Список формирований-участников Курской битвы
Поделись знанием:
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
Эта статья содержит сведения о боевом и численном составе (БЧС) формирований-участников Курской битвы. В статье используется советское определение временных рамок битвы — с 5 июля 1943 года по 23 августа 1943 года, включая операции «Кутузов» и «Румянцев».
Содержание
- 1 Красная армия
- 2 Вермахт
- 3 Примечания
- 4 Источники
Красная армия
Центральный фронт
Командующий — генерал-полковник Рокоссовский, Константин Константинович.
13-я армия
Командующий генерал-лейтенант Пухов, Николай Павлович.
- 17-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-лейтенант Бондарев, Андрей Леонтьевич)
- 18-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Афонин, Иван Михайлович)
- 15-й стрелковый корпус (генерал-майор Хоруженко, Никифор Гордеевич)
- 29-й стрелковый корпус (генерал-майор Слышкин, Афанасий Никитович)
- 4-й артиллерийский корпус прорыва (генерал-майор артиллерии Мазур, Викентий Никитич)
- 19-й гвардейский пушечный артиллерийский полк
- 874-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 476-й миномётный полк
- 477-й миномётный полк
- 6, 37, 65, 86 и 324 гвардейские миномётные полки
- 1042-й зенитный артиллерийский полк
- 1068-й зенитный артиллерийский полк
- 1085-й зенитный артиллерийский полк
- 1090-й зенитный артиллерийский полк
- 1067-й зенитный артиллерийский полк
- 1356-й зенитный артиллерийский полк
- 1362-й зенитный артиллерийский полк
- 1368-й зенитный артиллерийский полк
- 1287-й зенитный артиллерийский полк
- 129-я танковая бригада
- 27-й гвардейский отдельный танковый полк
- 30-й гвардейский отдельный танковый полк
- 43-й отдельный танковый полк
- 58-й отдельный танковый полк
- 237-й отдельный танковый полк
- 1442-й самоходный артиллерийский полк
- 49-й отдельный дивизион бронепоездов
- 275-й отдельный инженерный батальон
48-я армия
Командующий генерал-лейтенант Романенко, Прокофий Логвинович
- 42-й стрелковый корпус (генерал-майор Колганов, Константин Степанович)
- 73-я стрелковая дивизия
- 137-я стрелковая дивизия
- 143-я стрелковая дивизия
- 170-я стрелковая дивизия
- 1168-й пушечный артиллерийский полк
- 2-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада
- 220-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 479-й миномётный полк
- 16-я зенитная артиллерийская дивизия
- 461-й зенитный артиллерийский полк
- 728-й зенитный артиллерийский полк
- 1283-й зенитный артиллерийский полк
- 1285-й зенитный артиллерийский полк
- 1286-й зенитный артиллерийский полк
- 615-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион
- 45-й, 193-й, 229-й отдельные танковые полки
- 1454-й, 1455-й самоходные артиллерийские полки (9-й танковый корпус)
- 1540-й самоходный артиллерийский полк
- 37-й отдельный дивизион бронепоездов
- 313-й отдельный инженерный батальон
60-я армия
Командующий генерал-лейтенант Черняховский, Иван Данилович
- 24-й стрелковый корпус второго формирования (генерал-майор Кирюхин, Николай Иванович)
- 30-й стрелковый корпус (генерал-майор Лазько, Григорий Семёнович)
- 55-я стрелковая дивизия
- 248-я стрелковая бригада
- 1156-й пушечный артиллерийский полк
- 1178-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 128-й, 138-й, 497-й миномётные полки
- 98-й гвардейский миномётный полк
- 286-й отдельный гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 221-й гвардейский, 217-й зенитные артиллерийские полки
- 150-я танковая бригада
- 58-й отдельный дивизион бронепоездов
- 59-я инженерно-сапёрная бригада
- 317-й отдельный инженерный батальон
65-я армия
Командующий генерал-лейтенант Батов, Павел Иванович
- 18-й стрелковый корпус (генерал-майор Иванов, Иван Иванович)
- 27-й стрелковый корпус (генерал-майор Черокманов, Филипп Михайлович)
- 37-я гвардейская стрелковая дивизия
- 181-я стрелковая дивизия
- 194-я стрелковая дивизия
- 354-я стрелковая дивизия
- 120-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 543-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 143-й гвардейский, 218-й, 478-й миномётные полки
- 94-й гвардейский миномётный полк
- 235-й зенитный артиллерийский полк
- 29-й гвардейский, 40-й, 84-й, 255-й отдельные танковые полки
- 14-я инженерно-минная бригада
- 321-й отдельный инженерный батальон
70-я армия
Командующий генерал-лейтенант Галанин, Иван Васильевич
- 28-й стрелковый корпус (генерал-майор Нечаев, Александр Николаевич)
- 102-я стрелковая дивизия
- 106-я стрелковая дивизия
- 140-я стрелковая дивизия
- 162-я стрелковая дивизия
- 175-я стрелковая дивизия
- 3-я истребительная бригада (2-я истребительная дивизия)
- 378-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 106-й миномётный полк
- 836-й зенитный артиллерийский полк
- 977-й зенитный артиллерийский полк
- 990-й зенитный артиллерийский полки
- 581-й зенитный артиллерийский полк
- 240-й, 251-й, 259-й отдельные танковые полки
- 169-й, 371-й, 386-й отдельные инженерные батальоны
2-я танковая армия
Командующий генерал-лейтенант танковых войск Родин, Алексей Григорьевич
- 3-й танковый корпус (генерал-майор танковых войск Синенко, Максим Денисович)
- 50-я танковая бригада
- 51-я танковая бригада
- 103-я танковая бригада
- 57-я морская стрелковая бригада
- 74-й мотоциклетный батальон
- 881-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 728-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 234-й миномётный полк
- 121-й зенитный артиллерийский полк
- 107-я танковая бригада
- 109-я танковая бригада
- 164-я танковая бригада
- 15-я морская стрелковая бригада
- 51-й мотоциклетный батальон
- 1441-й самоходный артиллерийский полк
- 614-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 729-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 226-й миномётный полк
- 11-я гвардейская танковая бригада
- 87-й отдельный мотоциклетный батальон
- 357-й отдельный инженерный батальон
3-я гвардейская танковая армия
Армия была включена в состав фронта 27 июля 1943 года. Командующий генерал-лейтенант Рыбалко, Павел Семёнович.
- 12-й танковый корпус (26 июля 1943 года был преобразован в 6-й гвардейский танковый корпус; генерал-майор танковых войск Зинькович, Митрофан Иванович)
- 30-я танковая бригада (51-я гвардейская танковая бригада)
- 97-я танковая бригада (52-я гвардейская танковая бригада)
- 106-я танковая бригада (53-я гвардейская танковая бригада)
- 1417-й самоходно-артиллерийский полк
- 1498-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 272-й миномётный полк
- 1703-й зенитно-артиллерийский полк
- 757-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион
- 6-й разведывательный батальон
- 66-й мотоциклетный батальон
- 432-й отдельный батальон связи
- 127-й отдельный сапёрный батальон (23 августа 1943 года был преобразован в 120-й отдельный гвардейский сапёрный батальон)
- 15-й танковый корпус (генерал-майор танковых войск Рудкин, Филипп Никитович)
- 88-я танковая бригада
- 113-я танковая бригада
- 195-я танковая бригада
- 52-я мотострелковая бригада
- 1418-й самоходно-артиллерийский полк
- 1503-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 467-й миномётный полк
- 1704-й зенитно-артиллерийский полк
- 253-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион
- 5-й бронетранспортерный батальон
- 89-й мотоциклетный батальон
- 91-я танковая бригада
- 50-й отдельный мотоциклетный полк
- 138-й отдельный полк связи
- 372-й отдельный авиационный полк связи (По-2)
- 39-й разведывательный батальон
- 182-й мотоинженерный батальон
16-я воздушная армия
Командующий генерал-лейтенант Руденко, Сергей Игнатьевич
- 1610-й, 1611-й и 1612-й зенитные артиллерийские полки
- 2-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия
- 299-я штурмовая авиационная дивизия
- 1-я гвардейская истребительная авиационная дивизия
- 271-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия
- 16-й отдельный дальнеразведывательный авиационный полк
- 6-й санитарный авиационный полк
- 14-я корректировочная авиационная эскадрилья
Соединения и части фронтового подчинения
- 115-й, 119-й, 161-й укрепленные районы
- 14-я отдельная истребительная бригада
- 68-я пушечная артиллерийская бригада
- 1-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада
- 13-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада
- 130-й, 563-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 21-я миномётная бригада
- 84, 92 и 323 гв. мл
- 10-я зенитная артиллерийская дивизия
- 802-й зенитный артиллерийский полк
- 975-й зенитный артиллерийский полк
- 984-й зенитный артиллерийский полк
- 994-й зенитный артиллерийский полк
- 997-й зенитный артиллерийский полк
- 325-й зенитный артиллерийский полк
- 1259-й зенитный артиллерийский полк
- 1263-й зенитный артиллерийский полк
- 13-й гвардейский отдельный зенитный артиллерийский дивизион
- 27-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион
- 31-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион
- 9-й танковый корпус (генерал-майор танковых войск Богданов, Семён Ильич)
- 23-я танковая бригада
- 95-я танковая бригада
- 108-я танковая бригада
- 8-я моторизованная стрелковая бригада
- 730-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 730-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион (с июля)
