Список умерших в 1941 году
Поделись знанием:
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
См. также: Категория:Умершие в 1941 году
|
В этом списке перечислены люди, умершие в 1941 году, список организован по дате смерти.
Январь
- 2 января — Банич, Штефан (71), словацкий конструктор и изобретатель. Известен созданием первого армейского парашюта.
- 3 января
- Бош, Эжен (85), франко-бельгийский художник и поэт.
- Галас, Бруно (21) — итальянский офицер, танкист во время Второй мировой войны. Кавалер высшей награды Италии за подвиг на поле боя — золотой медали «За воинскую доблесть» (1941, посмертно) (погиб в битва за Бардию). Умер в Ливии.
- Еро, Фульвио, итальянский офицер, танкист во время Второй мировой войны. Кавалер высшей награды Италии за подвиг на поле боя — золотой медали «За воинскую доблесть» (1941, посмертно) (погиб в битве за Бардию).
- Маковский, Владимир Матвеевич (70) — украинский советский ученый-механик, специалист в области турбиностроения, доктор технических наук, заслуженный профессор УССР (1924 г.), ректор Днепропетровского горного института, создатель научной школы.
- 4 января
- Бергсон, Анри (81), один из крупнейших философов XX века, представитель интуитивизма и философии жизни, лауреат Нобелевской премии по литературе (1927). Умер от воспаления лёгких
- Годден, Руди[de] (33) — немецкий актёр [www.kinopoisk.ru/name/347895/].
- Фаут, Филипп (73), немецкий астроном, сотрудник Аненербе.
- 5 января
- Гаджибеков, Гаджибек Ахмедханович (38) — дагестанский журналист, драматург, литературовед, критик. Автор лезгинского и табасаранского алфавитов на латинской графической основе. Репрессирован. Убит в заключении рецидивистами. Реабилитирован посмертно.
- Джонсон, Эми (37), женщина-пилот Великобритании, дама-командор ордена Британской империи, первая в мире женщина, совершившая одиночный перелёт из Англии в Австралию; погибла, обстоятельства смерти до конца не выяснены.
- 8 января
- Баден-Пауэлл, Роберт (83), британский военачальник, основатель скаутского движения и гайдовского движения.
- Данкль, Виктор (86), австрийский военачальник, командовавший 1-й, а затем 11-й армией во время Первой мировой войны.
- Сян Ин — деятель Коммунистической партии Китая, один из создателей китайской Красной армии, заместитель командующего Новой 4-й армией. Погиб в бою с гоминьдановцами.
- 9 января .
- Големис, Димитриос (63), греческий легкоатлет, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1896 в Афинах в беге на 800 м.
- Иорданский, Николай Николаевич (77), российский педагог и деятель образования, доктор педагогических наук
- 10 января
- Лавери, Джон (84), ирландский и шотландский художник, мастер портретной и пейзажной живописи.
- Шур, Исай (66), немецкий и израильский математик.
- 11 января — Ласкер, Эмануэль (72), немецкий шахматист и математик, второй чемпион мира по шахматам (1894—1921). Умер от почечной инфекции в Нью-Йорке.
- 12 января
- Дитерихс, Михаил Михайлович (69), выдающийся врач, хирург, русский офицер, Заслуженный деятель науки РСФСР (1936).
- Орлов, Владимир Григорьевич (58), российский потомственный дворянин, юрист и профессиональный контрразведчик. Погиб в немецком концлагере.
- 13 января
- Васмундт, Владимир Георгиевич (68), военачальник русской императорской армии, генерал-лейтенант, участник белого движения. Умер в Париже.
- Джойс, Джеймс (58), ирландский писатель и поэт, представитель модернизма.
- 14 января — Кравцев, Георгий Георгиевич (33), заместитель Председателя Госплана СССР (1939—1941).
- 15 января — Ботштибер, Хуго (65), австрийский музыковед. Умер в Англии.
- 16 января — Сипягин, Александр Григорьевич, российский политик член партии кадетов, депутат первой Государственной Думы, историк. Умер в Риме.
- 17 января — Высоцкая, Станислава Юлиановна (Стани)[pl] — польская актриса («Его сиятельство шофёр», «Вереск», «О чём не говорят», создатель Польского национального театра-студии в Киеве (1911—1920).
- 18 января
- Гатчек, Бертольд (86) — австрийский зоолог.
- Славянова, Зинаида Михайловна (58) — российская и советская актриса и режиссёр, первая российская женщина-режиссёр профессионального театра, главный режиссёр Самарского городского театра (1918—1919), главный режиссёр Смоленского драматического театра (1923—1924, 1931—1937), главный режиссёр Крымского академического русского драматического театра имени А. М. Горького (1938—1941) [admin-smolensk.ru/~websprav/history/encyclop/c/text/70.htm].
- 19 января — Присёлков, Михаил Дмитриевич (59), российский и советский историк. Умер от рака.
- 20 января — Биссингер, Джон (62), американский гимнаст и легкоатлет, серебряный призёр летних Олимпийских игр 1904 в Сент-Луисе в командном первенстве по гимнастике.
- 23 января
- Ветрилэ, Ион (18), румынский партизан и революционер, анархо-коммунист, замучен румынскими легионерами.
- Петров, Пётр Поликарпович — русский советский писатель. Репрессирован. Посмертно реабилитирован.
