Авлияр-Аладжинское сражение

Авлияр-Аладжинское сражение
Основной конфликт: Русско-турецкая война (1877—1878)
Нижегородские драгуны, преследующие турок по дороге к Карсу. Картина Алексея Кившенко
Дата	20 сентября (2 октября) — 3 (15) октября 1877 года
Место	в 30 километрах юго-восточнее Карса, Османская империя
Итог	победа русских
Противники
Российская империя Османская империя
Командующие
М. Т. Лорис-Меликов И. Д. Лазарев Ахмед Мухтар-паша
Силы сторон
56 тысяч человек, 220 орудий 38 тысяч человек, 74 орудия
Потери
764 убитых (в т.ч.- 23 офицера), 4707 раненых (в т.ч.- 204 офицера), 107 пленных (в т.ч.- 1 офицер). Всего- 5578 чел. (в т.ч.- 228 офицеров). 10 438 убитых и раненых, 8948 пленных (в т.ч.- 2 дивизионных, 5 бригадных генералов, 259 офицеров), 3000 дезертировавших. Всего- 22 386 чел. (в т.ч.- 7 генералов), 35 орудий, 2 знамени, 3 значка.

Авлия́р-Аладжи́нское сраже́ние или сражение на Аладжинских высотах (20 сентября [2 октября] — 3 [15] октября 1877 года) — сражение между русскими и турецкими войсками на Аладжинских высотах (Западная Армения) во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Завершилось решительной победой русских войск и привело к перелому в пользу России хода боевых действий на кавказском театре войны.

Планы и силы сторон

В июне 1877 года войска Кавказского корпуса (командующий генерал от кавалерии М. Т. Лорис-Меликов) Кавказской армии были вынуждены снять осаду Карса и отойти в район Кюрюк-Дара, Башкадыклар, где заняли оборону. Следуя за отходившими русскими войсками, турецкая Анатолийская армия во главе с муширом (маршалом) Ахмед Мухтар-пашой также развернулась и заняла оборону на северных склонах Аладжинских высот и горы Авлияр в 20-30 км восточнее Карса. Левый фланг турецких войск опирался на укрепленные высоты Большие и Малые Ягны, центр — на заблаговременно подготовленные к обороне селения Суботан и Хадживали, правый фланг — на высоты Кызыл-тепе и Инах-тепе. Впереди главной оборонительной полосы были подготовлены передовые укрепления, а в 5-10 км за ней находилась тыловая полоса обороны, проходившая на линии селение Визинкей, высоты Авлияр и Аладжа. Обороне турецких войск способствовала местность, изобиловавшая труднодоступными крутыми каменистыми склонами, глубокими оврагами и большим количеством господствовавших высот.

В течение 2,5 месяцев обе стороны не предпринимали активных действий, накапливая силы для решающего сражения. К середине сентября численность Анатолийской армии составила 37—38 тысяч человек при 74 орудиях, а действующего Кавказского корпуса — до 56 тысяч человек при 220 орудиях. План сражения был разработан начальником штаба Кавказской армии Н. Н. Обручевым. По его замыслу предусматривалось нанести удар по Анатолийской армии, разгромить её и отбросить остатки турецких войск на юг от дороги Александрополь — Карс и отрезать их от Карса.

С этой целью были созданы три группировки: правофланговая (командующий М. Т. Лорис-Меликов) имела задачу действовать на направлении главного удара; левофланговая (командующий генерал-лейтенант И. Д. Лазарев) должна была сковать противника в центре и на правом фланге; отряду генерал-майора Б. М. Шелковникова (5 батальонов, 3 сотни, 12 орудий) предстояло глубоко обойти правый фланг турецких войск и выйти в тыл главной турецкой позиции. Разгром турецких войск предполагалось достичь одновременным ударом всех трёх группировок. В резерве корпуса (генерал-лейтенант П. Н. Шатилов) находились 10 пехотных батальонов, 10 эскадронов и казачьих сотен, 40 орудий.

Первый этап сражения

Наступление русских войск началось 19 сентября (1 октября), когда приступил к обходному маневру отряд Шелковникова. 20 сентября (2 октября) после артиллерийской подготовки перешла в атаку главная группировка русских войск. Противник упорно сопротивлялся и отбил атаки русских войск почти на всех пунктах обороны, только к вечеру удалось сбить турок с высоты Большие Ягны. Утром этого же дня отряд Шелковникова неожиданно для турецких войск вышел в их тыл у селения Аладжа и создал панику. Но переломить ход сражения ему не удалось — сказалась малая численность отряда. Подтянув подкрепления (до 10 батальонов, 24 орудия), турки блокировали русский отряд, который несколько часов сражался в окружении и к вечеру после ожесточенного боя сумел вырваться и отступить к реке Арпа, потеряв убитыми и ранеными 582 человека. В этом бою стороны понесли большие потери — русские 3383 человека убитыми и ранеными, турки до 5000 человек. Ночью Ахмед Мухтар-паша отвёл свои войска с передовых позиций, усилив за их счёт оборону ключевых пунктов своей главной позиции.