- 1454-й самоходно-артиллерийский полк (с июля)
- 1455-й самоходно-артиллерийский полк (с июля)
- 1540-й самоходно-артиллерийский полк (с августа)
- 19-й танковый корпус (генерал-майор танковых войск Васильев, Иван Дмитриевич)
- 1541-й самоходный артиллерийский полк
- 40-й отдельный дивизион бронепоездов
- 1-я гвардейская истребительная бригада стратегического назначения
- 6-я инженерно-минная бригада
- 12-й гвардейский батальон минёров
- 120-й и 257-й отдельные инженерные батальоны
- 9-й, 49-й, 50-й, 104-й понтонно-мостовые батальоны
Воронежский фронт
Командующий фронтом — генерал армии Ватутин, Николай Фёдорович
6-я гвардейская армия
Командующий генерал-лейтенант Чистяков, Иван Михайлович
- 22-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Ибянский, Николай Болеславович)
-
- 196-й гвардейский стрелковый полк
- 199-й гвардейский стрелковый полк
- 201-й гвардейский стрелковый полк
- 138-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 210-й гвардейский стрелковый полк
- 213-й гвардейский стрелковый полк
- 219-й гвардейский стрелковый полк
- 151-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 268-й гвардейский стрелковый полк
- 272-й гвардейский стрелковый полк
- 274-й гвардейский стрелковый полк
- 193-й гвардейский артиллерийский полк
- 23-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Вахрамеев, Павел Прокопьевич)
-
- 154-й гвардейский стрелковый полк
- 156-й гвардейский стрелковый полк
- 158-й гвардейский стрелковый полк
- 122-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 151-й гвардейский стрелковый полк
- 153-й гвардейский стрелковый полк
- 155-й гвардейский стрелковый полк
- 124-й гвардейский артиллерийский полк
- 375-я стрелковая дивизия (полковник Говоруненко, Пётр Дмитриевич)
- 1241-й стрелковый полк
- 1243-й стрелковый полк
- 1245-й стрелковый полк
- 193-й артиллерийский полк
-
- 267-й гвардейский стрелковый полк
- 270-й гвардейский стрелковый полк
- 273-й гвардейский стрелковый полк
- 196-й гвардейский артиллерийский полк
Армейские части
- 96-я танковая бригада
- 230-й танковый полк
- 245-й отдельный танковый полк (подполковник Акопов, Матвей Киракосович)
- 1440-й самоходный артиллерийский полк
- 1837-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1839-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1841-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1838-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1840-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1842-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 493-й, 496-й, 611-й, 694-й, 868-й, 1666-й, 1667-й, 1240-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 93-й артиллерийский полк (122-мм)
- 142-й артиллерийский полк (152-мм)
- 159-й артиллерийский полк
- 163-й артиллерийский полк
- 628-й пушечный артиллерийский полк
- 263-й миномётный полк
- 295-й миномётный полк
- 1352-й, 1357-й, 1363-й, 1369-й зенитные артиллерийские полки
- 1487-й зенитный артиллерийский полк
- 205-й сапёрный батальон
- 540-й сапёрный батальон
7-я гвардейская армия
Командующий генерал-лейтенант Шумилов, Михаил Степанович
- 24-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Васильев, Николай Алексеевич)
- 15-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Василенко, Емельян Иванович)
- 44-й гвардейский стрелковый полк
- 47-й гвардейский стрелковый полк
- 50-й гвардейский стрелковый полк
- 43-й гвардейский артиллерийский полк
- 36-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Денисенко, Михаил Иванович)
- 104-й гвардейский стрелковый полк
- 106-й гвардейский стрелковый полк
- 108-й гвардейский стрелковый полк
- 65-й гвардейский артиллерийский полк
- 72-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Лосев, Анатолий Иванович)
- 222-й гвардейский стрелковый полк
- 224-й гвардейский стрелковый полк
- 229-й гвардейский стрелковый полк
- 155-й гвардейский артиллерийский полк
- 25-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Сафиулин, Ганий Бекинович)
- 73-я гвардейская стрелковая дивизия (полковник Козак, Семён Антонович)
- 209-й гвардейский стрелковый полк
- 211-й гвардейский стрелковый полк
- 214-й гвардейский стрелковый полк
- 153-й гвардейский артиллерийский полк
- 78-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Скворцов, Александр Васильевич)
- 223-й гвардейский стрелковый полк
- 225-й гвардейский стрелковый полк
- 228-й гвардейский стрелковый полк
- 158-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 233-й гвардейский стрелковый полк
- 235-й гвардейский стрелковый полк
- 238-й гвардейский стрелковый полк
- 173-й гвардейский артиллерийский полк
- 213-я стрелковая дивизия (полковник Буслаев, Иван Ефимович)
- 585-й стрелковый полк
- 702-й стрелковый полк
- 793-й стрелковый полк
- 671-й артиллерийский полк
Армейские части
- 27-я гвардейская танковая бригада
- 201-я танковая бригада
- 148-й танковый полк
- 167-й танковый полк
- 262-й танковый полк
- 1438-й и 1529-й самоходные артиллерийские полки
- 1844-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1846-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1848-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1112-й артиллерийский полк
- 161-й гвардейский артиллерийский полк
- 290-й миномётный полк
- 309-й гвардейский миномётный полк
- 443-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 477-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 670-й зенитный артиллерийский полк
- 743-й зенитный артиллерийский полк
- 1119-й зенитный артиллерийский полк
- 1181-й зенитный артиллерийский полк
- 162-й и 258-й гвардейские зенитные артиллерийские полки
- 60-я инженерная бригада
- 175-й сапёрный батальон
- 329-й сапёрный батальон
- 156-й отдельный мостостроительный батальон
69-я армия (СССР)
Командующий генерал-лейтенант Крючёнкин, Василий Дмитриевич
- 48-й стрелковый корпус (генерал-майор Рогозный, Зиновий Захарович)
- 107-я стрелковая дивизия (генерал-майор Бежко, Пётр Максимович)
- 504-й стрелковый полк
- 516-й стрелковый полк
- 522-й стрелковый полк
- 1032-й артиллерийский полк
- 183-я стрелковая дивизия (генерал-майор Костицын, Александр Степанович)
- 227-й стрелковый полк
- 285-й стрелковый полк
- 295-й стрелковый полк
- 623-й артиллерийский полк
-
- 1000-й стрелковый полк
- 1002-й стрелковый полк
- 1004-й стрелковый полк
- 830-й артиллерийский полк
- 49-й стрелковый корпус (генерал-майор Терентьев, Гурий Никитич)
- 111-я стрелковая дивизия (полковник Петрушин, Андрей Никитович)
- 399-й стрелковый полк
- 468-й стрелковый полк
- 532-й стрелковый полк
- 286-й артиллерийский полк
- 270-я стрелковая дивизия (полковник Беляев, Иван Петрович)
- 973-й стрелковый полк
- 975-й стрелковый полк
- 977-й стрелковый полк
- 810-й артиллерийский полк
Армейские части
- 1661-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 496-й миномётный полк
- 225-й гвардейский зенитный артиллерийский полк
- 322-й зенитный артиллерийский дивизион
- 328-й сапёрный батальон
38-я армия
Командующий генерал-лейтенант Чибисов, Никандр Евлампиевич
- 167-я стрелковая дивизия (генерал-майор Мельников, Иван Иванович)
- 465-й стрелковый полк
- 520-й стрелковый полк
- 615-й стрелковый полк
- 576-й артиллерийский полк
- 232-я стрелковая дивизия (полковник Улитин, Иван Ильич)
- 498-й стрелковый полк
- 605-й стрелковый полк
- 712-й стрелковый полк
- 676-й артиллерийский полк
- 340-я стрелковая дивизия (полковник Шадрин, Митрофан Иванович)
- 1140-й стрелковый полк
- 1141-й стрелковый полк
- 1144-й стрелковый полк
- 911-й артиллерийский полк
- 51-й стрелковый корпус (генерал-майор Авдеенко, Пётр Петрович)
- 180-я стрелковая дивизия (генерал-майор Шмелёв, Фёдор Петрович)
- 21-й стрелковый полк
- 42-й стрелковый полк
- 86-й стрелковый полк
- 627-й артиллерийский полк
- 240-я стрелковая дивизия (генерал-майор Уманский, Терентий Фомич)
- 836-й стрелковый полк
- 842-й стрелковый полк
- 931-й стрелковый полк
- 692-й артиллерийский полк
- 204-я стрелковая дивизия (полковник Байдак, Ксаверий Михайлович)
- 700-й стрелковый полк
- 706-й стрелковый полк
- 730-й стрелковый полк
- 657-й артиллерийский полк
Армейские части
- 1843-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1845-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1847-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 222-й, 483-й, 1658-й, 1660-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 491-й, 492-й миномётные полки
- 66-й, 314-й гвардейские миномётные полки
- 981-й зенитный артиллерийский полк
- 1288-й зенитный артиллерийский полк
- 235-й сапёрный батальон
- 268-й сапёрный батальон
40-я армия
Командующий генерал-лейтенант Москаленко, Кирилл Семёнович
- 47-й стрелковый корпус (генерал-майор Грязнов, Афанасий Сергеевич)
- 161-я стрелковая дивизия (генерал-майор Тертышный, Пётр Вакулович)
- 565-й стрелковый полк
- 569-й стрелковый полк
- 575-й стрелковый полк
- 1036-й артиллерийский полк
- 206-я стрелковая дивизия (полковник Рутько, Виктор Иванович)
- 722-й стрелковый полк
- 737-й стрелковый полк
- 748-й стрелковый полк
- 661-й артиллерийский полк
- 237-я стрелковая дивизия (генерал-майор Дьяконов, Пётр Александрович)
