Список умерших в 2005 году
Поделись знанием:
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.
Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
<< | Умершие в: | >> |
|
В этой статье представлен список известных людей, умерших в 2005 году.
См. также: Категория:Умершие в 2005 году
Январь
- 1 января — Виталий Горбацкий (84) — советский и российский астроном.
- 1 января — Александр Ефимов (79) — тракторист, Герой Социалистического Труда.
- 1 января — Юрий Курильский (69) — советский и украинский волейбольный тренер.
- 1 января — Дмитрий Нелюбин (33) — профессиональный велогонщик, обладатель олимпийской медали (1988); убийство[1].
- 3 января — Уилл Айснер (87) — американский художник, автор комиксов, «отец современного комикса».
- 4 января — Гай Давенпорт (77) — американский писатель, переводчик, эссеист.
- 5 января — Виктор Варшавский (71) — советский кибернетик.
- 5 января — Йонас Мяшкялявичюс (54) — литовский скульптор.
- 6 января — Вели Мухатов (88) — туркменский советский композитор. Народный артист Туркменской ССР, Народный артист СССР.
- 6 января — Борис Штоколов (74) — советский оперный певец.[www.nvspb.ru/stories/umer_boris_timofeevich_shtokol/]
- 7 января — Александр Прохоров (58) — советский футболист (вратарь) и тренер.
- 10 января — Жозефина Шарлотта Бельгийская (77) — супруга Великого герцога Люксембургского Жана; рак лёгкого.
- 10 января — Борис Кирпиков (85) — Герой Советского Союза.
- 10 января — Инесса Туманян (75) — советский и армянский сценарист, режиссёр Киностудии детских и юношеских фильмов имени Горького.
- 12 января — Эдмунд Валтман (90) — американский художник-карикатурист.
- 13 января — Арутюн Акопян (86) — артист эстрады, фокусник-манипулятор, отец Амаяка Акопяна.[www.polit.ru/news/2005/01/14/edftertg.html]
- 13 января — Владимир Финк (46) — советский футболист.
- 15 января — Георгий Мазанов (92) — советский футболист и тренер.
- 15 января — Николай Олейников (63) — российский химик, доктор химических наук.
- 16 января — Владимир Верёвкин-Рахальский (79) — советский военачальник, генерал-полковник.
- 16 января — Николай Горин (79) — Герой Советского Союза.
- 17 января — Чжао Цзыян (85) — китайский политический деятель, председатель Государственного совета КНР в 1980—1987, Генеральный секретарь ЦК КПК в 1987—1989.
- 20 января — Пер Бортен (91) — норвежский политический деятель, премьер-министр Норвегии (1965-1971) .
- 20 января — Хамдан бин Шейх Тахир (83) — малайзийский политический деятель, глава штата Пинанг (1989-2001).
- 21 января — Николай Гуров (77) — советский хозяйственный руководитель, директор Криворожстали и Мариупольского металлургического завода имени Ильича.
- 21 января — Сергей Ряховский (42) — известный российский серийный убийца, в период с 1988 по 1993 годы убивший 19 человек («балашихинский потрошитель»); туберкулёз.
- 21 января — Владимир Савченко (71) — советский писатель-фантаст.
- 22 января — Консуэло Веласкес (80) — поп-певица, автор песни «Bésame mucho» (1941).
- 23 января — Юлий Карасик (81) — советский кинорежиссёр, сценарист, народный артист РСФСР (1977).[www.rg.ru/2005/01/26/karasik.html]
- 23 января — Геннадий Машкин (68) — русский советский, российский прозаик, детский писатель.
- 24 января — Василий Бенберин (86) — Герой Советского Союза.
- 25 января — Филип Джонсон (98) — основоположник и ведущий представитель «интернационального стиля» в американской архитектуре середины XX века, лауреат первой Притцкеровской премии (1979).
- 26 января — Гавриил Игнашкин (87) — Герой Советского Союза.
- 26 января — Эдишер Магалашвили (80) — советский грузинский актёр.
- 27 января — Евгений Уреке (87) — молдавский советский артист театра и кино, певец (бас), народный артист СССР.
- 29 января — Эфраим Кишон (80) — израильский писатель, классик современной израильской юмористики.
- 29 января — Ольга Юкина (51) — советская актриса, известная вместе с сестрой-близнецом Татьяной по главным ролям в фильме «Королевство Кривых Зеркал» 1963 года.
- 30 января — Алексанр Скобликов (75) — народный художник Украины с 1976, член-корреспондент Академии искусств Украины.
Февраль
- 1 февраля — Ольвар Какучая (73) — советский и российский тележурналист, бывший директор студии «Публицист» РГТРК «Останкино».
- 1 февраля — Хаим Могилевер (64) — один из основателей сионистского движения в Советском Союзе, правозащитник, подпольный учитель иврита, диссидент.
- 2 февраля — Ежи Войнар (74) — польский саночник.
- 2 февраля — Игорь Скрыпник (64) — украинский математик.
- 3 февраля — Эрнст Майр (100) — американский биолог германского происхождения.
- 3 февраля — Зураб Жвания (41) — премьер-министр Грузии в феврале 2004 — феврале 2005; несчастный случай (погиб во время пожара).[www.rg.ru/2005/02/04/gruziya-zjvania.html]
- 5 февраля — Гнассингбе Эйадема (69) — президент Того с 14 апреля 1967.[www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=546929]
- Ночь на 8 февраля — Татьяна Бек (55) — поэтесса.[www.newizv.ru/news/?id_news=19477&date=2005-02-09]
- 7 февраля — Николай Докучаев (86) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 7 февраля — Атли Пэтурссонур Дам (72) — фарерский государственный деятель, премьер-министр Фарерских островов (1970—1981, 1985—1989 и 1991—1993).
- 8 февраля — Павел Кузнецов (80) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 9 февраля — Раиса Кириченко (61) — украинская певица.
- 9 февраля — Иван Франценюк (77) — советский и российский руководитель.
- 10 февраля — Игорь Ледогоров (72) — российский актёр.[archive.is/20130417002401/www.izvestia.ru/russia/article1189475/]
- 10 февраля — Игорь Белоусов (77) — советский государственный деятель, кораблестроитель, 8-й Министр судостроительной промышленности СССР, заместитель Председателя Совета Министров СССР (1988—1990).
- 10 февраля — Бен Джозеф Джонс (80) — премьер-министр Гренады (1989-1990)
- 10 февраля — Мордух Кравец (84) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 10 февраля — Артур Миллер (89) — американский драматург и прозаик, автор прославленной пьесы «Смерть коммивояжёра».
- 11 февраля — Джумгалбек Аманбаев (59) — советский, киргизский партийный и государственный деятель, первый секретарь ЦК Компартии Киргизии.
- 11 февраля — Владимир Котельников (96) — советский и российский учёный в области радиотехники, радиосвязи и радиоастрономии.
- 11 февраля — Александр Январёв (64) — советский и российский актёр театра и кино.
- 10 февраля — Артур Миллер (89) — американский драматург.[grani.ru/Culture/Literature/m.84492.html]
- 13 февраля — Лусия Жезуш душ Сантуш (порт. Lúcia Santos, 97) — португальская монахиня, ставшая, как считается, свидетельницей явления Девы Марии в городе Фатима в 1917 году.
- 13 февраля — Чертов, Александр Семёнович (96) актёр.
- 14 февраля — Влади́мир Аба́ев (66) — советский политический деятель, первый секретарь Камчатского обкома КПСС (1990-1991).
- 14 февраля — Рафик Харири (60) — премьер-министр Ливана в 1992—1998 и в 2000—2004. Погиб в результате террористического акта в Бейруте.
