Спортлото-82

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Спортлото-82 (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Спортлото-82
Жанр

комедия

Режиссёр

Леонид Гайдай

Автор
сценария

Владлен Бахнов
Леонид Гайдай

В главных
ролях

Альгис Арлаускас
Светлана Аманова
Михаил Пуговкин
Михаил Кокшенов

Оператор

Виталий Абрамов
Сергей Полуянов

Композитор

Александр Зацепин

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм». Творческое объединение комедийных и музыкальных фильмов

Длительность

89 мин

Страна

СССР СССР

Год

1982

IMDb

ID 0084716

К:Фильмы 1982 года

«Спортлото́-82» — советский комедийный фильм, снятый в 1982 году режиссёром Леонидом Гайдаем по мотивам одноимённой всесоюзной тиражной лотереи спортлото. Лидер советского кинопроката в 1982 году — свыше 55 миллионов зрителей[1].





Сюжет

Сюжет фильма перекликается как с фабулой комедии Стэнли Крамера «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир», так и с классическим сюжетом «Двенадцати стульев», — не претендуя, впрочем, на жизненность и проблематику этих классических кино- и литературных образцов.

В жаркое лето 1982 года один из главных героев, Костя Луков, едет в поезде в Южногорск (вымышленный город). В купе, помимо Кости, ещё три человека. Первый — спекулянт Александр Александрович Мурашко, который вечно напускает на себя важность и изображает из себя «государственного человека». Второй — молодой турист Миша Голубев. Третья — девушка Таня Пегова, которая едет на отдых и на встречу со своим женихом, который её ждёт. Все четверо читают один и тот же модный детективный роман — «Смертельное убийство» писателя Гениана Зелёного и все четверо, таким образом, обладают совершенно одинаковыми книгами из одного тиража.

Состоится знакомство; затем происходит мелкий конфуз Кости, который «провинился» перед попутчицей. Запоем читая книгу Гениана Зелёного, Костя по рассеянности не заметил, как съел всю провизию Тани. Он пытается загладить вину, оказывая ей мелкие услуги и покупая символический подарок — билет лото (который, разумеется, впоследствии выигрывает), а также слегка ухаживая за ней. Таня, нисколько не надеясь на выигрыш, зачёркивает первые шесть цифр в билете, после чего отдаёт талон Косте «на хранение», утверждая, что сама она талон обязательно потеряет. Костя, однако, сам отличается некоторой безалаберностью и непутёвостью, а также, видимо, сам не верит в выигрыш Тани, в итоге он небрежно положил талон между страниц своей книги «Смертельное убийство», а затем по рассеянности, выходя из поезда, возьмёт не свою книгу (но это выяснится в дальнейшем).

По приезде в Южногорск купейные попутчики расстаются. Костя отправляется жить в дом своей тёти, туда же по воле случая попадают и спекулянты — «Сан Саныч» Мурашко вместе со своим подельником Степаном. Однако до поры до времени Костя и спекулянты не знают, что живут в одном доме и друг с другом не встречаются, так как входы в их жилые помещения оказываются с разных сторон (у спекулянтов — с улицы, у Кости — с переулка). В дальнейшем, Костя отдыхает, а спекулянты занимаются сбытом апельсинов на рынке. Таня Пегова едет на «32-й километр», где находится «стоянка автодикарей», где её ждёт Павел, её жених, и также в дальнейшем занимается отдыхом. Миша Голубев едет на турбазу «Орлиный приют».

Загорая на пляже, Костя случайно натыкается на кусок газеты с результатами лотереи и с немалым удивлением видит, что комбинация цифр Тани выиграла главный приз — 20 тысяч рублей. Он мчится домой и проверяет свою книгу «Смертельное убийство», но талона там нет. По надписи на титульном листе книги — «А. А. Мурашко» — он понимает, что по рассеянности, выходя из вагона, захватил не свою книгу, а Сан Саныча. Огорчению Кости нет предела, однако надежды он не теряет. Памятуя о том, что Сан Саныч, по его собственным словам, работает в этом же городе, Костя решает на следующее утро отправиться на поиски Александра Александровича Мурашко.

