Supermarine Spitfire

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Спитфайр»)
Перейти к: навигация, поиск
Spitfire
Тип истребитель, перехватчик, разведчик
Разработчик Supermarine
Главный конструктор Реджинальд Митчелл
Первый полёт 5 марта 1936 года
Начало эксплуатации 1938
Конец эксплуатации 1961
Статус снят с эксплуатации
Основные эксплуатанты ВВС Великобритании
Годы производства 1938—1948
Единиц произведено 20351
Стоимость единицы £12,604 (1939)
Варианты Supermarine Seafire
 Изображения на Викискладе
Supermarine SpitfireSupermarine Spitfire

Супермарин Спитфайр (англ. Supermarine Spitfire, в букв. переводе «плюющийся огнем») — британский истребитель времён Второй мировой войны. Различные модификации использовались в качестве истребителя, истребителя-перехватчика, высотного истребителя, истребителя-бомбардировщика и самолёта-разведчика. Всего были построены 20351 спитфайров, включая двухместные учебно-тренировочные машины. Часть машин оставалась в строю до середины 1950-х годов. Также часть машин была поставлена в СССР по ленд-лизу.





История создания

До Spitfire конструктор Реджинальд Митчелл занимался созданием гоночных гидропланов — последняя модель Supermarine S.6B выиграла Кубок Шнейдера и стала первым самолётом, превысившим скоростной порог в 650 км/ч.

Три года спустя — в феврале 1934 года — Реджинальд Митчел (Reginald Mitchell), закончил работу над своим первым проектом истребителя Супермарин Тип 221. Самолёт должен был принять участие в конкурсе на новый скоростной истребитель для Британских королевских ВВС. По своей конструкции это был цельнометаллический моноплан с низкорасположенным крылом и неубирающимся шасси. Однако лётные характеристики этого Супермарина не были очень впечатляющими. Самолёт развивал скорость лишь 367 км/час и поднимался на высоту 15 000 футов (4575 м) за 9,5 минут. Победителем конкурса стал самолёт, представленный компанией Глостер, который позднее поступил на службу в Королевские ВВС под названием «Гладиатор». Этот самолёт показал максимальную скорость в 390 км/час и смог подняться на высоту 15000 футов всего за 6,5 минут. Это дало возможность конструкторам Супермарин понять, что в целом прогрессивная конструкция моноплана все ещё проигрывает хорошо проработанному биплану.

Р. Митчел извлек урок из происшедшего и сумел настоять на том, чтобы ему было позволено разработать новый, более лёгкий и аэродинамически лучше проработанный самолёт. Новый самолёт Р. Митчела имел полностью свободнонесущую конструкцую, убирающиеся шасси и закрытую кабину. В качестве двигательной установки использовался новый двигатель от Ролс-Ройс V-12 мощностью в 1000 л. с., в дальнейшем известный под именем «Мерлин». На это время этот двигатель ещё не выпускался серийно, — Роллс-Ройс испытывал двигатель в Дерби. Первые варианты нового самолета Митчела имели слабое вооружение — четыре 7,69 мм пулемёта. После консультаций с Королевскими ВВС Великобритании самолет пределали, — теперь он нес восемь 7,69 мм пулемётов Браунинг M1919 c боезапасом 250 патронов на каждый пулемёт.

Этот новый истребитель совершил свой первый испытательный полёт 5 марта 1936 года, под управлением пилота-испытателя Мата Саммерса (Mutt Summers). Во время испытательных полётов новый истребитель развил скорость в 562 км/час и поднялся на высоту 30 тыс. футов (9145 метров) за 17 минут. Это сделало созданный самолёт самым быстрым истребителем существовавшим на тот момент, кроме того он являлся одним из самых хорошо вооружённых, так как был разработан нести 8 7,7-мм пулемётов M1919.

Следует заметить, что опытный прототип самолета получился настолько удачным, что серийный вариант лишь незначительно отличался от него. (И для сравнения: серийная версия Messerschmitt Bf-109 сильно отличалась от опытного прототипа.)

Конструкция

Спитфайр (Spitfire) представлял собой одномоторный цельнометаллический моноплан с низкорасположенным крылом сложной конструкции и убирающимся шасси.

Двигатель Спитфайра Merlin (en:Rolls-Royce_Merlin) — продукт дальнейшего развития двигателя Rolls-Royce Kestrel. Первая модель Merlin 1 использовала авиационный бензин с октановым числом 87, и при мощности в 950 л.с. позволяла Spitfire Mk I развивать максимальную скорость в 560 км/ч. Установка на Spitfire Mk II (производство начато в 1940 году) следующей модели Merlin, а также использование авиабензина с октановым числом 100, позволило сделать Спитфайр ещё более скоростным.

На всех модификациях Спитфайра использовалася воздушный винт с управляемым (изменяемым) шагом.

Характерная особенность Спитфайра — эллиптический в плане профиль крыла, в купе с другими качествами делавший истребитель довольно легко управляемым.

Производство

Можно считать, что «Спитфайру» повезло с самого начала. Он появился именно тогда, когда был наиболее нужен. В середине 1930-х годов Германия очень быстрыми темпами реорганизует Люфтваффе и будущий основной истребитель Люфтваффе — Мессершмитт 109 — уже был на стадии предпромышленных испытаний. Для того, чтобы парировать возникшую угрозу, в июне 1936 года Британское правительство подписало контракт на поставку 310 самолётов «Спитфайр». Испытания нового самолёта не всегда проходили гладко и, порой, в результате технических неполадок балансировали на грани срыва. Однако 27 июня 1936 года флайт-лейтенант Хью Эдвард-Джонс продемонстрировал самолёт перед большим собранием публики и официальных лиц во время большого авиашоу, организованного Королевскими ВВС в Хендоне.

Первый прототип завершил предварительные испытания в июле 1936 и был возвращен на завод в Эйстленде для доработки и модификации. На истребитель установили новый модифицированный двигатель Мерлин, который развивал несколько большую мощность.

С серийным производством самолёта сразу возникли проблемы, — Митчелл никогда не создавал серийно производимые самолёты, а Supermarine никогда не занималась серийным производством. В результате производство единичного «Спитфайра» требовало на 40% больше человеко-часов, чем производство Bf-109 (в частности из-за сложной конструкции крыла). Supermarine не знала как наладить крупносерийное производство и вскоре сильно отстала от графика поставок. К счастью Британское правительство приняло решение создать авиационные фабрики-тени, — была реализован программа по созданию новых заводов двойного назначения и модернизации старых. В рамках программы под руководством опытных руководителей для дублирования завода Supermarine в Саутгемптоне было налажено производство «Спитфайров» в Кастл Бромвич. В результате большинство «Спитфайров» были собраны именно в Касл Бромвич (особенно после бомбардировки завода в Саутгемптоне в 1940 году).

Одной из самых серьёзных проблем на начальном этапе было то, что вооружение нового истребителя не всегда устойчиво работало на большой высоте. Во время испытаний все 8 пулемётов работали без перебоев на высотах до 1200 метров. Но когда пришло время испытаний на больших высотах, отказы стали следовать один за другим. Одно из таких испытаний в марте 1937 на высоте 9744 метров над Северным морем едва не закончилось бедой. Во время испытательных стрельб один пулемёт выпустил 171 патрон, второй — 8, третий — 4, а остальные пять отказались стрелять вовсе. Однако, когда самолёт вернулся на аэродром, удар при посадке освободил замёрзшие на большой высоте предохранители и все оставшиеся в магазинах патроны были выпущены в направлении заводских зданий. Лишь по счастливой случайности обошлось без жертв.