- 27 января — Блёзе, Луи Флоран Альфред, французский гобоист и музыкальный педагог.
- 29 января
- Гюртнер, Франц (59), рейхсминистр юстиции Германии (1932—1941)
- Макграт, Мэттью (62), амеориканский легкоатлет, чемпион Олимпийских игр 1912 г., серебряный прзер Олимпийских игр 1908 и 1924 г. в метании молота
- Метаксас, Иоаннис (69), греческий генерал, премьер-министр (фактически диктатор) Греции (1936—1941). Умер от глоточной флегмоны.
- Шпигельглас, Сергей Михайлович (43), деятель ВЧК-ОГПУ, майор государственной безопасности, И. о. начальника советской внешней разведки (ИНО НКВД) (1938). Расстрелян органами НКВД. Реабилитирован посмертно.
- 31 января
- Гаприндашвили, Валериан Иванович (52), грузинский поэт, переводчик.
- Соловейчик, Моше (62), один из первых преподавателей ортодоксального иудаизма в США.
- Ярвинен, Вернер (70), финский легкоатлет, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1908 в метании диска
Февраль
- 1 февраля
- Аббот, Уолтер[en], (63), английский футболист, обладатель кубка Англии по футболу (1906) [www.englandstats.com/players.php?pid=2]
- Беднарчик, Антони — польский актёр [www.kinopoisk.ru/name/550986/].
- Макэду, Уильям, (77), министр финансов США (1913—1918). Умер от сердечного приступа.
- 2 февраля
- Делайл Стюарт (70), американский астроном
- Кисела, Франтишек, (59), чешский живописец, график дизайнер, театральный художник, автор герба Чехословацкой республики.
- Шлаф, Иоганнес (78), немецкий писатель и драматург.
- 3 февраля — Фабрицкий, Семен Семенович, российский контр-адмирал. Умер в Брюсселе
- 4 февраля
- Ллойд, Джордж (61) — британский политик, верховный комиссар Великобритании в Египте (1925—1929), министр по делам колоний (1940—1941)
- Манн, Маргарет (72), американская актриса. Умерла от рака.
- 5 февраля
- Кряучюнас, Йонас (76), литовский общественный деятель и работник литовской печати.
- Патерсон, Эндрю Бартон (76), австралийский поэт. Умер от инфаркта.
- Штрандман, Отто (65), эстонский государственный деятель, премьер-министр (1919), государственный старейшина (1929—1931). Самоубийство
- 6 февраля — Люс, Максимильен (82), французский художник позднего импрессионизма.
- 8 или 10 февраля — Матвеев, Николай Петрович (75), российский журналист, писатель, поэт, переводчик-японист, краевед, автор первой «Истории города Владивостока»; дед поэта Ивана Елагина, умер в Японии.
- 9 февраля — фон Арним, Элизабет[en] (74), британская писательница («Колдовской апрель»). [lady.webnice.ru/literature/?act=authors&v=1000]
- 10 февраля — Кривицкий, Вальтер Германович (41), — деятель советских органов госбезопасности, высокопоставленный сотрудник ИНО НКВД. Обстоятельства смерти не выяснены.
- 11 февраля — Гильфердинг, Рудольф (63), австрийский и немецкий марксист, лидер социал-демократии и политический деятель Германии. Министр финансов Германии (1923, 1928—1929). Скончался в гестаповской тюрьме в Париже.
- 12 февраля — Епанчин, Николай Алексеевич (84), русский генерал, участник Первой мировой войны, военный писатель. Умер в Ницце
- 15 февраля
- Адлер, Гвидо (85), музыкальный критик и педагог.
- Блонский, Павел Петрович (56), российский и советский философ, педагог и психолог.
- Мария даш Невеш, инфанта Португалии (88)
- 19 февраля
- Кьовенда, Эмилио (69), итальянский ботаник и врач.
- Кюри, Жак (85), французский физик, вместе с братом открыл пьезоэлектричество в 1880—1881 гг.
- Харти, Хамильтон (61), ирландский дирижёр и композитор.
- 20 февраля — Минне, Жорж (74), бельгийский скульптор, художник и график.
- 21 февраля
- Бантинг, Фредерик, канадский физиолог и врач, один из открывателей гормона инсулина. Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1923 году (совместно с Джоном Маклеодом). Погиб в авиакатастрофе.
- Льетер, Ноэль (32), французский футболист
- 22 февраля — Миллер, Дейтон Кларенс (74), американский физик, акустик, один из пионеров в использовании рентгеновских лучей
- 23 февраля — Сахаров, Константин Вячеславович (59), генерал-лейтенант (1919). Видный деятель белого движения в Сибири. Умер после операции по поводу язвы желудка в Берлине
- 24 февраля
- Арно де ла Перьер, Лотар фон (54), германский морской офицер, герой Первой мировой войны, самый результативный подводник всех времён, вице-адмирал. Погиб в авиакатастрофе.
- Зегадлович, Эмиль (52), польский поэт, прозаик, драматург, переводчик, один из крупнейших представителей польского экспрессионизма.
- Клич, Вильгельм — австрийский актёр
- 28 февраля — Альфонс XIII (54), 16-й король Испании (1886—1931), дед короля Хуана Карлоса I. Умер В Риме
Март
- 4 марта
- Игнатьев, Никон Васильевич (45), горно-марийский писатель, зачинатель горно-марийский литературы. Репрессирован. Умер в заклчюении.