- 15 февраля — Пьер Башле (60) — французский певец и композитор, исполнитель заглавной песни к фильму «Эммануэль».
- 15 февраля — Юрий Морозов (70) — советский футболист и российский футбольный тренер. Заслуженный тренер СССР.
- 16 февраля — Николь ДеХафф (30) — американская киноактриса; пневмония[2]
- 16 февраля — Николай Егорычев (84) — советский партийный деятель, в 1962—1967 первый секретарь Московского городского комитета КПСС.
- 17 февраля — Анатолий Зубрицкий (84) — советский футболист и тренер, мастер спорта СССР.
- 17 февраля — Анатолий Смирнов (85) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 20 февраля — Тина Вайсман (39) — американская киноактриса, певица и диджей; отёк лёгких
- 20 февраля — Хантер Томпсон (67) — известный американский писатель и журналист, основатель гонзо-журналистики; самоубийство.
- 21 февраля — Гильермо Кабрера (75) — кубинский писатель, журналист, сценарист и кинорежиссёр.
- 24 февраля — Николай Прокопович (79) — советский и российский актёр театра и кино.
- 25 февраля — Атеф Седки (74) — премьер-министр Египта (1986-1996)
- 25 февраля — Питер Бененсон (83) — английский юрист, основатель международной правозащитной организации «Международная амнистия».
- 25 февраля — Геннадий Цакиров (69) — советский политический деятель, председатель Президиума Верховного Совета Калмыцкой АССР (1985-1989).
- 26 февраля — Александр Коваль — подполковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 26 февраля — Джеф Раскин (61) — специалист по компьютерным интерфейсам, наиболее известен как инициатор проекта Макинтош в конце 70-x годов ХХ века.
- 27 февраля — Фёдор Иванов (64) — председатель правления сельскохозяйственного общества «Ольвия».
Март
- 1 марта — Питер Малкин (77) — израильский разведчик, начальник оперативного отдела «Моссад».
- 1 марта — Ялкин Туракулов (87) — советский, узбекский учёный, биохимик.
- 2 марта — Владимир Вязовский (84) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 3 марта — Гилейн Сент-Ондж (39) — канадская киноактриса, фотомодель и танцовщица; рак шейки матки
- 3 марта — Констанция Роек (81) — советская и российская театральная актриса, Народная артистка РСФСР(1967).
- 3 марта — Ринус Михелс (77) — нидерландский футболист и тренер.
- 4 марта — Юрий Кравченко (53) — бывший министр внутренних дел Украины; по официальной версии, самоубийство.
- 4 марта — Виталий Феоктистов (74) — российский учёный, историк философии.
- 4 марта — Карлос Шерман (70) — белорусский переводчик с испанского.
- 5 марта — Виктор Капитонов (71) — советский велогонщик, олимпийский чемпион, тренер национальной сборной СССР по велоспорту.
- 5 марта — Серджиу Комиссиона (76) — румынский, израильский и американский дирижёр, один из самых значительных музыкантов столетия, работавший в 25 странах мира.
- 5 марта — Игорь Талпа (57) — российский кинорежиссёр, сценарист, продюсер, оператор.
- 7 марта — Яков Файнберг (86) — советский и украинский физик, академик АН УССР.
- 8 марта — Аслан Масхадов (53) — бывший президент Чечни; убит в результате спецоперации в чеченском селе Толстой-Юрт.
- 8 марта — Николай Козленко (83) — украинский и советский актёр театра и кино. Народный артист Украинской ССР.
- 8 марта — Константин Коршунов (84) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 8 марта — Кузьма Петрулин (81) — Белорусский топограф, гидротехник.
- 8 марта — Нинель Шахова (69 или 70) — тележурналистка, комментатор программы «Время» по вопросам культуры в 1971—1992.[www.newsru.org/russia/09mar2005/shahova.html]
- 9 марта — Ханка Белицкая (89) — польская актриса театра, кино и кабаре.
- 10 марта — Виталий Данилов (66) — игрок сборной СССР по хоккею с мячом.
- 12 марта — Амир Дрори (67) — израильский военачальник.
- 12 марта — Иван Кашапов (89) — Полный кавалер Ордена Славы.
- 13 марта — Пелагея Закурдаева (118) — одна из старейших жительниц планеты; имела статус старейшей жительницы России с октября 2002 до своей смерти.
- 13 марта — Николай Майков (86) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 13 марта — Владимир Пилипенко (86) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 14 марта — Акира Ёсидзава (94) — мастер оригами, который внёс большой вклад в развитие оригами в современном мире.
- 15 марта — Сёдзи Нисио (77) — японский инструктор айкидо (8-й дан).
- 15 марта — Константин Силантьев (74) — украинский певец (бас).
- 16 марта — Тимофей Докшицер (83) — советский и российский трубач, педагог и дирижёр.
- 16 марта — Семен Левчук (86) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 17 марта — Джордж Фрост Кеннан (101) — американский дипломат, политолог и историк, основатель Института Кеннана.
- 17 марта — Андре Элис Нортон (93) — американская писательница-фантаст, «великая леди фантастики» (Grand Dame of Science Fiction and Fantasy).
- 18 марта — Гари Бертини (77) — израильский дирижёр и композитор.
- 19 марта — Александр Каневский (81) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 19 марта — Джон Де Лориан (80) — конструктор автомобилей.
- 21 марта — Виктор Цигаль (88) — Народный художник России, действительный член Российской академии художеств.
- 22 марта — Кэндзо Тангэ (91) — японский архитектор, лауреат Притцкеровской премии 1987 г.
- 26 марта — Анатолий Андреев (88) — министр автомобильного транспорта Белорусской ССР в 1963—1984 годах, один из руководителей партизанского движения на территории Белоруссии во время Великой Отечественной войны.
- 26 марта — Джеймс Каллаган (92) — политик-лейборист, премьер-министр Великобритании с 1976 по 1979 (р. 27 марта 1912).
- 26 марта — Клара Лучко (79) — советская и российская актриса театра и кино.
- 26 марта — Армин Шайдербауэр (81) — австрийский мемуарист, участник Второй мировой войны.
- 28 марта — Александр Бережной (88) — советский и российский учёный, профессор, доктор филологических наук, профессор, действительный член Академии гуманитарных наук РФ.
- 28 марта — Пал Ло́шонци (85) — председатель Президиума Венгрии (1967-1987), Герой Социалистического Труда ВНР (1954).
- 31 марта — Милорад Кнежевич (68) — сербский шахматист, гроссмейстер.
Апрель
- 2 апреля — Иван Зинченко (81) — Герой Советского Союза.
- 2 апреля — Иоанн Павел II (наст. имя Кароль Юзеф Войтыла) (84) — 264-й папа римский (с 16 октября 1978). Умер в Ватикане в 21:37 по местному времени.[www.utro.ru/articles/2005/04/03/424187.shtml]
- 2 апреля — Камиль Фасеев (85) — председатель Президиума Верховного Совета Татарской АССР (1959—1960).
- 3 апреля — Режис Кардозу (70) — бразильский актёр и режиссёр, был постановщиком многих сериалов.
- 4 апреля — Борис Ерёмин (92) — заместитель командира 6-й гвардейской истребительной авиадивизии (5-я воздушная армия, 2-й Украинский фронт), гвардии подполковник; генерал-лейтенант авиации в отставке. Герой Советского Союза.
- 4 апреля — Дмитрий Крвавич (78) — украинский советский скульптор, педагог, профессор Львовской академии искусств.