В течение 18 месяцев инженеры Супермарин пытались разрешить эту проблему. Однако, когда в июле 1938 года первые промышленные образцы начали поступать в Королевские ВВС, вооружение все ещё работало нестабильно на больших высотах. Лишь в октябре 1938-го проблему все же удалось разрешить. С этого времени система обогрева вооружения стала устанавливаться на все промышленно производимые «Спитфайры».

Первой боевой частью, вооруженной «Спитфайрами», стала 19-я эскадрилья, располагавшаяся в Даксфорде. Это произошло летом 1938 года незадолго до заключения Мюнхенского соглашения. На протяжении года между этим соглашением и началом войны Великобритания пыталась вооружит свои ВВС как можно большим количеством «Спитфайров». Но к счастью Hawker Hurricane были более просты в производстве и Hawker Aircraft имела лучшее управление производством. На момент начала Битвы за Британию летом 1940 года именно Hurricane составляли две трети всех истребителей Британских ВВС.

Модификации

Ранние модификации с двигателем Merlin

K.5054

Самолёт-прототип, построенный 18 февраля 1936 г. Совершил первый полёт 6 марта 1936 года. Был построен всего один экземпляр. Использовался в качестве опытной машины для отработки изменений в конструкции. Разбился при испытаниях в сентябре 1939 г.

Mk.I

Первая серийная версия «Спитфайра». Во многом идентичен прототипу, — отличался от него лишь незначительными модификациями силового набора. Самолёт этого типа (серийный номер первого экземпляра — K9787) совершил свой первый полёт 15 мая 1938 года, и стал поступать в боевые части в августе-сентябре того же года. Первое подразделение — 19 эскадрилья Королевских ВВС — было вооружено этими «Спитфайрами» к декабрю 1938 г. Всего было построено 1567 машин этого типа.

Варианты вооружения:

  • базовый «A» — 8 7,69-мм пулемётов,
  • пушечный (с лета 1940 г.) «B» — 2 20-мм пушки Hispano-Suiza HS.404 и 4 7,69-мм пулемёта.

Устанавливались двигатели Merlin Mk II и Merlin Mk III.

Для первых «Спитфайров» характерно разнообразие воздушных винтов: первоначально устанавливался двухлопастный деревянный винт Watts неизменяемого шага, позже устанавливались металлические трёхлопастные двухшажные (два положения — большого и малого шага) винты Rotol «Jablo» (небольшая партия) и De Havilland 5/21 (крупная серия). В конце 1939 г. был апробирован в серии металлический трёхлопастной винт-автомат изменяемого шага De Havilland 5/20. В июне-августе 1940 г. все ранее выпущенные «Спитфайры» были переоснащены винтами 5/20 или 5/30 (доработанным вариантом).

Первоначальный вариант сдвижной части фонаря оказался тесным (лётчик в шлемофоне с трудом мог повернуть в нём голову), поэтому вскоре была разработана выпуклая сдвижная часть фонаря, ставшая характерной внешней чертой истребителя.

По опыту боевого применения в боях на Западном фронте 1939 г. была усилена защита лётчика — в конструкцию лобовой части фонаря («козырька») введено накладное бронестекло, также усилена бронеспинка. Для использования самолётов в системе ПВО Британских островов на самолёты стал устанавливаться радиоответчик «свой-чужой».

Эта модель «Спитфайра» стала основным противником Messerschmitt Bf.109Е во время Битвы за Британию. Несмотря на то, что большую часть истребительного флота составляли менее совершенные Hawker Hurricane Mk1, именно Spitfire Mk.I вошёл в историю как спаситель Великобритании.

Mk.II

Дальнейшее развитие модели Mk.I. Основное отличие — установка нового двигателя Merlin XII. Эти самолёты стали поступать в боевые эскадрильи в августе 1940 года (611 эскадрилья). Варианты вооружения: «A» и «B». Введено протектирование бензобаков.

Mk.III

Отличался от Mk.I некоторыми переработками в конструкции корпуса, установкой убирающегося заднего шасси и новым двигателем Merlin XX. Планировалось выпустить 1000 самолётов этого типа, однако эта модель не получила развития и промышленно не выпускалась из-за того, что двигатель Merlin XX использовался для оснащения Hawker Hurricane Mk.II, чьи характеристики нуждались в улучшении в первую очередь. Пока самолет ожидал своей очереди на двигатели, была подготовлена более совершенная версия Mk.V, с двигателем Merlin 45. Единственный прототип использовался в дальнейшем в качестве летающей лаборатории при испытании нового двигателя Merlin 61.

Mk.V

Spitfire Mk.V стал результатом доработки базовой модели Mk.I путём установки нового, более мощного двигателя Merlin 45, который давал максимальную форсажную мощность 1470 л.с. на высоте 2820 метров. Прототип самолёта поднялся в воздух в декабре 1940 года.

Вариант Vb стал первой существенной модернизацией «Спитфайра», — для её создания использовался опыт, полученный во время Битвы за Британию в 1940 году. В этом варианте, кроме нового двигателя Merlin 45, в результате замены крылевых 7.69 мм пулемётов на 20 мм пушки был изменён профиль крыла (были добавлены обтекаемые блистеры на верхнюю и нижнюю поверхности крыла). Для эффктивного применения самолёта в пустыне был занижен нос самолёта, установлены большие воздушные фильтры, а также увеличены подкрылевые маслорадиаторы. В поздних вариантах модели Vb также были изменены ветровое стекло и фонарь, — они стали более обтекаемы. Получившийся самолёт внешне сильно отличался от зализанных форм истребителя ПВО Spitfire Mk.1.

Самолёты модификации Mk.V выпускались в следующих вариантах:

Варианты вооружения:

  • Mk.VA — вооружение 8 пулемётов, по четыре в каждой консоли крыла. Всего было выпущенно 94 таких самолёта.
  • Mk.VB — вооружение было изменено на 2 20-мм пушки и 4 7,69-мм пулемёта. Построены 3911 самолётов.
  • Mk.VC — доработанная конструкция крыла позволяла вооружить самолет 4-мя 20-мм пушками (редко использовавшийся вариант), 2-мя 20-мм пушками и 4-мя 7,69-мм пулемётов (наиболее распространённый вариант) или 8-ю 7,69-мм пулемётов (предусмотренный, но никогда не использовавшийся вариант). Также была изменена конструкция основных стоек шасси (по образцу модификации Mk.III) — с выносом колёс вперёд. Выпущены 2467 самолётов.
  • Ещё 15 машин были переделаны в различные варианты самолётов-разведчиков из варианта Mk.VB. Для этого на них установили фотокамеры и сняли ударное вооружение, высвободившийся при этом объём передней части консолей крыла (от передней кромки до главного лонжерона) загерметизировали и использовали в качестве топливных баков для увеличения дальности полёта.

На модификации Mk.VA устанавливалась только одна модификация двигателя — Merlin 45. На Mk.VB — Merlin 45 и 46. На Mk.VC — Merlin 45, Merlin 46, и варианты с беспоплавковыми (мембранными) карбюраторами (Merlin 50, Merlin 55, Merlin 50A, Merlin 56). Последние две модификации — повышенной высотности.

