Ярославле в апреле — июле 1612 года.
- Ползунова. Названа в честь И. И. Ползунова (1728—1766) — одного из изобретателей теплового двигателя.
- Полиграфическая
- Полушкина роща
- Большие, Новые Полянки. Названы по располагавшейся здесь деревне Полянки.
- Полянская 1-я, 2-я
- Полярная. Названа в марте 1976.
- Поперечная 1-я, 2-я, 3-я, 5-я
- Попова. Названа в честь А. С. Попова (1859—1905) — изобретателя радиосвязи.
- Портовая, Портовая 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я
- Посохова. Переименована в ноябре 1963 года в честь И. П. Посохова (1915—1944) — лётчика; воспитанника Ярославского аэроклуба. Бывшая 1-я Бутырская.
- Почтовая (бывшая Спасская (Спасо-Нагородная) улица)
- Приветная
- Приволжская, Приволжская 1-я
- Пригородная. Находится в пригороде.
- Прилужская. Названа в декабре 1976.
- Приозёрная. Располагается рядом с водоёмами.
- Приречная, Приречная 1-я, 2-я, 3-я
- Продольная 1-я, 2-я, 3-я
- Проектируемая
- Пролетарская 1-я, 2-я, 4-я, Малая. Названы в честь пролетариата — рабочего класса. Малая переименована в августе 1924, бывшая Малая Фёдоровская по расположенной на ней Фёдоровской церкви (см. Большая Фёдоровская).
- Промышленная. Улица проходит через Северную промзону.
- Профсоюзная
- Прусовская
- Прямая. Названа в декабре 1976.
- Путевая 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я
- Пушкина (бывшая Улица Зарядье, Большая Даниловская улица)
- Пятницкая. Названа по расположенной на ней церкви Параскевы Пятницы в Калачной слободе.
- Пятовская 1-я, 2-я, 3-я, 4-я. Улицы деревни Пятовское.
Р
- Рабочая 1-я, 2-я, 3-я. Бывшие Передняя Крестовская, Средняя Крестовская, Задняя Крестовская.
- Радищева. Названа в честь А. Н. Радищева (1749—1802) — писателя.
- Разина. Названа в честь С. Т. Разина (ок. 1630—1671) — руководитель крестьянского восстания.
- Районная. Названа в декабре 1976.
- Ранняя. Названа в декабре 1976.
- Расковой. Названа в честь Героя Советского Союза М. М. Расковой (1912—1943) — лётчицы-штурмана.
- Рассветная
- Революционная (бывшая Сенная улица, Воскресенская улица, Революционная улица 1905 года)
- Редковицинская. Расположена на месте деревни Редковицыно.
- Республиканская (бывшая Духовская улица)
- Речная
- Родниковая
- Родничиха
- Розы Люксембург. Названа в честь Р. Люксембург (1871—1919) — одной из организаторов Коммунистической партии Германии.
- Ростовская. Названа по городу Ростову Ярославской области.
- Рыбинская (бывшая Малая Рыбинская улица)
- Рыкачёва. Названа в октябре 1959 в честь М. А. Рыкачёва (1840—1919) — учёного, академика Петербургской Академии наук; родился в селе Николаевском Романов-Борисоглебского уезда Ярославской губернии.
- Рылеева. Названа в честь декабриста К. Ф. Рылеева (1795—1826).
С
- Сабанеевская, Малая Сабанеевская
- Садовая
- Садоводческая
- Салтыкова-Щедрина (бывшая Никитская улица, Большая Рыбинская улица, Университетская улица)
- Самоходная
- Саукова. Названа в октябре 1977 в честь А. А. Саукова (1902—1964) — геохимика. Родился в деревне Чурилово, ныне Брейтовского района Ярославской области.
- Сафронова
- Сахарова. Названа в 1993 году в честь А. Д. Сахарова (1921—1989) академика, физика и общественного деятеля.
- Свердлова (бывшая Борисоглебская улица, Тутаевская улица)
- Светлая
- Свободы (бывшая Власьевская улица + Кондаковская улица, Большая Угличская улица)
- Северная 1-я, 2-я
- Седова. Названа в честь Г. Я. Седова (1877—1914) — гидрографа, полярного исследователя.