- 5 апреля — Иван Анашкин (86) — советский военный деятель, генерал-лейтенант артиллерии.
- 5 апреля — Сол Беллоу (89) — американский писатель.
- 5 апреля — Александр Грязнов (82) — первый секретарь Шадринского райкома КПСС.
- 5 апреля — Иван Николаев (83) — Герой Советского Союза.
- 6 апреля — Ренье III (81) — князь Монако с 1949.
- 7 апреля — Гиви Нодия (57) — советский футболист, нападающий.
- 8 апреля — Олимпиад Иоффе (85) — советский, российский и американский юрист, автор многочисленных исследований по гражданскому праву, профессор юридического факультета ЛГУ.
- 8 апреля — Семен Ласкин (74) — русский писатель, прозаик, драматург, сценарист, искусствовед, историк литературы.
- 8 апреля — Ёситаро Номура (85) — японский кинорежиссёр.
- 10 апреля — Борис Захарченя (76) — советский и российский физик.
- 12 апреля — Георгий Голубев (86) — Герой Советского Союза.
- 12 апреля — Эхуд Манор — выдающийся израильский поэт-песенник.
- 13 апреля — Артур Балклавс-Гринховс (72) — советский и латвийский астроном.
- 13 апреля — Кузьма Белоконь (89) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 13 апреля — Иван Варавва (80) — русский советский поэт, участник Великой Отечественной войны.
- 13 апреля — Валентин Мухин (78) — Герой Советского Союза.
- 15 апреля — Глория Морель — Старейшая мексиканская актриса, исполнительница роли няни Эдувихис в культовом сериале «Дикая Роза».
- 17 апреля — Юрий Онусайтис (83) — Герой Советского Союза.
- 17 апреля — Иван Потехин (80) — Герой Советского Союза.
- 18 апреля — Яков Ланда (56) — русский писатель.
- 18 апреля — Семен Лиховидов (87) — Герой Советского Союза.
- 18 апреля — Норберт Хеффлинг (80) — футболист, нападающий, футбольный тренер.
- 18 апреля — Сергей Чекан (44) — актёр, мастер дубляжа.
- 19 апреля — Джордж Пан Косматос (64) — кинорежиссёр («Рембо. Первая кровь. Часть II», «Тумбстоун», «Кобра»).
- 19 апреля — Иван Плеханов (87) — Герой Советского Союза.
- 19 апреля — Мария Хевеши (76) — советский и российский философ венгерского происхождения.
- 22 апреля — Гамид Касумбеков (81) — советский военачальник, вице-адмирал.
- 24 апреля — Аркадий Вайнер (74) — писатель детективного жанра, старший из братьев Вайнеров.
- 24 апреля — Эзер Вейцман (80) — израильский военный и государственный деятель, президент с 1993 по июль 2000 года.
- 24 апреля — Владимир Рвачев (78) — выдающийся советский, украинский математик и механик.
- 25 апреля — Клавдий Белошапкин (80) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 25 апреля — Пётр Ерпилов (78) — советский партийный и государственный деятель.
- 26 апреля — Элизабет Домитьен (79) — премьер-министр ЦАР (1975-1976).
- 26 апреля — Артемий Торопов (89) — Герой Советского Союза.
- 28 апреля — Одиссей Димитриади (96) — советский и грузинский дирижёр, народный артист СССР.
- 28 апреля — Виктор Кочевский (81) — украинский и советский поэт, переводчик. Заслуженный деятель культуры Армянской ССР.
- 28 апреля — Наталья Левицкая-Холодная (102) — украинская писательница, поэтесса, переводчица.
- 29 апреля — Эдуард Григолюк (81) — крупный учёный в области механики деформируемого твёрдого тела и её инженерных приложений.
- 29 апреля — Мариана Леви (39) — мексиканская актриса.
- 29 апреля — Анатолий Челпановский (69) — советский российский инженер-конструктор.
Май
- 1 мая — Алексей Дерюгин (90) — Герой Советского Союза.
- 1 мая — Владимир Карпенко (79) — русский советский писатель, член Союза писателей СССР с 1962 года.
- 1 мая — Фёдор Малышев (91) — капитан Рабоче-крестьянской Красной Армии, партизан Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 1 мая — Василий Телегин (69) — заслуженный тренер СССР и УССР.
- 2 мая — Ви Ким Ви (89) — президент Сингапура (1985-1993).
- 2 мая — Раиса Стручкова (79) — балерина Большого театра, Народная артистка СССР.
- 2 мая — Роберт (Боб) Хантер (63) — канадский журналист, сооснователь неправительственной организации «Гринпис».
- 4 мая — Михаил Научитель (80) — советский и белорусский экономист, доктор экономических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы БССР.
- 6 мая — Георгий Баевский (83) — Герой Советского Союза.
- 8 мая — Николай Чернухин (69) — советский политический деятель, председатель Тюменского облисполкома (1985-1990).
- 9 мая — Анатолий Бутенко (80) — советский и российский философ.
- 9 мая — Николай Сычёв (76) — русский экономист.
- 10 мая — Фёдор Кошевой (84) — Герой Советского Союза.
- 11 мая — Михаил Теплов (85) — Герой Советского Союза.
- 11 мая — Николай Шанский (82) — доктор филологических наук, профессор, действительный член Российской академии образования, научный редактор серии учебников по русскому языку для средней школы, главный редактор журнала «Русский язык в школе» (с 1963).
- 12 мая — Мария Савченко (92) — Дважды Герой Социалистического Труда.
- 13 мая — Виктор Курин (71) — украинский и молдавский оперный певец.
- 13 мая — Александра Климова (83) — актриса театра и кино, педагог, культурный и общественный деятель СССР и БССР. Народная артистка СССР.
- 13 мая — Иван Кованев (94) — Герой Советского Союза.
- 13 мая — Лев Левицкий (75) — российский литературный критик, литературовед.
- 13 мая — Евгений Мартынов (81) — Герой Советского Союза.
- 15 мая — Наталья Гундарева (56) — советская и российская актриса театра и кино.
- 16 мая — Павел Бойков (88) — Герой России.
- 17 мая — Исмаил Юсупов (91) — советский партийный деятель, первый секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Казахстана.
- 18 мая — Алексей Гореленков (84) — Герой Советского Союза.
- 18 мая — Шамиль Ягудин (73) — балетмейстер и педагог Большого театра, Народный артист РСФСР (род. 10 февраля 1932).[www.fontanka.ru/2005/05/20/138253/print.html]
- 19 мая — Виктор Воук — американский учёный, инженер, разработчик электромобилей и гибридных автомобилей (род. в 1919).
- 20 мая — Загир Арухов (45) — российский государственный деятель, Министр по национальной политике, делам религий и внешним связям Республики Дагестан (2003—2005). Теракт.
- 20 мая — Анатолий Грачёв (67) — советский актёр, народный артист РФ.
- 20 мая — Поль Рикёр (92) — французский философ, один из ведущих представителей философской герменевтики.
- 20 мая — Василий Рыбалко (83) — Герой Советского Союза.
- 22 мая — Александр Лозневой (94) — российский поэт, прозаик, журналист, член Союза писателей СССР.
- 22 мая — Виталий Муха (69) — глава администрации Новосибирской области в 1991—1993 и в 1995—1999 годах.
- 23 мая — Умирзак Султангазин (68) — математик, академик АН КазССР.
- 25 мая — Елена Курляндцева (55) — художественный критик, искусствовед, телеведущая, работала корреспондентом на каналах «НТВ», «ТВ 6», «ТВС».