Варианты различной высотности:

  • (F) Mk.V — базовый вариант с эллиптическими законцовками крыла;
  • LF Mk.V — низковысотный вариант с укороченными (фактически — обрезанными) законцовками консолей крыла и двигателями Merlin, оптимизированными для использования на малых высотах — модификаций 45M, 50M и 55M.

С 1942 г. введена металлическая обшивка элеронов вместо полотняной.

Первоначально Spitfire Mk.V оснащались накладным бронестеклом аналогично предыдущим модификациям. Позднее была разработана и с 1943 г. запущена в серию лобовая часть фонаря новой конструкции с интегрированным бронестеклом и плоскими боковыми гранями.

Всего с конвейера сошли 6487 машин этого типа, и ещё 154 самолёта были произведены в результате переделки вариантов Mk.I и Mk.II.

К сентябрю 1943 года 27 эскадрилий ВВС Великобритании были вооружены истребителями Spitfire Vb. С поставкой в эскадрильи новых «Спитфайров», использованные Spitfire V перебрасывались на другие театры военных действий, а также передавались в ВВС других стран. Так Spitfire Vb попали в ВВС ЮАР, Турции и Югославии, где повлияли на Средиземноморский театр военных действий.

Кроме того, для действий на североафриканском ТВД Spitfire Mk.V оснащались т. н. тропическими фильтрами — противопыльными фильтрами воздухозаборника карбюратора. Встречалось две основных модификации таких фильтров, обозначавшихся по названиям фирм-изготовителей: Vokes (интегрированный в нижнюю створку капота, типовой для английских ВВС) и Aboukir (навесной вариант, разработанный в авиаремонтных мастерских в Абукире, отличался компактностью и меньшим аэродинамическим сопротивлением). Подобные фильтры устанавливались также на палубные варианты на базе модификации Mk.V, отмечено их эпизодическое использование и на более поздних модификациях (в частности на самолетах-разведчиках).

Mk.V стал первым вариантом «Спитфайра», на котором было установлено оборудование для несения бомбового вооружения, что позволило использовать его в качестве истребителя-бомбардировщика. Первоначально в 1942 г. была осуществлена полевая доработка самолётов, действовавших на Мальте, — установлены два подкрыльевых бомбодержателя с возможностью подвески 250-фунтовых (113 кг) авиабомб на каждый. В 1943 г. был разработан штатный вариант бомбодержателей с возможностью подвески двух 250-фунтовых (113 кг) авиабомб под крылом или одной 500-фунтовой (227 кг) бомбы под фюзеляжем (вместо ПТБ).

Mk.VI

Высотный истребитель-перехватчик. Этот самолёт имел много сходства с моделью Mk.VB, но отличался наличием специальной высотной кабины вентиляционного типа, в которой поддерживалось постоянное давление, а также увеличенным размахом крыла (версия HF с удлинёнными, почти треугольными законцовками консолей крыла). Он оснащался двигателем Merlin 47 мощностью в 1415 л.с. Особенностью самолёта данной модификации было отсутствие на левом борту кабины лётчика откидной створки, облегчавшей посадку в самолёт (такие створки, часто на обоих бортах были распространённым в 1930-х гг. техническим решением, так как фюзеляжи и особенно проёмы для посадки в кабину были очень узкие) и съёмная, а не сдвижная средняя часть фонаря. Воздушный винт — металлический, четырёхлопастный, изменяемого шага фирмы Rotol также использовался на модификациях Mk.VII, VIII, IX, XVI, PR.X и XI. Был построен лишь небольшой серией (97 машин). Поставки этих самолетов поставки в Королевские ВВС начались в феврале 1942 года (616 эскадрилья).

Поздние модификации с двигателем Merlin

Mk.VII

С появлением новых двигателей Merlin 60-й серии с двухступенчатым двухскоростным нагнетателем, конструкторы Супермарин приступили к структурной переработке силового набора и корпуса «Спитфайра». В результате этих работ появились две модели самолёта — Mk.VII и Mk.VIII. Mk.VII был высотным истребителем-перехватчиком с кабиной постоянного давления. Эта модель самолёта стала поступать в Королевские ВВС с сентября 1942 года (отдельное высотное звено перехватчиков в Норхолте). Построены около 140 самолётов этой модификации (преимущественно, в варианте HF). (Вариант вооружения — «C». Двигатели Merlin 61, 64 (вариант F Mk.VII), 71 (вариант HF Mk.VII).)

Встречались самолёты со стандартными (не высотными) законцовками консолей крыла (независимо от модификации двигателя), как серийного выпуска, так и доработанные в частях ВВС. Отличия от предыдущих модификаций: удлинена носовая часть, уменьшен размах элеронов, короба радиаторов одинакового размера, убирающееся хвостовое колесо, сдвоенные выхлопные патрубки (по три с каждой стороны) заменены на индивидуальные (по шесть с каждой стороны). В ходе серийного производства для повышения управляемости на больших скоростях и высотах полёта был внедрён вариант с рулём поворота увеличенной площади (увеличены хорда, «ширина», в нижней части и размах, «высота», в верхней части), — руль стал более остроконечным, «треугольным».

Mk.VIII

Эта модель отличалась от Mk.VII только отсутствием высотной кабины. Вооружение — вариант «C». Двигатели Merlin 63, 63A, 66 (низковысотные варианты), 70 (высотные варианты). Производилась в вариантах F, LF и HF. В ходе серийного производства был внедрён руль поворота увеличенной площади. Все самолёты оснащались встроенным противопылевым фильтром Aero-V (внешне выглядевшим как увеличенный всасывающий патрубок карбюратора). Использовалась в качестве стандартного истребителя-перехватчика и истребителя-бомбардировщика. Впервые эта модель появилась в середине 1943 в истребительных частях, действующих на Ближнем и Дальнем Востоке. Все истребители этого типа использовались эскадрильями Королевских ВВС, действующими вне пределов Великобритании. Всего были построены 1658 самолётов этой модификации.

Mk.IX

Пока шли работы над моделью Mk.VI, в качестве промежуточной меры было решено установить новый двигатель на базу модели Mk.VC, и тем самым улучшить лётные характеристики самолёта в достаточно короткие сроки. На первые два прототипа были установлены двигатели Merlin 61, и они совершили первый полёт в начале 1942 года. Доработка самолёта позволила увеличить высоту полёта на 3050 метров и максимальную скорость на 113 км/час. Серийный выпуск начался в конце 1942 г., с июня 1942 г. начата переделка самолётов модификации Mk.V последних серий. На вооружении строевых частей — с июля 1942 г. (64 эскадрилья).

Внешне модификация мало отличалась от Mk.VIII. Производилась в вариантах F (двигатели Merlin 61, 63 и 63A, крыло как стандартного образца, так и укороченное), LF (двигатель Merlin 66, крыло, как правило, укороченное) и HF (двигатель Merlin 70, крыло стандартное).

Варианты компоновки крыла — «C» и «E». Крыло варианта «E» — модификация варианта «C» с вариантами вооружения 4 20-мм пушки (сравнительно редкий) и 2 20-мм пушки и 2 12,7-мм пулемёта (более распространённый).

Установка фильтра Aero-V — начиная с более поздних серий, то есть встречались самолёты как с обычным, так и с увеличенным всасывающим патрубком карбюратора.

В ходе серийного выпуска введён руль поворота увеличенной площади. Также на Spitfire Mk.IX были внедрены рули высоты с увеличенной площадью роговой компенсации.