- Квидде, Людвиг (82), доктор философских наук, автор многих исторических трудов, лауреат Нобелевской премии мира 1927 года. Умер в изгнании.
- 5 марта — Толстой, Дмитрий Иванович (80), русский коллекционер живописи, директор Эрмитажа. Умер во Франции.
- 6 марта — Борглум, Джон Гутзон (73) — американский скульптор и архитектор.
- 7 марта
- Барятинский, Владимир Владимирович (66), русский публицист, драматург и писатель. Умер в Париже.
- Прин, Гюнтер (33), немецкий подводник времён Второй мировой войны. Пропал без вести со своей подводной лодкой.
- Сым, Иго (44), польский актёр театра и кино, коллаборационист. Казнён польскими патриотами.
- Шеринг, Арнольд (63), немецкий музыковед и философ, педагог, профессор, доктор философии.
- 8 марта — Андерсон, Шервуд (64) — американский писатель; перитонит.
- 9 марта — Грирсон, Джордж Абрахам (90), британский лингвист-индолог и государственный служащий.
- 10 марта — Кушев, Николай Егорович, российский медицинский работник, маляриолог, организатор борьбы с малярией в Поволжье. профессор, Герой Труда
- 11 марта — Шульте, Карл Йозеф (69), немецкий кардинал, Архиепископ Кёльна (1920—1941)
- 11 марта — Калнин, Август Янович (51) — советский политический деятель, народный комиссар рабоче-крестьянской инспекции Белорусской ССР (1927—1932).
- 13 марта — Кристиан, Фредерик, британский крикетчик, чемпион летних Олимпийских игр 1900.
- 14 марта
- Баво, Морис (34), швейцарский гражданин, совершивший в 1938 году неудачное покушение на Гитлера и казнённый на гильотине.
- Ковалевский, Евграф Петрович (младший) (75), политический и общественный деятель. Член Государственной Думы. Скончался в Париже
- 15 марта — Явленский, Алексей фон(76), русский художник-экспрессионист. Умер в Висбадене
- 16 марта
- Кромптон, Боб (61), английский профессиональный футболист и футбольный тренер. Игрок сборной Англии. Умер от сердечного приступа.
- Попов, Борис Михайлович (58), русский советский музыковед, музыкальный педагог, дирижёр, музыкальный критик, адвокат, общественный деятель, филателист.
- 17 марта — Шепке, Йоахим (29), немецкий подводник времён Второй мировой войны, капитан-лейтенант. Погиб в бою
- 18 марта — Линден, Арво (54), финский греко-римский борец, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1908 г. В Лондоне.
- 19 марта
- Курнаков, Николай Семёнович (80), русский физикохимик, профессор (1893), заслуженный профессор (1907), доктор химических наук (1909), академик Петербургской академии наук (1913) и АН СССР, создатель физико-химического анализа.
- Хольмсен, Иван Алексеевич (75), — русский генерал норвежского происхождения, участник Первой мировой войны и Белого движения. Скончался в Осло
- 22 марта — Труш, Иван Иванович (72), украинский живописец импрессионист, мастер пейзажа и портретист, художественный критик и организатор художественной жизни в Галиции.
- 23 марта — Бада, Анджело[en] — итальянский певец, выступавший в Метрополитен-опера.
- 25 марта
- Гоппер, Карлис (65), военный деятель России и Латвии, Расстрелян органами НКВД.
- Горнфельд, Аркадий Георгиевич (73), российский литературовед, критик, переводчик, публицист.
- Паулэсленд, Альфред — британский крикетчик, чемпион летних Олимпийских игр 1900.
- 26 марта — Кребс, Отто (68), немецкий предприниматель и коллекционер
- 28 марта
- Вулф, Вирджиния (59), британская писательница, литературный критик, ведущая фигура модернистской литературы первой половины XX века. Покончила жизнь самоубийством.
- Харли, Маркус (57), американский велогонщик, четырёхкратный чемпион и бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1904.
- 30 марта — Яноушек, Антонин (63), деятель чехословацкого и мирового рабочего движения, председатель Революционного правительственного совета недолго существовавшей Словацкой советской республики (1919)
Апрель
- 1 апреля
- Биркетт, Артур (65), британский крикетчик, чемпион летних Олимпийских игр 1900.
- Патко, Карой (45), венгерский художник, график и гравëр
- Симеон Дайбабский (45), священнослужитель Сербской православной церкви, архимандрит. Канонизирован в 2010 году в лике преподобных.
- 3 апреля
- Телеки, Пал (61), венгерский политический деятель и учёный. премьер-министр Венгрии (1920—1921, 1939—1941), самоубийство.
- Шадр, Иван Дмитриевич (54), русский советский художник, скульптор-монументалист, представитель направления «академический модерн».
- 5 апреля
- Евдокимов, Николай Николаевич (72), российский и советский астроном.
- Клееберг, Францишек (53), генерал польской армии, известный тем, что дольше всех оказывал сопротивление немцам в 1939 году и не потерпел от них военного поражения. Умер в немецком плену.
- Штумпп, Эмиль (55), немецкий педагог, художник и один из самых знаменитых представителей газетных художников-карикатуристов Веймарской республики. Погиб в нацистской тюрьме.