- 25 мая — Франк Кёртис (англ. Frank Curtis) (82) — англиканский священник, настоятель Sheffield Cathedral[en].
- 26 мая — Абубакар Сангуле Ламизана (89) — президент Верхней Вольты / Буркина-Фасо (1966-1980)
- 26 мая — Израэль Эпштейн (90) — китайский журналист, коммунист.
- 27 мая — Николай Гудзь (60) — советский украинский актёр.
- 29 мая — Георгий Красота (86) — капитан Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 30 мая — Владимир Савон (65) — гроссмейстер, неоднократный победитель молодёжных чемпионатов мира в составе сборной СССР.
- 31 мая — Арчил Гомиашвили (79) — актёр, бизнесмен.
- 31 мая — Юрий Клещёв (74) — советский волейбольный тренер.
Июнь
- 1 июня — Дмитрий Быстров (37) — советский и российский футболист, защитник; двустороннее воспаление лёгких.
- 1 июня — Джонс, Хлоя (29) — американская порноактриса и фотомодель; цирроз печени[3]
- 2 июня — Борис Вахнюк (71) — поэт, бард, журналист, киносценарист; дорожно-транспортное происшествие.[palm.newsru.com/russia/03jun2005/sbil.html]
- 2 июня — Андрей Ищенко (67) — украинский оперный певец.
- 5 июня — Ви Чон Цзинь (87) — президент Сингапура (1985).
- 5 июня — Наталья Меклин (82) — советский офицер, военный лётчик, во время Великой Отечественной войны.
- 6 июня — Энн Бэнкрофт (73) — американская актриса («Выпускник» и др. фильмы).
- 6 июня — Геворк Джаукян (85) — армянский лингвист, академик АН Армянской ССР.
- 6 июня — Майя Копытцева (81) — русский советский живописец.
- 6 июня — Павел Михайлов (88) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 7 июня — Леонид Страчунский (52) — врач, преподаватель Смоленского медицинского института, профессор, доктор медицинских наук, член-корреспондент РАМН.
- 9 июня — Инна Ульянова (70) — российская актриса театра и кино.
- 10 июня — Сергей Анисимов (82) — советский и российский философ.
- 11 июня — Вадим Бойко (53) — советский и украинский поэт, драматург, прозаик, переводчик.
- 11 июня — Вашку (Васку) душ Сантуш Гонсалвиш (83) — премьер-министр Португалии (1974-1975).
- 11 июня — Эдуард Мекш (65) — латвийский литературовед.
- 11 июня — Руфь Тамарина (83) — русская поэтесса.
- 14 июня — Карло Мария Джулини (91) — итальянский дирижёр и педагог.
- 15 июня — Вероника Васильева (84) — советская и российская актриса, более 60-и лет проработала в театре имени Вахтангова.[cinemate.cc/person/334453/]
- 15 июня — Ольга Лауристин (102) — советский партийный, государственный и политический деятель.
- 15 июня — Дан Цалка (69) — израильский писатель, поэт, драматург и переводчик. Писал на иврите.
- 16 июня — Линас Брога (80) — литовский поэт, переводчик; инженер.
- 17 июня — Евгения Кацева (85) — переводчица художественной литературы с немецкого языка, критик.
- 17 июня — Татьяна Яблонская (88) — украинская художница, Народный художник СССР, Герой Украины.
- 19 июня — Виктор Давыдов (55, род. 6 сентября 1949) — политический деятель, председатель Законодательного собрания Челябинской области с 21 декабря 1995; сердечный приступ.[www.nr2.ru/05/06/19/]
- 19 июня — Алексей Киселёв (67) — советский боксёр полутяжёлой и второй средней весовых категорий.
- 19 июня — Юрий Титов (55, род. 20 июня 1949) — политический деятель, председатель Воронежской областной Думы; автокатастрофа.[www.rg.ru/2005/06/20/titov-anons.html]
- 20 июня — Ларри Коллинз (75) — американский писатель, наиболее известные книги — «Горит ли Париж?» и «О, Иерусалим» (обе в соавторстве с Домиником Лапьером).
- 20 июня — Чарльз Килинг (77) — американский учёный, профессор океанографии. Известен по исследованиям, посвящённым концентрации углекислого газа в атмосфере, составленный им график называют кривой Килинга.
- 20 июня — Джек Килби (81) — американский учёный, изобретший интегральную схему (1958), карманный калькулятор и термопринтер. Лауреат Нобелевской премии по физике (2000).
- 21 июня — Хайме Лачика Син (76) — глава католической общины Филиппин, архиепископ Манилы, кардинал; сыграл большую роль во время падения власти Фердинанда Маркоса.
- 22 июня — Игорь Половодин (50) — шахматист, международный мастер. Заслуженный тренер Грузинской ССР.
- 25 июня - Дмитрий Сивцев (98) — народный писатель Республики Саха (Якутия).
- 25 июня — Александр Котов (86) — капитан Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 26 июня — Грете Султан (99) — немецко-американская пианистка.
- 27 июня — Марианна Цой (46) — писательница, общественный деятель, музыкальный продюсер, супруга рок-музыканта Виктора Цоя.
- 29 июня — Владимир Дворкович (67) — международный шахматный арбитр, председатель коллегии судей Российской шахматной федерации.[sport.vesti.ru/sport/doc.html?id=230878&date=01.07.2005]
- 29 июня — Анатолий Сливников (55) — советский и российский актёр театра и кино.
- 30 июня — Лазарь (Журбенко) (74) — деятель катакомбной церкви.
- 30 июня — Алексей Султанов (35) — советско-американский пианист, один из величайших пианистов XX века.
Июль
- 2 июля — Алексей Поздняков (87) — Герой Советского Союза.
- 2 июля — Алексей Филиппов (79) — Герой Советского Союза.
- 3 июля — Гейлорд Нельсон (89) — американский политический деятель, губернатор штата Висконсин (1958—1962), сенатор (1962—1980); занимался защитой окружающей среды, инициатор празднования Международного дня Земли (22 апреля).
- 5 июля — Виктор Тишко (81) — Герой Советского Союза.
- 5 июля — Борис Топорнин (75) — российский правовед и общественный деятель, академик РАН.
- 6 июля — Грей Луис Патрик (88) — американский политический деятель. Исполняющий обязанности Директора ФБР в 1972 по 1973 гг.
- 6 июля — Эван Хантер (78) — американский писатель, автор детективов (под псевдонимом Эд Макбейн), пьес и телесценариев.
- 6 июля — Клод Симон (91) — французский романист, лауреат Нобелевской премии по литературе (1985).
- 6 июля — Алексей Смирнов (88) — Герой Советского Союза.
- 7 июля — Або Шаракшанэ (83) — российский ученый в области радиотехники и электроники.
- 8 июля — Виктор Герасименко (72) — новатор в строительстве, машинист экскаватора и крана.
- 9 июля — Евгений Гришин (74) — советский конькобежец и менее известный велогонщик, четырёхкратный олимпийский чемпион.
- 9 июля — Наталия Маясова (86) — известный специалист в области древнерусского лицевого шитья.
- 9 июля — Принцесса Хельга-Ли Шаумбург-Липпе (англ. Princess Helga-Lee of Schaumburg-Lippe) (94) — жена принца княжества Шаумбург-Липпе.
- 10 июля — Данзан-Хайбзун Самаев (51) — деятель тибетского буддизма в России.
- 11 июля — Михаил Гусев (71) — советский, российский биолог, микробиолог.
- 11 июля — Николай Козлов (88) — Герой Советского Союза.
- 12 июля — Салимзян Галимзянов (89) — Герой Советского Союза.