Всего было выпущено 5656 самолётов в модификации Mk.IX и ещё 262 машины были переделаны из Mk.V.

Несмотря на то, что эта модель задумывалась как временная мера, необходимая для того, чтобы дать возможность сконструировать и испытать модели Mk.VII и Mk.VIII, самолёт выпускался до конца войны и в общей сложности стал самой массовой моделью Spitfire. Этот истребитель использовался также в качестве истребителя-бомбардировщика и самолёта-разведчика.

Mk.XVI

Эта модель была во многом схожа с модификацией MK.IX, но в качестве силовой установки использовался изготовленный в США по лицензии двигатель Packard Merlin 266 (лицензионная версия двигателя Merlin 66). Всего было изготовлено 1054 самолёта этой модификации.

Все машины выпускались в варианте LF (при этом на самолёты устанавливали как обычные, так и укороченные законцовки, но двигатели были только одного — низковысотного варианта) с крылом варианта «E» и возможностью установки трёх бомбодержателей. Самолёты этой модификации выпускались как с фюзеляжем исходной версии (с гаргротом и задним топливным баком на 340 л), так и с пониженным гаргротом, задним топливным баком на 300 л и каплевидным фонарём. Все самолёты данной модификации оснащались увеличенным рулём поворота и фильтром Aero-V.

Технические характеристики модификаций с двигателем Мерлин

Супермарин Спитфайр — модификации с двигателем Мерлин
Spitfire К.5054 Mk IA (K9793 — раннего выпуска, с двухрежимным винтом Де Хевилленд)[1] Mk IIA (P7280)[2] Mk VB (W3134)[3] Mk VC Mk VI (AB200)[4] Mk VII L.F Mk VIII (JF880)[5] Mk IXE Mk XVI
Размах крыла 12,1 м 11,23 м 11,23 м 11,23 м 11,23 м 12,24 м 12,24 м 11,23 м 11,23 м 11,23 м
Площадь крыла 22,5 м² 22,5 м² 22,5 м² 22,5 м² 23,1 м² 23,1 м² 22,5 м² 22,5 м² 22,5 м²
Длина 9,17 м 9,12 м 9,12 м 9,12 м 9,12 м 9,12 м 9,46 м 9,58 м

(поздний вариант с увеличенным рулём направления)

9,47 м 9,58 м
Высота 3,02 м 3,02 м 3,48 м 3,48 м 3,48 м 3,86 м 3,86 м 3,86 м 3,86 м
Вес пустого 1 953 кг 2 059 кг 2 251 кг 2 313 кг 2 302 кг 2 354 кг 2 309 кг
Взлётный вес 2 496 кг 2 692 кг 2 799 кг 3 071 кг 3 078 кг 3 057 кг 3 560 кг 3 624 кг 3 354 кг 3 400 кг
Двигатель Rolls-Royce Merlin Type 2 Rolls-Royce Merlin III Rolls Royce Merlin XII Rolls-Royce Merlin 45 Rolls-Royce Merlin 45 Rolls-Royce Merlin 47 Rolls-Royce Merlin 61 Rolls-Royce Merlin 66

На F Mk VIII могли устанавливаться Merlin 63, 66 или 70 Air Ministry 1943, p. 6.

Rolls-Royce Merlin 66 Rolls-Royce Merlin 266
Мощность двигателя 990 л.с. 1 030 л.с. на высоте 4 880 м, октановое число топлива 87

При использовании топлива с октановым числом 100 Merlin III обеспечивал 1 310 л.с.. Harvey-Bailey 1995, p. 155.

1 135 л.с. на высоте 3 730 м, октановое число топлива 100 1 470 л.с. на высоте 3 350 м 1 470 л.с. на высоте 3 350 м 1 415 л.с. на высоте 3 350 м 1 520 л.с. 1 720 л.с. на высоте 1 750 м 1 720 л.с. на высоте 3 350 м 1 720 л.с.
Максимальная скорость 562 км/ч 582 км/ч на высоте 5 670 м 570 км/ч на высоте 5 350 м 597 км/ч на высоте 6 100 м 602 км/ч 570 км/ч на высоте 5 350 м 650 км/ч 650 км/ч на высоте 6 400 м 650 км/ч на высоте 6 400 м 648 км/ч
Скороподъёмность 11,0 м/с на высоте 2 956 м 15,3 м/с на высоте 3 962 м 16,5 м/с на высоте 4 572 м 13,5 м/с на высоте 4 267 м 23,7 м/с на уровне моря 24,1 м/с на высоте 3 048 м
Практический потолок 10 790 м 10 485 м 11 460 м 10 668 м 11 280 м 11 948 м 13 100 м 12 649 м 12 954 м 13 700 м
Удельная нагрузка на крыло 117 кг/м² 122 кг/м² 137 кг/м² 137 кг/м² 132 кг/м² 154 кг/м² 155 кг/м² 143 кг/м² 151 кг/м²
Удельная нагрузка на мощность 2,47 кг/л.с. 2,61 кг/л.с. 2,47 кг/л.с. 2,02 кг/л.с. 2,09 кг/л.с. 2,11 кг/л.с. 2,34 кг/л.с. 2,11 кг/л.с. 1,95 кг/л.с. 1,98 кг/л.с.
Боевой радиус 680 км без ПТБ 651 км без ПТБ 760 км без ПТБ 756 км без ПТБ 688 км без ПТБ 1 060 км без ПТБ 1 094 км без ПТБ, 1 899 км с ПТБ на 409 л 698 км без ПТБ 1 150 км без ПТБ
Перегоночная дальность 1 827 км 2 462 км с ПТБ на 773 л 1 577 км
Вооружение
  • 8 × 7,69 мм пулемётов Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 8 × 7,69 мм пулемётов Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 8 × 7,69 мм пулемётов Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 60 снарядов каждая
  • 4 × 7,69 мм пулемёта Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 2 × 113 кг или 1 × 227 кг бомбы
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 60 снарядов каждая
  • 4 × 7,69 мм пулемёта Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 60 снарядов каждая
  • 4 × 7,69 мм пулемёта Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 60 снарядов каждая
  • 4 × 7,69 мм пулемёта Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 120 снарядов каждая
  • 4 × 7,69 ммпулемёта Браунинг M1919; 350 патронов на каждый
  • 2 × 113 кг или 1 × 227 кг бомбы
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 120 снарядов каждая
  • 2 × 12,7 мм пулемёта Браунинг M2; 250 патронов на каждый
  • 2 × 20 мм пушки Испано II; с магазином на 120 снарядов каждая
  • 2 × 12,7 мм пулемёта Браунинг M2; 250 патронов на каждый
  1. Price 1999, p.81
  2. Price 1999, p.114
  3. Price 1999, p.142
  4. Price 1999, p.150
  5. Price 1999, p.177

Ранние модификации с двигателем Griffon

Mk.IV/Mk.XX

Разработка Spitfire с более мощным двигателем Rolls-Royce Griffon было начата в конце 1940 года. В начале 1940 года два «Спитфайра» были заказаны для проведения испытаний новых двигателей Rolls-Royce Griffon. Получившийся самолёт с двигателем Griffon II получил обозначение Spitfire IV (Тип 37). Установка более мощного двигателя потребовала значительной переработки планера. По проекту самолёт должен был нести шесть 20 мм пушек и четыре 7.69 мм пулемёта. Некоторое время прототип летал с массо-габаритными макетами пушек (по три на каждое крыло), но в серию с таким вариантом вооружения не пошел.