- 835-й стрелковый полк
- 838-й стрелковый полк
- 841-й стрелковый полк
- 691-й артиллерийский полк
- 52-й стрелковый корпус (генерал-лейтенант Перхорович, Франц Иосифович)
- 100-я стрелковая дивизия (полковник Беззубов, Николай Александрович до 23 июля, с 23 июля — полковник Цыганков, Пётр Трофимович)
- 454-й стрелковый полк
- 460-й стрелковый полк
- 472-й стрелковый полк
- 1031-й артиллерийский полк
- 219-я стрелковая дивизия (генерал-майор Котельников, Василий Петрович)
- 375-й стрелковый полк
- 710-й стрелковый полк
- 727-й стрелковый полк
- 673-й артиллерийский полк
- 309-я стрелковая дивизия (полковник Дрёмин, Дмитрий Феоктистович)
- 955-й стрелковый полк
- 957-й стрелковый полк
- 959-й стрелковый полк
- 842-й артиллерийский полк
Армейские части
- 86-я танковая бригада
- 59-й танковый полк
- 60-й танковый полк
- 36-я артиллерийская бригада
- 805-й гаубичный артиллерийский полк
- 839-й гаубичный артиллерийский полк
- 76-й гвардейский артиллерийский полк
- 493-й и 494-й миномётные полки
- 9-й, 10-й и 66-й гвардейские миномётные полки
- 1850-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1852-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 1854-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 4-й гвардейский, 120-й, 869-й, 1244-й, 1663-й и 1664-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 800-й зенитный артиллерийский полк
- 974-й зенитный артиллерийский полк
- 993-й зенитный артиллерийский полк
- 1488-й зенитный артиллерийский полк
- 14-й сапёрный батальон
1-я танковая армия
Командующий генерал-лейтенант Катуков, Михаил Ефимович
- 6-й танковый корпус (генерал-майор Гетман, Андрей Лаврентьевич)
- 22-я танковая бригада
- 112-я танковая бригада
- 200-я танковая бригада
- 6-я мотострелковая бригада
- 85-й мотоциклетный батальон
- 1461-й самоходный артиллерийский полк
- 538-й и 1008-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 270-й миномётный полк
- 31-й танковый корпус (генерал-майор Черниенко, Дмитрий Хрисанфович)
- 3-й механизированный корпус (генерал-майор Кривошеин, Семён Моисеевич)
- 1-я механизированная бригада
- 3-я механизированная бригада
- 10-я механизированная бригада
- 1-я гвардейская танковая бригада
- 49-я танковая бригада
- 346-й отдельный батальон связи
- 34-й отдельный разведывательный батальон
- 58-й моторизованный инженерный батальон
- 35-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 265-й миномётный полк
- 405-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
Армейские части
- 316-й гвардейский миномётный полк
- 797-й зенитный артиллерийский полк
- 848-й зенитный артиллерийский полк
- 978-й зенитный артиллерийский полк
- 1063-й зенитный артиллерийский полк
- 71-й и 267-й отдельные инженерные батальоны
- 2-й гвардейский танковый корпус (генерал-майор Бурдейный, Алексей Семёнович)
- 4-я гвардейская танковая бригада
- 25-я гвардейская танковая бригада
- 26-я гвардейская танковая бригада
- 4-я гвардейская моторизованная стрелковая бригада
- 47-й гвардейский тяжёлый танковый полк
- 1-й гвардейский отдельный батальон связи
- 79-й отдельный мотоциклетный батальон
- 1500-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 755-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион
- 273-й миномётный полк
- 28-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 1695-й зенитный артиллерийский полк
- 5-й гвардейский танковый корпус (генерал-лейтенант танковых войск Кравченко, Андрей Григорьевич)
- 20-я танковая бригада
- 21-я танковая бригада
- 22-я танковая бригада
- 6-я гвардейская моторизованная стрелковая бригада
- 48-й гвардейский тяжёлый танковый полк
- 1499-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 4-й гвардейский отдельный батальон связи
- 454-й миномётный полк
- 1696-й зенитный артиллерийский полк
- 23-й отдельный разведывательный батальон
- 80-й мотоциклетный батальон
2-я воздушная армия
Командующий армией — генерал-лейтенант Красовский, Степан Акимович
- 291-я штурмовая авиационная дивизия
- 201-я истребительная авиационная дивизия
- 203-я истребительная авиационная дивизия
- 149-й истребительный авиационный полк
- 247-й истребительный авиационный полк
- 270-й истребительный авиационный полк
- 516-й истребительный авиационный полк
- 250-я истребительная авиационная дивизия
- 32-й истребительный авиационный полк
- 208-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия
- 385-й, 454-й лёгкие бомбардировочные авиационные полки
- 50-й разведывательный авиационный полк
- 331-я корректировочная авиационная эскадрилья
Соединения и части фронтового подчинения
- 35-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Горячев, Сергей Георгиевич)
-
- 276-й гвардейский стрелковый полк
- 280-й гвардейский стрелковый полк
- 282-й гвардейский стрелковый полк
- 197-й гвардейский артиллерийский полк
- 93-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Тихомиров, Владимир Васильевич)
- 278-й гвардейский стрелковый полк
- 281-й гвардейский стрелковый полк
- 285-й гвардейский стрелковый полк
- 198-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 283-й гвардейский стрелковый полк
- 286-й гвардейский стрелковый полк
- 288-й гвардейский стрелковый полк
- 199-й гвардейский артиллерийский полк
- 1528-й гаубичный артиллерийский полк
- 522-й гаубичный артиллерийский полк большой мощности
- 1148-й гаубичный артиллерийский полк
- 14-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада
- 31-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада
- 1076-й и 1689-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 12-я миномётная бригада
- 469-й миномётный полк
- 36-й, 80-й, 97-й, 309-й, 315-й гвардейские миномётные полки
- 22-й гвардейский отдельный зенитный артиллерийский дивизион
- 2-й гвардейский танковый корпус (генерал-лейтенант Бурдейный, Алексей Семенович)
- 4-я гвардейская танковая бригада
- 25-я гвардейская танковая бригада
- 26-я гвардейская танковая бригада
- 4-я гвардейская моторизованная стрелковая бригада
- 47-й гвардейский танковый полк
- 1500-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 755-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 273-й миномётный полк
- 1695-й зенитный артиллерийский полк
- 5-й гвардейский танковый корпус (генерал-лейтенант танковых войск Кравченко, Андрей Григорьевич)
- 20-я гвардейская танковая бригада
- 21-я гвардейская танковая бригада
- 22-я гвардейская танковая бригада
- 6-я гвардейская моторизованная стрелковая бригада
- 48-й гвардейский танковый полк
- 1499-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 454-й миномётный полк
- 1696-й зенитный артиллерийский полк
- 4-я инженерно-минная бригада
- 5-я инженерно-минная бригада
- 42-я истребительная бригада стратегического назначения
- 6-я понтонно-мостовая бригада
- 13-й гвардейский батальон минёров
- 6-й, 20-й понтонно-мостовые батальоны
Армейские части
- 1554-й, 1555-й, 1605-й зенитные артиллерийские полки
Резервные войска
- 2-й танковый корпус (19 сентября 1943 года преобразован в 8-й гвардейский танковый корпус; командующий — генерал-майор Попов, Алексей Фёдорович)
- 26-я танковая бригада
- 99-я танковая бригада
- 169-я танковая бригада
- 58-я моторизованная стрелковая бригада
- 15-й гвардейский тяжёлый танковый полк
- 894-й отдельный батальон связи
- 12-й отдельный разведывательный батальон
- 269-й миномётный полк
- 83-й мотоциклетный батальон
- 307-й гвардейский миномётный дивизион
- 1698-й зенитный артиллерийский полк
- 10-й танковый корпус, бои проводил в составе Степного фронта (генерал-майор Бурков, Василий Герасимович)
- 178-я танковая бригада
- 183-я танковая бригада
- 186-я танковая бригада
- 11-я моторизованная стрелковая бригада
- 1450-й самоходный артиллерийский полк
- 727-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 30-й отдельный разведывательный батальон
- 77-й мотоциклетный батальон
- 287-й миномётный полк
- 1693-й зенитный артиллерийский полк
Степной военный округ (Степной фронт)
Степной фронт был образован 9 июля 1943 года. Командующий фронтом Конев, Иван Степанович.
4-я гвардейская армия
Командующий — Кулик, Григорий Иванович
- 20-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Бирюков, Николай Иванович)
- 21-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Фоменко, Пётр Иванович)
- 452-й, 1317-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 466-й миномётный полк
- 96-й гвардейский миномётный полк реактивной артиллерии
- 1354-й зенитный артиллерийский полк
- 1358-й зенитный артиллерийский полк
- 1364-й зенитный артиллерийский полк
- 1370-й зенитный артиллерийский полк
- 3-й гвардейский танковый корпус (генерал-майор танковых войск Вовченко, Иван Антонович)
- 3-я танковая бригада
- 18-я танковая бригада
- 19-я танковая бригада
- 2-я гвардейская морская стрелковая бригада
- 1436-й самоходный артиллерийский полк
- 73-й мотоциклетный батальон
- 1496-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 266-й миномётный полк
- 1701-й зенитный артиллерийский полк
- 749-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 324-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 48-й отдельный инженерный батальон
5-я гвардейская армия
Командующий генерал-лейтенант Жадов, Алексей Семёнович.