- 13 июля — Анатолий Дяченко(46) — украинский актёр театра и кино, телеведущий и шоумен.
- 13 июля — Евгения Лысенко — советский и российский переводчик.
- 14 июля — Вернер Айхгорн (83) — немецкий актёр.
- 14 июля — Юрий Дерябин (82) — Герой Советского Союза.
- 14 июля — Николай Захарчук (82) — Герой Советского Союза.
- 15 июля — Абель Старцев (95) — российский литературный критик, литературовед, переводчик.
- 17 июля — Спартак Мишулин (78) — советский и российский актёр, народный артист РСФСР.
- 17 июля — Эдвард Хит (89) — политик-консерватор, премьер-министр Великобритании с 1970 по 1974.
- 18 июля — Борис Россохин (82) — Герой Советского Союза.
- 18 июля — Уильям Уэстморленд (91) — американский генерал, бывший командующий войсками стран «свободного мира» в Южном Вьетнаме.
- 19 июля — Махмуд Асгари и Айаз Мархони — подростки-гомосексуалы из иранской провинции Хузестан, казнь которых вызвала серьёзный общественный резонанс в мире.
- 19 июля — Ален Бомбар (80) — путешественник.
- 20 июля — Николай Аксёненко (56) — российский политический деятель, министр путей сообщения в 1997—2002 годах (с перерывом в мае — сентябре 1999).
- 20 июля — Джеймс Духан (85) — канадский актёр, известный по роли инженера Монтгомери «Скотти» Скотта в культовом телесериале «Звёздный Путь» (Star Trek).
- 20 июля — Степан Крайнов (84) — Герой Советского Союза
- 21 июля — Лонг Джон Болдри (64) — блюзовый певец и музыкант, «отец британского блюза».
- 21 июля — Владик Нерсесянц (66) — российский ученый-юрист, специалист в области философии права, политических и правовых учений.
- 22 июля — Виктор Берковский (73) — бард, автор популярных песен.
- 22 июля — Александр Бокучава (58) — грузинский шахматист, мастер спорта СССР.
- 22 июля — Жан-Чарльз де Менезес (27) — бразилец, убитый в лондонском метро по подозрению в намерении совершить теракт.
- 25 июля — Михаил Мясников (82) — Герой Советского Союза
- 27 июля — Нажмитдин Мухитдинов (65) — советский и казахстанский учёный-юрист. Академик Академии социальных наук Казахстана, лауреат премии имени Ч. Валиханова НАН РК первой степени.
- 28 июля — Эль Шляхов (85) — молдавский и израильский учёный-медик, эпидемиолог, иммунолог и инфекционист.
- 29 июля — Артак Аракелян (59) — бывший депутат армянского парламента.
- 30 июля — Арон Каценелинбойген (77) — советский и американский экономист, философ и публицист.
- 30 июля — Владимир Сичевой (76) — первый заместитель генерального директора «Производственное объединение „Южный машиностроительный завод“ имени А. М. Макарова»
- 30 июля — Дина Фрумина (91) живописец, педагог.
Август
- 1 августа — Сергей Конюхов (84) — Герой Советского Союза.
- 1 августа — Фахд бен Абдель Азиз ас-Сауд (84) — король Саудовской Аравии c 1982.
- 3 августа — Иван Дубинин (82) — Полный кавалер Ордена Славы.
- 3 августа — Арсений Чанышев (79) — русский философ и историк философии.
- 4 августа — Анатолий Ларкин (72) — российский и американский физик-теоретик, автор более 200 научных работ в области ядерной физики и физики элементарных частиц, по теории плазмы, теории сверхпроводимости и пр.
- 4 августа — Прокофий Ромас (86) — Герой Советского Союза.
- 5 августа — Полина Астахова (68) — советская (украинская) гимнастка, Заслуженный мастер спорта СССР (1960), многократная чемпионка Олимпийских игр, чемпионатов мира и Европы.
- 5 августа — Анатолий Демитков (78) — советский спортсмен.
- 6 августа — Визма Белшевица (74) — латвийская поэтесса, прозаик, драматург, киносценарист, переводчик, неоднократный номинант Нобелевской премии.
- 6 августа — Робин Кук (59) — британский политик, министр иностранных дел страны в 1997—2001, глава Палаты общин в 2001—2003; погиб.[www.ng.ru/world/2005-08-08/6_kuk.html]
- 6 августа — Валентин Никулин (72) — советский и российский актёр.[www.grani.ru/Culture/Cinema/m.93101.html]
- 6 августа — Ибраим Феррер (78) — кубинский музыкант, певец.
- 7 августа — Михаил Евдокимов (47) — артист эстрады, юморист, киноактёр, заслуженный артист РФ, с апреля 2004 по август 2005 глава администрации Алтайского края; погиб в автокатастрофе.
- 8 августа — Барбара Бел Геддес (82) — американская актриса, номинантка на премию «Оскар» в 1948 году.
- 8 августа — Иван Мозговой (77) — советский партийный и государственный деятель.
- 8 августа — Николай Пучков (75) — советский хоккеист, тренер.
- 9 августа — Мэттью Макгрори (32) — американский актёр, известный во многом благодаря своему большому росту (2,29 м); естественные причины.
- 10 августа — Андриан (Четвергов) (54) — Митрополит Московский и всея Руси, предстоятель Русской православной старообрядческой церкви (РПСЦ) в 2004—2005; сердечный приступ.
- 10 августа — Вардгес Гнуни (69) — армянский государственный и научный деятель.
- 11 августа — Манфред Корфман (63) — немецкий археолог, исследователь «доисторической» европейской истории, профессор Института доисторических времён и древней истории при Университете Эберхарда Карлса в Тюбингене.
- 12 августа — Моисей Марьяновский (85) — Герой Советского Союза.
- 13 августа — Дэвид Лонги (63) — 32-й премьер-министр Новой Зеландии (1984—1989).
- 14 августа — Байжанов Габдулла (83) — советский государственный и партийный деятель, начальник Управления КГБ по Актюбинской области, полковник.
- 15 августа — Анатолий Абилов (90) — Герой Советского Союза.
- 16 августа — Александр Гомельский (77) — российский баскетбольный тренер.
- 16 августа — Тонино Делли Колли (82) — итальянский кинооператор.
- 16 августа — Шота Шургая (85) — Герой Советского Союза.
- 18 августа — Эльза Радзиня (88) — советская и латвийская актриса театра и кино, народная артистка СССР (1976).
- 18 августа — Сергей Белан (86) — ветеран Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 19 августа — Фаималага Лука (род. в 1940) — 6-й премьер-министр Тувалу (2001), спикер парламента страны в 2003, 7-й генерал-губернатор Тувалу (2003—2005).
- 20 августа — Роман Редлих (93) — философ, автор таких работ, как «Сталинщина как духовный феномен» (1971), «Советское общество» (1972), «Солидарность и свобода» (1984), и др.
- 21 августа — Роберт Муг (71) — пионер электронной музыки, известен как создатель синтезатора.
- 21 августа — Далия Равикович (68) — израильская поэтесса, общественный деятель.
- 21 августа — Наумов, Лев Николаевич — пианист, профессор Московской консерватории.
- 22 августа — Анатолий Синников (90) — Герой Советского Союза.
- 24 августа — Аушра Аугустинавичюте (77) — литовский экономист, социолог, психолог, одна из создателей соционики.
- 24 августа — Юрий Саранцев (76) — советский и российский киноактёр, Народный артист России (2000).
- 27 августа — Анатолий Голиков (79) — полный кавалер Ордена Славы.
