Спор о древних и новых

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<center>Перро и Буало — лидеры враждующих сторон

</div> </div> Спор о древних и новых (фр. Querelle des Anciens et des Modernes, буквально «ссора») — полемика во Французской академии конца XVII века вокруг сравнительных достоинств литературы и искусства античности и современности. Сторонникам античности как непреходящего и недостижимого образца («древним») противостояли критики античности и сторонники теории прогресса в литературе и искусстве («новые»).





Истоки дискуссии

Предыстория конфликта относится уже к 1650-м годам, когда создатели «христианских эпопей» (такие, как Жан Шаплен) выступили с программными заявлениями, противопоставляя свои сочинения Гомеру и Вергилию не в пользу последних; это направление было остро высмеяно Буало, убеждённым «древним». В 1670-е годы двор Людовика XIV пропагандирует развитие национальной литературы на французском языке, новые жанры (такие, как опера, в противоположность ассоциировавшейся с античностью трагедии, или пародирующий античный эпос бурлеск, или же популярный в салонной культуре роман). В 1674 году ведущий идеолог «новых» Шарль Перро критиковал трагедию Еврипида «Алкеста» и ставил выше её оперу Ж. Б. Люлли на тот же сюжет (либретто Ф. Кино). Оппонентом Перро тогда же выступил крупнейший трагик эпохи Жан Расин. Создаются национальные академии живописи и музыки, затем Академия надписей и изящной словесности, секретарём которой стал Перро. В 1677 году Академия надписей приняла решение составлять новые монументальные надписи, воспевающие победы короля, на французском, а не на латыни. Возникает идеологема «Великого века» Людовика XIV и небывалого расцвета культуры в его царствование.

Апогей «Спора»

Эта идея ярко отразилась в оглашённой на заседании Академии 27 января 1687 года поэме Перро «Век Людовика Великого», с которой начинается наиболее острый этап «Спора о древних и новых». В своём программном тексте Перро, начиная с панегирика королю, ставит век Людовика выше века Августа, а искусство времён короля — выше римской классики. В подтверждение своего тезиса Перро ссылается, в частности, и на научно-технический прогресс, подчёркивая, что знания древних о мире были ограниченными или ошибочными. Свои идеи он развил в цикле диалогов «Параллели между древними и новыми авторами», где, в частности, превозносил жанр романа как преемственный по отношению к античному эпосу и прозу вообще. «Новые» высоко ставили творчество трагика Пьера Корнеля, соперника «древнего» Расина; союзниками Перро были брат Корнеля Тома Корнель и его племянник Фонтенель. Решительным оппонентом Перро выступил теоретик классицизма Никола Буало, указавший на низкий уровень некоторых восхвалявшихся «новыми» произведений и на принципиально важную роль индивидуальности и вдохновения по сравнению с ремеслом и техническим прогрессом. Оппонентов «новых», в частности, не устраивала апологетическая позиция Перро, идеализировавшего короля и его режим и пропагандировавшего, по словам современного исследователя, «единообразные и удобные моральные и эстетические условности»[1].

Завершение первой стадии «Спора»

30 августа 1694 года вожди партий — Буало и Перро — официально помирились публично во время заседания Академии, но отголоски спора сохранились во французской эстетике и философии последующего периода. В различных дискуссиях по схожей проблематике на протяжении XVIII века участвовали Фенелон, мадам Дасье, Удар де ла Мотт, Дени Дидро. Они вновь стали актуальны в пору кризиса классицизма и выхода на сцену романтиков.

Свои дискуссии, аналогичные спору о древних и новых, были также в английской и немецкой литературе. Владимир Набоков в своём комментарии к «Евгению Онегину» сравнил со спором о древних и новых русскую полемику между «Беседой» и «Арзамасом».

См. также

Напишите отзыв о статье "Спор о древних и новых"

Примечания

  1. R. Harville. Itinéraires Littéraires, XVIIe siècle, Hatier, 1988

Литература

  • Власов В. Г. Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства: В 10 т. — Т.9. — СПб.: Азбука-Классика, 2008. — С.189-190.
  • Спор о древних и новых: антология. М., Искусство, 1985.
  • [www.libs-web.ru/philol/izlxvii/13.html История зарубежной литературы XVII века. Под редакцией З. И. Плавскина]
  • Marc Fumaroli, La Querelle des Anciens et des Modernes + extraits, Paris, Gallimard-Folio, 2001
  • Anne-Marie Lecoq, La Querelle des Anciens et des Modernes : XVIIe ‑XVIIIe siècle. Précédé d’un essai de Marc Fumaroli, suivi d’une postface de Jean Robert Armogathe. Paris, Gallimard, 2001.

Отрывок, характеризующий Спор о древних и новых

Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.