- 8 апреля
- Герман-Найсе, Макс (54) — немецкий поэт и писатель. Умер в Лондоне.
- Груленко, Михаил Васильевич (37) — советский государственный и партийный деятель, 1-й секретарь Станиславского областного комитета КП(б) Украины (1939—1941), убит в бою.
- Заруский, Мариуш (74), бригадный генерал польской армии и общественный деятель Польши. Умер от холеры в Херсонской тюрьме
- 9 апреля
- Саймонд, Джордж (74), британский теннисист, серебряный призёр Летних олимпийских игр 1908 года.
- Шеппард, Моррис (65), американский политик и конгрессмен, член Палаты представителей США (1902—1913), сенатор США от штата Техас (1913—1941), член демократической партии, автор 18-й поправки к Конституции США («отец сухого закона в США»)
- 12 апреля
- Щёлоков, Николай Кононович (53), советский военачальник, генерал-лейтенант (1940). Профессор, доктор военных наук.
- Ювеналий (Машковский) (57), епископ Русской православной церкви, епископ Брянский. умер в советском трудовом лагере.
- 13 апреля
- Кон-Винер, Эрнст (58), немецкий историк искусства. Умер в Нью-Йорке
- Кэннон, Энни Джамп (77), американский астроном.
- Старовейский, Станислав Костка (45), блаженный Римско-Католической Церкви, мученик. Погиб в немецком концентрационном лагере.
- Туайтс, Уильям (61), канадский футболист, чемпион летних Олимпийских игр 1904.
- 14 апреля — Максимейко, Николай Алексеевич (80), украинский и советский ученый, историк права, доктор права (1915), профессор (1914), доктор юридических наук, член-корреспондент Всеукраинской академии наук (ВУАН) Украинской ССР (1925).
- 15 апреля — Киаменти, Карло, итальянский солдат, танкист во время Второй мировой войны. Кавалер высшей награды Италии за подвиг на поле боя — золотой медали «За воинскую доблесть» (1941, посмертно).
- 16 апреля
- Бернар, Эмиль (72), французский художник-неоимпрессионист, один из теоретиков символизма в искусстве.
- Дриш, Ханс (73), — немецкий биолог, эмбриолог.
- Уодхаус, Джон (57), британский игрок в поло и политик, чемпион (1920) и серебряный призёр (1908) летних Олимпийских игр.
- 17 апреля
- Верцинский, Эдуард Александрович (68), русский генерал-майор, участник Первой мировой войны. Дворянин. Расстрелян в Ленинграде.
- Машера, Сергей (28), югославский словенский моряк, лейтенант 2 ранга Королевских военно-морских сил Югославии, Участник Второй мировой войны. Народный герой Югославии (посмертно). Погиб на взорванном им корабле.
- Спасич, Милан (31), югославский сербский моряк, лейтенант 2 ранга Королевских военно-морских сил Югославии, Участник Второй мировой войны. Народный герой Югославии (посмертно). Поги на взорванном им корабле
- 20 апреля — Пелэм-Клинтон-Хоуп, Фрэнсис (75), 8-й Герцог Ньюкасл
- 21 апреля
- Кашпар, Карел (40), архиепископ Праги (1931—1941)
- Мантойфель, Фриц (66), немецкий гимнаст, двукратный чемпион летних Олимпийских игр 1896.
- 23 апреля
- Версис, Константинос, артиллерийский офицер греческой армии Второй мировой войны, почитаемый сегодня в греческой артиллерии, как пример верности Военной присяге.
- 24 апреля
- Бойе, Карин (40), шведская писательница. Покончила жизнь самоубийством.
- Максимов, Александр Николаевич (68), российский этнолог, один из крупнейших теоретиков в области истории первобытного общества.
- Славко Шландер (31), югославский словенский партизан времён Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии.
- 25 апреля
- Апшениек, Фрицис (47), латвийский шахматист. Умер от туберкулёза
- Ширяев, Александр Викторович (73), русский и советский танцовщик, балетмейстер, преподаватель, сочинитель хара́ктерного танца, один из первых режиссёров кино- и мультипликационных фильмов.
- 26 апреля — Адлерсфельд, Евфемия (86), немецкая писательница.
- 27 апреля
- Дельта, Пенелопа (67), греческая писательница. Самоубийство.
- Конрад, Эдди — американский актёр [etvnet.com/encyclopedia/d/person/konrad/].
- Орлов, Александр Васильевич, иерей, святой Русской православной церкви
- 28 апреля — Цебуля, Иосиф (39), блаженный Римско-Католической Церкви, священник, монах, мученик. Погиб в немецком концулагере.
- 30 апреля
- Портер, Эдвин (71), американский кинорежиссёр, оператор, сценарист, продюсер.
- Терлемезян, Фанос Погосович (76), армянский художник, народный художник Армянской ССР (1935).
- Эбю, Эдгар (75), датский перетягиватель каната, чемпион летних Олимпийских игр 1900.
Май
Июнь
Июль
Август
Сентябрь
Октябрь
Ноябрь
Декабрь
Без даты
- Аврущенко, Владимир Израилевич (33) — советский поэт. Участник Великой Отечественной войны. Казнён в плену немецкими оккупантами.
- Адамович, Владимир Дмитриевич — русский архитектор, реставратор, преподаватель, один из ярких представителей московского модерна. Умер в Москве
- Александру Робот — румынский и молдавский писатель-авангардист, поэт, журналист, литературный критик. Пропал без вести в августе под Одессой.
