Список умерших в 1899 году
Поделись знанием:
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
|
В этой статье представлен список известных людей, умерших в 1899 году.
См. также: Категория:Умершие в 1899 году
Январь
- 1 января — Дмитрий Святополк-Мирский (74) — русский генерал, участник Кавказских походов, Крымской войны и русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
- 3 января — Дмитрий Григорович (77) — русский писатель и искусствовед.
- 9 января — Аполлон Скальковский (90) — российский и украинский учёный, исследователь истории Украины, писатель и издатель.
- 17 января — Камилло Эверарди (73) — певец (баритон) и педагог бельгийского происхождения.
- 26 января — Адольф Дэннери — французский драматург.
- 29 января — Альфред Сислей (59) — французский художник английского происхождения.
Февраль
- 3 февраля — Юлиуш Коссак (74) — польский художник-баталист.
- 6 февраля — Лео фон Каприви (67) — рейхсканцлер Германии в 1890 — 1894 годах.
- 25 февраля — Пол Рейтер (83) — предприниматель, журналист, основатель крупнейшей информационной компании (телеграфного агентства «Рейтер»).
Март
- 1 марта — Иван Любимов — российский предприниматель.
- 4 марта — Василий Белозерский — украинский общественно-политический и культурный деятель, либерал, журналист, редактор журнала «Основа».
- 14 марта — Хейман Штейнталь (75) — немецкий филолог и философ.
- 20 марта — Марта Плэйс (44) — первая женщина, казнённая на электрическом стуле.
- 27 марта — Юлий Ставровский-Попрадов (49) — закарпатский поэт, грекокатолический священник.
Апрель
- 1 апреля — Леонард Маркони — львовский скульптор, педагог итальянского происхождения. Мастер архитектурной пластики эпохи историзма.
- 3 апреля — Андрей Малов — протоиерей.
- 3 апреля — Матвей Троицкий (63) — русский психолог, философ; представитель эмпирической философии в России, инициатор создания и первый председатель Московского психологического общества.
- 12 апреля — Анри Бек (61 или 62) — французский драматург, автор известных пьес «Вороны» и «Парижанка»; по другим данным, умер в мае.
- 14 апреля — Афанасий Бычков (80) — русский историк, археограф, библиограф, палеограф, академик Петербургской Академии наук (1869), директор Императорской публичной библиотеки (1882—1899), член Государственного совета (с 1890).
- 22 апреля — Иоганн Кёлер (73) — эстонский художник, основоположник эстонской живописи.
Май
- 10 мая — Николай Ренненкампф (66) — русский юрист, педагог, учёный, профессор и ректор Киевского университета святого Владимира, городской голова г. Киева.
- 17 мая — Иосиф Рабинович (61) — еврейский публицист и общественный деятель.
- 25 мая — Василий Васильевский (61) — российский византинист, академик Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук.
- 25 мая — Эмилио Кастелар-и-Риполь (66) — испанский политик, писатель и историк, президент Испанской республики в 1873 — 1874 годах.
- 31 мая — Егор Старицкий (73) — российский судебный деятель.
Июнь
- 3 июня — Иоганн Штраус (сын) (73) — австрийский композитор, дирижёр и скрипач.
- 8 июня — Николай Гулак (78) — украинский учёный, общественный и политический деятель, педагог, публицист.
Июль
- 10 июля — Георгий Александрович (28) — Его Императорское Высочество, третий сын Александра III и Марии Фёдоровны, брат Николая II.
- 13 июля — Василий Тарновский (62) — общественный и культурный деятель.
- 28 июля — Антонио Бланко (70) — фактический диктатор Венесуэлы в 1870—1887, генерал.
- 30 июля — Александр (Закке-Заккис) (64) — епископ Русской православной церкви, епископ Полоцкий и Витебский.
Август
- 12 августа — Александр Нильский (58) — русский актёр.
Сентябрь
- 18 сентября — Николай Лавровский (73) — доктор русской словесности, тайный советник.
- 23 сентября — Андрей Пастухов (41) — русский альпинист, геодезист, гляциолог, этнограф, биолог, исследователь Кавказа.
Октябрь
Ноябрь
- 1 ноября — Ахпюр Сероб — наиболее видный представитель армянского федаинского движения 1890-х годов.
- 8 ноября — Август Даугель (69) — эстонский и российский гравер.
- 16 ноября — Винцас Кудирка (40) — литовский композитор, поэт, автор литовского национального гимна.
- 23 ноября — Михаил Капустин (71) — российский правовед.
- 27 ноября — Гвидо Гезелле (69) — фламандский поэт и филолог.
- 28 ноября — Оскар Фабиан (53) — польский математик и физик.
Декабрь
- 19 декабря — Аполлоний Романович (41) — главный редактор газеты «Туркестанские ведомости».
См. также
Напишите отзыв о статье "Список умерших в 1899 году"
Отрывок, характеризующий Список умерших в 1899 году
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.