Сражение за Муса-Калу
Сражение за Муса-Калу | ||||||
Основной конфликт: Война в Афганистане (с 2001) | ||||||
Солдаты 82-й воздушно-десантной дивизии США перед погрузкой в вертолёты в ходе сражения за Муса-Калу | ||||||
Дата |
7 — 12 декабря 2007 | |||||
---|---|---|---|---|---|---|
Место |
Муса-Кала, Гильменд, Афганистан | |||||
Итог |
Победа коалиции, талибы отступают | |||||
Противники | ||||||
| ||||||
Командующие | ||||||
| ||||||
Силы сторон | ||||||
| ||||||
Потери | ||||||
| ||||||
</table> Сражение за Муса-Калу (англ. Battle of Musa Qala) — операция американских и британских войск при поддержке вооружённых сил кабульского правительства, датских и эстонских частей против движения "Талибан" за контроль над афганским городом Муса-Кала (Гильменд), произошедшее в 2007 году в ходе военной операции НАТО в Афганистане. СодержаниеПредпосылкиДо осени 2006 года Муса-Кала контролировалась по очереди британскими и датскими военными. В конце сентября британцы покинули город, передав контроль над ним местным старейшинам. 1-го февраля 2007 года город был взят повстанцами из движения "Талибан", что стало их крупнейшим успехом за несколько лет боевых действий[1]. Контроль повстанцев над Муса-Калой символизировал, что движение Талибан не только не разгромлено, но и способно контролировать афганские города. Со 2 ноября[2] британские войска начали отправлять в город разведпатрули[3]. СражениеДля штурма Мусы-Калы союзники сосредоточили следующие силы: 1. Части 82-й американской десантной дивизии (600 солдат). 2. Британские подразделения: части 52-й пехотной бригады, шотландские гвардейцы, королевская кавалерия и морская пехота (2000 солдат). 3. Солдаты кабульского правительства, датские и эстонские солдаты (около 2000 солдат). Солдаты из Дании и Эстонии принимали участие в штурме только в первый день. Город обороняли около 2000 талибов (согласно их собственным данным), 300 (по данным ISAF)[4]. 7 декабря авиация международной коалиции начала бомбардировку города перед наступлением. Основная часть операции развернулась 8 декабря: подразделения армии кабульского правительства и американо-британские части атаковали город с трёх сторон. Повстанцы успешно отбивали атаки 8-9 декабря, но понимая, что им не удержать свои позиции против превосходящих сил союзников, ушли из города в ночь на 10 декабря, оставив в Мусе-Кале небольшие группы сопротивления, которые продолжали вести бои до 12 декабря. 12 декабря город был полностью взят союзными войсками. В ходе боёв погибли 1 американский и 1 британский военнослужащие (оба подорвались на минах), 12 повстанцев (по заявлениям афганского мин. обороны) и несколько десятков афганских солдат и мирных жителей. Один повстанец был взят в плен. Был подбит американский вертолёт "Апач", но раненый пилот смог посадить машину в безопасном месте[5] Напишите отзыв о статье "Сражение за Муса-Калу"Примечания
Ссылки
|
Отрывок, характеризующий Сражение за Муса-Калу
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.