- 27 августа — Николай Эпштейн (85) — спортсмен, мастер спорта СССР по хоккею с шайбой, заслуженный тренер СССР.
- 29 августа — Антоний (Плэмэдялэ) (78) — епископ Румынской Православной Церкви.
- 29 августа — Николай Бахвалов (71) — советский и российский математик, заведующий кафедрой вычислительной математики механико-математического факультета МГУ.
- 29 августа — Зоя Петрова (84) — советская поэтесса, наиболее известным произведением которой являются стихи к песне «Спят усталые игрушки».
- 30 августа — Анатолий Маркуша (84) — советский писатель, лётчик-истребитель, участник ВОВ.
- 30 августа — Максим Милевский — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 31 августа — Стефания Войтович — польская певица академического репертуара.
- 31 августа — Яан Киивит-младший (65) — архиепископ Эстонской евангелическо-лютеранской церкви в 1994—2005.
- 31 августа — Джозеф Ротблат (96) — британский физик и радиобиолог, общественный деятель, один из основателей и руководитель Пагуошского движения учёных,
лауреат Нобелевской премии мира (1995).
- 31 августа — Нина Ульяненко (81) — командир звена 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии лейтенант. Герой Советского Союза.
Сентябрь
- 1 сентября — Виктор Пономаренко — Герой Советского Союза.
- 2 сентября — Владлен Бирюков (63) — советский и российский актёр, народный артист России.
- 3 сентября — Дмитрий Дымченко (26) — украинский журналист.
- 3 сентября — Виктор Кордун (59) — украинский поэт.
- 3 сентября — Уильям Ренквист (80) — американский юрист и политик, председатель Верховного суда США в 1986—2005.
- 3 сентября — Леонид Нерушенко (27) — российский певец, солист популярной молодёжной группы «Динамит»; автокатастрофа.[www.newsru.ru/cinema/05sep2005/dinamit.html]
- 5 сентября — Владимир Грипич (82) — советский и украинский актёр.
- 5 сентября — Иван Евко (90) — советский работник сельского хозяйства, Герой Социалистического Труда.
- 5 сентября — Валентин Недрыгайло — украинский политик, генерал-полковник милиции.
- 6 сентября — Юджиния Чарлз (86) — политик, 3-я премьер-министр Доминики (21 июля 1980 — 14 июня 1995); первая женщина-премьер-министр в странах Карибского бассейна и первая женщина в Северной Америке, ставшая премьер-министром после победы своей партии на выборах.
- 7 сентября — Леонид Бубер (88) — Герой Советского Союза.
- 9 сентября — Семён Левин (56) — известный теледизайнер, один из основателей «НТВ-Дизайн».
- 11 сентября — Абдалла Ибрагим (87) — премьер-министр Марокко (1958-1960).
- 12 сентября — Александр (Милеант) (67) — епископ Буэнос-Айресский и Южно-Американский (РПЦЗ), христианский богослов.
- 13 сентября — Хулио Аяла (89) — президент Колумбии (1978-1982).
- 14 сентября — Шолпан Джандарбекова (83) — советская казахская актриса, народная артистка СССР.
- 14 сентября — Павел Таран (88) — Дважды Герой Советского Союза.
- 15 сентября — Сергей Вольф (70) — русский поэт и прозаик.
- 15 сентября — Иеронимас Качинскас (98) — литовско-американский композитор и органист.
- 18 сентября — Егор Яковлев (75) — журналист, главный редактор газет «Московские новости», «Общая газета».[www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=609933]
- 19 сентября — Зоя Янушевич (89) — советский ботаник.
- 20 сентября — Матест Агрест (90) — математик, известный также как основатель теории палеовизитов.
- 20 сентября — Симон Визенталь (96) — общественный деятель, основатель «Центра Симона Визенталя» (1977), занимающегося поиском нацистских преступников.
- 20 сентября — Евгений Лапутин (47) — пластический хирург, писатель; убийство.[www.svobodanews.ru/content/news/121154.html]
- 20 сентября — Юрий Айзеншпис (60) — российский музыкальный менеджер.
- 20 сентября — Григорий Поженян (83) — российский поэт, автор песен («Два берега», «Песня о друге»), писатель.
- 20 сентября — Георгий Денисов (95) — советский государственный и партийный деятель, 1-й секретарь Мурманского областного комитета КПСС (1958—1966).
- 20 сентября — Харнесс, Чарлз Леонард (89) — американский писатель-фантаст.
- 21 сентября — Мустай Карим (85) — народный поэт Башкортостана.
- 23 сентября — Ада Зевина (87) — молдавский советский художник и искусствовед.
- 24 сентября — Юрий Моисеев (65) — советский хоккеист и хоккейный тренер.
- 24 сентября — Сергей Черновский (84) — Герой Советского Союза.
- 25 сентября — Салли Энн Боумэн (18) — британская фотомодель; убийство.
- 27 сентября — Плия Альбек — юрист, израильский государственный деятель.
- 27 сентября — Виктор Исраэлян (85) — советский дипломат, Чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза (1971).
- 27 сентября — Сергей Константинов (78) — Полный кавалер ордена Славы.
- 27 сентября — Анатолий Фетисов (82) — Герой Советского Союза.
- 28 сентября — Миша Давоян (80) — армянский географ-геоморфолог и гидролог. Кандидат географических наук.
- 28 сентября — Аркадий Демиденко (55) — премьер-министр Крыма.
- 29 сентября — Юрий Сапега (40) — советский и российский волейболист, тренер и спортивный менеджер.
- 29 сентября — Геннадий Сарафанов (63) — лётчик-космонавт СССР, кандидат технических наук, полковник (2 сентября 1974), Герой Советского Союза (1974).
- 29 сентября — Борис Шабан (82) — Герой Советского Союза.
- 30 сентября — Сергей Старостин (52) — выдающийся российский лингвист, полиглот.
Октябрь
- 2 октября — Джордж Паргетер (англ. George Pargeter) (82) — канадский хоккеист.
- 3 октября — Александр Чудаков (67) — российский литературовед и писатель, специалист по Чехову. [www.grani.ru/Culture/Literature/m.96045.html]
- 3 октября — Андраник Петросянц (99) — советский государственный и политический деятель, академик.
- 4 октября — Юрий Асеев (87) — историк архитектуры, доктор архитектуры, заслуженный архитектор Украины.
- 4 октября — Вахтанг Жордания (62) — грузинско-американский дирижёр.
- 8 октября — Анатолий Шапиро (92) — советский военный деятель, командир батальона, освободившего узников Освенцима, Герой Украины.
- 9 октября — Магомедшамиль Абдурагимов (25) — Герой России.
- 10 октября — Маргарита Криницына (73) — советская и украинская актриса («За двумя зайцами»).[news.gala.net/?cat=10&id=202036]
- 10 октября — Аполло Ми́лтон Обо́те Опето (80) — Первый премьер-министр Уганды (1962—1966) и президент (1966—1971, 1981—1985) Уганды
- 11 октября — Ричард Харрингтон (94) — канадский фотограф, награждён высшим орденом Канады.
- 13 октября — Алексей Ситников (79) — Герой Советского Союза.
- 14 октября — Виктор Купревич (80) — российский композитор литовского происхождения.
- 14 октября — Олег Лундстрем (89) — композитор, дирижёр, джазовый музыкант.
- 14 октября — Владимир Паталаха (87) — живописец, мастер пленэрного романтического пейзажа.
- 16 октября — Александр Слесарев (37) — предприниматель, «теневой» владелец банков «Кредиттраст» (с 1995) и «Содбизнесбанк» (с 2001), лишённых лицензии и признанных банкротами в 2004—2005; убит вместе с семьёй.[www.regnum.ru/news/529283.html]
- 16 октября — Урсула Хауэллс (83) — английская актриса.
- 18 октября — Борис Карпов (94) — организатор советского машиностроения, Герой Социалистического Труда.
- 18 октября — Николай Платонов (82) — Герой Советского Союза.
- 18 октября — Александр Яковлев (81) — публицист, социальный мыслитель, российский и советский политический и общественный деятель, главный идеолог Перестройки.[www.gazeta.ru/2005/10/18/oa_174690.shtml]
- 19 октября — Восканян Грант (81) — армянский политический и общественный деятель.Председатель Президиума Верховного Совета Армянской ССР (1985-1990)
- 19 октября — Луис Адольфо Силес Салинас (80) — президент Боливии (1969)
- 20 октября — Валентин Найденко (66) — российский учёный.
- 21 октября — Тара Корреа-Макмаллен (16) — американская актриса; убийство.
- 22 октября — Гений Батуров (32) — советский государственный деятель, председатель Ростовского областного Суда (1963—1971).
- 22 октября — Владислав Гусев (69) — советский и российский спортивный журналист и телекомментатор, в прошлом футболист, первый президент футбольного клуба «Зенит».
- 22 октября — Ён Хён Мук (73) — председатель Совета министров КНДР (1988-1992)
- 22 октября — Лайам Лоулор (61) — ирландский политик; погиб в автокатастрофе в Москве.[txt.newsru.com/russia/24oct2005/loulor.html]
- 22 октября — Михей (Хархаров) (84) — епископ Русской православной церкви; архиепископ Ярославский и Ростовский.
- 24 октября — Роза Паркс (92) — американская общественная деятельница, правозащитница, зачинательница движения за права чернокожих граждан США.[www.rg.ru/2005/10/26/roza-parks.html]
- 24 октября — Хосе Симон Аскона Ойо (78) — президент Гондураса (1986-1990)
- 25 октября — Иван Клоков (84) — Полный кавалер Ордена Славы.
- 26 октября — Кит Паркинсон (47) — американский художник.
- 26 октября — Григорий Слободенюк (79) — Герой Советского Союза.
- 27 октября — Мустафа Газизов (82) — полный кавалер ордена Славы.
- 27 октября — Александр Крестинский (77) — русский писатель, поэт, переводчик.
- 28 октября — Маргарита Назарова (78) — дрессировщица, актриса («Полосатый рейс»).
- 29 октября — Николай Довженко (72) — советский актёр («Это начиналось так…», «Живёт такой парень» и др. фильмы).
- 29 октября — Валерий Коков (64) — президент Кабардино-Балкарской Республики, заместитель председателя Совета Федерации.[pda.gzt.ru/topnews/politics/60531.html]
- 29 октября — Сергей Савельев (57) — советский лыжник, олимпийский чемпион.
- 30 октября — Михаил Кузнецов (86) — Герой Советского Союза.
- 30 октября — Арвид Юргайтис (36) — советский и литовский музыкант, клавишник группы «Ласковый май».
Ноябрь
- 3 ноября — Евге́ний Кузнецо́в (75) — российский политический деятель, губернатор Ставропольского края с 1991 по 1995 год.
- 3 ноября — Отто Лацис (71) — российский журналист, доктор экономических наук.[www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=623944]
- 5 ноября — Дмитрий Ефремов (79) — сержант Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 5 ноября — Джон Фаулз (79) — британский писатель.[www.grani.ru/Culture/Literature/m.97811.html]
- 6 ноября — Андрей Савонюк (84) — участник массовых убийств еврейского населения в Белоруссии.
- 6 ноября — Александр Дмитриевич Сапёлкин (58) — советский хоккеист, мастер спорта СССР международного класса, трёхкратный призёр Чемпионатов СССР. [www.sport-necropol.ru/sapelkin.html]
- 7 ноября — Михаил Гаспаров (70) — российский учёный-литературовед.[www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=624603]
- 7 ноября — Иван Кузнецов (88) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 7 ноября — Михаил Медяков (81) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 7 ноября — Николай Трофимов (85) — актёр.[www.grani.ru/Culture/Theatre/m.97814.html]
- 7 ноября — Хайчин, Юрий Дмитриевич (47) — украинский и российский журналист.
- 8 ноября — Зулкарнай Алдамжар (67) — доктор исторических наук (1986), профессор, академик Академии высшей школы Республики Казахстан.
- 9 ноября — Владимир Ахутин (81) — учёный, основоположник отечественной школы биотехнических систем.
- 8 ноября — Наталья Чмутина (92) — советский архитектор.
- 9 ноября — Кочерил Раман Нараянан (85) — президент Индии в 1997—2002.
- 9 ноября — Родион Суворов (91) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 11 ноября — Пётр Буданов (85) — заслуженный мастер спорта СССР.
- 11 ноября — Питер Друкер (95) — американский экономист австрийского происхождения, считающийся отцом современной теории менеджмента.
- 12 ноября — Заманбек Нуркадилов (61) — аким Алма-Аты и Алматинской области.
- 13 ноября — Эдди Герреро (38) — известный мексиканско-американский рестлер.
- 13 ноября — Тимур Качарава (20) — музыкант, антифашистский активист; убийство.
- 14 ноября — Александр Гаврилов (83) — советский государственный и партийный деятель, министр автомобильного транспорта Узбекской ССР.[www.tashkentpamyat.ru/gavrilov-aleksandr-fadeevich-gosudarstvennijj-dejatel-.html]
- 14 ноября — Юрий Мкртумян (66) — армянский политический и государственный деятель.
- 15 ноября — Леонид Агеев (84) — Герой Советского Союза.
- 15 ноября — Марк Лановенко (93) — Герой Советского Союза.
- 16 ноября — Адольф Лаптев (69) — председатель Ивановского облисполкома (1990-1991), губернатор Ивановской области (1991-1996)
- 17 ноября — Владимир Вихров (78) — советский и российский актёр театра и кино.
- 18 ноября — Армен Абагян (72) — советский и российский учёный в области атомной энергетики, доктор технических наук.
- 18 ноября — Лаура Идальго (78) — аргентинская актриса театра и кино.
- 18 ноября — Василий Новиков (88) — советский и российский литературовед, специалист в области теории и истории советской литературы.
- 19 ноября — Карен Тер-Мартиросян (83) — советский и российский физик-теоретик, доктор физико-математических наук, профессор, член-корреспондент РАН (2000).
- 20 ноября — Лазарь Карелин (85) — русский советский писатель, драматург.
- 20 ноября — Юргис Торнау (86) — литовский литературовед, библиотекарь, писатель.
- 21 ноября — Александр Подлужный (70) — белорусский языковед.
- 24 ноября — Пэт Морита (73) — американский киноактёр японского происхождения («Парень-каратист»).
- 25 ноября — Пьер Зеель (82) — единственный француз, обнародовавший свои воспоминания о том, как его преследовали и депортировали за гомосексуальность во время Второй мировой войны[4].
- 25 ноября — Шамсуди Хаджиев (род. в 1930) — общественно-политический деятель Чечни, Заслуженный строитель СССР, РСФСР и ЧИАССР, старейший кандидат в депутаты парламента Чечни на выборах 27 ноября 2005.
- 25 ноября — Джордж Бест (59) — ирландский футболист.
- 25 ноября — Ричард Бернс (34) — автогонщик.
- 25 ноября — Олег Моисеев (83) — Герой Советского Союза.
- 26 ноября — Гопал Годзе (род. в 1919) — один из участников убийства Махатмы Ганди, брат исполнителя покушения Натхурама Годзе.