- Сельская. Названа в марте 1976.
- Семашко. Названа в честь Н. А. Семашко (1874—1949) — наркома здравоохранения РСФСР; был в Ярославле в 1927 году (доклады на фабрике «Красный Перекоп» и губернском съезде врачей).
- Сергейцевская, Сергейцевская 3-я, названы по селу Сергейцево.
- Сергея Новожилова. Переименована в сентябре 1962 в честь С. А. Новожилова (1918—1943) — лётчика; воспитанника Ярославского аэроклуба. Бывшая Забелицкая.
- Серго Орджоникидзе. Названа в июне 1976 года в честь Серго Орджоникидзе (1886—1937) — участника революций, партийного и государственного деятеля.
- Серова. Названа в честь Героя Советского Союза А. К. Серова (1910—1939) — лётчика.
- Сибирская. Названа в декабре 1976 года в честь Сибири.
- Сиреневая. Названа в декабре 1976.
- Складская
- Слепнёва. Названа в честь Героя Советского Союза М. Т. Слепнёва (1896—1965) — лётчика, участника спасения экипажа парохода «Челюскин».
- Слободская
- Смежная. Названа в марте 1976.
- Смоленская 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я. Названы по селу Смоленскому на месте бывшего во 2-й половине 17 века Смоленского мужского монастыря, названного в свою очередь по Смоленской иконе Божией Матери.
- Смолякова. Названа в марте 1952 года в честь Ф. Ф. Смолякова — революционера; работника Урочских железнодорожных мастерских. Бывшая Большая Роговская.
- Снежная. Названа в декабре 1976.
- Собинова (бывшая Срубная улица + улица Нетеча, Семеновская улица, Срубная улица + Улица Циммервальда)
- Советская (бывшая Пробойная улица, Ильинская улица)
- Совхозная. Переименована в марте 1952. Бывшая 1-я Торфяная.
- Согласная
- Сокол, Сокол 2-я, названы по позывному военной авиабазы времен Великой Отечественной войны.
- Солнечная
- Соловьёва. Названа в честь Н. В. Соловьёва (1874—1922) — хирурга Ярославской губернской земской больницы, которая ныне носит его имя.
- Сосновая. Названа в 1994 году по растущим в окрестностях этой улицы соснам.
- Сосновый Бор
- Софьи Ковалевской. Названа в честь С. В. Ковалевской (1850—1891) — математика и механика, первой в мире женщины-профессора.
- Софьи Перовской. Названа в честь С. Л. Перовской (1853—1881) — революционерки, одного из руководителей «Народной воли».
- Союзная. Названа в декабре 1924 года в честь Советского Союза. Бывшая Архангельская в честь города Архангельск.
- Спартаковская
- Спортивная. Переименована в апреле 1983. Бывшая Крайняя.
- Средняя
- Станция Филино 295 км
- Старицкая
- Старокостромская
- Старомосковская
- Старые Куксенки. Названа по деревне Куксенки.
- Стачек. Переименована в сентябре 1924 года в честь стачек. Бывшая Широкая.
- Столярная
- Стопани. Названа в честь А. М. Стопани (1871—1932) — участника революций, государственного деятеля; основатель первого в городе марксистского кружка, принимал участие в работе Северного комитета РСДРП.
- Сторожевая. Названа в марте 1976.
- Стрелецкая
- Строителей
- Суворова (п. Лесозаводский)
- Суворовская, Суворовская 2-я. Названы в честь С. А. Суворова (1869—1918) — революционера; члена Ярославского Совета рабочих депутатов.
- Судостроителей. Переименована в апреле 1983. Бывшая Пионерская.
- Суздальская. Названа по городу Суздалю; ведёт приблизительно в его сторону.
- Суркова (бывшая Благовещенская улица, Школьная улица)
- Сусанина. Названа в честь И. О. Сусанина (?-1613) — героя Русско-польской войны 1605—1618 годов, крестьянина Костромского уезда.
Т
- Таборская. По легенде в 1612 году здесь располагалось табором (лагерем) Второе народное ополчение.