- Андреев, Александр Александрович — русский советский живописец, сценограф и педагог, член Ленинградского Союза художников, представитель ленинградской школы живописи. Погиб в блокадном Ленинграде.
- Аппель, Исаак — польский шахматист еврейского происхождения. Пропал на оккупированной немцами территории
- Ашкинази, Владимир Александрович — русский писатель, фельетонист, театральный критик. Умер в Париже
- Барановский, Христофор Антонович — общественный и кооперативный деятель Приднепровской Украины, министр финансов Украинской народной республики (1920). Умер в Сан-Паулу, Бразилия
- Берндт, Оттомар Вильгельмович — украинский композитор немецкого происхождения. После начала Великой Отечественной войны арестован. Дальнейшая судьба неизвестна.
- Бокарёв, Анатолий Алексеевич — исследователь дагестанских языков, известен работами в области аварской филологии. Участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте.
- Болдырев, Александр Васильевич — советский филолог, переводчик. Организатор и член объединения молодых переводчиков АБДЕМ.
- Брамсон, Леонтий Моисеевич — российский писатель, публицист, политический и общественный деятель. Умер в Париже.
- Бужор, Иосиф Аронович активный участник большевистского подполья в Бессарабии в составе Румынии и в Молдавской ССР, оккупированной во время Великой Отечественной войны. Погиб.
- Бусыгин, Александр Иванович — русский советский прозаик, очеркист, главный редактор северокавказского журнала «На подъёме», участник Гражданской и Великой Отечественной войн. Погиб в бою.
- Бэмлетт, Герберт (59) — английский футбольный тренер и футбольный судья. Умер в октябре 1941 года
- Бяков, Алексей Иванович — красноармеец Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза (1940). Погиб в бою в декабре 1941 года
- Вальтер,Александр Филиппович (43) — физик, специалист по диэлектрикам. Член-корреспондент АН СССР (1933). Репрессирован. Умер при этапировании. Реабилитирован посмертно [ihst.ru/projects/sohist/repress/academy/valter-a.htm].
- Васильев, Василий Владимирович — российский биолог, эколог, основатель и первый директор Кондо-Сосвинского боброво-соболиного заповедника. Умер от сердечного приступа.
- Вассиан (Пятницкий) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Тамбовский и Шацкий. Умер в советском лагере.
- Вейс, Игорь Дмитриевич — российский органист. Участник Великой Отечественной войны. Погиб в бою под Вязьмой в октябре 1941 года.
- Вериго-Дарвский, Фридрих Константинович (67) — советский кинооператор, умер в блокадном Ленинграде [www.kinopoisk.ru/name/368439/].
- Вернер, Михаил Евгеньевич — советский кинорежиссёр («Девушка спешит на свидание») [www.km.ru/kino/encyclopedia/verner-mikhail-evgenevich].
- Вилль, Эльза Ивановна — российская балерина, Заслуженная артистка Республики (1924). Погибла в Блокадном Ленинграде.
- Винер, Меер (47) — еврейский советский писатель и литературовед. Участник Великой Отечественной войны. Погиб в бою под Вязьмой.
- Вольпе, Цезарь Самойлович — советский литературовед и критик. Умер или погиб при невыясненных обстоятельствах
- Выгодский, Яков Ефимович — российский и литовский врач, еврейский общественный и политический деятель. Умер в нацистской тюрьме в конце 1941 года.
- Выгодчиков, Константин Алексеевич — советский, ранее российский, шахматист, мастер спорта СССР (1929). Двукратный чемпион Белоруссии
- Георг, Федор Александрович — Генерал-майор; Участник Первой мировой войны; Белого движения. Репрессирован. Погиб в советском лагере.
- Глебов, Борис Дмитриевич — советский поэт. Участник Великой Отечественной войны. Погиб в бою.
- Гольденберг, Мордехай — бессарабский еврейский прозаик, поэт и журналист. Погиб в бершадском гетто
- Гордин, Яков Хаймович — белорусский советский шашист, шашечный композитор. Погиб в Бобруйском гетто
- Гугель, Лев Николаевич — советский спортивный деятель, шахматный композитор
- Гудима, Игнатий Филиппович — священник, проповедник православия на Галичине. Расстрелян немецкими оккупантами.
- Дакич, Божидар — югославский партизан, участник Гражданской войны в Испании и Народно-освободительной войны Югославии. Народный герой Югославии (посмертно). Убит усташами
- Дакович, Марко — черногорский политик. Погиб в авиакатастрофе.
- Дёмкин, Никита Ефимович — рабочий-каменщик, один из первых строителей Бобриковского (Сталиногорского) химкомбината. Погиб при авиабомбардировке территории комбината
- Демков, Николай Фёдорович — советский архитектор-конструктивист. Умер от голода в блокадном Ленинграде
- Денике, Борис Петрович — советский историк искусства, руководитель археологических экспедиций в Среднюю Азию. Доктор искусствоведения. Профессор Московского университета
- Димитриадис, Георгиос — греческий скульптор
- Добржанский, Иван Андроникович — российский военный, штабс-ротмистр Отдельного корпуса пограничной стражи. Участник Русско-японской войны и Первой мировой войны. Отец советской актрисы Любови Добржанской.