В это же время Сан Саныч, проживающий в этом же доме, также обнаруживает по информации в газете, что его попутчица в поезде Таня выиграла 20 тысяч. Сан Саныч знает о том, что талон находится у Кости — он присутствовал в купе, когда Таня отдавала Косте свой талон. После обсуждения данной ситуации со своим подельником Степаном, Сан Саныч в конце концов решает найти Костю, чтобы пошантажировать его. Сан Саныч надеется разделить выигрыш с Костей, а Таню — законную победительницу лотереи — оставить «не у дел». Таким образом, получается так, что Костя и Сан Саныч почти одновременно отправляются искать друг друга.

Однако первым Костю обнаруживает Степан, который в это время стоял на рынке, торгуя цитрусовыми. Бросив свою торговлю, он «сел на хвост» Косте, проследил весь его путь до дома, о чём потом докладывает Сан Санычу. Вместе они повторяют весь путь Кости до дома. Поскольку вход в кладовку, где живёт Костя, находится с другой стороны, жулики всё ещё не понимают, что живут в одном доме с Костей. Заметив, что Костя вышел, Сан Саныч приказывает Степану без шума проникнуть в его кладовку, найти книгу и забрать талон. Степан туда заходит, находит книгу, но без талона. В это время возвращается Костя. Он замечает Сан Саныча и радости Кости нет предела — он ведь сам искал его! Только тут обнаруживается, наконец, что они живут в одном доме. Костя тут же рассказывает Сан Санычу обо всём случившемся и предлагает ему поискать талон в его книге. Сан Саныч соглашается, однако насколько возможно тянет время и делает намёки Степану, который в это время всё ещё находится в кладовке Кости. Наконец, кружным путём, Сан Саныч приводит Костю в свою комнату. Вместе они проверяют книгу Сан Саныча, но талона и там нет. Сан Саныч надеется на то, что талон там всё-таки был, но Степан успел его изъять. Косте же он разъясняет, что книга с выигравшим талоном сейчас находится либо у самой Тани, либо у четвёртого пассажира купе — Миши Голубева. Костя соглашается с этим и с энтузиазмом заявляет, что немедленно отправляется на их поиски. После этого Костя и Сан Саныч прощаются и больше никогда не увидятся (хотя Сан Саныч со Степаном находились довольно близко от Кости в то время, когда следовали по пятам за их группой).

Степан докладывает Сан Санычу, что талончика не было в обеих книгах — и в той, что находилась в кладовке у Кости, и в той, что лежала в чемодане Сан Саныча. Последний, не вполне доверяя своему помощнику, подвергает его «пытке апельсинами», заставляя его сознаться в том, что именно он присвоил талон. Однако Степан стоит на своём, и Сан Саныч в конце концов вынужден прекратить пытку и исходить из того, что Степан талона не присваивал.

Практически одновременно Костя и мошенники выдвигаются на поиски пропавшего талона (при этом Костя, конечно, не подозревает о «конкурентах»). Сперва они решают найти Таню, как более доступную (она находится от города ближе, чем Миша Голубев). Костя едет на автостоянку дикарей по земле, а спекулянты — морем, на моторной лодке. Подплыв к лагерю, Сан Саныч приказывает Степану скрытно подняться на берег, проникнуть в палатку Тани и похитить талон. Степан пытается это сделать, но ему долго не удаётся даже подойти к палатке. В это время в лагерь приезжает Костя. Происходит его объяснение с Таней и её женихом. Талона в книге Тани не оказывается, и вместе молодые люди составляют план дальнейших действий. Методом исключения теперь можно безошибочно полагать, что книгу с выигравшим талоном захватил с собой Миша Голубев — четвёртый пассажир купе. Костя с Таней знают, куда направился Миша после поезда — на турбазу «Орлиный приют». Туда они и решают направиться, тем более что транспорт есть — у Павла своя машина.