Испытания прошли удачно и было решено заказать 750 самолётов под общим названием Spitfire Mk.IV и именно под этим названием прототип самолёта совершил свой первый полёт 27 ноября 1941 года. Однако в начале следующего года (пока шли лётные испытания) обозначение изменили на Mk.XX, дабы избежать путаницы с уже существовавшим вариантом Spitfire Mk.I и использовавшегося в качестве самолёта-разведчика и известного под обозначением PR Mk.IV. Планы по серийному производству Spitfire Mk.XX так и не были реализованы, в связи с появлением промежуточной модели Mk. XII и модели Mk. XIV.

Mk.XII

Mk. XII был создан, когда ВВС внезапно и срочно потребовался самолёт для противодействия молниеносным налётам на малой высоте немецких Fw-190. Для решения этой задачи конструкторы соединили двигатель Griffon II с планером Mk. Vc.

Серийное производство начато в октябре 1942 г. Всего построены 100 машин. На вооружение строевых частей поступили в феврале 1943 г. (41 и 91 эскадрильи). Использовался в качестве истребителя ПВО (с 1944 г. применялся для перехвата крылатых ракет Фау-1).

Серийные машины выпускались в вариантах F и LF, схема вооружения «C» (2 20-мм пушки и 4 7,69-мм пулемёта), двигатели — Griffon III и IV.

Винт — четырёхлопастный. Руль поворота увеличенной площади. Подкрыльевые радиаторы — несимметричные (как на модификациях Mk.V и Mk.VI).

Тип Одноместный истребитель-перехватчик
Двигатель Rolls-Royce Griffon Type III, мощностью 1735 л.с.
Вооружение Две пушки Hispano Suiza калибра 20 мм и четыре пулемёта Browning калибра 7,69 мм
Размах крыла 10,85 м
Длина 9,55 м
Высота м
Вес пустого кг
Вес при полной загрузке 3 366 кг
Максимальная скорость 639 км/ч
Практический потолок 11 650 м
Боевой радиус 750 км

Mk.21

Дальнейшее развитие Mk.XII привело к созданию опытного образца DP851, который использовался для испытаний двигателя Griffon 61. В дальнейшем DP851 был утверждён как Spitfire 21.

Вторая модель с двигателем Griffon, и первая с двигателем Griffon и новым планером. Самолет имел большие размеры, изменённое крыло и более тонкий фюзеляж. Возникшие на опытных вариантах проблемы с устойчивости не позволили самолёту сразу встать на вооружение Британских ВВС. Изначально былы заказано 3000 машин, но вскоре стало ясно, что Mk.21 является переходной к Mk.22 моделью, и производство было остановлено на 150-й машине.

Только одна эскадрилья — 91 эскадрилья — использовала эту модель в боевых операциях. За первый и единственный месяц её использования, она применялись исключительно для штурмовых атак, поэтому Mk.21 так и не выиграл ни одного воздушного боя. Несмотря на то, что 91-я эскадрилья летала на сырых начальных машинах, она практически не имела проблем с ними. Mk.21 использовали также 1, 122 и 41 эскадрильи (на протяжении довольно короткого срока). Модификация позже использовалась в некоторых частях вспомогательной авиации ВВС Великобритании для выполнения сторонних задач и перевозки грузов.

Mk.XIV

В начале 1943 года шесть Spitfire Mk.VIII (бортовые номера с JF316 по JF321) были задействованы в программе исследований улучшенных двигателей Griffon 61. По результатам испытаний самолёты были значительно доработаны (установлены новое вертикальное оперение увеличенной площади, симметричные подкрыльевые радиаторы нового дизайна, пятилопастный воздушный винт Rotol) и, после итоговых испытаний, новая модификация получила обозначение Mk.XIV.

Результаты испытаний показали, что устанавливая Griffon на планер Mk. VIII (похожим образом Merlin-61 устанавливался на планер Spitfire Vc), можно наладить производство высотного истребителя с двигателем Griffon значительно быстрее, чем используя модель 21. Также как и Mk.V и Mk.IXC, Mk.XIV являлся переходной моделью, которая выпускалась в преддверии выпуска окончательной модели Mk.XVIII. В результате оказалось, что переходная модель Mk.XIV производилась и использовалась в большем количестве, чем специально проработанная под новый двигатель версия.

Модель Mk.XIV использовала усиленный планер от Mk.VIII с увеличенными радиаторами. На этой модели впервые было установлено вооружение типа С (крыло типа С).

Серийное производство начато в октябре 1943 г. Всего построены 957 машин.

Первой эскадрильей получившей новые машины стала 610 эскадрилья — подразделение вспомогательных ВВС, которая и ранее использовала «Спитфайры». Первые Mk. XIV прибыли в часть в январе 1944 года. К марту к 610 добавилась 130 эскадрилья и 350 бельгийская эскадрилья. Эти подразделения сформировали крыло Newchurch (формирование окончено в мае 1944 года, незадолго до высадки в Нормандии). Эскадрильи долго проходили этап отработки, — новые «Спитфайры» сильно отличались от старых: винт вращался в другую сторону, а чтобы избежать «свечки» (ухода свечей вверх) во время взлёта, требовалась ювелирная работа газом и рулями. Следует также заметить, что новые машины были более тяжёлые. До высадки в Нормандии эти истребители почти не использовались для поиска и уничтожения целей.

Spitfire XIV должен был обеспечить воздушное превосходство на больших высотах, дополняя средневысотный Tempest V. Оба этих самолёта не совершали боевых вылетов вплоть до первого применения Третьим Рейхом Фау-1, которое произошло двумя днями после вторжения. Вскоре стало ясно, что лучшая защита от Фау-1 — постоянное патрулирование воздушного пространства быстрейшими истребителями союзников. (Одним из таких истребителей стал Gloster Meteor.) За время всей операции по перехвату вражеских крылатых ракет (закончилась в сентябре 1944 года уничтожением стартовых позиций в Бельгии) Spitfire XIV стал самым результиативным самолетем-перехватчиком крылатых ракет.

Отправка Mk. XIV на континент совпала с переоснащением немецкой истребительной авиации самолётами Fw-190D-9 («длинноносая Дора»). Spitfire XIV имел превосходные характеристики на высотах выше 7 км, но так как большинство боёв на Западном Фронте происходило на малых и средних высотах, то новые Spitfire почти не имели преимущества над новыми Fw-190 и пилотажное мастерство стало решающим фактором.

К 7 маю 1945 года в континентальной Европе действовали 20 эскадрилий ВВС Великобритании, вооруженные Spitfire XIV. (Позже эти самолёты были переброшены на Юго-Восточно-Азиатский театр военных действий.) Несмотря на то, что обновление эскадрилий в Азии новыми самолётами происходили быстро, Spitfire XIV так и не принял участие в боях в Азии.

Серийные машины выпускались в вариантах F и LF, схема вооружения «C» (первые серии) или «E» (основной объём выпуска), двигатели — Griffon 61 и 65.

Наряду с базовым вариантом истребителя — F Mk.XIV, выпускался также тактический разведчик FR Mk.XIV (установлен панорамный фотоаппарат и дополнительный внутренный топливный бак).

В ходе серийного производства на самолётах поздних серий были внедрены пониженный гаргрот и каплевидный фонарь.