- Егоров, Павел Григорьевич (45) — советский военачальник, генерал-майор (1940), в начале Великой Отечественной войны начальник штаба и командующий 28-й армии. Погиб пр выходе из окружения в августе 1941 года.
- Егоров, Сергей Андреевич — батальонный комиссар Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Гражданской, советско-финской и Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1940). Пропал без вести в июле 1941 года.
- Емшанов, Александр Иванович — Народный комиссар путей сообщения РСФСР (1920—1921). Репрессирован. Реабилитирован посмертно
- Ерманский, Осип Аркадьевич — российский политический деятель, один из зачинателей российской/советской науки управления. Погиб в советском исправительно-трудовом лагере
- Ерофеев, Михаил Родионович — военачальник Русской императорской армии, генерал от инфантерии, белогвардеец. Умер в Ницце
- Загаринский, Александр Григорьевич, красноармеец Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник советско-финской войны, Герой Советского Союза (1940). Скоропостижно скончался от последствий ранений в августе 1941 года
- Засецкий, Пётр Иванович, советский оперный певец (тенор), Народный артист Белорусской ССР (1940)
- Ивакин, Николай Кузьмич (35) — советский актёр, («Мы из Кронштадта», «Боксёры») погиб под бомбёжкой в Одессе [www.kinopoisk.ru/name/363596/].
- Иностранцев, Константин Александрович (65) — русский историк-востоковед. Умер в декабре 1941 года в блокадном Ленинграде.
- Каташинский, Илларион Мефодиевич — русский государственный деятель, депутат Государственной думы II созыва от Подольской губернии.
- Катков, Михаил Мефодиевич — русский юрист, правовед, профессор Киевского университета, племянник публициста М. Н. Каткова. Умер в Праге
- Квициниа, Леварса Бидович (28) — абхазский советский поэт, переводчик, погиб на фронте летом 1941 года.
- Кирнарский, Марк Абрамович — российский график, художник. Умер в блокадном Ленинграде.
- Клименко, Василий Николаевич — русский врач, преподаватель, профессор Латвийского университета
- Клоц, Юзеф — польский футболист еврейского происхождения, защитник клубов «Ютженка» (Краков) и Маккаби (Краков). Автор первого гола в истории польской сборной. Погиб в варшавском гетто.
- Кобзарёва, Ада Ивановна, советская оперная певица, заслуженная артистка РСФСР (1939) [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/56586/Кобзарева].
- Кобозев, Пётр Алексеевич, российский государственный и партийный деятель, чрезвычайный комиссар ВЦИК и СНК РСФСР по Средней Азии и Западной Сибири (1917—1918), нарком путей сообщения РСФСР (1918), председатель Совета министров ДВР (1922), Председатель Дальревкома (1922—1923)
- Ковалик, Зиновий — блаженный Римско-Католической и Украинской Греко-Католической Церквей, священник, мученик, замучен органами НКВД.
- Козинец, Самуил Максимович — советский футболист, защитник. Погиб на фронте.
- Коков, Михаил Семёнович — хакасский поэт, прозаик и драматург.
- Корнеев, Андрей Дмитриевич, советский военачальник, генерал-майор, в начале Великой Отечественной войны нач. штаба 20 армии Погиб на фронте.
- Корф, Рафаил Григорьевич, советский актёр и режиссёр, заслуженный артист РСФСР (1936). Казнён немецкими оккупантами в октябре 1941 года [forum.mgorv.ru/index.php?topic=7099.0].
- Кукель, Сергей Андреевич, российский и советский военно-морской деятель, капитан I ранга, профессор МВТУ им. Н. Э. Баумана и МЭИ
- Курдюков, Николай Сильвестрович, русский и советский архитектор, реставратор, преподаватель, переводчик и общественный деятель.
- Кутепов, Семён Фёдорович, советский офицер, в годы Великой Отечественной войны участник обороны Могилёва, командир 388-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии 61-го стрелкового корпуса, полковник. Прототип комбрига Серпилина в романе К. Симонова «Живые и мёртвые».
- Ладовский, Николай Александрович, советский архитектор, творческий лидер рационализма, педагог.
- Лемик, Николай — украинский политический деятель, член ОУН, краевой проводник (руководитель окружной организации) ОУН на восточноукраинских землях. Расстрелян немецкими оккупантами в октябре 1941 года.
- Либерман, Иосиф Меерович — советский математик, автор леммы Либермана. Погиб на фронте в августе 1941 года.
- Липавский, Леонид Савельевич — поэт, писатель и философ. Погиб на фронте Великой Отечественной войны
- Лисснер, Эрнест Эрнестович — российский художник-передвижник
- Литовский, Валентин Осафович — российский актёр. Погиб на фронте Веоикой Отечественной войны.
- Магго, Пётр Иванович, советский чекист, капитан госбезопасности, палач. Умер от алкоголизма.
- Мажар, Ивица — югославский партизан Второй мировой войны, Народный герой Югославии (посмертно). Расстрелян усташами в августе 1941 года
- Марго, Сергей Вольдемарович, один из организаторов пионерского движения в СССР. Погиб на фронте Великой Отечественной войны
- Меерзон, Иосиф Айзикович, ленинградский архитектор-художник. Погиб на фронте Великой Отечественной войны
- Меликян, Грачик Спиридонович, советский армянский композитор. Погиб в июле 1941 года в боях под Могилёвым.
