Спрота

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Спрота, иногда — Спрота Бретонская (фр. Sprota, первая половина X века) — конкубина герцога Нормандии Вильгельма Длинный Меч, ставшая матерью герцога Ричарда Бесстрашного.



Биография

Спрота впервые упоминается у Флодоарда. Под 943 годом он говорит о «сыне Вильгельма, родившемся от бретонской наложницы»[1]. Слово «бретонская» в этом контексте ничего не говорит об этнической принадлежности Спроты: она могла иметь как кельтские, так и скандинавские или франкские корни. Последнее считается наиболее вероятным на основании ономастических данных[2].

Первым имя наложницы герцога Вильгельма называет Гийом Жюмьежский[3]. Специфичность её отношений с герцогом Вильгельмом позже сделала родившегося от этой связи Ричарда предметом для насмешек со стороны его противников. Так, король Людовик IV Заморский называл герцога «сыном шлюхи, которая соблазнила чужого мужа»[4].

На момент рождения сына от герцога (933/934 год) Спрота жила в собственном доме в Байё. Вильгельм приказал крестить сына и дал ему имя Ричард; крёстным отцом стал сенешаль герцога по имени Бото[5]. Ричарду было всего 8 или 9 лет, когда его отца убили; мальчик ввиду отсутствия других наследников был признан герцогом и увезён ко двору короля Людовика Заморского. Спрота же, оказавшая в опасности из-за развернувшейся в Нормандии междоусобицы, вышла замуж за богатого землевладельца Эсперленга. Дата её смерти неизвестна.

Потомство

От связи с герцогом Вильгельмом Длинный Меч у Спроты был один сын — Ричард I Бесстрашный, герцог Нормандии.

В браке с Эсперленгом Спота родила одного сына, Рауля, графа Иври, и нескольких дочерей.

Напишите отзыв о статье "Спрота"

Примечания

  1. The Annals of Flodoard of Reims, 916—966, ed. & trans. Steven Fanning and Bernard S. Bachrach (University of Toronto Press, 2011), p. 37
  2. The Normans in Europe, ed. & trans. Elisabeth van Houts (Manchester University Press, 2000), p. 182.
  3. The Gesta Normannorum Ducum of William of Jumieges, Orderic Vitalis, and Robert of Torigni, Ed. & Trans. Elizabeth M.C. Van Houts, Vol. I (Clarendon Press, Oxford, 1992), pp. 78-79.
  4. Emily Albu, The Normans in their histories: propaganda, myth and subversion, (Boydell Press, Woodbridge, 2001), p. 69.
  5. The Gesta Normannorum Ducum of William of Jumieges, Orderic Vitalis, and Robert of Torigni, Ed. & Trans. Elizabeth M.C. Van Houts, Vol. I (Clarendon Press, Oxford, 1992), pp. 78-79, n. 3.

Отрывок, характеризующий Спрота

Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.