- 32-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Родимцев, Александр Ильич)
- 13-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Бакланов, Глеб Владимирович)
- 34-й гвардейский стрелковый полк
- 39-й гвардейский стрелковый полк
- 42-й гвардейский стрелковый полк
- 32-й гвардейский артиллерийский полк
- 66-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Якшин, Аким Васильевич)
- 145-й гвардейский стрелковый полк
- 193-й гвардейский стрелковый полк
- 195-й гвардейский стрелковый полк
- 135-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 14-й гвардейский воздушно-десантный полк
- 17-й гвардейский воздушно-десантный полк
- 20-й гвардейский воздушно-десантный полк
- 8 гв вап
- 33-й гвардейский стрелковый корпус (генерал-майор Козлов, Михаил Иванович)
- 42-я гвардейская стрелковая дивизия (генерал-майор Бобров, Фёдор Александрович)
- 127-й гвардейский стрелковый полк
- 132-й гвардейский стрелковый полк
- 136-й гвардейский стрелковый полк
- 75-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 284-й гвардейский стрелковый полк
- 287-й гвардейский стрелковый полк
- 290-й гвардейский стрелковый полк
- 233-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 289-й гвардейский стрелковый полк
- 292-й гвардейский стрелковый полк
- 294-й гвардейский стрелковый полк
- 232-й гвардейский артиллерийский полк
-
- 23-й гвардейский воздушно-десантный полк
- 26-й гвардейский воздушно-десантный полк
- 28-й гвардейский воздушно-десантный полк
- 7 гв вап
Армейские части
- 43-я танковая бригада
- 28-й гвардейский танковый полк
- 57-й гвардейский танковый полк
- 1440-й, 1547-й и 1549-й самоходные артиллерийские полки
- 805-й гаубичный артиллерийский полк
- 36-я пушечная артиллерийская бригада
- 12-я миномётная бригада
- 112-й пушечный артиллерийский полк
- 301-й, 493-й, 694-й, 1076-й и 1322-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 271-й миномётный полк
- 285-й миномётный полк
- 292-й миномётный полк
- 469-й миномётный полк
- 302-й и 308-й гвардейские миномётные полки
- 1360-й зенитный артиллерийский полк
- 1366-й зенитный артиллерийский полк
- 1372-й зенитный артиллерийский полк
- 1374-й зенитный артиллерийский полк
- 256-й, 431-й инженерные батальоны
27-я армия
- 71-я стрелковая дивизия
- 147-я стрелковая дивизия
- 155-я стрелковая дивизия
- 163-я стрелковая дивизия
- 166-я стрелковая дивизия
- 241-я стрелковая дивизия
- 680-й и 1070-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 480-й миномётный полк
- 47-й гвардейский миномётный полк реактивной артиллерии
- 1064-й зенитный артиллерийский полк
- 1336-й зенитный артиллерийский полк
- 1342-й зенитный артиллерийский полк
- 1348-й зенитный артиллерийский полк
- 93-я танковая бригада
- 39-й отдельный танковый полк
- 25-й и 38-й отдельные инженерные батальоны
47-я армия
командующий — Козлов, Пётр Михайлович
- 21-й стрелковый корпус (генерал-майор Абрамов, Василий Леонтьевич)
- 23-й стрелковый корпус (генерал-майор Сергацков, Василий Фадеевич )
- 269-й и 1593-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 460-й миномётный полк
- 83 гв мп
- 1044-й зенитный артиллерийский полк
- 1334-й зенитный артиллерийский полк
- 1340-й зенитный артиллерийский полк
- 1346-й зенитный артиллерийский полк
- 91-й отдельный инженерный батальон
53-я армия
- 28-я гвардейская стрелковая дивизия
- 84-я стрелковая дивизия
- 116-я стрелковая дивизия
- 214-я стрелковая дивизия
- 233-я стрелковая дивизия
- 252-я стрелковая дивизия
- 299-я стрелковая дивизия
- 232-й и 1316-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки
- 461-й миномётный полк
- 89 гв мп
- 1361-й зенитный артиллерийский полк
- 1367-й зенитный артиллерийский полк
- 1373-й зенитный артиллерийский полк
- 1375-й зенитный артиллерийский полк
- 34-й и 35-й отдельные танковые полки
- 11-й и 17-й отдельные инженерные батальоны
5-я гвардейская танковая армия
До 9 августа в составе Воронежского фронта. Командующий — генерал-лейтенант Ротмистров, Павел Алексеевич
- 18-й танковый корпус (генерал-майор Егоров, Александр Васильевич)
- 110-я танковая бригада
- 170-я танковая бригада
- 181-я танковая бригада
- 32-я мотострелковая бригада
- 36-й гвардейский тяжёлый танковый полк
- 419-й отдельный батальон связи
- 1000-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 292-й миномётный полк
- 736-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион
- 106-й гвардейский миномётный дивизион
- 1694-й зенитный артиллерийский полк
- 414-й сапёрный батальон
- 29-й отдельный разведывательный батальон
- 115-й сапёрный батальон
- 29-й танковый корпус (генерал-майор танковых войск Кириченко, Иван Фёдорович)
- 25-я танковая бригада
- 31-я танковая бригада
- 32-я танковая бригада
- 53-я мотострелковая бригада
- 1446-й самоходный артиллерийский полк
- 363-й отдельный батальон связи
- 38-й отдельный разведывательный батальон
- 75-й мотоциклетный батальон
- 108-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 271-й миномётный полк
- 366-й зенитный артиллерийский полк
- 5-й гвардейский механизированный корпус (генерал-майор танковых войск Скворцов, Борис Михайлович)
- 10-я гвардейская механизированная бригада
- 11-я гвардейская механизированная бригада
- 12-я гвардейская механизированная бригада
- 24-я гвардейская танковая бригада
- 388-й отдельный батальон связи
- 4-й гвардейский отдельный разведывательный батальон
- 2-й гвардейский мотоциклетный батальон
- 1447-й самоходный артиллерийский полк
- 104-й гвардейский миномётный полк
- 285-й миномётный полк
- 737-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион
- 409-й гвардейский миномётный дивизион
Армейские части
- 53-й гвардейский отдельный танковый полк
- 1-й гвардейский мотоциклетный полк
- 747-й истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион
- 678-й гаубичный артиллерийский полк
- 689-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 76-й гвардейский миномётный полк
- 146-й зенитный артиллерийский полк
- 366-й зенитный артиллерийский полк
- 516-й зенитный артиллерийский полк
- 1062-й зенитный артиллерийский полк
5-я воздушная армия
- 511-й разведывательный авиационный полк
Соединения и части окружного подчинения
- 35-й стрелковый корпус (управление; командующий — генерал-майор Жолудев, Виктор Григорьевич)
- 3-й гвардейский кавалерийский корпус (генерал-майор Осликовский, Николай Сергеевич)
- 5-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 6-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 32-я кавалерийская дивизия
- 144-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 3-й гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 64-й гвардейский миномётный дивизион
- 1731-й зенитный артиллерийский полк
- 11-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 12-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 63-я кавалерийская дивизия
- 150-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 5-й гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 72-й гвардейский миномётный дивизион
- 585-й зенитный артиллерийский полк
- 7-й гвардейский кавалерийский корпус (генерал-майор Малеев, Михаил Фёдорович)
- 14-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 15-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 16-я гвардейская кавалерийская дивизия
- 145-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 7-й гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 57-й гвардейский миномётный дивизион
- 1733-й зенитный артиллерийский полк
- 804-й зенитный артиллерийский полк
- 976-й зенитный артиллерийский полк
- 967-й зенитный артиллерийский полк
- 996-й зенитный артиллерийский полк
- 4-й гвардейский танковый корпус (генерал-лейтенант танковых войск Полубояров, Павел Павлович)
- 12-я гвардейская танковая бригада
- 13-я гвардейская танковая бригада
- 14-я гвардейская танковая бригада
- 3-я гвардейская морская стрелковая бригада
- 1451-й самоходный артиллерийский полк
- 76-й мотоциклетный батальон
- 756-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 264-й миномётный полк
- 752-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 120-й гвардейский зенитный артиллерийский полк
- 3-й гвардейский механизированный корпус (генерал-майор танковых войск Обухов, Виктор Тимофеевич)
- 7-я гвардейская механизированная бригада
- 8-я гвардейская механизированная бригада
- 9-я гвардейская механизированная бригада
- 35-я гвардейская танковая бригада
- 1-й гвардейский мотоциклетный батальон
- 1510-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 129-й миномётный полк
- 743-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 334-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 1705-й зенитный артиллерийский полк
- 1-й механизированный корпус (генерал-лейтенант танковых войск Соломатин, Михаил Дмитриевич)
- 19-я механизированная бригада
- 35-я механизированная бригада
- 37-я механизированная бригада
- 219-я танковая бригада
- 57-й мотоциклетный батальон
- 75-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 294-й миномётный полк
- 2-й механизированный корпус (генерал-лейтенант танковых войск Корчагин, Иван Петрович)
- 18-я механизированная бригада
- 34-я механизированная бригада
- 43-я механизированная бригада
- 33-я танковая бригада
- 68-й мотоциклетный батальон
- 79-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк
- 468-й миномётный полк
- 734-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 410-й гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии
- 1706-й зенитный артиллерийский полк
- 78-й отдельный мотоциклетный батальон
- 8-я инженерно-саперная бригада
- 27-я истребительная бригада стратегического назначения
- 7-й, 19-й, 40-й понтонно-мостовые батальоны
- 246-й, 247-й, 248-й, 250-й, 284-й отдельные инженерные батальоны
Брянский фронт
Участвовал в операции «Кутузов»[3]
Стрелковых дивизий — 21, танковых корпусов — 2, стрелковых бригад — 1, отдельных танковых бригад — 1
Западный фронт
Участвовал в операции «Кутузов»[3]
Стрелковых дивизий — 19, танковых корпусов — 2
Введено управление в операциях «Кутузов» и «Румянцев»
11-я армия
(Операция «Кутузов»)
- 4-я стрелковая дивизия
- 96-я стрелковая дивизия
- 260-я стрелковая дивизия
- 273-я стрелковая дивизия
- 323-я стрелковая дивизия
- 8-й гвардейский, 42-й, 225-й отдельные танковые полки
3-я гвардейская танковая армия
(Операция «Кутузов»)
4-я танковая армия
(Операция «Кутузов»)
- 11-й танковый корпус (генерал-майор танковых войск Радкевич, Николай Николаевич)
- 30-й танковый корпус (генерал-лейтенант танковых войск Родин, Георгий Семенович)
- 6-й гвардейский механизированный корпус (генерал-майор Акимов, Александр Иванович)
57-я армия
(Операция «Румянцев», в составе Степного фронта с 9 августа) Командующий генерал-лейтенант Гаген, Николай Александрович
Дополнительные части
(Операция «Кутузов»): пять танковых, один механизированный и один кавалерийский корпуса, одиннадцать дивизий[3] (могут пересекаться с уже перечисленными).