- Талалихина. Названа в честь Героя Советского Союза В. В. Талалихина (1918—1941) — лётчика, один из первых, кто применил ночной таран.
- Тарная 1-я, 2-я
- Татарская
- Тверицкая 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я
- Творогово Средняя, Нижняя
- Твороговский ручей
- Театральная
- Тепличная. Названа в декабре 1976.
- Терешковой (бывшая Петровская дорога, Голубятная улица, Петропавловская улица)
- Большая, Малая Техническая
- Титова. Названа в 1963 году в честь Г. С. Титова (1935—2000) — лётчика-космонавта.
- Тихая
- Ткацкая. Названа в июне 1927.
- Толстого. Названа в честь Л. Н. Толстого (1828—1910) — писателя.
- Тормозная 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я
- Торфяная, Торфяная 1-я
- Тракторная
- Транспортная 2-я
- Трефолева (бывшая Казанская улица, Большая Варваринская улица, Большая Февральская улица)
- Тропинская, Малая Тропинская. Названы по расплагавшейся вблизи них Николотропинской церкви (церковь Николы-на-Тропе).
- Трудовая
- Труфанова
- Туговская. Названа в 1927 году по близлежащей Туговой горе.
- Тулупова. Названа в XIX веке по первому домовладельцу.
- Туманова. Названа в 1975 в честь Героя Советского Союза И. Н. Туманова (1924—1973) — разведчика; родился в деревне Григорово Любимского уезда Ярославской губернии, работал на Ярославском электромашиностроительном заводе.
- Тургенева. Названа в честь И. С. Тургенева (1818—1883) — писателя.
- Тутаевская 2-я. Названа в 1924 году по городу Тутаеву.
У
- Угличская (бывшая Малая Угличская улица + Угличское шоссе)
- Ударная
- Узловая. Названа в марте 1976.
- Университетская. На ней расположен один из корпусов и общежитие Ярославского университета им. П. Г. Демидова, изначально предполагалось строительство целого университетского городка.
- Урицкого. Названа в июле 1965 в честь М. С. Урицкого (1873—1918) — революционера, чекиста.
- Урочская. Улица расположена рядом с речкой Урочь.
- Утренняя
- Ухтомского. Названа в июне 1959 в честь А. В. Ухтомского (1876—1905) — машиниста (улица рядом с вокзалом Ярославль-Главный), участника Революции 1905 года.
- Ушинского (бывшая Стрелецская улица, Красная улица)
Ф
- Фабричная
- Флотская (бывшая Воздвиженская улица)
- Фруктовая
- Фурманова. Переименована в 1951 году в честь Д. А. Фурманова (1891—1926) — писателя; в 1918—1919 годах принимал участие в формирование для фронта воинских частей Ярославского военного округа.
Х
- Халтурина. Названа в честь С. Н. Халтурина (1856/1857 — 1882) — одного из первых рабочих-революционеров, основавшего «Северный союз русских рабочих», член исполкома «Народной воли».
- Харитонова. Названа в честь Ф. М. Харитонова (1889—1943) — участника Гражданской и Великой Отечественной войн, генерал-лейтенанта. До 1918 года жил и работал в Рыбинске.
- Хвойная
- Большая и Малая Химические. Бывшие Большая и Малая Предтеченские (проложены от церкви Иоанна Предтечи)
- Хлебная
- Хользунова. Названа в честь Героя Советского Союза В. С. Хользунова (1905—1939) — лётчика.
- Хуторская, Малая Хуторская
Ц
- Цветочная. Названа по речке Цветочке (приток речки Урочь), ныне, усилиями Вагоноремонтного завода, превращенную в речку «Вонючку».
- Центральная. Центральная улица посёлка Парижская Коммуна.
Ч
- Чаадаева. Названа в 1950 году в честь философа П. Я. Чаадаева (1794—1856).
- Чайковского (бывшая Любимская улица)
- Чапаева. Названа в честь В. И. Чапаева (1887—1919) — участника Гражданской войны.
- Червонная
- Чернопрудная
- Чернышевского. Названа в честь Н. Г. Чернышевского (1828—1889) — писателя и критика.
- Чехова. Названа в честь А. П. Чехова (1860—1904) — писателя; 3 раза приезжал в Ярославль.
- Чкалова
Ш—Щ
- Шандорная
- Шевелюха. Названа по речке Шевелюхе.
- Шевченко. Названа в честь Т. Г. Шевченко (1814—1861) — поэта. Упразднена в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- Шоссейная 1-я, 2-я
- Шпальная
- Штрауса. Названа в честь И. Штрауса (1825—1899) — композитора.
- Щапова. Названа в июле 1965 в честь Героя Советского Союза Б. Д. Щапова (1921—1944) — лётчика; воспитанника Ярославского аэроклуба, учился в школе № 36, расположенной на этой улице, работал на Шинном заводе.
- Щемиловка
- Щепкина. Названа в честь М. С. Щепкина (1788—1863) — актёра; в 1856 и 1858 годах играл в Ярославском драматическом театре.
- Щорса. Названа в честь Н. А. Щорса (1895—1919) — героя Гражданской войны.
Ю—Я
- Юдовская
- Юности
- Яблоневая
- Яковлевская, Яковлевская 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я. Улицы бывшего села Яковлевского (ныне часть Ярославля).
- Ямская. Бывшая Ямская слобода, где в XVI—XVIII веках жили ямщики, обслуживающие тракт Москва — Ярославль — Архангельск.
- Ярославль Главный
- Ярославская
- Ясная
Бульвары
- Мира
- Первомайский. Бывший Казанский — на нём расположен Казанский монастырь.
Деревни
Линии
- 16-я, 17-я, 19-я, 21-я, 23-я, 25-я, 27-я, 29-я линии посёлка Второе Брагино
- Костромская
- Московская
- Починки 1-я, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я, 8-я, 9-я, 10-я, 11-я, 12-я, 13-я, 14-я, 15-я. См. также Бахвалова.
- Творогово 2-я, 4-я, 5-я, 6-я, 7-я, 8-я, 9-я, 10-я, 11-я, 12-я, 13-я, 14-я, 15-я, 16-я, 17-я, 18-я, 19-я, 20-я, 20а, 21-я, 22-я, 23-я, 24-я, 25-я, 26-я, 27-я, 28-я, 29-я
Набережные
- Волгостроевская. По левому берегу Волги в посёлке Волгострой.
- Волжская. По правому берегу Волги в центре города.
- Закоторосльная 1-я, 2-я По правому берегу Которосли ниже и выше Московского проспекта.
- Которосльная. По левому берегу Которосли в центре города.
- Нововоздвиженская 1-я. По левому берегу Волги на самом севере города.
- Норская 1-я, 2-я. Набережные по правому берегу Волги в посёлке Норское ниже и выше реки Нора.
- Портовая. По правому берегу Волги ниже Которосли.
- Тверицкая. Набережная по левому берегу Волги в посёлке Тверицы.
- Набережная реки Урочь. По реке Урочь.
Переулки
А-И
- Багрицкого
- Базарный
- Безымянный
- Больничный. Упразднён в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- Бондарный 2-й
- Боровой 1-й, 2-й, 3-й, 4-й
- Брейтовский 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й
- Бутырский 1-й, 2-й, 3-й
- Вокзальный 1-й, 2-й, 3-й, 4-й
- Вологодский
- Воровского
- Гагаринский
- Герцена
- Глиняный
- Гоголя
- Горный
- Городищенский 1-й, 2-й
- Дачный
- Дегтяревский 1-й, 2-й
- Дегтяревский
- Демидовский
- Депутатский (бывший Сретенский переулок)
- Докучалова
- Дорожный 1-й
- Доронина
- Достоевского 1-й, 2-й
- Дунайский 1-й, 2-й, 3-й
- Железнодорожный, Железнодорожный 5-й
- Жуковского
- Заводской
- Заволжский 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й
- Заднепродольный
- Закгейма
- Заречный 1-й, 2-й, 3-й, 4-й
- Иваньковский 1-й, 2-й
- Ильинский
- Индустриальный
К
- Кармановский. Назван в марте 1976 года по находившемуся здесь ранее Кармановскому посёлку.
- Ключевой
- Колодезный
- Коммунаров
- Коровницкий
- Короткий
- Которосльной
- Красноперевальский
- Красноперекопский
- Краснохолмский 1-й, 2-й
- Критского (бывший Мякушкин переулок, Никольский (Николо-Надеинский) переулок, Потерянный переулок)
- Крупской
- Крутой
- Куропаткова, Куропаткова 2-й
- Кучерской
Л-Р
- Леваневского
- Леонтьевский
- Лесной, Лесной 2-й
- Луговой 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й
- Малый
- Маяковского 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й, 13-й, 14-й, 15-й
- Мельничный
- Минина
- Морозовский
- Малый Московский
- Мукомольный
- Набережный
- Нагорный
- Народный (бывший Соколовская улица, Холщевников переулок, Губернаторский переулок)
- Норский 2-й, 3-й, 4-й
- Овинный
- Овражный 1-й, 2-й, 3-й
- Окружной 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 6-й, 7-й
- Октябрьский
- Островского, Островского 2-й
- Первомайский
- Песочный
- Петра Алексеева
- Писарева
- Подбутырский
- Подвойского
- Пожарского 1-й, 2-й
- Приречный 1-й
- Продольный 1-й, 2-й
- Пролетарский
- Пугачёвский. Назван в честь Е. И. Пугачёва (1740/1742-1775) — предводителя Крестьянской войны 1773—1775. Упразднён в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- Путевой 4-й, 5-й, 6-й, 7-й
- Путейский
- Пятовский 1-й, 2-й, 3-й
- Разина
- Расковой
- Речной
- Родниковый
- Рыночный
С-Я
- С. Ковалевской 1-й, 2-й
- С. Перовской
- Сабанеевский 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й
- Сквозной
- Складской
- Слепнева, Слепнева 1-й, 2-й
- Смоленский 1-й, 2-й
- Советский (бывший Ильинский переулок)
- Солнечный
- Средний
- Старокостромской
- Суворовский 1-й, 2-й
- Суздальский 1-й, 2-й, 3-й
- Татарский
- Татрный
- Тверицкий 1-й, 2-й
- Текстилей
- Тепловой
- Толчковский 2-й. Находится в слободе Толчково.
- Торговый (бывш. Малая Линия)
- Тормозной 2-й, 3-й, 4-й, 5-й, 6-й
- Торфяной 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й
- Транспортный 1-й, 2-й
- Тропинский 2-й. Находится в слободе Тропино.
- Тутаевский
- Ударный 1-й, 2-й, 3-й
- Физкультуры
- Филинский
- Флотский. Упразднён в 2011 году в связи с фактическим исчезновением.[1]
- Хуторской 3-й
- Центральный
- Шевелюха
- Шпальный
- Южный
- Яковлевский
- Ямской. Находится в Ямской слободе.
Посёлки
- 50-го Завода
- Вакарево
- Великий
- Дудкино
- Заготскот
- Лесозавода
- Нефтебазы
- Октябрьский
- Павловский
- Парижская Коммуна
- Пашуково
- Первомайский
- Починки
- Прибрежный
- Силикатного завода
- Шпалозавода
- Скобыкино
- Творогово
- Текстилей
- Толга
- Фрольцево
Площади
- Богоявленская. Названа по расположенной на ней Богоявленской церкви. В советское время носила имя В. Н. Подбельского (1887—1920) — советского государственного и партийного деятеля; участвовал в подавлении Ярославского восстания. До революции называлась Рождественской по располагавшейся на ней церкви Рождества Богородицы.
- Волкова. Названа в честь Ф. Г. Волкова — основателя первого русского публичного профессионального театра, это произошло в Ярославле; на площади находится Театр имени Волкова и памятник ему. Бывшая Власьевская по располагавшейся на ней Власьевской церкви, и Театральная по театру.
- Комсомольская. Названа в честь Комсомола. Бывшая Фабричная.