Второй этап сражения

21—22 сентября (3—4 октября) турецкие войска попытались перейти в контрнаступление в районах Суботана и высоты Кызыл-тепе, но успеха не имели. В то же время Лорис-Меликов из-за отсутствия питьевой воды был вынужден оставить высоту Большие Ягны и отвести свои части в Кюрюк-Даранский укрепленный лагерь. Турецкое командование, опасаясь за свои коммуникации, в свою очередь 27 сентября (9 октября) также отвело войска с главной позиции на тыловую полосу обороны, после чего оставленные турками селения Суботан и Хадживали, высоты Кызыл-тепе и Большие Ягны были заняты русскими без боя.

Третий этап сражения

Генерал Лорис-Меликов оценил действия турок как подготовку к отступлению к Карсу и чтобы не допустить этого, решил нанести решающий удар. Замысел нового сражения был в целом сходным с замыслом его первого этапа: удар главными силами с фронта с одновременным обходом правого фланга противника и выходом ему в тыл, имея целью окружить и уничтожить турецкие войска в районе высот Авлияр и Аладжа. С учетом предыдущей неудачи расстановка сил была пересмотрена, фронтальный удар наносился главными силами корпуса (отряды генерал-лейтенантов В. А. Геймана и X. X. Роопа); для обхода правого фланга турок был выделен отряд генерал-лейтенанта И. Д. Лазарева, усиленный частью сил Эриванского отряда генерал-лейтенанта А. А. Тергукасова. В обходной отряд была выделена почти треть сил корпуса: свыше 23 пехотных батальонов, 26 эскадронов и казачьих сотен, 78 орудий. Для связи и координации действий главных сил и обходного отряда были устроены линии полевого телеграфа.

Вечером 27 сентября (9 октября) отряд Лазарева выступил в поход и на следующий день вышел к Дигору. Только вечером 2 октября (14 октября) турецкие войска обнаружили его движение в своём тылу. Против русского отряда был брошен резерв Анатолийской армии (15 батальонов), который был разгромлен обходящим отрядом у селения Шатыр-оглы. Преследуя отступавшего противника, в ночь на 3 октября (15 октября) войска Лазарева штурмом овладели Борлокскими высотами, создав угрозу окружения Анатолийской армии.

Утром 3 (15) октября после 3-часовой артиллерийской подготовки в наступление перешли главные силы Отдельного Кавказского корпуса. Они быстро овладели ключевым опорным пунктом обороны противника — высотой Авлияр и селением Визинкей. Туда прорвался отряд Лазарева. В результате Анатолийская армия была рассечена на две части: левофланговая группировка, преследуемая конницей генерал-лейтенанта князя З. Г. Чавчавадзе, в беспорядке бежала к Карсу, правофланговая же после упорного боя была окружена отрядами Лазарева и Роопа и капитулировала.

Потери сторон

В бою 3 (15) октября русская армия потеряла 56 офицеров и 1385 нижних чинов убитыми и ранеными, из них убитыми 202 человека. Турецкая Анатолийская армия была разгромлена: её потери составили от 5 до 6 тысяч убитыми и ранеными, в плен захвачено 7 пашей, 250 офицеров, более 8000 солдат, ещё от 3 до 4 тысяч разбежалось. Были захвачены 35 орудий, свыше 8000 ружей, большие запасы продовольствия и снаряжения.

Всего за две недели сражения русская армия потеряла свыше 5500 солдат и офицеров убитыми и ранеными, турецкая армия — до 20 тысяч человек.

Итоги сражения

В результате этой победы была захвачена стратегическая инициатива на Кавказском театре военных действий. Была снята угроза турецкого вторжения в Армению и Грузию, перед русскими войсками открылся путь к Карсу и к занятию всей Анатолии.

В ходе сражения русское командование умело применяло нанесение фронтальных ударов в сочетании с обходом фланга противника и последующим ударом в его тыл, широкий манёвр силами и средствами, массированное использование артиллерии, тактику стрелковых цепей. Новейшим тактическим приёмом стало использование телеграфа для управления войсками и координации их действий непосредственно в ходе сражения. Из недостатков необходимо отметить слабую организацию разведки, что привело к двухмесячному стоянию перед более слабым противником; неудачный выбор направлений атак и слабость обходного отряда на первом этапе сражения.

Литература

• [военная-энциклопедия.рф/советская-военная-энциклопедия/А/Авлияр-Аладжинское-сражение-1877 Авлияр-Аладжинское сражение 1877] // А — Бюро военных комиссаров / [под общ. ред. А. А. Гречко]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1976. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 1).</span>
• Золотарёв В. А. Россия и Турция: Война 1877—1878. — М., 1983.
• Энциклопедия военных и морских наук: в 8 томах / Под ред. Г. А. Леера. — СПб.: Тип. В. Безобразова и К°, 1883. — Т. 1: Аахенский конгресс — Бюрней. — С. 102—104.

Отрывок, характеризующий Авлияр-Аладжинское сражение

«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее: