Список устаревших названий цветов и оттенков
Поделись знанием:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Список устарелых названий цветов состоит из названий цветов и оттенков, ныне не употребляемых в русском языке (или употребляемых в качестве архаизмов).
Список
А
- Авантюрин — багровый, тёмно-красный.
- Аврора — устрично-розовый.
- Аврорный — от имени Авроры — богини утренней зари в римской мифологии. Светлый оранжево-розовый или жёлтый с красноватым отливом.
- Аделаида — красный оттенок лилового. По другим источникам, тёмно-синий. В 40—50-х годах XIX в. употреблялось в прессе и литературе: встречается у Тургенева («цвета аделаида, или, как у нас говорится, оделлоида») и Достоевского («Так этот галстух аделаидина цвета? — Аделаидина-с. — А аграфенина цвета нет?»)[1].
- Адрианопольский — ярко-красный, от названия краски, которую производили из марены.
- Адского пламени, адского огня — лиловый оттенок красного. Или перламутрово-красный. Или чёрный с красными разводами[1].
- Акажу — цвет «красного дерева», от франц. аcajou — махагони.
- Алебастровый (алавастровый) — бледно-жёлтый с матовым оттенком. Чаще этот цвет употребляют, когда говорят о цвете лица.
- Ализариновый — цвет красных ализариновых чернил.
- Альмандиновый — тёмно-вишнёвый, от названия разновидности граната — альмандина.
- Амарантовый — цвет, близкий к пурпурному, фиолетовому. От названия растения «амарант» — красота, бархатник, бархатка, петуший гребень (щирец — красная трава). Или же цвет древесины розового дерева, сиренево-розовый, светло-лиловый.
- Амиантовый — цвет амианта (разновидности асбеста): белёсый, грязновато-белый. Чаще всего — о цвете неба.
- Аполлон — ярко-золотой.
- Арлекин, арлекиновый — разноцветный, пёстрый (в начале XIX в. так называлась ткань из разноцветных треугольников).
- Oyster on a plate.jpg
Свежая устрица на тарелке
- Woman head Louvre AO17563.jpg
Алебастровая статуэтка
- Alizarin-sample.jpg
Ализарин
- Almandyn 2.jpg
Альмадин
- Acajou.jpg
Махагони
- Amarant-Pflanze.jpg
Цветущий амарант
Б
- Багдад — розоватый, цвета кирпичной пыли.
- Багор (багр, багрец, багрецовый) — густо-красный с синеватым оттенком. Багряница — пряжа, окрашенная в багряный цвет.
- Базарного огня — определение оттенка почти невозможно ввиду сложности ассоциаций, возникающих в связи с этим названием: огненно-красный с примесью желтовато-синего или серого. Название возникло в конце XIX в. — в память о страшном пожаре на благотворительном базаре в Париже в мае 1897 г., когда в огне и дыму погибло немалое число народу.
- Бакановый (баканный) — от «бакан» — багряная краска, добываемая из червеца (кошенили); поддельная — из марены и др.
- Барканский — один из оттенков красной гаммы (от «баркан» — плотная прочная шерстяная ткань, узорчатая и гладкокрашеная, применявшаяся для обивки мебели вместо дорогого шёлкового штофа).
- Бедра испуганной нимфы — оттенок розового. Возможно, возникло в начале XIX в. с появлением нового сорта роз. (Существует ещё цвет «бедра нимфы». Это бледно-розовый — «нимфа спокойна».) По другим сведениям, это был розовый с примесью охры. Таким цветом при императоре Павле красили подкладку военных мундиров. Но так как ткань для офицеров и солдат была разной по качеству, офицерский оттенок звался «бедром испуганной нимфы», а солдатский — «ляжкой испуганной Машки»[1].
- Берилловый — по названию берилла, прозрачного зеленовато-голубого камня.
- Биллиардного сукна — ядовито–зелёный.
- Бисквитный — нежный серовато-зелёный.
- Бискр — цвета желтоватой кожи для обивки мягкой мебели.
- Бисмарк — коричневый. Его оттенки — «Бисмарк malade» (больной), «Бисмарк en colere» (сердитый), «Бисмарк glace» (сдержанный), «Бисмарк scintillant» (блестящий), «Бисмарк content» (весёлый).
- Бисмарк-фуриозо («рассерженный») — коричневый с красный отливом.
- Бисной — седой, серебристый.
- Бистровый — густой коричневый, бурый (от «бистр» — прозрачная коричневая краска из древесной сажи, смешанной с растворимым в воде растительным клеем).
- Бланжевый, или планшевый (от фр. blanc — белый), — кремовый оттенок белого. У Даля — тельный, телесный цвет[1].
- Блё-д-амур — голубовато-серый (от фр. bleu d’amour — «любовный синий»), встречается у Тургенева в «Записках охотника».
- Блё-раймондовый — оттенок синего цвета (от фр. bleu «синий» + имя Raymond).
- Блокитный — сине-голубой. По-украински «блакитний» (читается: блакы́тный) — именно голубой.
- Блондовый — то же, что белобрысый (светловолосый, блондин). Светлый с золотистым отливом, по названию кружев «блонд».
- Болкатый — чёрный, тёмный.
- Бордоского вина — красно-фиолетовый.
- «Борода Абдель-Кадера» или «борода Абдель-Керима» — материал цвета белого с чёрным оттенком и серым отливом.
- Бристольский голубой — ярко-голубой.
- Броный — бело-серый.
- Бронзовый[1]
- Брусничный — когда-то означал зелёный (по цвету листа брусники), а сейчас это один их оттенков красного: цвет спелых ягод брусники, светло-красный, густо-розовый. густо-розовый, цвета созревающей брусники [2].
- Брусьяный, брусвяный — красный, багряный, цвета ягоды брусники.
- Брэнсолитеровый — оттенок коричневого.
- Буланый — серо-бежевый.
- Бурнастый — то же, что бурый.
- Бусый — тёмный голубо-серый или серо-голубой.
- Berillo.jpg
Берилл
В
- Вайдовый — синий. Вайда использовалась вместо индиго.
- Весёлая вдова — оттенок розового.
- Вердепёшевый — жёлтый или розовый оттенок зелёного (похож на зелёный персик)[1].
- Вердепомовый (от фр. vert-de-pomme) — светло-зелёный, цвет незрелых яблок.
- Вердигри (от фр. vert-de-gris) — зелёно-серый.
- Вердрагоновый (от фр. vert dragon) — оттенок тёмно-зелёного.
- Вермильон (от фр. vermillon) — ярко-красный, цвета алой киновари.
- Винный — желтовато-красный.
- Винных дрожжей — желтовато-красный.
- Влюблённой жабы — зеленовато-серый.
- Влюбленного жирафа (или брюха жирафа, или "жирафы в изгнании") — сочетание светло-коричневого и жёлтого с рыжеватым оттенком. Этот цвет, вернее, его название, пришло из Франции: в 1827 году в парижском Ботаническом саду появилась маленькая жирафа-самка, присланная Мехметом-Али, вице-королём Египта, в дар французскому королю Карлу Х. Это был самый модный цвет 1827 г.
- Вороний глаз — чёрный. Его рекомендовали для модных фраков. Добиться этого оттенка можно было, используя только высококачественную шерсть (низкосортная пряжа со временем приобретала рыжеватый оттенок).
- Ворон, воронов — цвета воронова крыла (блестяще-чёрный). Вороной — чёрный.
- Вощаный — цвет воска, от жёлто-серого до янтарно-жёлтого.
- Выдровый — грязновато-зелёный.
Г
- Гавана — серый с оттенком коричневого или наоборот.
- Гаити — или розовый, или ярко-синий.
- Гвоздичный — серый.
- Гелиотроповый — цвета гелиотропа, тёмно-зелёный с пятнами красного или жёлтого цвета. Или же как цветок гелиотропа, серовато-лиловый.
- Гиацинтовый — цвета гиацинта (камня), красный или золотисто-оранжевый.
- Голова негра — с XVIII столетия выходцы из Африки достаточно часто встречались на московских или петербургских улицах, поэтому один из коричневых оттенков получил такое название.
- Голубиной шейки — оттенок серого.
- Гороховый — серый или грязно-жёлтый[1].
- Гортензия — нежно-розовый.
- Гри-де-лень — розовато-серый (от фр. gris de lin), встречается у Тургенева в «Записках охотника».
- Гридеперлевый (фр. gris de perle) — жемчужный оттенок серого[1].
- Гуляфный — красный, цвета спелых ягод шиповника. Но встречалось и определение этого цвета как «розового».
- Гусиного помёта (мердуа) — жёлто-зелёный с коричневым отливом.
Д
- Двуличневый — с переливом, как бы двух цветов с одной стороны.
- Девонширский коричневый — светло-жёлтый.
- Дети Эдуарда — оттенок розового. (Дети Эдуарда IV, умершие в Тауэре?)
- Джало санто — жёлтый, полученный из незрелых ягод крушины или жостера.
- Дикий, дикенький — светло-серый с желтоватым оттенком, цвет небелёного холста[1].
- Драконьей зелени — очень тёмный зелёный.
- Дроковый — жёлтый, цвет краски из цветка дрока.
- Дымный — устаревшая форма слова «дымчатый».
Е
- Египетский коричневый — цвета мускатного ореха.
Ж
- Жандарм — оттенок голубого. Слово появилось в конце ХIХ в. благодаря цвету жандармской формы.
- Жаркий — оранжевый, насыщенно-оранжевый.
- Железный — примерно то же, что нынешнее «стальной».
- Жжёного кофе — сложный оттенок коричневого.
- Жжёного хлеба — сложный оттенок коричневого.
- Жиразол — молочный с радужным отливом, жиразол — старое название благородного опала.
- Жирафовый — жёлто-коричневый.
- Жирафового брюха — жёлто-коричневый и жёлтый с рыжеватым оттенком.
- Жонкилевый — цвет нарцисса.
З
- Зекрый — тёмный, светло-синий, сизый.
- Змеиной кожи — см. нильской воды[3].
И
- Изабеловый — бледно-соломенный, обычно относится к масти ло — светловолосой; изжелта — белёсоватой при белом хвосте и гриве.
- Изжелта — желтистый, с добавкой другого цвета.
- Инкарнатный — цвет сырой говядины (от лат. сarneus — мясной).
- Испуганной мыши — нежно-серый цвет.
- Иудина дерева — ярко-розовый (у иудина дерева, или багряника, цветы ярко-розовые).
К
- Какао-шуа — цвет горячего шоколада.
- Камелопардовый — желтовато-коричневый.
- Карамазый — черномазый, чернявый.
- Кардинал на соломе — сочетание жёлтого и красного (так французская аристократия протестовала по поводу заключения в Бастилию кардинала де Рогана в связи со знаменитым делом об «ожерелье королевы»).
- Кармазинный, кармезинный (от франц. cramoisi) — насыщенно-красный, цвет старинного тонкого сукна кармазина.
- Кармелитовый, капуциновый — чистый оттенок коричневого.
- Карминный, карминовый — оттенок ярко-красного.
- Касторовый — тёмно-серый, цвета кастора, суконной шерстяной ткани.
- Кастрюльный — красновато-рыжий, цвет начищенной медной посуды.
- Кашу́ — рекомендовали в качестве синего, а несколько позже его преподносили как ярко-красный. В толковых словарях этот цвет часто трактуется как табачный.
- Кипенный, кипенно-белый — белоснежный, цвет кипеня — белой пены, образующейся при кипении воды.
- Клеопатра — пурпурный.
- Клуши — чёрная карточная масть — пика.
- Колумбиновый — сизый (от фр. colombin — «голубь»).
- Конго — начищенного медистого золота.
- Коричный — то же, что коричневый.
- Королевский голубой — калька с англ. royal blue, яркий, насыщенный синий.
- Кофейный[1]
- Кошенилевый — ярко-красный, слегка малиновый.
- Краплачный, краповый — ярко-красный, от нем. Krapplack, цвет краски крапплака, добываемой из корня марены.
- Кумачовый — цвет кумача, ярко-красной хлопчато-бумажной ткани.
- Купоросный — пронзительно-голубой, цвет раствора медного купороса.
- Кубовый — синий, насыщенно-синий, от названия растения куб (оно же — индиго).
- Куропаткины глаза — светло-красный.
Л
- Лабрадоровый — цветa лабрадора, полевого шпата с красивым синим отливом.
- Лавальер — желтовато-светло-коричневый. Вошёл в моду, в отличие от юфтевого, только в середине XIX столетия.
- Лани (по одноимённому животному) — желтовато-коричневый.
- Лесных каштанов — тёмный коричневый с рыжеватым оттенком.
- Лилейный — нежно-белый, цвет белой лилии[1].
- Лондонского дыма — тёмно-серый.
- Лондонской грязи — тёмно-коричневый.
- Лорд Байрон — тёмный коричневый с рыжеватым оттенком.
- Лосинный — грязно-белый, цвета лосин.
- Лунь — лунный, тусклый цвет, блеск, белизна.
- Лягушки в обмороке — светлый серо-зелёный.
М
- Магово-гуляфный — красно-розовый.
- Маджента — ярко-красный, между красным и фиолетовым. Судя по тому, что в честь битвы при Сольферино в 1859 году был назван один из цветов (см. ниже), а около города Маджента тогда же произошла ещё одна битва, возможно, это название возникло тогда же.
- Майский жук — цвет из красно-коричневой гаммы с золотым отливом.
- Малахит муравленый — характеристика гончарного изделия, например, горшка, покрытого глазурью, обычно зеленоватый.
- Малахитовый — цвет малахита.
- Маргаритовый — ярко-пунцовый.
- Маренго — серый с вкраплениями чёрного. Название появилось после битвы при Маренго в 1800 году. По одним сведениям, именно такого цвета были брюки Наполеона, по другим — ткани местного производства ручной работы были главным образом тёмно-серого цвета[1].
- Маренго-клер — светло-серый.
- Марин, марина — цвет светлой морской волны (от фр. marine — морской).
- Мария Луиза — голубой, цвета каламина (ярко-голубого минерала).
- Маркизы Помпадур — оттенок розового. Она принимала активное участие в работе над созданием севрского фарфора. Редкий розовый цвет, полученный в результате многочисленных экспериментов, назван в её честь — Rose Pompadour.
- Массака́ — тёмно-красный с синим отливом. Встречается в «Войне и мире», правда, там он «масака»: «На графине должно было быть масака бархатное платье»[1].
- Медвежий (он же медвежьего ушка) — тёмно-каштановый оттенок коричневого[1].
- Мексиканский — голубо-стальной.
- Милори — тёмно-голубой, синий.
- Мов — розовато-лиловый.
- Мордоре, мардоре — цвет из красно-коричневой гаммы с золотым отливом. Название происходит от французского maure doré, буквально «позолоченный мавр». Этот цвет был особенно модным в 1-й половине XIX в.[1]
- Московского пожара — похож на цвет давленой брусники[1].
- Муравчатый — травяной, мелкокрапчатый.
- Мурамный — травянисто-зелёный.
- Мутный цвет — грязный, нечистый, неясный.
Н
- Наваринского пламени с дымом (или дыма с пламенем) — тёмный оттенок серого, модный цвет сукна, который появился после победы русских над турками в Наваринской бухте в 1827-м. Упоминается в «Мёртвых душах». По одному варианту, Чичиков просит показать сукно «цветов тёмных, оливковых или бутылочных с искрою, приближающихся, так сказать, к бруснике», по другому — он желает получить сукно «больше искрасна, не к бутылке, но к бруснике чтобы приближалось». А на картинке в «Московском телеграфе» «фрак суконный, цвета наваринского дыма» — коричневый. Цвет с пламенем, очевидно, обозначает более светлые оттенки[1].
- Накаратовый, накаратный — оттенок красного, «жаркий», алый (от фр. nacarat).
- Нанковый — грязно-жёлтый, по цвету привозимой когда-то из Нанкина хлопчатобумажной ткани.
- Нефритовый — от нефрита, насыщенный зелёный, цвета нефрита.
- Нильской воды (фр. vert du Nil) — серовато-зелёный.
- Jade Buddha Shanghai.jpg
Жёлтый нефрит
О
- Облакотный — цвета облака.
- Оброщеный — багряный.
- Опаловый — молочно-белый, матово-белый с желтизной или голубизной.
- Орельдурсовый — тёмный коричневый с рыжеватым оттенком.
- Орлецовый — красно-вишнёво-розовый, цвета орлеца.
- Осиновый — зелёный с сероватым оттенком.
- Офитовый — цвета офита, зеленоватого мрамора.
- Rodonit (1).jpg
Орлец
- Potch.jpg
Опал
- Populus tremula, ratelpopulier stam.jpg
Осина
- Ophite.jpg
Офит
П
- Павлиний — синевато-лиловый.
- Палевый — розовато-бежевый оттенок жёлтого, от фр. paille — «солома». Согласно Далю, палевый — соломенного цвета, бледно-желтоватый. Бело-желтоватый, изжелта-белый; жёлто-белёсоватый; о лошадях: соловый и изабелловый; о собаках: половый; о голубях: глинистый. Карамзин воспевал палевые сливки[1].
- Парижская синь — ярко-синий.
- Парижский голубой — светло-голубой.
- Парижской грязи — грязно-коричневый цвет. Появилось после знакомства публики с очерками Луи-Себастьена Мерсье «Картины Парижа»[1].
- Парнасской розы — оттенок розового с фиолетовым отливом.
- Паука, замышляющего преступление — тёмный оттенок серого. По другим источникам — чёрный с краснотой[1].
- Пелёсый — тёмный, бурый.
- Перванш — бледно-голубой с сиреневым оттенком.
- Перловый — жемчужно-серый (от фр. perle — перл, жемчуг).
- Плавый — светло-жёлтый. У Даля — изжелта-беловатый, бело-жёлтый, соломенного цвета.
- Померанцевый — апельсиновый с розовым.
- Порфирный, порфировый — пурпурный.
- Последний вздох жако — жёлто-рыжий. Возможно, потому, что перед смертью глаза попугая жако желтеют.
- Празелёный — иссиня-зеленоватый.
- Праземный — цвета празема, светло-зелёного кварца.
- Прюнелевый — оттенок чёрного, получил название по цвету спелых ягод тутовника; сначала оттенок связывался с тканью прюнель, бывшей когда-то только чёрной.
- Пукетовый (от испорченного «букет») — расписанный цветами. У Островского: «Ты мне подари кусок материи на платье да платок пукетовый, французский».
- Пюсовый — бурый, коричневый оттенок красного, цвет раздавленной блохи (от фр. puce — «блоха»). Новый словарь русского языка описывает его как просто тёмно-коричневый. (Были также оттенки «блоха в обмороке», «блошиное брюшко» и — врут, наверное, — цвет «блохи в родильной горячке».)[1]
Р
- Райской птицы — соломенный, по одному из видов райских птиц.
- Ранжевый — то же, что оранжевый.
- Рвота императрицы — оттенок коричневого.
- Рдяный — красный, алый. Рдеть — гореть, воспаляться, краснеть, ярко алеть.
- Резвая пастушка — оттенок розового.
- Редрый — бурый, рыжий, красноватый.
- Розовый пепел — нежно-серый цвет, отливающий в розовый.
- Рудой — рыжий и рыжебурый, «жарко-красный».
- Verbrannte Braunkohlebriketts.jpg
Пепел
С
- Савоярский — то есть «савойский», цвет из красно-коричневой гаммы с золотым отливом.
- Селадоновый — серовато-зелёный, в честь героя романа Селадона.
- Серизовый — вишневый.
- Сёмги — оттенок розового в желтизну, по цвету рыбы.
- Сизый — цвет голубя, после просто синий.
- Силковый — голубой, васильковый.
- Сине-алый — тёмно-фиолетовый.
- Синетный — церковное слово, означающее «сплошь синий».
- Синявый — с синим отливом.
- Скарлатный — ярко-красный (от англ. scarlet).
- Смурый — коричневый оттенок серого, грязно-серый[1].
- Соловый — серo-жёлтый. По этому цвету назван соловей.
- Сольферино — ярко-красный. Назван в честь битвы при Сольферино в австро-итало-французской войне в 1859 г.
- Сомо́, сомон — розовато-жёлтый (от фр. saumon — сёмга), то же, что цвет сёмги. Встречается в «Войне и мире».
- Срений — серый.
- Старой розы — грязновато-розовый, ненасыщенный цвет.
- Стризовый — ярко-красный.
- Сюрприз дофина, цвет детской неожиданности — по легенде в Париже принялись красить ткани в цвет обделанных пелёнок после того, как Мария Антуанетта продемонстрировала придворным своего только что рождённого двухчасового сына, который перед ними «оскандалился».
- Luis Melendez, Still Life with Salmon,Lemon and three Vessels,1772 Museo del Prado Madrid.jpg
Сёмга
- Song Dynasty Celadon Vase.jpg
Китайская керамика типа селадон
- Orsopapera-colombo 002.JPG
Голубь
Т
- Танго — оранжевый с коричневым оттенком.
- Таусинный — синий (от греч. ταώς, ταῶς — «павлин»). Синевато-лиловый. Согласно Далю — тёмно-синий, согласно Новому словарю русского языка — тёмно-синий с вишнёвым отливом. Есть варианты «тагашинный, тагашовый».