- Красная. Красная — красивая, также коммунистическая; на площади расположен главный памятник Ленину в городе. Бывшая Семёновская по располагавшейся на ней Семёновской церкви.
- Карла Маркса. Названа в честь К. Маркса (1818—1883) — основоположника научного коммунизма.
- Мира. От слова мир.
- Октябрьская. Названа в честь Октябрьской революции.
- Подвойского. Названа в честь Н. И. Подвойского (1880—1948) — участника революции, военного и партийного деятеля; в 1901—1905 учился в Демидовском юридическом лицее. Перед Московским железнодорожным вокзалом.
- Советская. Названа в честь Советов, на неё располагался их дом, ныне Администрация Ярославской области. Часть бывшей Ильинской площади, по расположенной на ней Ильинской церкви.
- Торговая
- Труда. Названа от слова труд. Бывшая Сенная по располагавшемуся на ней Сенному рынку.
- Челюскинцев. Названа в честь «челюскинцев». Часть бывшей Ильинской площади (см. выше).
- Юбилейная. Переименована в 1960 году в честь 950-летия Ярославля; за площадью расположен Юбилейный парк. Бывшая Автозаводская по Ярославскому автозаводу.
- Юности. На площади располагается театр юного зрителя.
- Ярославль-Главный. Названа по расположенному на ней вокзалу Ярославль-Главный. Ранее называлась Привокзальная.
Проезды
- Архангельский. Назван в 1975 году в честь города Архангельска.
- Деповский
- Доброхотова. Назван в июле 1980 в честь Н. Ф. Доброхотова (1879—1938) — первого председателя ярославских губ- и горисполкомов (1917—1918).
- Домостроителей. Назван в августе 1984.
- Кольцова
- Крестьянский. Бывший Масляный пролом.
- Овинный
- Матросова. Назван в 1968 году в честь Героя Советского Союза А. М. Матросова (1924—1943), закрывшего своим телом амбразуру пулемётного дзота.
- Большой Московский, Большой Московский 1-й, 2-й
- Моторостроителей. Назван в июле 1982.
- Мурманский. Назван в декабре 1975 по городу Мурманску.
- Парашютный
- Парковый, Парковый 1-й, Парковый 2-й, Парковый 3-й, Парковый 4-й, Парковый 5-й, Парковый 6-й, Парковый 7-й
- Подвойского
- Промышленный 1-й, 2-й
- Реактивный
- Революционный. Переименован по параллельной ему Революционной улице. Бывший Верёвочный пролом.
- Республиканский. Начинается от Республиканской улицы.
- Связистов. Назван в декабре 1981.
- Сокол 1-й, 3-й, 16-й, 20-й
- Творогово 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 9-й, 10-й, 11-й, 12-й, 13-й
- Тропинский 2-й
- Ухтомского
- Ушакова. Назван в честь Ф. Ф. Ушакова (1744—1817) — флотоводца; родился в деревне Бурнаково ныне Рыбинского района Ярославской области.
- Шавырина. Назван в 1976 в честь Б. И. Шавырина (1902—1965) — конструктора. Родился в Ярославле, окончил Ярославский рабфак.
- Школьный
- Щемиловский
- Ямской 1-й, 2-й, 3-й, 4-й
Проспекты
- Авиаторов (бывш. Вологодская улица)
- Дзержинского (бывш. улица Дзержинского)
- Ленина (бывш. Проспект Шмидта)
- Ленинградский (бывш. Ленинградское шоссе)
- Октября (бывш. Дворянская улица, Гражданская улица)
- Машиностроителей. Назван в декабре 1973; на нём расположен СКБ «Машприбор».
- Московский (бывш. Большая Московская улица)
- Толбухина (бывш. Петровская улица, Пушкинская улица, улица Толбухина)
- Фрунзе
Станции
- Полянки. Станция Полянки.
- Приволжье. Станция Приволжье.
- Пристань. Станция Пристань.
- Урочь. Бывшая станция Урочь.
- Филино. Станция Филино.
Съезды и спуски
- Волжский спуск
- Красный съезд (бывший Семёновский спуск)
- Флотский спуск. Бывший Воздвиженский по расположенной рядом церкви Воздвижения Креста Господня.