Степан в это время подслушал их разговор, о чём позже доложил Сан Санычу. При этом Сан Саныч, видя, что тут нечего ловить, от досады направляется в город один, не дожидаясь Степана. Последнему приходится возвращаться в город пешком. На следующее утро жулики также выдвигаются на турбазу «Орлиный приют», по пятам Кости, Тани и Павла.

У последних не всё в порядке с машиной, и им приходится остановиться в дороге и потратить много времени на ремонт. Костя сам водитель и справился с этой задачей. Павел не скрывает своего неприязненного отношения к Косте — и потому, что он потерял Танин талон, и потому, что ревнует Таню. Благодаря их задержке в пути, жуликам удаётся не отстать от них и держать их в поле зрения. Хотя и они сами потеряли много времени, отказавшись от продолжения поездки на попутном мотоцикле с его безбашенным водителем-джигитом.

Прибыв на турбазу «Орлиный приют», молодые люди, с помощью разъяснений директора базы и его секретарши, выясняют, что Миша Голубев сейчас находится в пути, на маршруте № 7, по окончании которого должен выйти на станцию Мангал и по железной дороге отправиться домой. Есть лишь один способ его догнать — направиться самим по более короткому маршруту № 4. В этом случае, если не будет задержек, Костя и компания должны будут выйти раньше группы Миши на станцию Мангал и там поджидать его.

Сказано — сделано. Молодые люди идут по маршруту № 4, а жулики идут по их следам. В пути нарастает конфликтное напряжение, связанное с неприязнью Павла к Косте, а также зреет разлад между Павлом и Таней. На одной из стоянок, когда молодые люди отдыхали, а жулики находились поблизости, последним удаётся подслушать их разговор. Теперь Сан Саныч со Степаном знают всё — и конечный пункт, и время отхода поезда Миши Голубева. Ждать никакого смысла нет, и мошенники решают вырваться вперёд. Однако в дальнейшем они переусердствуют. Желая сбить с толку молодых людей, жулики сбивают со столба указатели, но в результате глупости Степана, не запомнившего направление нужного маршрута, теперь и сами точно не знают, куда надо идти. Дело кончается тем, что они возвращаются в исходный пункт, то есть снова оказываются позади группы Кости. Тем временем сам Костя сумел восстановить таблички на столбе и ведёт свою группу по правильному маршруту. В дальнейшем жулики поджигают мост через ущелье, но из-за неожиданного появления дикого медведя вынуждены вернуться обратно и снова не достигают никаких выгод — теперь и они, и группа Кости вынуждены направиться в обход, по более длинному маршруту. Сан Саныч придумывает новый план. Он оставляет Степана, якобы больного, на дороге, с тем чтобы задержать движение группы Кости, а сам быстренько направляется на станцию Мангал. Степану, которого никто из троицы раньше не видел в лицо, удаётся значительно задержать движение группы Кости. В это время между молодыми людьми происходит новый конфликт. Костя предлагает Тане и Павлу остаться с раненым, а сам он, дескать, в одиночку быстро достигнет Мангала и успеет перехватить Мишу Голубева. Павел с этим не согласен, так как не доверяет Косте. Его бесконечные плоские шутки и недоверие к людям злит Таню, и в конце концов она заявляет Павлу, что он ей надоел. Она говорит, что отправится вместе с Костей на станцию Мангал, а Павлу говорит, чтобы он остался вместе с раненым. Павлу не остаётся ничего другого, как согласиться. В это время по дороге едет лихой мотоциклист-грузин, который ранее уже встречался Сан Санычу и Степану. Понимая, что Павел сейчас попросит мотоциклиста отвезти раненого в Мангал, Степан попросту сбегает, так как второй поездки с этим мотоциклистом-лихачом не выдержал бы. Павел просит мотоциклиста отвезти его в Мангал и они туда едут.

