Сравнительное религиоведение

Сравни́тельное религиове́дение — дисциплина, использующая сравнительный метод для изучения религий с целью выявления их общих форм, типов, морфологии феноменов, универсальных взаимосвязей, правил и законов.

История возникновения

Применение сравнительного метода в религиоведении стало логичным шагом становления науки конца XIX века. В те годы возник целый ряд подобных дисциплин, например, сравнительное языкознание, сравнительная мифология, или сравнительная анатомия, объектом исследования которых была форма, а не бытовавшая ранее функция.

Сравнительное религиоведение, как термин и как сущность, было предложено научной общественности 19 февраля 1870 года учёным немецкого происхождения Максом Мюллером (нем. Max Müller). Тогда в Королевском институте Лондона им была прочитана первая лекция, посвящённая сравнительному изучению основных религий мира. Он рассмотрел развитие религии по аналогии с развитием языка и мышления, отмечая их генетическую связь, подтверждая выводы значительным историческим материалом. По мнению М. Мюллера, религиозное сознание людей формировалось эволюционным путём, двигаясь «снизу вверх». То есть, от культа видимой природы и далее, в соответствии с совершенствованием интеллекта, до почитания Бога как духа. В своих исследованиях М. Мюллер выделял три языковых и религиозных центра развития: арийский, семитский и туранский. Сопоставление священных текстов разных религий обнаружило и дало возможность изучить то общее, что присуще специфике религии в целом, как социокультурному феномену. Своеобразным результатом его работы стал афоризм, выражающий важность сравнительного религиоведения:

Кто знает одну религию — не знает ни одной. Макс Мюллер

Общие сведения

Предметом изучения сравнительного религиоведения — части религиоведения как науки, является системное сопоставление доктрин и практик мировых религий. Под ними обычно понимают религии, классифицируемые географически как ближневосточные (в том числе, зороастризма, иранские, авраамические), индийские, африканские, американские, классические эллинистические, религии Восточной Азии и Океании. Выявление принципиальной схожести феноменов этих верований привело к выводу об отсутствии уникальных религиозных фактов или явлений, присущих лишь одной исторической религии.

С точки зрения методологии естественнонаучных дисциплин, сравнение, по сути, занимает в религиоведении место эксперимента. На его основании строятся, проверяются и уточняются научные гипотезы. Однако сравнения не могут быть абсолютно точными, так как основаны на аналогиях. Иными словами, сравнения всегда требуют контекстуального историко-культурного уточнения.

Исследования сравнительного религиоведения дают богатый материал для изучения общей природы отношения людей к таким понятиям как, священное, сверхъестественное, духовное, божественное.

Некоторые особенности использования сравнений в религиоведении

Успешность использования любого сравнительного метода зависит от унификацию приёмов наблюдения, включая стандартизацию исходных данных и получаемых результатов. В религиоведении сложился ряд правил, некоторые из которых состоят в следующем:

• Разные религии не должны сравниваться между собой в целом. Например, буддизм и христианство как таковые. Бесперспективность этого подхода показана Удо Творушка (нем. Udo Tworuschka) в книге «Методологические подходы к мировым религиям».
• В ходе сравнений всегда должно учитываться религиозное разнообразие. То есть, например, рассматривается не просто христианский текст, а православный, или не просто исламское сообщество, а суннитское и т. п..
• Сравнения должны вестись в рамках одинаковых структурных слоёв. Таковых в каждой религии Н. Смарт (англ. N. Smart) выделяет шесть: доктринальный, мифологический, этический, ритуалистический, социальный и социальных институтов и религиозного опыта. К примеру, сравнения исламского, буддистского, христианского понимания божества, или представлений о спасении можно проводить в доктринальном слое.
• Сравнения должны учитывать, что отдельные феномены религии являются лишь частью целого, которое придаёт им характеризующую окраску. Недостаточно просто описать наблюдаемые факты. Необходимо понимать религиозные интенции. Например, в сравнении христианского и буддийского монашества явно проступают схожие элементы — аскеза, безбрачие, правила общественной жизни, созерцательная жизнь, работа и пр. Но, у этих религий есть важное отличие — христианское монашество возникло как «аскетический энтузиазм», но не как непременное условие спасения.

Отдельно следует подчеркнуть, что процесс сравнения должен исключать путаницу между аналогией и гомологией. Иными словами, необходимо различать феномены аналогичные, или похожие по назначению, от феноменов схожих только внешне, но разных по смыслу. На это впервые обратил внимание Генрих Фрик (нем. Heinrich Frick) в книге «Сравнительное религиоведение» (1928).

См. также

• Религиоведение
• Сравнительный метод
• Сравнительная мифология
• Священные тексты
• Список религий
• Суперэкуменизм

Литература

• Leeuw G. Einfuhrung in die Phanomenologie der Religion. — Munchen: Verlag von Ernst Reinhardt, 1925. — 161 S.
• Ratschow C. H. Methodik der Religionswissenschaft // Enzyklopadie der Geisteswissenschaftlichen Arbeitsmethoden. 9. Lieferung: Methoden der Anthropologie, Anthropogeographie, Volkerkunde und Religionswissenschaft. Munchen: Oldenbourg Verlag, 1973. S. 347—400
• Sharma A. To the things themselves: essays on the discourse and practice of the phenomenology of religion. — Berlin, New York: de Gruyter, 2001. — 311 p.

Отрывок, характеризующий Сравнительное религиоведение

– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.