- Пятницкий съезд. От Церкви Параскевы Пятницы в Калачной слободе.
Территории
- Речной порт
- Северная подстанция
- Тяговая подстанция
- Южная подстанция
Тупики
- Бутырский 2-й
- Е. Ярославского (см. улицу Фёдоровская Большая).
- Московский, Московский Большой
Шоссе
- Костромское. Ведёт в сторону Костромы.
- Мельничное
- Новокостромское
- Силикатное. На нём расположен Ярославский завод силикатного кирпича.
- Старокостромское
- Суздальское
- Тормозное. Названо по располагавшемуся на нём до 1952 года Ярославскому тормозному заводу, ныне Ярославский радиозавод.
- Тутаевское. Ведёт в сторону Тутаева.
На 1911 год
Улицы
- Архангельская. Ныне заволжский съезд с Октябрьского моста.
- Антипека
- Безымянная
- Благовещенская. Ныне Суркова.
- Большая линия. Ныне Комсомольская.
- Борисоглебская. Ныне Свердлова.
- Бутырская. Ныне Посохова.
- Варваринская. Ныне Трефолева.
- Вармина
- Ветошная. Ныне Носкова.
- Власьевская. Ныне начало улицы Свободы.
- Владимирская. Ныне часть улицы Рыбинской.
- Воздвиженская
- Вологодская. Ныне начало проспекта Авиаторов (в пределах Твериц).
- Воскресенская. Ныне Революционная.
- Голубятная. Ныне часть улицы Терешковой.
- Большая Даниловская. Ныне Богдановича.
- Малая Даниловская. Застроена.
- Дворянская. Ныне проспект Октября.
- Дектярёвская
- Духовская. Ныне Республиканская.
- Екатериненская. Ныне Андропова.
- Железная. Ныне Кооперативная.
- Железнодорожная
- Зарядье. Ныне Пушкина.
- Заводская
- Захарова
- Зеленцова
- Ильинская. Ныне часть Советской улицы после Красной площади.
- Казанская. Ныне Первомайская.
- Коровницкая
- Крестовская Передняя, Средняя и Задняя
- Лекарская. Сохранила название.
- Лесная. Сохранила название.
- Любимская. Ныне Чайковского.
- Мамонтова. Сохранила название.
- Мельничная. Сохранила название.
- Большая Московская. Ныне Московский проспект.
- Малая Московская. Сохранила название.
- Мологская. Ныне Победы.
- Миллионная
- Мышкинская. Ныне Лисицына.
- Нагорная. Сохранила название.
- Нетеча. Ныне начало улицы Собинова.
- Никитская. Ныне часть улицы Салтыкова-Щедрина.
- Никольская. Ныне Волкова.
- Овинная. Сохранила название.
- Павловская. Ныне Большая Павловская.
- Большая Петропавловская. Ныне часть улицы Терешковой.
- Малая Петропавловская. Ныне часть улицы Победы.
- Петровская. Ныне проспект Толбухина.
- Петромитрополитская
- Передки
- Пошехонская. Ныне Володарского.
- Поперечная. Ныне 1, 2 и 3-я Поперечные.
- Подгорная. Ныне Наумова.
- Подосеновская. Ныне Карабулина.
- Пробойная. Ныне часть Советской.
- Предтеченские Большая и Малая
- Пятницкая. Сохранила название.
- Прогонная. Ныне Будкина.
- Большая Романовская. Ныне Некрасова.
- Малая Романовская
- Большая Рождественская. Переименована в Большую Октябрьскую, из которой в дальнейшем выделены улица Нахимсона и Богоявленская площадь (Спасо-Преображенский монастырь).
- Малая Рождественская. Ныне Малая Октябрьская.
- Большая Рыбинская. Ныне часть улицы Салтыкова-Щедрина.
- Малая Рыбинская и Рыбинская. Ныне часть Рыбинской.
- Семёновская
- Северная. Сохранила название.
- Спасская. Ныне Почтовая.
- Сретенская. Ныне Депутатская.
- Стрелецкая. Ныне Ушинского.