Тем временем Сан Саныч уже на подходе к Мангалу. Он выходит на железнодорожный переезд, теперь до Мангала по шпалам всего 3 км (а по шоссе — на один километр больше). Дело кончается тем, что Сан Саныч (на своих двоих) и Павел (на мотоцикле) как раз одновременно успевают к поезду и заходят в нужный вагон с разных сторон. Оба ищут купе, где едет Миша. Одновременно находят купе, заглядывают туда и видят лежащую на столике книгу «Смертельное убийство». В этот момент задувает порыв ветра из окна и талон вылетает из раскрывшейся книги. Сан Саныч и Павел одновременно пытаются поймать его на лету, происходит их своеобразная схватка за талон, озученная то ли львиным, то ли тигриным рыком. Но это им не удаётся: увы, талон вылетает из вагона через раскрытое окно.

А что же Таня с Костей? Они благополучно опаздывают к поезду. Они выходят на вышеупомянутый переезд в то время, когда поезд уже подходит к нему, причём поезд здесь не останавливается. Разочарование от потери богатства материального скрашивается для них приобретением богатства духовного — счастья и любви. Именно в этот момент молодые люди признаются друг другу и целуются. А поезд уже летит мимо, и вылетевший из купе Миши Голубева талон с 20 тысячами тихо опускается в котелок, который держит в руке Таня.

В ролях

В эпизодах

Не указанные в титрах

Съёмочная группа

Саундтрек

Исполнение песен:

Тексты песен: Игорь Шаферан, Юрий Энтин.

Композитор: Александр Зацепин

Дирижёр: Сергей Скрипка

Технические данные

  • Производство: Мосфильм
  • Художественный фильм, односерийный, широкоэкранный, цветной

Факты

  • Имя писателя Гениана Зелёного, детективом которого увлечены герои фильма, является аллюзией на популярного в то время среди читателей Юлиана Семёнова.
  • Исполнительница главной роли Светлана Аманова — брюнетка, поэтому на съёмках ей приходилось периодически обесцвечивать волосы перекисью водорода[2].
  • Среди кандидатов на роль Павла и Степана рассматривался и очень популярный в то время Михаил Боярский[2], который в результате выступил в качестве исполнителя вступительной песни.
  • На роль директора турбазы изначально рассматривался Михаил Пуговкин, но в итоге эту роль отдали «мастеру эпизода» — Бориславу Брондукову, а Пуговкину досталась роль главного антагониста — «Сан Саныча»[2].
  • По утверждению Луизы Мосендз, её встретила в коридоре ассистентка по актёрам, которая тут же отвела девушку к Гайдаю, а тот практически сразу утвердил её на роль Аллы Дмитриевны[2].
  • Место съёмок — Крым: железнодорожный вокзал и базар — Феодосия, стоянка «автокочевников» — мыс Капчик. Турбаза «Орлиный приют» — горный массив Кара-Даг.
  • Пляж, где купается и загорает Константин, — городской пляж Алушты. На съёмках Сан Саныча и Степана в эпизодах с лодкой виден мыс Плака, также на заднем плане видна Медведь-Гора (Аю-Даг).
  • Сцена с водопадом снималась в Абхазии на Гегском водопаде.
  • Большой прямоугольный камень, который обходит Сан Саныч, и дерево, с которого Никулин бросался орехами («Орех Никулина») из другого к/ф Гайдая «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», находятся на расстоянии нескольких метров друг от друга.[3]
  • Сцена жаркого летнего дня, когда Таня (героиня Светланы Амановой) исполняет песню «Землю обходит любовь», снималась в условиях сильного холода. На фотографиях, сделанных в тот же день, Альгис Арлаускас в пальто и шапке. В кадре у Светланы всё время синели губы от холода[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Спортлото-82"

Примечания

  1. [www.rutv.ru/tvpreg.html?id=106044&d=3 Спортлото-82. О фильме.] // rutv.ru (проверено 5 января 2009)
  2. 1 2 3 4 Документальный фильм «Спортлото-82. Неизвестная версия» (телеканал 100 ТВ, 4 марта 2012 года)
  3. [www.krimoved.crimea.ua/history18.html Камень Варлей, орех Никулина и ослица Люся]
  4. [www.1tv.ru/documentary/fi=8131# Актеры. Жизнь после славы]

Ссылки

  • [www.songkino.ru/songs/sportloto.html Текст песен из фильма] // songkino.ru

Отрывок, характеризующий Спортлото-82

Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.