500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone

«500 величайших альбомов всех времён» — специальный выпуск американского журнала Rolling Stone о лучших музыкальных альбомах за всю историю звукозаписи, изданный 18 ноября 2003 года.

В составлении списка принимали участие 273 человека, среди которых были известные музыканты, критики, продюсеры и другие влиятельные в музыкальной индустрии люди — каждый из них предложил журналу 50 своих любимых альбомов. Подведение итогов голосования производилось компанией Ernst & Young, её эксперты специально для этого события разработали особую систему подсчёта результатов, с помощью которой было обработано более 1600 различных наименований. Получившийся список не имеет жанровых ограничений, среди его пунктов встречаются поп, рок, панк, ска, хеви-метал, соул, блюз, фолк, джаз, хип-хоп, а также всевозможные смешения этих стилей. В 2005 году список был издан в виде отдельной книги. Этот вариант отличался от прежнего немногим — он был дополнен вступительной частью, написанной Стивеном Ван Зандтом, в которой рассказывается, например, что для освобождения восьми дополнительных позиций авторами было принято решение убрать некоторые сборники и объединить две долгоиграющих пластинки Роберта Джонсона в одну.

Несмотря на то, что мнение Rolling Stone в области подобных хит-парадов всегда считалось наиболее авторитетным многими людьми, объективность списка была подвергнута сомнению. Известный рок-критик Джим ДеРогатис отметил излишнюю любовь журнала к музыке 1960-х и 1970-х годов, в 2004 году он выпустил книгу, состоящую из статей молодых обозревателей, которые призывали бороться с «идолами» и крайне нелестно высказывались о «классике», в частности оспорили право альбома Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band находиться на первом месте. Так же, как и в других похожих списках журнала, почти все представленные исполнители имеют непосредственное отношение к Великобритании или США, в то время как не англоязычным группам уделено всего две строчки: это Trans-Europa Express немецкой группы Kraftwerk (позиция № 253) и альбом кубинской группы Buena Vista Social Club с одноимённым названием (позиция № 260).

Исполнители, представленные наибольшим количеством альбомов

• Боб Дилан — 11 (из которых в десятке 2)
• The Beatles — 10 (при этом 4 альбома вошли в десятку)
• The Rolling Stones — 10 (1 альбом в десятке)
• Брюс Спрингстин — 8
• The Who — 7 (в том числе 6 студийных альбомов и 1 концертный)
• Дэвид Боуи — 6 (в том числе 5 студийных альбомов и 1 сборник)
• Элтон Джон — 6 (в том числе 5 студийных альбомов и 1 сборник)
• Лу Рид — 6 (из них 4 альбома в составе группы The Velvet Underground и 2 сольных)
• Led Zeppelin — 5
• Нил Янг — 5
• U2 — 5
• Боб Марли и The Wailers — 5
• The Byrds — 5
• Radiohead — 5
• Talking Heads — 4
• Pink Floyd — 4
• Принс — 4
• Элвис Костелло — 4
• Стиви Уандер — 4
• The Police — 4
• The Smiths — 4
• Sly and the Family Stone — 4
• Nirvana — 3

Соотношение альбомов по десятилетиям

• 1950-е годы и раньше — 29 альбомов (5,8 %)
• 1960-е годы — 126 (25,2 %) (в том числе 7 в десятке)
• 1970-е годы — 183 (36,6 %) (в том числе 3 в десятке)
• 1980-е годы — 88 (17,6 %)
• 1990-е годы — 61 (12,2 %)
• 2000-е годы — 13 (2,6 %)

Ссылки

• [www.rollingstone.com/music/lists/500-greatest-albums-of-all-time-20120531 Полный список на сайте журнала Rolling Stone]  (англ.)
• [www.post-gazette.com/ae/20031130bestalbums1130fnp3.asp Статья на сайте Post-Gazette об альбомах, не вошедших в рейтинг, но которые могли бы войти]  (англ.)

См. также

RS	500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone[www.rollingstone.com/news/story/5938174/the_rs_500_greatest_albums_of_all_time]

• 50 величайших исполнителей всех времён по версии журнала Rolling Stone
• 100 величайших гитаристов всех времён по версии журнала Rolling Stone
• 100 величайших гитарных песен всех времён по версии журнала Rolling Stone
• 500 величайших песен всех времён по версии журнала Rolling Stone

Отрывок, характеризующий 500 величайших альбомов всех времён по версии журнала Rolling Stone

– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.