(Операция «Румянцев»): танковый и механизированный корпуса, девятнадцать дивизий и две бригады[3] (могут пересекаться с уже перечисленными).
Войска ПВО ТС
Вермахт
Группа армий «Центр»
Командующий Ханс Гюнтер фон Клюге
2-я танковая армия
Командующий R. Schmidt
XXXV Корпус (Lothar Rendulic)
- 34-я пехотная дивизия
- 56-я пехотная дивизия
- 262-я пехотная дивизия
- 299-я пехотная дивизия
LIII Корпус (F. Gollwitzer)
- 208-я пехотная дивизия
- 211-я пехотная дивизия
- 293-я пехотная дивизия
- 25-я танковая гренадёрская дивизия
LV Корпус (E. Jaschke)
- 110-я пехотная дивизия
- 134-я пехотная дивизия
- 296-я пехотная дивизия
- 339-я пехотная дивизия
Армейский резерв
- 112-я пехотная дивизия
- 5-я танковая дивизия
9-я Армия
Командующий Вальтер Модель
XX Корпус (R. von Roman)
- 45-я пехотная дивизия
- 72-я пехотная дивизия
- 137-я пехотная дивизия
- 251-я пехотная дивизия
XLVI Танковый Корпус (H. Zorn)
- 7-я пехотная дивизия
- 31-я пехотная дивизия
- 102-я пехотная дивизия
- 258-я пехотная дивизия
XLI Танковый Корпус (J. Harpe)
- 18-я танковая дивизия
- 86-я пехотная дивизия
- 292-я пехотная дивизия
XLVII Танковый Корпус (J. Lemelsen)
- 2-я танковая дивизия
- 9-я танковая дивизия
- 20-я танковая дивизия
- 6-я пехотная дивизия
XXIII Корпус (J. Freissner)
- 216-я пехотная дивизия
- 383-я пехотная дивизия
- 78-я ударная дивизия
Армейский резерв
- 4-я танковая дивизия
- 10-я танковая гренадерская дивизия
- 12-я танковая дивизия
2-я Армия
Командующий — генерал пехоты (затем генерал-полковник) Вальтер Вайс.
VII Корпус (E.-E. Hell)
- 26-я пехотная дивизия
- 68-я пехотная дивизия
- 75-я пехотная дивизия
- 88-я пехотная дивизия
XIII Корпус (E. Straube)
- 82-я пехотная дивизия
- 327-я пехотная дивизия
- 340-я пехотная дивизия
Резерв группы армий "Центр"
- 8-я танковая дивизия
- 36-я моторизованная (также называют пехотная) дивизия
Группа армий «Юг»
Командующий Эрих фон Манштейн
4-я танковая армия
Командующий генерал-полковник Г. Гот
Главное артиллерийское командование (Höh. Arko) 312
Строительное управление (Oberbaustab) 14
Штаб командира строительных войск (Kdr. d. Bautruppen) 34
Строительный батальон (Baubtl. (K)) 155, 305
Мостостроительный штаб (Brükostaffelstab) 922
Мостостроительные колонны, тип «В» (Brüko B.) 671, 2./413
52-й корпус
Командующий Eugen Ott
57-я пехотная дивизия— генерал-майор Maxmillian Fretter-Pico в составе:
- 179, 199, 217 пехотных полков (Inf.Rgt. 179, 199, 217);
- 157 артиллерийского полка (Art.Rgt 157);
- 57 разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 57);
- 57 противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 57);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
255-я пехотная дивизия— генерал-лейтенант Poppe в составе:
- 455, 465, 475 пехотных полков (Inf.Rgt. 455, 465, 475);
- 255 артиллерийского полка (Art.Rgt 255);
- 255 разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 255);
- 255 противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 57);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
332-я пехотная дивизия— генерал-лейтенант Schäfer в составе:
- 676, 677, 678 пехотных полков (Inf.Rgt. 676, 677, 678);
- 332 артиллерийского полка (Art.Rgt 332);
- 332 разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 332);
- 332 противотанкового батальона (Pz.Jg.Abt. 332);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
137-е Артиллерийское командование (Arko 137) в составе:
- I-го дивизиона 108-го лёгкого артиллерийского полка (I./le.Art.Rgt. 108) вооружённого 10,5 см легкими полевыми гаубицами leFH18 на моторизованной тяге (тягачи RSO) — (10.5 cm leFH mot. RSO);
- 3-й батареи 731 артиллерийского батальона (3./731 Art. Btl.) вооружённой 15 см пушками (15 cm Kan.18);
- 1-го полка тяжелых минометов (s. Werfer Rgt. 1) в составе I-го дивизиона, вооружённого 15 см реактивными шестиствольными минометами Nebelwerfer 41 (15 cm Nb.W. 41) и III-го дивизиона, вооружённого 28/32 см тяжелыми реактивными системами залпового огня 28/32 cm schwere Nebelwerfer 41 (28/32 s.W.G. 41).
Штаб 677 саперного полка особого назначения (Pi.Rgt. Stab z.b.V. 677)
- 74-й саперный батальон (Pi.Btl 74.);
- Мостостроительные колонны, тип «В» (Brüko B) 23, 80;
- 217-й строительный батальон (Baubtl. 217).
226-й велосипедный охранный батальон без 1-й роты (Radf.Sich.Btl. 226 (ohne 1 Kp.).
48-й танковый корпус
Командующий: генерал танковых войск Отто фон Кнобельсдорф
(статья про корпус говорит: генерал пехоты Дитрих фон Хольтиц (6 мая 1943 — 30 августа 1943))
Танково-гренадёрская дивизия «Великая Германия» (Division Großdeutschland) (командир — генерал-лейтенант Walter Hörnlein) в следующем составе:
- танковый полк «Великая Германия» (GD Pz.Rgt.);
- панцергренадерский полк «Великая Германия» (GD Pz.Gr.Rgt.);
- фузилёрный полк «Великая Германия» (GD Füs.Rgt.);
- танковый артиллерийский полк «Великая Германия» (GD Pz.Art.Rgt.);
- танковый разведывательный батальон «Великая Германия» (GD Pz.Aufkl.Abt.);
- противотанковый дивизион «Великая Германия» (GD Pz.Jg.Abt.);
- танковый саперный батальон «Великая Германия» (GD Pz.Pi.Btl.);
- танковый зенитный дивизион «Великая Германия» (GD Pz.Flak.Abt.);
- дивизион самоходных штурмовых орудий «Великая Германия» (GD Stug.Abt.);
- танковый батальон связи «Великая Германия» (GD Pz.Nachr.Abt.);
- соответствующие части снабжения, медицинские и обеспечения, а также запасные подразделения.
3-я танковая дивизия (командир — генерал-лейтенант Franz Westhoven) в следующем составе:
- 6-й танковый полк (Pz.Rgt. 6);
- 3-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 3);
- 394-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 349);
- 75-й танковый артиллерийский полк (Pz.Art.Rgt. 75);
- 3-й танковый разведывательный батальон (Pz.Aufkl.Abt. 3);
- 543-й противотанковый дивизион (Pz.Jg.Abt. 543);
- 39-й танковый саперный батальон (Pz.Pi.Btl. 39);
- 314-й танковый зенитный дивизион (Flak.Abt. 314);
- соответствующие подразделения связи, медицинские, снабжения и обеспечения.
11-я танковая дивизия (командир — генерал-майор Mickl) в следующем составе:
- 15-й танковый полк (Pz.Rgt. 15);
- 110-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 110);
- 111-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 111);
- 119-й танковый артиллерийский полк (Pz.Art.Rgt. 119);
- 61-й танковый разведывательный батальон (Pz.Aufkl.Abt. 61);
- 61-й противотанковый дивизион (Pz.Jg.Abt. 61);
- 231-й танковый саперный батальон (Pz.Pi.Btl. 231);
- 277-й зенитный дивизион (Flak.Abt. 277);
- соответствующие подразделения связи, медицинские, снабжения и обеспечения.
167-я пехотная дивизия (командир — генерал-лейтенант Wolf Trierenberg) в составе:
- 315, 331, 339 пехотных полков (Inf.Rgt. 315, 331, 339);
- 167 артиллерийского полка (Art.Rgt 167);
- 167 разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 167);
- 167 противотанкового батальона (Pz.Jg.Abt. 57);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
10-я танковая бригада (Pz.Brig.10) под командованием полковника Деккера в составе:
- штаб бригады (Pz.Brig.Stab. 10),
- штаб 39-го танкового полка (Pz.Rgt.Stab.39) под командованием майора Лаукерта, включавший в себя:
- 51-й и 52-й танковые батальоны (Pz.Abt. 51, 52) каждый из которых имел по 96 танков PzKpfw V Ausf. D «Panther» (еще 8 таких танков имел штаб 39-го танкового полка (Pz.Rgt.Stab 39).