Тип Одноместный истребитель-перехватчик
Двигатель Rolls-Royce Griffon Type 61, мощностью 2050 л.с.
Вооружение Две пушки Hispano Suiza калибра 20 мм и два пулемёта Browning калибра 12,7 мм
Размах крыла 9,93 м
Длина 9,97 м
Высота м
Вес пустого кг
Вес при полной загрузке 3 813 кг
Максимальная скорость 717 км/ч
Практический потолок 13 420 м
Боевой радиус 753 км

Mk.XVIII

В ходе серийного производства Mk.XIV модернизирован в Mk.XVIII. Пониженный гаргрот, каплевидный фонарь и два дополнительных внутренних топливных бака.

Серийные машины выпускались в вариантах F и LF, схема вооружения «E», двигатель — Griffon 65.

Наряду с базовым вариантом истребителя — F Mk.XVIII, выпускался также тактический разведчик FR Mk.XVIII (установлен панорамный фотоаппарат). -->

Поздние модификации с двигателем Griffon

Mk.XVIII

В ходе серийного производства Mk.XIV модернизирован в Mk.XVIII. Модернизация имела радикальный характер — практически все элементы конструкции были полностью перепроектированы, в результате чего от исходного «Спитфайра» не осталось почти ничего. Новую машину предполаголось назвать Super Spitfire («Суперспитфайр»), но в конце концов было решено сохранить преемственность и ограничиться введением новой модификации. В войне Mk.XVIII участия принять не успел, так как серийное производство началось лишь в начале 1946 г. и только в январе 1947 г. он поступил на вооружение королевских ВВС (60 эскадрилья). Всего было построено 300 °F Mk.XVIII и FR Mk.XVIII.

Перечень внешних отличий достаточно велик. Наиболее заметны: удлинённый фюзеляж с пониженным гаргротом, каплевидный фонарём, два дополнительных внутренних топливных бака в хвостовой части, новое вертикальное оперение увеличенной площади (из широкого треугольника оно стало практически круглым), заново перепроектированное усиленное крыло, новая конструкция радиаторов и удлинённые телескопические стойки шасси (при уборке шасси укорачивались, чтобы войти в ниши, размер которых не изменился).

Серийные машины выпускались в вариантах F и LF, схема вооружения «E», двигатель — Griffon 65.

Наряду с базовым вариантом истребителя — F Mk.XVIII, выпускался также тактический разведчик FR Mk.XVIII (установлен панорамный фотоаппарат, вооружение сохранено).

Самолёты-фоторазведчики

Во время Второй мировой войны «Спитфайр» также был основной в ВВС Великобритании платформой для создания самолётов-фоторазведчиков. Первые варианты разведчиков были созданы на базе модификаций Mk.I и Mk.II.

PR.IV

Самолёт-разведчик на базе Mk.V. Первоначальное обозначение — тип D. Вооружение отсутствовало, в передних отсеках крыла были размещены топливные баки. Серийное производство с октября 1940 г. Было построено 229 машин.

PR.VII

Модификация PR.VII, ранее называвшаяся PR тип G была низковысотным разведчиком с тремя фотокамерами и фюзеляжным топливным баком. Вооружение 8 7,69-мм пулемётов. Сохранилось лобовое бронестекло. Первый прототип PR G был испытан 1941 г. Всего построено 45 самолётов.

PR.XIII

Модификация PR.XIII представляла собой улучшенный вариант более ранней модификации PR тип G с той же схемой установки фотокамер, но с новым двигателем Merlin 32, оптимизированным для низковысотных режимов полёта. Вооружение 4 7,69-мм пулемёта. Первый прототип Mk.XIII был испытан в марте 1943 г.

26 Mk.XIII были переделаны из PR тип G, Mk.II или Mk.V. Они использовалить для низковысотной (тактической) фоторазведки при подготовке высадки в Нормандии.

PR.X

Самолёт-разведчик на базе Mk.VII. Во многом сходный с самолётами-разведчиками построенными на базе Mk.V (в частности — с PR.IV), отличался от них двигателем Merlin 61 и высотной кабиной с постоянным давлением. Для выполнения длительных полётов был увеличен объём маслобака. Вооружение отсутствовало, в передних отсеках крыла были размещены топливные баки. Начал поступать в Королевские ВВС в мае 1944 года (541 и 542 эскадрильи). Было построено всего 16 машин.

PR.XI

Самолёт-разведчик на базе Mk.IX, практически идентичный модели Mk.X, но без кабины постоянного давления. Именно эта модель стала самой массовой разведывательной разновидностью «Спитфайра» (построен 471 самолёт).

На самолёт устанавливались два фюзеляжных топливных бака, снятие вооружения позволило установить добавочные топлывные баки в передней части крыла. Устанавливались двигатели Merlin 61, 63, 63A и 70. Фонари не оснащались бронестеклом, сдвижная часть фонаря первых серий имела каплевидные выштамповки по бокам для улучшения обзора. В ходе серийного производства были внедрены уширенный руль поворота, роговая компенсация руля высоты увеличенной площади и убирающаяся хвостовая стойка шасси.

На P.R. Mk XI устанавливали универсальное кинофотооборудование которое допускало простую смену камер. Это позволяло использовать множество разнообразных камер, что значительно расширяло возможности самолёта. Обычное оборудование включало в себя: два фотоаппарата F.52 (фокусное расстояние 91 см), два F.8 (фокусное расстояние 50 см), один F.52 (фокусное расстояние 50 см), два F.24 (фокусное расстояние 35 см) и одним F.24 (фокусное расстояние 35 см или 20 см) расположенным в наклонном положении. На некоторые самолёты также устанавливали за нишей колёса дополнительный F.24 (фокусное расстояние 13 см), для воздушной разведки с малых и средних высот. Также некоторое количество PR Mk XI несли камеры F.24 в крыльях (так как и P.R. Mk1A). Модификация также использовалась армией США. ВВС сухопутных войск США изначально планировали использовать фоторазведчики Lockheed P-38 Lightning (модификации F-4 и F-5) для разведки на Европейском ТВД. После непродолжительной эксплуатации в Европе выяснилось, что P-38 (и, следовательно, F-4 и F-5), имеет проблемы с работой двигателя на большой высоте. Перебои в работе двигателя во время выполнения задания привела бы к неминуемой потере самолёта, так как он не смог бы быть выше и быстрее перехватчиков противников. Поэтому весной 1944 года 7 группа фоторазведки США базируемая в Великобритании получает Spitfire P.R. Mk XI. Одним из первых заданий этих машин стало фотографирование ущерба нанесённого первым дневным налётом на Берлин 6 марта 1944 года.

PR.XIX

Последняя и наиболее удачная разведывательная модификация «Спитфайра», выполненная на базе Mk.XIV. (Как в случае с модификацией на базе Mk.XI — демонтировано вооружение и бронестекло, установлены дополнительные топливные баки в передней части консолей крыла и фотооборудование.) Начиная с 26-го серийного самолёта, на самолёты начали устанавливать двигатели Griffon 66, кабина пилота стала герметичной (с наддувом), как на Mk.X. Общая емкость внутренних топливных баков превысила 1160 л (в три с половиной раза больше, чем на первой модификации). Всего было построены 225 самолётов. Первые Spitfire PR Mk.XIX поступили на вооружение в апреле 1944 г. и к концу войны полностью заменили тип PR. Mk.XI.