- 26 ноября — Сергей Белов (81) — советский футболист, защитник.
- 27 ноября — Франц Шёнхубер (82) — германский политик, сооснователь и председатель (в 1985—1994 гг.) праворадикальной Республиканской партии.
- 28 ноября — Александр Байдуков — живописец, народный художник Украины.
- 29 ноября — Альберт Буров (69) — советский актёр, театральный педагог.
- 29 ноября — Полина Гельман (86) — ветеран Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 29 ноября — Уэнди Джо Спербер (47) — американская киноактриса; рак молочной железы
Декабрь
- 1 декабря — Эдуард Симонянц (68) — армянский политический и военный деятель, генерал-майор.
- 2 декабря — Мухаммед Хамза аз-Зубейди (67) — премьер-министр Ирака (1991-1993)
- 3 декабря — Вадим Кирпиченко (83) — советский разведчик.
- 3 декабря — Назели Лисициан (99) — танцовщица, доктор экономических наук.
- 3 декабря — Сергей Островой (94) — русский советский поэт.
- 4 декабря — Григор Авагян (77) — армянский научный, общественный и государственный деятель.
- 4 декабря — Грегг Хоффман (42) — американский продюсер (работал над фильмом «Пила: Игра на выживание» и другими).
- 5 декабря — Мило Дор (82) — австрийский писатель и переводчик сербского происхождения.
- 5 декабря — Владимир Топоров (77) — российский филолог.[www.litkarta.ru/dossier/toporov-rip/dossier_2327/]
- 6 декабря — Александр Романцов (57) — советский и российский актёр театра и кино.
- 6 декабря — Ченгар Ветил Деван Наир (82) — президент Сингапура (1981-1985)
- 8 декабря — Николай Богун (81) — Полный кавалер ордена Славы.
- 8 декабря — Георгий Жжёнов (90) — актёр театра и кино.[www.grani.ru/Culture/Cinema/m.99352.html]
- 8 декабря — Серафима Кундиренко — советская волейболистка и волейбольный тренер.
- 8 декабря — Лео Шеффчик (85) — немецкий кардинал, крупный католический богослов.
- 9 декабря — Ника Глен (77) — советская, российская переводчица.
- 9 декабря — Роберт Шекли (77) — американский писатель-фантаст; последствия инсульта.[www.grani.ru/Culture/Literature/m.99426.html]
- 9 декабря — Ихил Шрайбман (92) — бессарабский еврейский писатель.
- 10 декабря — Евгений Фейнберг (93) — советский физик-теоретик, академик РАН (1997; член-корреспондент АН СССР c 1966).
- 11 декабря — Анатолий Карташов — советский лётчик-истребитель, член первого отряда космонавтов СССР.
- 13 декабря — Сюзанн Грей (фр. Suzanne Grey, 88) — французская комедийная актриса театра и кино, дочь актрисы Дениз Грей.
- 13 декабря — Хелен Фарр Слоан (англ. Helen Farr Sloan) (94) — американский меценат, педагог и художник, вторая жена Джона Слоана[5].
- 15 декабря — Пётр Колодяжный (84) — Герой Советского Союза.
- 16 декабря — Самсон Бройтман (68) — российский учёный-филолог, автор первого в мире учебника по исторической поэтике.[www.grani.ru/Society/Science/m.99749.html]
- 16 декабря — Алексей Данилов (84) — Герой Советского Союза.
- 16 декабря — Елеазар Мелетинский (87) — российский учёный-филолог, историк культуры, основатель исследовательской школы теоретической фольклористики.[www.regnum.ru/news/561939.html]
- 16 декабря — Сергей Ромащенко (18) — российский автогонщик, мастер спорта России.
- 17 декабря — Валентин Петрашов (88) — Герой Советского Союза.
- 18 декабря — Дмитрий Охоцимский (84) — советский и российский учёный.
- 20 декабря — Юрий Нырков (81) — советский футболист, защитник.
- 20 декабря — Владимир Секин (81) — Герой Советского Союза.
- 20 декабря — Генрих Федосов (73) — советский футболист, нападающий.
- 20 декабря — Хосе Роберто Хилл — Мексиканский актёр, сыгравший Эстебана в сериале Просто Мария, убийство.
- 21 декабря — Иван Антипин (84) — Герой Советского Союза.
- 21 декабря — Николай Кочетков (90) — российский химик-органик, член-корреспондент АМН СССР, академик РАН. Известен своими работами в области химии углеводов.
- 21 декабря — Мурад Саркисян (46) — бывший генеральный директор Реставрационно-строительного концерна «Лусине».
- 21 декабря — Борис Соломатин (81) — советский разведчик, генерал-майор.
- 22 декабря — Сергей Островой (94) — советский, российский поэт.[www.lgz.ru/archives/html_arch/lg512005/Polosy/6_8.htm]
- 23 декабря — Евгений Ворожейкин (82) — советский и российский краевед, математик, физик, педагог.
- 24 декабря — Александр Полунин (84) — Герой Советского Союза.
- 25 декабря — Михаил Альтер (86) — донецкий историк-краевед и еврейский историк, журналист.
- 25 декабря — Чарльз Сокарайдес (83) — американский психиатр, психоаналитик, сексолог, автор ряда научных трудов, деятель антигомосексуального движения.
- 26 декабря — Имантс Кренбергс (75) — режиссёр Рижской киностудии.
- 26 декабря — Вячеслав Платонов (66) — советский волейболист, советский и российский волейбольный тренер.
- 26 декабря — Виктор Степанов (58) — советский, российский и украинский актёр театра и кино.[www.utro.ru/articles/2005/12/27/508401.shtml]
- 26 декабря — Эрих Топп (91) — немецкий подводник времён Второй мировой войны, кавалер Рыцарского креста Железного креста.
- 26 декабря — Винсент Скьявелли (57) — американский актёр сицилийского происхождения.
- 28 декабря — Стево Жигон (79) — сербский актёр, режиссёр Белградского Народного театра.
Дата неизвестна или требует уточнения
- Лев Окрент (82—83) — советский украинский балетмейстер и актёр кино.
- Евгения Таратута (92—93) — советская и российская писательница, литературовед.
- Август или сентябрь — Виктор Федотов (83) — советский и российский поэт, участник Великой Отечественной войны, военный (род. 18 апреля 1922).[www.lgz.ru/archives/html_arch/lg362005/Polosy/7_5.htm]
- Брызин, Николай Николаевич (89) — Умер между 1 и 7 декабря 2005, первый секретарь Курганского промышленного обкома КПСС (1963-1964)
См. также
Напишите отзыв о статье "Список умерших в 2005 году"
Примечания
- ↑ [www.ntv.ru/novosti/58186/ В Петербурге ищут убийц Дмитрия Нелюбина]
- ↑ [www.americaru.com/news/4688/ Скоропостижно скончалась Николь ДеХафф]
- ↑ [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=11132277 «Chloe Jones at Find-A-Grave»], record added June 9, 2005. Retrieved 2007-11-06.
- ↑ [www.fordham.edu/halsall/pwh/seel.asp Pierre Seel: The Death of His Lover]. Проверено 25 марта 2012. [www.webcitation.org/68GWq7tvA Архивировано из первоисточника 8 июня 2012].
- ↑ [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9E04E5DF1030F933A05751C1A9639C8B63 NY Times Death Notice] (англ.)
Ссылки
- [www.lasius.narod.ru/died2005.htm Потери и кончины 2005 года]
Отрывок, характеризующий Список умерших в 2005 году
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.
Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]