- Стрелецкая. Сохранила название.
- Суринская
- Таборская. Сохранила название.
- Тверицкая 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 5-я. Сохранили название.
- Тропинская. Сохранила название.
- Тулупова. Сохранила название.
- Большая Угличская. Ныне часть улицы Свободы.
- Малая Углическая. Ныне Угличская.
- Фабричная. Сохранила название.
- Большая Фёдоровская. Название возвращено.
- Малая Фёдоровская. Ныне Малая Пролетарская.
- Шиловская
Переулки
- Губернаторский. Ныне Народный.
- Даниловский. Застроен.
- Демидовский. Сохранил название.
- Кучерской. Сохранил название.
- Никольский
- Шапулинский
Проломы
- Верёвочный. Ныне Революционный проезд.
- Масленый
- Сретенский
Съезды
- Воздвиженский. Ныне Флотский.
- Волжский. Ныне спуск.
- Мякушкинский
- Семёновский. Ныне Красный.
Слободы
- Бутырская
- Донская
- Козья слободка
- Ново-Борисоглебская
- Ново-Троицкая
Площади
- Богоявленская. Название возвращено.
- Власьевская. Застроена.
- Ильинская. Разделена на Советскую и Челюскинцев.
- Лесная. Ныне парк у Октябрьской площади.
- Соборная. Названа по располагавшемуся на ней Успенскому собору. Ныне переделана.
- Семёновская. Ныне Красная.
- Сенная. Ныне Труда.
- Театральная. Ныне Волкова.
Бульвары
- Некрасовский. Ныне часть Первомайского бульвара от Красной площади до Волжской набережной.
- Казанский. Ныне часть Первомайского бульвара от Красной площади до площади Волкова.
- Волжская набережная. Сохранила название.
Скверы
- Вахрамеевский
- Власьевский
Станции
- Урочь
- Ярославль-Город. Ныне Ярославль-Московский.
- Всполье. Ныне Ярославль-Главный.
- Городская
- Электрическая
Новые улицы
- Михайловская, Малая Михайловская, Михайловский переулок — по близлежащему посёлку Михайловский Ярославского района.[3]
- Донская[3]
- Большая Забелицкая, Малая Забелицкая — по посёлку Забелицы.[3]
- Пашуковская — по деревне Пашуково в составе Ярославля.[4]
- Станционная — ведёт к железнодорожной станции.[3]
- Технопарковая — рядом строится «технопарк».[5]
Напишите отзыв о статье "Список улиц Ярославля"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [kp.ru/online/news/910854/ В Ярославле меняют названия улиц]. Комсомольская правда. 09.06.2011.
- ↑ [yaroslavl.rfn.ru/rnews.html?id=30493 В Ярославле появится улица имени Владимира Марголина]. ГТРК «Ярославия»
- ↑ 1 2 3 4 [www.city-news.ru/article/obcshestvo/2505-est-ulitsy-tsentralnye-krasivye-i-vazhnye.html Есть улицы центральные, красивые и важные…]. Городские новости. 26.05.2010.
- ↑ [www.goldring.ru/news/show/100495/ ГУБЕРНСКИЕ ВЕСТИ] // Золотое кольцо. — 19 сентября 2011.
- ↑ Владимирова Т. [www.sevkray.ru/news/5/57574/ Пройду по Технопарковой…] // Северный край. — 20 сентября 2011.
Литература
- Козлов П. И., Маров В. Ф. Ярославль (путеводитель-справочник). — Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1988. — 240 с. — 100 000 экз.
- Ярославль: историко-топонимический справочник / под ред. А. Ю. Данилова, Н. С. Землянской. — Ярославль: РИЦ МУБиНТ, 2006. — 208 с.
Ссылки
- [www.moi-jaroslavl.ru/index.php/ulizi-jaroslavlja.html Улицы Ярославля]. Мой Ярославль
- [www.yargid.ru/index.php?option=com_content&view=category&layout=blog&id=54&Itemid=180 История улиц и площадей Ярославля]. YarGid.ru
Отрывок, характеризующий Список улиц Ярославля
Данило не отвечал и помигал глазами.– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.
Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