- Мелиоранский, Владимир Михайлович, российский математик, автор учебников по математике. Умер в декабре в блокадном Ленинграде.
- Минц, Пауль — латвийский правовед и государственный деятель, министр благосостояния (1920—1921).Умер в советском лагере
- Миронов, Константин Яковлевич — советский драматический актёр и режиссёр. Участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте.
- Миртов, Дмитрий Павлович — русский писатель, богослов, философ, историк философии. Умер в блокадном Ленинграде
- Мительман, Мордух Израилевич — советский историк, журналист. Участник Великой Отечественной войны, погиб на фронте.
- Молчанов, Павел Александрович — русский советский метеоролог, который изобрел и запустил первый в мире радиозонд. Репрессирован. Погиб при этапировании.
- Москвин, Фёдор Иванович, советский актёр, участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте [vakhtangov.theatre.ru/history/persons/moskvinf/].
- Мумтаз, Салман Мамедамин оглы — азербайджанский поэт, литературовед. Расстрелян в СССР. Реабилитирован посмертно.
- Мюллер, Владимир Карлович — российский и советский лексикограф, шекспировед, переводчик. Умер в блокадном Ленинграде.
- Никчевич, Радислав (24) — югославский юрист, партизан Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии (посмертно). В августе 1941 года казнён немецкими оккупантами.
- Новиков, Виктор Алексеевич — танкист, капитан, участник боёв в Испании, Герой Советского Союза (1938), погиб на фронте Великой Отечественной войны в октябре 1941 года.
- Окснер, Яков Викторович — русский поэт-сатирик и фельетонист, автор стихов для детей. Погиб в Кишинёвском гетто.
- Оловянишников, Сергей Пантелеймонович — советский математик. Участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте в декабре 1941 года.
- Пабонка Дечен Ньингпо, Джанджа-хутухта VI, один из крупнейших деятелей тибетского буддизма
- Падосек, Павел Михайлович, советский военачальник, генерал-майор инженерных войск (1940), участник Гражданской и Великой Отечественной войны, пропал без вести в ноябре 1941 года
- Панаева, Александра Валерьяновна (88), русская оперная певица (сопрано). Умерла в декабре 1941 года в блокадном Ленинграде.
- Петров, Александр Петрович (65) — российский греко-римский борец, серебряный призёр летних Олимпийских игр 1908. Умер в феврале 1941 года.
- Печул, Филипп Иванович — советский оператор документального кино. Лауреат Сталинской премии второй степени (1941). Пропал без вести на фронте в ноябре 1941 года.
- Покровский, Аркадий Михайлович — российский новгородский композитор, дирижёр и педагог.
- Попов, Леонид Дмитриевич — активный участник становления Советской власти в Липецке. Погиб на фронте Великой Отечественной войны в сентябре 1941 года.
- Пресман, Матвей Леонтьевич (71) — российский пианист и музыкальный педагог. Умер в ноябре 1941 года
- Пристор, Александр (67) — польский политический и государственный деятель Второй Речи Посполитой, премьер-министр Польской Республики (с 27 мая 1931 по 9 мая 1933 гг.). умер в советской тюрьме.
- Ракич, Крешо (21) — югославский партизан, участник Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии (посмертно).
- Раузер, Всеволод Альфредович — советский шахматист, двукратный чемпион Украины. Погиб в блокадном Ленинграде.
- Ревуцкий, Дмитрий Николаевич — украинский советский музыковед, фольклорист, литературовед, переводчик, педагог, профессор. расстрелян в декабре 1941 года немецкими оккупантами.
- Ривин, Алик, русский поэт еврейского происхождения, перформансист. Умер в блокадном Ленинграде
- Родных, Александр Алексеевич — российский популяризатор и историк науки, специалист по истории воздухоплавания, научный журналист, писатель-фантаст. Умер в блокадном Ленинграде
- Розанов, Николай Петрович — преподаватель московской семинарии, религиозный писатель
- Розенберг, Михаил Яковлевич — советский сценарист. Лауреат Сталинской премии второй степени (1942) — посмертно. Погиб на фронте Великой Отечественной войны в ноябре 1941 года.
- Росин, Самуил Израилевич — еврейский советский поэт. Погиб на фронте Великой Отечественной войны.
- Рубцов, Фёдор Дмитриевич — советский военачальник, генерал-майор (1940), участник Первой мировой, Гражданской, Советско-финской и Великой Отечественной войн, командир 1-го стрелкового корпуса, позднее 66-го стрелкового корпуса. Погиб в немецком плену.
- Рыков, Евгений Павлович — советский военный деятель, дивизионный комиссар РККА (1940), участник советско-финской и Великой Отечественной войн, член Военного совета Юго-Западного фронта. Погиб в немецком плену.
- Сабинсий, Чеслав Генрихович (56), российский и советский сценарист, режиссёр и художник. Умер в блокадном Ленинграде [www.kinopoisk.ru/name/368920/].
- Салтыков, Иван Николаевич — русский генерал, член Государственного совета, санкт-петербургский губернский предводитель дворянства. Умер в Ницце.
- Серво, Михай — венгерский рабочий, антифашист, партизан времён Народно-освободительной войны Югославии. Народный герой Югославии (посмертно). Расстрелян немецкими оккупантами.