- Терракотовый — коричневый оттенка красного кирпича, ржавчины, терракоты.
- Турмалиновый — тёмно-малиновый, цвета полудрагоценного камня турмалина.
- Hanuman in Terra Cotta.jpg
Терракота
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Турмалин
Ф
- Фернамбук — изжелта-красный, краска, добываемая из древесины фернамбука.
- Фиалковый — цвета фиалки, также его можно назвать сиреневым или лавандовым.
- Фисташковый — грязновато-зелёный.
- Флорентийский — жёлтый с бронзовым отливом.
- Фрез, фрезовый (от фр. fraise — земляника) — цвет раздавленной земляники, светло-малиновый. Согласно Новому словарю русского языка — розовый с сиреневым оттенком.
- Фуксии — насыщенный розовый, или фиолетово — вишневый, по названию цветка фуксия.
- Caesalpinia-echinata-Rinde.JPG
Древесина фернамбука
- Blanched pistachios.jpg
Фисташки
- DoubleFuchsias wb.jpg
Фуксия
Х
- Хромой — окраска ткани, выполненная в двух контрастных цветах[1].
Ц
- Zinc fragment sublimed and 1cm3 cube.jpg
Цинк
Ч
- Червча́тый — смесь багряного с синим, ярко-малиновый.
- Черемый — смуглый
- Че́рмный — искрасна-рыжий.
- Чесучовый — цвета чесучи, желтовато-песочной шёлковой ткани.
Ш
- Шампань — прозрачно-жёлтый, цвета шампанского.
- Шамуа — светлый рыже-коричневый (от фр. chamois — серна).
- Шанжан (фр. changeant, от changer — изменять) — цвет с переливающимися оттенками.
- Шарлах — ярко-красный, от названия краски шарлах.
- Шаровный— красочный, живоносный.
- Шартрёз — жёлто-зелёный, по названию ликёра.
- Шмальтовый — голубой, от названия краски, которую делали из толчёного синего стекла (смальты).
- Blanc de Blancs Champagne.jpg
Шампанское
- Camel seitlich trabend.jpg
Верблюд
- Chartreuse jaune.JPG
Шартрёз (молодой)
Э
- Экрю — цвета слоновой кости или небелёного полотна, серовато-белый.
- Электрик — цвета морской волны, голубой, синий с серым отливом[1].
- Электрон — ярко-голубой с прозеленью.
- Эстерхази — серебристо-серый, от рода Эстерхази, возможно, имеет отношение к торту эстерхази.
- ArmreifErbach.jpg
Слоновая кость
Ю
- Юбагрый, убагрый — багровый, светло-багряный; светло-синий.
- Юфтевый — желтовато-светло-коричневый. Цвет юфти был широко распространён в первой четверти XIX в. (Юфть — выделанная кожа).
Я
- Японской розы — цвета раздавленной клубники.
- Ярь — медянка — зелёная краска, получаемая путём окисления меди.
- Яхонтовый — красный, фиолетовый или тёмно-голубой (от «яхонт», устарелого названия драгоценных камней).
См. также
Напишите отзыв о статье "Список устаревших названий цветов и оттенков"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 Кирсанова, Р. М. Костюм в русской художественной культуре XVIII — первой половины XX в.: опыт энциклопедии / Р. М. Кирсанова; под ред. Т. Г. Морозовой, В. Д. Синюкова. — М.: Большая Рос. энцикл., 1995.
- ↑ [slovarozhegova.ru/word.php?wordid=2240 БРУСНИЧНЫЙ, словарная статья из Толкового словаря Ожегова]
- ↑ «Московский телеграф», 1828, № 8, с. 540.
Литература
- Бахилина Н. Б. История цветообозначений в русском языке. — М.: Наука, 1975. — 288 с.
- Василевич А. П., Кузнецова С. Н., Мищенко С. С. Цвет и названия цвета в русском языке. — М.: КомКнига, 2005. [books.google.com/books?ei=-95HUeGuKuHIiwKm2oDoCw&id=bPIKAQAAMAAJ&dq=устаревшие С. 61, 165]. ISBN 5-484-00057-2
- Русский цвет. Русская классическая библиотека. Экономика и духовность. М.: Изд. дом «Экономическая газета», 2012. — 520 с. ISBN 978-5-4319-0030-3; 2012 г.
Отрывок, характеризующий Список устаревших названий цветов и оттенков
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