Применение

Западная Европа, начальный период войны

На момент объявления Великобританией войны Германии в сентябре 1939 года, Королевские ВВС имели на вооружении в общей сложности 187 Spitfire. Эскадрильи № 19, 41, 54, 65, 66, 72, 74, 602, 603 и 611 были полностью укомплектованы новыми машинами, а эскадрилья № 609 находилась на стадии перевооружения.

Spitfire впервые «вступили в бой» 6 сентября 1939 года во время так называемого сражения у Баркинг Крик[1]. Тогда, из-за неполадок в работе радара в КоневдонеЭссексе), самолёты, совершавшие полёты к западу от станции, появились на экране радара как цели приближающиеся с восточного направления. Это было расценено как попытка самолётов Люфтваффе атаковать Лондон. Операторы на станции наблюдения в Коневдоне сообщили о приближении с восточного направления 20 самолётов противника. Немедленно было поднято в воздух несколько эскадрилий истребителей, которые, появившись на экранах радара, тоже были приняты за приближающиеся немецкие самолёты. Всё это было воспринято как попытка люфтваффе организовать полномасштабную атаку на Английскую столицу. Зенитные батареи открыли огонь по «двухмоторным германским бомбардировщикам», а истребителям был отдан приказ атаковать противника незамедлительно. В течение некоторого времени эскадрильи Spitfire и Hurricane пытались атаковать друг друга, но находили в небе лишь свои самолёты. Это продолжалось до тех пор, пока у самолётов не закончилось топливо и они были вынуждены вернуться на свои аэродромы, после чего ситуация прояснилась сама собой. Этот инцидент стоил Королевским ВВС трёх самолётов: два «Харрикейна» были сбиты «Спитфайрами» и один Bristol Blenheim был уничтожен огнём зенитных батарей.

Впервые «Спитфайры» встретили реального противника 16 октября 1939 года, когда истребители 602-й и 603-й эскадрилий были подняты для перехвата девяти Ju-88, которые пытались атаковать боевые корабли Королевского ВМФ. Во время этого воздушного боя два самолёта Люфтваффе были сбиты, а ещё один получил серьёзные повреждения.

Однако по-настоящему массовые бои «Спитфайров» с германскими самолётами начались после 21 мая 1940 года, когда в результате быстрого продвижения германских войск в Бельгии и Франции Люфтваффе перебазировали свои самолёты на территории оккупированных государств. Это дало возможность широко применять их против истребительных эскадрилий, базировавшихся на аэродромах в южной Англии. В течение следующих недель эскадрильи «Спитфайров» и «Харрикейнов» выполнили большое количество боевых вылетов и сыграли особенно большую роль во время эвакуации войск союзников из Дюнкерка.

Самолёты-разведчики

Можно считать, что именно Spitfire стал основоположником передовых для своего времени методов ведения воздушной разведки. Незадолго до начала Второй мировой войны, молодой офицер Морис «Коротышка» Лонгботтом, направил руководству Королевских ВВС письмо, где излагал свои, во многом революционные, взгляды на ведения современной разведывательной воздушной войны. Он полагал, что для того, чтобы выполнять разведывательные миссии наиболее удачно, самолёты-разведчики должны быть практически неуязвимы для истребителей и зенитной артиллерии противника. Для этого, по его мнению, нужно было сделать ставку на самолёты-разведчики, обладающие недосягаемыми для противника скоростью и высотностью. Однако в начале эти предложения встретили достаточно прохладный прием в командовании Королевских ВВС. Боевые части Британских ВВС испытывали острую нехватку современных истребителей и, казалось, совершенно невозможно выделить для этих целей хотя бы несколько машин.

Однако первые же недели войны сделали выводы Лонгботтома очевидными. Стоявшие в это время на вооружении разведывательных эскадрилий самолёты явно не справлялись со своими задачами, и было решено выделить два самолёта Spitfire Mk.I для испытания их в качестве разведчиков. На оба самолёты были установлены по две камеры в консоли крыла на места, где до этого располагались ударное вооружение с боекомплектом. Была несколько улучшена аэродинамика самолётов, что повысило скорость на 20 км/час.

Как только новые самолёты приступили к выполнению разведывательных полётов над Западной Германией и Рурской областью, стало очевидно их преимущество над выполнявшими ту же работу Blenheim'ами. В отличие от других самолётов-разведчиков разведывательные «Спитфайры» не только избежали потерь, но даже не были замечены Германской ПВО.

В марте 1940 года была разработана модель «повышенной дальности» — PR.IC, а в июле того же года PR.IF — «особо большой дальности». Эти самолёты были способны достигать Берлина. 29 октября 1940 года один из этих самолётов произвёл фотосъёмку порта Штеттин на Балтике и вернулся на аэродром в южной Англии, проведя в воздухе 5 часов 20 минут. Другими удачными миссиями стали съёмки Марселя на юге Франции и порта Тронхейм в Норвегии.

Битва за Британию

В начале июля 1940 года Истребительное Командование Королевских ВВС располагало 50 эскадрильями, на вооружении которых стояли современные типы истребителей. 31 эскадрилья имела на вооружении Hurricane и 19 — Spitfire. Принято считать, что Битва за Британию началась с атак германских самолётов на конвои, проходящие по проливу Ла-Манш. С течением времени воздушные бои над проливом становились всё более ожесточенными и через некоторое время Люфтваффе стали предпринимать попытки «свободной охоты» над южной Англией.

Однако эти действия были лишь прелюдией к основной кампании, которую Люфтваффе начали 13 августа. В этот день германские самолёты начали массированные налёты на военно-морские базы в Портленде и Саутгемптоне, а также на аэродромы в Детлинге и Истсерче. 7 сентября Люфтваффе переключились на атаки на Лондон. В течение следующей недели подобные атаки были предприняты 3 раза, а 15 сентября, который теперь принято считать Днём Битвы за Британию, на Лондон было совершено сразу два массированных налёта.

В первой атаке приняли участие 21 истребитель-бомбардировщик Мессершмит 110 и 27 бомбардировщиков Dornier 17, которые сопровождали примерно 180 истребителей Мессершмит 109. Спустя два часа была предпринята ещё одна — гораздо более мощная атака, — в которой участвовали 114 бомбардировщиков Dornier 17 и Heinkel 111 в сопровождении 450 Ме 109 и нескольких Ме 110. На этот момент 11-я Группа истребительного командования, которая была ответственна за оборону Лондона, располагала 310 боеспособными истребителями, из них 218 Hurricane и 92 Spitfire Mk.I.

В этот день были уничтожены 55 самолётов Люфтваффе (подавляющее большинство в ходе воздушных боёв). Королевские ВВС потеряли 8 «Спитфайров» и 21 «Харрикейн». «Спитфайры» несли потери в пропорции 4,2 сбитых самолёта на 100 боевых вылетов, в то время как «Харрикейны» несли потери в пропорции 6,4 самолёта на 100 вылетов. Spitfire превосходил своего боевого товарища по многим показателям, и это давало ему приблизительно в полтора раза больше шансов выйти победителем в воздушной дуэли с «Мессершмитом 109» в сравнению с «Харрикейном».

Несмотря на то, что реальные потери Люфтваффе были значительно ниже официально заявленных англичанами 185 сбитых самолётов, именно воздушное сражение 15 сентября считается переломом в Битве за Британию. Спустя всего два дня после этого Адольф Гитлер отдал приказ отложить на неопределённый срок операцию «Морской Лев».