- Симхович, Роза — польский психолог, педагог. Умерла о брюшного тифа в Варшавском гетто
- Смоленский, Яков Борисович, советский актёр, заслуженный артист РСФСР (1940). Казнён немецкими оккупантами в декабре 1941 года [www.rujen.ru/index.php/СМОЛЕНСКИЙ_Яков_Борисович].
- Сонки, Станислав Максимович — русский артист оперы (баритон) и вокальный педагог. Умер в феврале 1941 года.
- Сосновский, Георгий Петрович — советский археолог, исследователь и один из первооткрывателей сибирского палеолита. Умер в блокадном Ленинграде.
- Старостин, Николай Михайлович — советский военный деятель, генерал-майор (1940), участник Гражданской и Великой Отечественной войн, начальник артиллерии 11-го механизированного корпуса. Расстрелян в немецком плену.
- Стрих, Элиэзер — израильский скульптор, гравер.
- Студинский, Кирилл Иосифович (72) — украинский филолог — славист, литературовед, языковед, фольклорист, писатель, общественный деятель.
- Теэмант, Яан — эстонский государственный деятель, глава государства (1925—1927, 1932). Умер или был расстрелян в советской тюрьме.
- Треспе, Георгий Германович (73), и. о. директора Ботанического сада МГУ. Репрессирован. Умер в советской тюрьме.
- Тригер, Марк Яковлевич, российский драматург. Участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте.
- Туфанов, Александр Васильевич — российский поэт, теоретик искусства.
- Тыниссон, Яан — эстонский государственный деятель, юрист. Премьер-министр Эстонии (1919—1920), Государственный старейшина Эстонии (1927—1928, 1933) Погиб в советской тюрьме.
- Улуханов, Александр Иванович — российский и советский оперный певец (бас) и режиссёр.
- Урванцев Николай Николаевич (65) — советский актёр [www.kinopoisk.ru/name/365100/].
- Ушаков, Василий Фёдорович — русский поэт-самоучка. Участник Великой Отечественной войны. Погиб в бою.
- Фёйяр, Луи — французский виолончелист и музыкальный педагог.
- Файнштейн, Давид Владимирович — российский кинематографист, педагог, директор ВГИКа. Участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте.
- Фателевич, Борис Савельевич — советский театральный деятель, режиссёр. Участник Великой отечественной войны. Погиб на фронте.
- Федышин, Иван Васильевич — реставратор древнерусской живописи, один из основоположников музейного дела на Русском Севере, первый собиратель и исследователь вологодской иконописи.
- Флоря, Николай Фёдорович — советский и российский астроном. Участник Великой Отечественной войны. Погиб на фронте.
- Фотченков, Пётр Семёнович — полковник, командир 8-я танковая дивизии 4-го механизированного корпуса 6-й армии. Погиб на фронте
- Хлебникова, Вера Владимировна — русский художник.
- Цзинь Шужэнь — губернатор китайской провинции Синьцзян (1928—1933)
- Цытович, Владимир Николаевич — российский генерал-майор, военный инженер.
- Цытович, Эраст Платонович — русский педагог и общественный деятель, директор Царскосельского реального училища Императора Николая II, один из основателей и лидеров скаутского движения в России
- Чеховский, Якуба Авраамович (61), российский и советский цирковой борец-тяжелоатлет [nevsky-memorial.ru/чеховской-якуба-яков-авраамович/].
- Чхеидзе, Александр Давидович — начальник Тифлисского военного училища, бригадный генерал, офицер польской армии. Расстрелян органами НКВД.
- Шамрыло, Тимофей Власович — украинский советский политический и государственный деятель. Погиб на фронте.
- Шелагин, Валентин Евгеньевич — советский футболист, нападающий. Участник Великой Отечественной войны Погиб на фронте.
- Шептицкий, Иосиф Ромуальдович — подполковник Российской армии. Репрессирован. Реабилитирован посмертно
- Шишенин, Гавриил Данилович, генерал-майор (1940). Видный деятель обороны Одессы в 1941 г. Погиб в ноябре 1941 года в авиакатастрофе.
- Шкляр, Евгений Львович, поэт, переводчик, журналист, критик. Погиб в немецком концлагере.
- Шумов, Анатолий — несовершеннолетний партизан Великой Отечественной войны, казнённый гитлеровцами.
- Шутко, Кирилл Иванович — русский революционер, советский партийный и государственный деятель. Расстрелян органами НКВД.
- Щедрин, Константин Фёдорович — генерал-лейтенант генерального штаба, участник войны в Китае (1900—1901), Первой мировой войны и Белого движения на Юге России. Умер во Франции
- Щировский, Владимир Евгеньевич — русский поэт, участник Великой Отечественной войны. Погиб во время бомбёжки во фронтовом госпитале.
- Эстрович, Виктор Абрамович — российский и советский архитектор еврейского происхождения. Погиб от рук фашистов в Дробицком Яру под Харьковом.
- Янсон, Алексей Кириллович — русский педагог, общественный деятель Российской империи и Эстонии. Расстрелян немецкими оккупантами в сентябре 1941 года.
- Ярчук, Теодор — миссионер и отец реформатор Украинской Евангельской Церкви Аугсбургского Исповедания, основатель Украинской лютеранской церкви
См. также
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)Напишите отзыв о статье "Список умерших в 1941 году"
Отрывок, характеризующий Список умерших в 1941 году
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.