- штаб 39-го танкового полка (Pz.Rgt.Stab.39) под командованием майора Лаукерта, включавший в себя:
Примечание: таким образом, штабу 39-й танкового полка были подчинены все танки «Panther», принимавшие участие в операции Цитадель — 200 единиц. Также перед началом операции «Цитадель» в состав 10-й танковой бригады был включен танковый полк «Великая Германия» (GD Pz.Rgt.). 10-я танковая бригада была оперативно подчинена дивизии «Великая Германия».
Артиллерийские командования (Arko) 132, 144 в составе:
- Штаб 70-го артиллерийского полка (Art.Rgt.Stab. 70).
- 3-й дивизион 109-го артиллерийского полка (III./Art.Rgt. 109), вооружённый 21 см мортирами (21 cm Mörser 18);
- 101-й артиллерийский дивизион (Art.Abt. 101), вооружённый 15 см тяжелыми полевыми гаубицами (15 cm sFH);
- 842-й артиллерийский дивизион (Art.Abt. 842), вооружённый 10,5 см тяжелыми орудиями s.K.18 (10.5 cm s.Kan. 18);
- 911-й дивизион самоходных штурмовых орудий (StuG.Abt. 911) вооружённый 22 шт. StuG 40 с 7.5 см пушкой и 9 шт. StuH 42 с 10.5 см гаубицей;
- 616-й армейский зенитный батальон (Heers-Flak-Btl. 616) вооружённый 8.8 см зенитными орудиями Flak.36;
- 19-й легкий дивизион артиллерийских наблюдателей (le. Beobachter-Abt. 19).
Штаб 515 саперного полка (Pi.Rgt.Stab. z.b.V. 515)
- 48-й моторизованный саперный батальон (Pi.Btl. (mot.) 48);
- 1-й моторизованный учебный саперный батальон (Pi.Lehr-Btl. 1 (mot.).
938-й Мостостроительный штаб (Brüko-Staffelstab 938)
- Мостостроительные колонны, тип «В» (Brüko B) 22, 609, 639—649, 676, J 841;
- 37-й Мостостроительный батальон (Brü.Btl.37).
507-й легкий велосипедный дорожно-строительный батальон (le.Radf.Str.Baubtl. 507).
81-й строительный батальон (Baubtl. 81), без 4-й «восточной» (грузинской) роты (4. (georg). Kp.).
2-й танковый корпус СС
Командующий СС-группенфюрер Пауль Хауссер
1-я танково-гренадёрская дивизия СС «Лейбштандарте СС Адольф Гитлер» — (командир СС-бригадефюрер Теодор «Тедди» Виш — T.Wisch) в следующем составе:
- 1-й танковый полк СС (SS Pz.Rgt.1) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Шёнбергера;
- Примечание: 1-й танковый батальон 1-го танкового полка СС на момент начала операции «Цитадель» находился в Германии на перевооруженнии новыми танками «Panther» и вернулся на фронт только к ноябрю 1943 года. Таким образом, в составе 1-го танкового полка СС в ходе операции Цитадель были только:
- ● 2-й танковый батальон СС (командир — СС-штурмбаннфюрер Мартин Гросс);
- ● и 13-я (тяжелая) рота (командир — СС-гауптштурмфюрер Хайнц Клинг) 1-го танкового полка СС (была отдельной, то есть не входила в состав 2-го танкового батальона СС), которая располагала 13 единицами тяжелых танков PzKpfw VI Н «Tiger».
- Примечание: 1-й танковый батальон 1-го танкового полка СС на момент начала операции «Цитадель» находился в Германии на перевооруженнии новыми танками «Panther» и вернулся на фронт только к ноябрю 1943 года. Таким образом, в составе 1-го танкового полка СС в ходе операции Цитадель были только:
- 1-й панцергренадерский полк СС (SS Pz.Gr.Rgt.1) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Фрица де Витта;
- 2-й панцергренадерский полк СС (SS Pz.Gr.Rgt. 2) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Хуго Крааса;
- 1-й танковый артиллерийский полк СС (SS Pz.Art.Rgt. 1);
- 1-й танковый разведывательный батальон СС (SS Pz.Aufkl.Abt. 1);
- 1-й противотанковый дивизион СС (SS Pz.Jg.Abt.1);
- 1-й дивизион самоходной штурмовой артлилерии (SS Stug.Abt. 1);
- 1-й танковый саперный батальон СС (SS Pz.Pi.Abt. 1);
- 1-й танковый зенитный дивизион СС (SS Pz.Flak. Abt. 1);
- 1-й танковый батальон связи СС (Pz.Nachr.Abt.1), а также части обеспечения и снабжения.
Таким образом, 1-я танково-гренадёрская дивизия СС «Лейбштандарте СС Адольф Гитлер» была фактически укомплектована по штатам танковой дивизии.
2-я танково-гренадёрская дивизия СС «Дас Райх» — (командир СС-группенфюрер Вальтер Крюгер — W. Kruger) в следующем составе:
- 2-й танковый полк СС (SS Pz.Rgt.2) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Ханса-Альбина фон Райтценштайна;
- Примечание: 1-й танковый батальон (командир — СС-гауптштурмфюрер Герберт Кюльманн) 2-го танкового полка СС на момент начала операции «Цитадель» находился в Германии на перевооруженнии новыми танками «Panther» и вернулся на фронт в район Харькова 22 августа 1943 г. Таким образом в составе полка на начало операции «Цитадель» оставались только:
- ● 2-й танковый батальон (командир — СС-штурмбаннфюрер Кристиан Тисхен).
- ● Чтобы повысить боеспособность танкового полка дивизии, роты 2-го противотанкового дивизиона СС (SS Pz.Jg.Abt. 2), имевшие на вооружении 25 трофейных советских танков Т-34 были доукомплектованы несколькими командирскими танками PzKpfw IV и преобразованы в 3-й батальон танкового полка. Командиром нового, 3-го танкового батальона был назначен командир 2-го противотанкового дивизиона СС СС-штурмбаннфюрер Эрхард Асбахр. Буксируемые противотанковые орудия PAK-40 2-го противотанкового дивизиона СС были переданы в полки «Дойчланд» и «Дер Фюрер», а самоходные орудия «Мардер» — предположительно во 2-й дивизион самоходной штурмовой артлилерии СС[4].
- ● «Тяжелая» (бывшая 8-я) рота 2-го танкового полка СС (была отдельной, то есть не входила в состав 2-го или 3-го танковых батальонов СС) которая имела к началу операции Цитадель 14 боеспособных тяжелых танков PzKpfw VI Н «Tiger». На момент начала операции «Цитадель» командиром «тяжелой» роты был СС-гауптштурмфюрер Герберт Циммерманн. 7 июля 1943 г. Циммерманн был тяжело ранен в бою с советскими бронепоездами. Прямо на поле боя роту возглавил адъютант 2-го танкового полка СС СС-гауптштурмфюрер Карл-Хайнц Лоренц, но через два часа он был убит. Следующим командиром роты стал СС-оберштурмфюрер Филипп Тайсс[4].
- Примечание: 1-й танковый батальон (командир — СС-гауптштурмфюрер Герберт Кюльманн) 2-го танкового полка СС на момент начала операции «Цитадель» находился в Германии на перевооруженнии новыми танками «Panther» и вернулся на фронт в район Харькова 22 августа 1943 г. Таким образом в составе полка на начало операции «Цитадель» оставались только:
- 3-й панцергренадерский полк СС «Дойчланд» (SS Pz.Gr.Rgt.3 Deutschland) под командованием СС-штандартенфюрера Хайнца Хармеля;
- 4-й панцергренадерский полк СС «Дер Фюрер» (SS Pz.Gr.Rgt.4 Der Fuhrer) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Сильвестра Штадлера;
- 2-й танковый артиллерийский полк СС (SS Pz.Art.Rgt.2) под командованием СС-штурмбаннфюрера Карла Кройца;
- 2-й танковый разведывательный батальон СС (SS Pz.Aufkl.Abt.2) под командованием СС-штурмбаннфюрера Якоба Фика;
- 2-й дивизион самоходной штурмовой артлилерии (SS Stug.Abt.2) под командованием СС-штурмбаннфюрера Вальтера Книпа;
- 2-й танковый саперный батальон СС (SS Pz.Pi.Abt.2) под командованием СС-штурмбаннфюрера Рудольфа Энселинга;
- 2-й танковый зенитный дивизион СС (SS Pz.Flak. Abt.2) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Вальтера Блуме;
- 2-й танковый батальон связи СС (Pz.Nachr.Abt.2) под командованием СС-штурмбаннфюрера Гюнтера Фарохса, а также части обеспечения и снабжения.
Таким образом, 2-я танково-гренадёрская дивизия СС «Дас Райх» была фактически укомплектована по штатам танковой дивизии.
3-я танково-гренадёрская дивизия СС «Тотенкопф» — (командир СС-бригадефюрер Макс Симон) в следующем составе:
- 3-й танковый полк СС (SS Pz.Rgt. 3) (командир 1-го батальона — СС-штурмбаннфюрер Эрвин Мейердресс, командир 2-го батальона (предположительно) СС-гауптштурмфюрер Фриц Бирмейер);
- Примечание: 3-й танковый полк СС (SS Pz.Rgt. 3) в отличие от танковых полков двух других дивизий СС в составе 2-го Танкового корпуса СС к началу операции Цитадель сохранил двухбатальонную структуру.
- 9-я (бывшая 1-я) «тяжелая» рота 3-го танкового полка СС имела к началу операции Цитадель 15 боеспособных тяжелых танков PzKpfw VI Н «Tiger».
- 5-й панцергренадерский полк СС (SS Pz.Gr.Rgt.5) под командованием СС-оберштурмбаннфюрера Отто Баума (командир 1-го батальона — СС-гауптштурмфюрер Вальтер Редер, командир 2-го батальона — штурмбаннфюрер Георг Бохман, третьим батальоном этого полка командовал СС-штурмбаннфюрер Карл Уллрих, будйщий командир 5-й танковой дивизии СС «Викинг»);
- 6-й панцергренадерский полк СС «Теодор Айке» (SS Pz.Gr.Rgt. 6 Theodor Eicke) под командованием СС-оберфюрера Гельмута Беккера (командир 2-го батальона — СС-штурмбаннфюрер Курт Лаунер);
- 3-й танковый артиллерийский полк СС (SS Pz.Art.Rgt.3) под командованием СС-оберфюрера Германа Присса;
- 3-й танковый разведывательный батальон СС (SS Pz.Aufkl.Abt.3) под командованием СС-гауптштурмфюрера Арцелино Масари;
- 3-й противотанковый дивизион СС (SS Pz.Jg.Abt.3);
- 3-й дивизион самоходной штурмовой артлилерии (SS Stug.Abt. 3) (заместитель командира дивизиона — СС-гауптштурмфюрер Эрнст Демель);
- 3-й танковый саперный батальон СС (SS Pz.Pi.Abt. 3);
- 3-й танковый зенитный дивизион СС (SS Pz.Flak. Abt. 3) (командир (предположительно) Отто Крон);
- 3-й танковый батальон связи СС (Pz.Nachr.Abt.3), а также части обеспечения и снабжения.
Таким образом, 3-я танково-гренадёрская дивизия СС «Тотенкопф» была фактически укомплектована по штатам танковой дивизии.
- Примечание: все артиллерийские полки моторизованных дивизий СС, входивших в состав 2-го танкового корпуса СС имели измененную (по сравнению с артиллерийскими полками большинства танковых и моторизованных дивизий Сухопутных войск) структуру, что в первую очередь было связно с введением в их состав новых самоходных гаубиц:
- 1-й дивизион полка имел в своем составе 3 батареи (номера батарей с 1-й по 3-ю). В батарее было 4 лёгких полевых 10.5 см гаубицы le.FH18 — всего 12 гаубиц.
- 2-й дивизион полка имел в своем составе 3 батареи (номера батарей с 4-й по 6-ю). По вооружению аналогичен 1-му дивизиону.
- 3-й дивизион полка имел на вооружении две батареи (7-я и 8-я) 10.5 см самоходных гаубиц «Wespe» (по 6 орудий в каждой батарее), и одну (9-ю) батарею 15 см самоходных гаубиц «Hummel» (4 орудия).
- 4-й дивизион полка включал две батареи (10-я и 11-я) 15 см тяжелых полевых гаубиц s.FH18 (по 4 в каждой батарее) и одну батарею (12-ю) 10.5 см тяжелых полевых орудий s.K.18 (4 единицы)[4].
- Примечание: все артиллерийские полки моторизованных дивизий СС, входивших в состав 2-го танкового корпуса СС имели измененную (по сравнению с артиллерийскими полками большинства танковых и моторизованных дивизий Сухопутных войск) структуру, что в первую очередь было связно с введением в их состав новых самоходных гаубиц:
Такую же структуру имел артиллерийский полк танково-гренадерской дивизии «Великая Германия», и некоторых танковых дивизий.
Артиллерийское командование (Arko) 122 в составе:
- 3-й дивизион 818-го артиллерийского полка (III./Art.Rgt. 818) вооружённый 10,5 см легкими полевыми гаубицами leFH18 на моторизованной тяге (тягачи RSO) — (10.5 cm leFH mot. RSO);
- 861-й артиллерийский дивизион (Art.Abt. 861) вооружённый 10,5 см легкими полевыми гаубицами leFH18 на моторизованной тяге (тягачи RSO) — (10.5 cm leFH mot. RSO);
3-й штаб командования частей дымовых (реактивных) минометов (Kdr.d. Nebeltruppen 3)
- 55-й полк реактивных минометов (Werf.Rgt. 55)
- I и III дивизионы полка вооружены 15 см реактивными шестиствольными минометами Nebelwerfer 41 (15 cm Nb.W 41);
- II дивизион вооружен 28/32 см тяжелыми реактивными системами залпового огня 28/32 cm schwere Nebelwerfer 41 (28/32 cm s.W.G 41).
- 1-й учебный полк реактивных минометов (Werf.Lehr.Rgt. 1)
- I и III дивизионы полка вооружены 15 см реактивными шестиствольными минометами Nebelwerfer 41 (15 cm Nb.W 41);
- II дивизион вооружен 21 см реактивными шестиствольными минометами Nebelwerfer 42 (21 cm Nb.W. 42).
Отдельный корпусной дивизион реактивных минометов СС (SS-Korpswerfer-Abt.)
Штаб 680-го саперного полка (Pi.Rgt.Stab z.b.V. 680)
- 627 и 666 моторизованные саперные батальоны (Pi.Btl. (mot) 627 und 666);
Мостостроительный штаб (Brüko-Staffelstab) 929;
- Мостостроительные колонны, тип «В» (Brüko B) 2./41, 11, 21, 31, 573, J 840.
Штаб командира строительных войск (Kdr.d.Bautr.) 8
- 26-й Мостостроительный батальон (Brü.Baubtl. 26);
- 508-й легкий велосипедный дорожно-строительный батальон (le.Radf.Str.Baubtl. 508);
- 410-й строительный батальон (Baubtl. 410);
- 812-е мостостроительное подразделение (Ger. Einheit B 812).
Армейская группировка Кемпфа
Командующий генерал танковых войск Вернер Кемпф
310-й полк дальнобойной артиллерии (Höh.Arko 310)
781-й артиллерийский полк особого назначения (Art.Rgt. z.b.V. 781)
3-й танковый корпус
Командующий генерал Герман Брайт
6-я танковая дивизия (командир — генерал-майор Walther von Hünersdorff) в следующем составе:
- 11-й танковый полк (Pz.Rgt. 11);
- 4-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 4);
- 114-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 114);
- 76-й танковый артиллерийский полк (Pz.Art.Rgt. 76);
- 6-й танковый разведывательный батальон (Pz.Aufkl.Abt. 6);
- 41-й противотанковый дивизион (Pz.Jg.Abt. 41);
- 57-й танковый саперный батальон (Pz.Pi.Btl. 57);
- 298-й зенитный дивизион (Flak.Abt. 298);
- соответствующие подразделения связи, медицинские, снабжения и обеспечения.
7-я танковая дивизия (командир — генерал-майор Hans Freiherr von Funck) в следующем составе:
- 25-й танковый полк (Pz.Rgt. 25);
- 6-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 6);
- 7-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 7);
- 78-й танковый артиллерийский полк (Pz.Art.Rgt. 78);
- 7-й танковый разведывательный батальон (Pz.Aufkl.Abt. 7);
- 42-й противотанковый дивизион (Pz.Jg.Abt. 42);
- 58-й танковый саперный батальон (Pz.Pi.Btl. 58);
- 296-й зенитный дивизион (Flak.Abt. 296);
- соответствующие подразделения связи, медицинские, снабжения и обеспечения.
19-я танковая дивизия (командир — генерал-лейтенант Gustav Schmidt) в следующем составе:
- 27-й танковый полк (Pz.Rgt. 27);
- 73-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 73);
- 74-й панцергренадерский полк (Pz.Gr.Rgt. 74);
- 19-й танковый артиллерийский полк (Pz.Art.Rgt. 19);
- 19-й танковый разведывательный батальон (Pz.Aufkl.Abt. 19);
- 19-й противотанковый дивизион (Pz.Jg.Abt. 19);
- 19-й танковый саперный батальон (Pz.Pi.Btl. 19);
- 272-й зенитный дивизион (Flak.Abt. 272);
- соответствующие подразделения связи, медицинские, снабжения и обеспечения.
168-я пехотная дивизия (командир — генерал-майор Walter Chales de Beaulieu) в составе:
- 417, 429, 442 пехотных полков (Inf.Rgt. 417, 429, 442);
- 248-го артиллерийского полка (Art.Rgt 248);
- 168-го разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 168);
- 248-го противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 248);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
3-е артиллерийское командование (Arko 3) в составе:
- 612-го артиллерийского полка особого назначения (Art.Rgt. z.b.V. 612);
- 2-го дивизиона 62-го артиллерийского полка (II./Art.Rgt. 62), вооружённого 10,5 см тяжелыми орудиями s.K.18 (10.5 cm s.Kan. 18);
- 2-го дивизиона 71-го артиллерийского полка (II./Art.Rgt. 71), вооружённого 15 см тяжелыми полевыми гаубицами (15 cm sFH);
- 857-го тяжелого артиллерийского дивизиона (s.Art.Abt 857), вооружённого 21 см мортирами (21 cm Mörser 18);
- 54-го полка реактивных миномётов (Werf.Rgt. 54), состоявшего из трёх дивизионов, вооружённых 15 см реактивными шестиствольными минометами Nebelwerfer 41 (15 cm Nb.W. 41).
503-й тяжелый танковый батальон (s.Pz.Abt. 503), имевший в своем составе 45 тяжелых танков PzKpfw VI Н «Tiger».
228-й дивизион самоходных штурмовых орудий (StuG.Abt. 228), имевший в своем составе 31 единицу самоходных штурмовых орудий StuG 40, вооружённых 7.5 см пушкой.
99, 153-й полки зенитной артиллерии (Flak.Rgt. 99, 153).
601, 674-й саперные полки(Pi.Rgt. 601, 674).
70-й саперный батальон (Pi.Btl. 70).
127-й саперный батальон (без 1-й роты) (Pi.Btl. 127 (ohne 1.Kp.).
651-й саперный батальон (Pi.Btl. 651).
531, 925-й саперные мостостроительные батальоны (Pi.Brück.Bau-Btl. 531, 925).
Мостостроительные колонны с мостовым оборудованием типа «В» (Brüko (B-Gerät)) № 9, 110, 2./411, 1./505, 602 und 2 Zusatzgerät B.
Мостостроительные колонны с мостовым оборудованием типа «J» (Brüko (J-Gerät)) № 842, 843.
Корпус «Raus»
z.b.V. (XI)
106-я пехотная дивизия (командир — генерал-лейтенант Werner Forst) в составе:
- 239, 240, 241 пехотных полков (Inf.Rgt. 239, 240, 241);
- 106-го артиллерийского полка (Art.Rgt 106);
- 106-го разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 106);
- 106-го противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 106);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
320-я пехотная дивизия (командир — генерал-майор Georg Postel) в составе:
- 585, 586, 587 пехотных полков (Inf.Rgt. 585, 586, 587);
- 320-го артиллерийского полка (Art.Rgt 320);
- 320-го разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 320);
- 320-го противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 320);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
52-й полк реактивных минометов (Werf.Rgt. 52):
- I дивизион полка вооружен 28/32 см тяжелыми реактивными системами залпового огня 28/32 cm schwere Nebelwerfer 41 (28/32 cm s.W.G 41).
- II и III дивизионы полка вооружены 15 см реактивными шестиствольными минометами Nebelwerfer 41 (15 cm Nb.W 41).
II-й дивизион 1-го полка тяжелых реактивных миномётов (II./s.Werf.Rgt. 1), вооруженый 28/32 см тяжелыми реактивными системами залпового огня 28/32 cm schwere Nebelwerfer 41 (28/32 cm s.W.G 41).
I-й дивизион 77-го артиллерийского полка (I./Art.Rgt. 77), вооружённый 10,5 см легкими полевыми гаубицами leFH18 на моторизованной тяге (тягачи RSO) — (10.5 cm leFH mot. RSO).
II-й дивизион 54-го артиллерийского полка (II./Art.Rgt. 54), вооружённый 10,5 см легкими полевыми гаубицами leFH18 на моторизованной тяге (тягачи RSO) — (10.5 cm leFH mot. RSO).
I-й дивизион 213-го артиллерийского полка (I./Art.Rgt. 213), вооружённый 10,5 см пушками на моторизованной тяге (тягачи RSO) — (10.5 cm Kan mot. RSO).
31-й легкий дивизион артиллерийских наблюдателей (le.Beobachter-Abt. 31).
905-й дивизион самоходных штурмовых орудий (StuG.Abt. 905), имевший в своем составе 23 самоходных штурмовых орудия StuG 40, вооружённых 7.5 см пушкой и 9 самоходных штурмовых гаубиц StuH 42 (вооружены 10,5 см гаубицей).
393-я рота штурмовых орудий (StuG.Kp. 393), имевшая в своем составе 12 самоходных штурмовых орудий StuG 40, вооружённых 7.5 см пушкой.
18-й саперный полк особого назначения (Pi.Rgt. z.b.V. 18).
52-й саперный батальон (Pi.Btl. 52).
923-й саперный мостостроительный батальон (Pi.Brück.Bau-Btl. 923).
Мостостроительные колонны с мостовым оборудованием типа «В» (Brüko mit (B-Gerät)) № 7, 8, 20, 2./60, 102, 297, 2./407, 2./410, 610, 666.
151-я мостостроительная колонна с мостовым оборудованием типа «К» (Brüko mit (K. Gerät) 151).
41-й мостостроительный батальон (Brück.Bau-Btl. 41).
246-й шоссейно-строительный саперный батальон (Straßenbau Pi.Btl. 246).
4, 7, 48-й зенитные полки (Flak Rgt. 4, 7, 48).
42-й корпус
General Franz Mattenklott
39-я пехотная дивизия (командир — генерал-лейтенант Lönweneck) в составе:
- 113, 114 пехотных полков (Inf.Rgt. 113, 114);
- 139-го артиллерийского полка (Art.Rgt 139);
- 39-го разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 39);
- 139-го противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 139);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
161-я пехотная дивизия (командир — генерал-лейтенант Recke) в составе:
- 336, 364, 371 пехотных полков (Inf.Rgt. 336, 364, 371);
- 241-го артиллерийского полка (Art.Rgt 241);
- 161-го разведывательного батальона (Aufkl.Abt. 161);
- 241-го противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 241);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
282-я пехотная дивизия (командир — генерал-майор Kohler) в составе:
- 848, 849, 850 пехотных полков (Inf.Rgt. 848, 849, 850);
- 282-го артиллерийского полка (Art.Rgt 282);
- 282-го фузилёрного батальона (Füs.Abt. 282);
- 282-го противотанкового дивизиона (Pz.Jg.Abt. 282);
- и соответствующих подразделений — саперных, связи, медицинских, обеспечения и снабжения.
107-е артиллерийское командование (Art.Kdr. 107) в составе:
- 2-я батарея 800-го тяжелого артиллерийского дивизиона (2./s.Art.Abt. 800) вооружённая 15 см пушками 15 cm Kanone 18;
- 13-й легкий дивизион артиллерийских наблюдателей (le.Beobachter-Abt. 13)
- 663-й противотанковый дивизион (s.Pz.Jg.Abt.663) вооружённый 8.8 см буксируемыми противотанковыми пушками Pak 43;
- 560-й тяжелый противотанковый дивизион (s.Pz.Jg.Abt.560) вооружённый 45 единицами самоходных артиллерийских противотанковых установок 8.8 cm PaK 43/1 ausf. PzKpfw IV «Hornisse» (более известна под названием «Nashorn», которое было ей присвоено в 1944 г.);
- 77-й зенитный артиллерийский полк (Flak.Rgt. 77).
620-й горный саперный полк (Geb.Pi.Rgt. 620)
Особый штаб «Даубер» (Sonderstab «Dauber»)
26-й строительный полк (Bau.Rgt. 26)
219-й строительный батальон (Bau-Btl. 219)
112 и 153-й строительные батальоны (Bau-Btl. (K) 112, 153)
18-й полевой штрафной батальон (Feld-Strafgef.Abt. 18)
Загадки
Некоторые немецкие подразделения по каким-то причинам традиционно не входят в подсчёт. 24-й танковый корпус иногда указывается в резерве, хотя дивизия «Викинг» сражалась в Курской битве (в советском понимании). Согласно Гланцу[5], 24-й танковый корпус атаковал 27-ю армию уже 18 августа. В группу армий «Юг» в это время входили:
6-я армия
Была частью Миус-фронта, противостояла 5-й ударной и 2-й гвардейской армиям в Донбасской стратегической наступательной операции, вроде бы к Курску отношения, тем самым, не имела.
- 16-я моторизованная дивизия
- 243-й батальон штурмовых орудий
- 277-й батальон штурмовых орудий
- 17-й корпус
- 294-я пехотная дивизия
- 302-я пехотная дивизия
- 306-я пехотная дивизия
- 29-й корпус
- 15-я пехотная дивизия ВВС
- 17-я пехотная дивизия
- 111-я пехотная дивизия
- 336-я пехотная дивизия
- 53-й легкий гаубичный дивизион
- 4-й механизированный корпус
- 3-я горнострелковая дивизия
- 304-я пехотная дивизия
- 335-я пехотная дивизия
1-я танковая армия
- 209-й батальон штурмовых орудий
- 24-й танковый корпус
- 17-я танковая дивизия
- 23-я танковая дивизия
- моторизованная дивизия СС «Викинг»
- 30-й корпус (судя по журналам[6], сражался на (Северном) Донце)
- 38-я пехотная дивизия
- 62-я пехотная дивизия
- 387-я пехотная дивизия
- 40-й танковый корпус
- 46-я пехотная дивизия
- 257-я пехотная дивизия
- 333-я пехотная дивизия
- 115-й легкий гаубичный дивизион
- 57-й танковый корпус
- 15-я пехотная дивизия
- 198-я пехотная дивизия
- 328-я пехотная дивизия
- 51-й легкий гаубичный дивизион
Люфтваффе
4-й воздушный флот
- VIII воздушный корпус
6-й воздушный флот
- 1-я воздушная дивизия
Напишите отзыв о статье "Список формирований-участников Курской битвы"
Примечания
- ↑ Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь / В. П. Горемыкин. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 2. — С. 567 - 569. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0341-0.
- ↑ 1 2 3 4 Анохин В. А., Быков М. Ю. Все истребительные авиаполки Сталина. Первая полная энциклопедия. — Научно-популярное издание. — М.: Яуза-пресс, 2014. — 944 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9955-0707-9.
- ↑ 1 2 3 4 [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter5_10_1.html#5_10_23 Россия и СССР в войнах XX века]
- ↑ 1 2 3 Роман Пономаренко. «1943. Дивизия СС „Рейх“ на Восточном фронте». Издательство: Яуза-Пресс, 2010 г. ISBN 978-5-9955-0086-5
- ↑ David M. Glantz. [books.google.com/books?id=kNers27SoBUC From the Don to the Dnepr: Soviet offensive operations, December 1942-August 1943] С. 363
- ↑ downloads.sturmpanzer.net/guides/NARA_T733_R4_Guide_60.pdf
Источники
- [www.victory.mil.ru/war/oob/bs_1943.1.07.html Боевой состав войск на 1 июля 1943 года]
- [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter5_10_1.html#5_10_23 Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование.] Ред. Г. Ф. Кривошеев. Москва, «Олма-Пресс», 2001. Глава 5.
- [panzeralex.narod.ru/kursk1943/Russian_oob.htm БЧС Воронежского фронта]
- [panzeralex.narod.ru/kursk1943/German_oob.htm БЧС Группы армий Юг]
Отрывок, характеризующий Список формирований-участников Курской битвы
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