По сравнению со своим основным оппонентом во время Битвы за Британию — германским истребителем Ме 109 — Spitfire MK.I был несколько быстрее в горизонтальном полёте на высотах до 15 тыс. футов (5000 м) и несколько медленнее на высотах выше 20 тыс. футов (6600 м). Spitfire был маневреннее на всех высотах и скоростях полёта, однако Ме 109 быстрее набирал высоту и имел большую скорость пикирования. Во время воздушных боёв относительно близкие технические характеристики самолётов давали практически равные шансы на победу британским и германским пилотам. Результаты дуэлей в основном зависели от выучки лётчиков, тактики, применяемой истребительными эскадрильями, а также от таких факторов, как: кто первый заметил противника, кто имел в этот момент преимущество в высоте и скорости, на чьей стороне было численное превосходство.

Именно на «Спитфайре» был проведен самый высотный над Британией воздушный бой: 12 сентября 1942 года, истребитель Spitfire HF IX BF273 (пилот Эммануил Голицын) против бомбардировщика Junkers Ju 86 на высоте от 41 000 до 43 000 футов (около 11 000 метров).

На заключительном этапе Битвы за Британию Королевские ВВС получили в своё распоряжение новую версию «Спитфайра» — MK.II. Несмотря на то, что самолёт был оснащен более мощным двигателем Merlin 12, установка дополнительного оборудования сделала его более тяжёлым и его лётные показатели практически не изменились.

Советско-германский фронт

1 331 Spitfire был поставлен в СССР по ленд-лизу. В 1943 г. 143 самолёта модификации Mk.V применялись в качестве фронтовых истребителей в боях над Кубанью и Украиной. 1 186 самолетов Mk.IX применялись, в основном, в качестве истребителей ПВО, в том числе в ПВО Балтийского и Черноморского флотов.

Отмечен единичный случай использования разведчика PR Mk.IV авиацией Северного флота.

ВВС Турции

Оставаясь во время второй мировой войны нейтральной стороной, Турция смогла добиться поставок военной техники обеими воюющими сторонами. Поэтому ВВС Турции стали единственными, которые одновременно использовали и Spitfire, и Focke Wulf Fw-190.

Турция получила Spitfire Mk.1 в конце 1939 года, однако дальнейшие поставки были отложены до 1944 года. Для возобновления поставок потребовались несколько лет переговоров, заставившие Турцию отказаться от торговли и дипломатических отношений со странами Оси. В результате, Турция получила ещё 105 Spitfire (36 Mk.Vb и 69 Mk.Vc). Самолёты, взятые со складов ВВС Великобритании в Средиземноморье, в большинстве своём имели очень большой износ и находились в плохом состоянии. Эти машины использовались в основном для обучения пилотов в пятом и шестом воздушных полках. В 1948 году Vb были сняты с вооружения ВВС Турции. Vc были сняты с вооружения в 1949 году.

После войны

Последний самолёт Spitfire PR Mk.19 был снят с вооружения 1 апреля 1954 года в Сингапуре.

После войны — в самом начале эры реактивных самолётов — Spitfire Pr.19 по своим показателям скорости и практического потолка не уступал первым реактивным самолётам, а по боевому радиусу превосходил их. В период с октября 1948 по май 1949 года ВВС Великобритании передали Швеции 50 обновлённых Spitfire PR Mk.19. В Холодной войне Швеция сохраняла нейтралитет, однако из-за близости СССР страна остро нуждалась в средствах для сбора разведывательной информации вдоль своих морских и наземных границ. Что интересно, Швеция использовала исключительно эту невооруженную разведывательную модификацию. Эти самолёты стояли на вооружении вплоть до 1955 года.

После войны Spitfire Pr.19 также стоял на вооружении ВВС Турции, ВВС Индии и ВВС Египта, в составе которых участвовал в Арабо-израильской войне 1947—1949 г.

Сохранившиеся экземпляры

На данный момент в мире сохранены 53 самолёта Spitfire в лётном состоянии.

Напишите отзыв о статье "Supermarine Spitfire"

Примечания

  1. Bill Nasson [repository.uwc.ac.za/xmlui/bitstream/handle/10566/101/NassonSailor2009.pdf A flying Springbok of wartime British skies: A.G. ʻSailorʼ Malan]. — University of Stellenbosch. — P. 88.

Литература

  • Spitfire International. — Air Britain Historians Ltd, 2002. — 480 p. — ISBN 978-0851302508.
  • Spitfire: The History. — Key Books Ltd, 2000. — 674 p. — ISBN 978-0946219483.
  • Camouflage & Markings Number 1: Supermarine Spitfire. RAF Northern Europe 1936 - 45. — Ducimus Books, 1970.
  • Aeroguide Classics No. 1: Supermarine Spitfire Mk. V. — Linewrights Ltd, 1985.
  • Spitfire in Action.. — Squadron Signal Publications, 1980.
  • В. Бакурский Истребитель "Спитфайр". К 80-летию со дня первого полёта (рус.) // Авиация и космонавтика. — 2016. — № 3. — С. 12-15.

Ссылки

  • [www.airpages.ru/uk/spit_8.shtml Самолет Спитфайр VB, IX] — подробное описание на русском языке
  • [walkarounds.airforce.ru/avia/uk/spitfire_ix/spitfire_ix.htm Детальные фотографии Spitfire Mk IX]
  • [www.spitfires.ukf.net/home.htm Spitfire aircraft production] (англ.). Проверено 16 августа 2012. [www.webcitation.org/69zcT81XW Архивировано из первоисточника 18 августа 2012].
  • [www.spitfiresociety.demon.co.uk/whatmark.htm The Spitfire Society: Spitfire Marks]
  • www.supermarine-spitfire.co.uk/spitfire.html
  • [aeroflt.users.netlink.co.uk/types/uk/supermarine/spitfireI-III/Spitfire1.htm Extensive information about the Spitfire, developed and built by Supermarine.]
  • [www.warbirdalley.com/spit.htm Warbird Alley: Spitfire page] — Information about Spitfires still flying today
  • [www.k5054.com/ K5054 — Supermarine Type 300 prototype Spitfire & production aircraft history]
  • [www.bharat-rakshak.com/IAF/History/Aircraft/Spitfire.html The Supermarine Spitfire in Indian Air Force Service]
  • [www.birmingham.gov.uk/GenerateContent?CONTENT_ITEM_ID=86855&CONTENT_ITEM_TYPE=0&MENU_ID=10468 The Spitfire : Seventy Years On] — Includes images of the factory
  • [www.y2kspitfire.com/ Y2K Spitfire Restoration Project]
  • [www.spitfirerestoration.com/ Spitfire drawings online]
  • [www.medievalhistory.net/spitfire.htm A rare colour photo of a Spitfire Supermarine Mk.Vb in flight during WWII]
  • [www.birminghamstories.co.uk/story_page.php?id=1&type=s&page=1&now=0 Birmingham — the workshop of the war]
  • [www.hlebooks.com/docu/spitfire/spitfire.htm Spitfire Pilot’s Manual]
  • [www.rogerdarlington.me.uk/Spitfire.html THE DARLINGTON SPITFIRE]
  • [www.ipmsstockholm.org/magazine/2003/11/stuff_eng_hrubisko_spitfire.htm the Ultimate Spitfire Collection]
  • [www.spitfiresociety.demon.co.uk/ The Spitfire Society]



Отрывок, характеризующий Supermarine Spitfire

– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.