Битва на Белой Горе

Битва на Белой горе
Основной конфликт: Тридцатилетняя война
Дата	8 ноября 1620
Место	Белая гора, 1 км от Праги
Итог	Решительная победа католической лиги
Противники
Католическая лига Священная Римская империя Бавария Богемия
Командующие
Бюкуа, Карл Бонавентура, Максимилиан I (курфюрст Баварии), Тилли, Иоганн Церклас Кристиан I Ангальтский
Силы сторон
25 000  23 000 6 орудий
Потери
2000  5000

В сражении у Белой Горы 25-тысячная армия, которой командовал фельдмаршал Карл Бонавентура де Бюкуа, разбила 23-тысячное войско протестантов-чехов под командованием герцога Христиана Ангальтского старшего, в отряде которого также насчитывалось до 10 артиллерийских орудий.

Предыстория

В 1618 году году началось чешское восстание против императора Фердинанда II (т. н. Восстание чешских сословий), которое переросло в Тридцатилетнюю войну. Повстанцы предложили 28 сентября 1618 года корону Чехии курфюрсту Фридриху V Пфальцскому, лидеру Евангелической унии, основанной его отцом для защиты протестантизма в Священной Римской империи. Фридрих принял предложение и был коронован чешским королём 4 ноября 1619 года.

Войска католической лиги двинулись на Прагу, обходя при этом чешские войска, пытавшиеся остановить противника на выгодных позициях. Чешские войска заняли очередную позицию в километре от Праги.

Протестантские войска были деморализованы долгим отступлением, а также неудачным ночным столкновением. У чешского командования регулярно возникали проблемы с выплатой жалования, войска грабили местное население, а оно отвечало организованным сопротивлением.

Накануне сражения Бетлен Габор направил протестантам на помощь отряд в 7000 человек, в день сражения он находился всего в 20 км от Праги.

Исходная позиция

Позиция была выбрана довольно удачно, правый фланг был прикрыт ручьём Гостовиц, на берегу которого находился охотничий замок, левый фланг был прикрыт довольно крутым склоном. Перед фронтом находился болотистый луг, по которому протекал ручей Шарка, через который можно было перебраться по единственному мосту. Более того, противник с подножия горы не мог провести рекогносцировку этой позиции. Из-за недостатка времени и шанцевого инструмента протестантам не удалось усилить позицию полевыми укреплениями.

Протестанты использовали для построения новый для того времени нидерландский боевой порядок, который заключался в использовании расчленения сил по фронту на небольшие мобильные отряды с глубиной не более 8 шеренг. Такие отряды обычно составляли 2-3 линии. Новый порядок имел определённые преимущества перед старыми: неглубокий строй уменьшает потери от действия неприятельской полевой артиллерии, а большое расчленение войска и наличие резервной линии даёт большую гибкость для управления боем.

Однако войска протестантов не были обучены для действий в таком построении, что не давало использовать новый строй эффективно. Чешская армия была построена в три линии; третью линию составили 5 тысяч венгерских кавалеристов.

Утром 8 ноября имперцы начали переправу через ручей Шарка и построение. Несмотря на удобный момент для атаки, чехи решили ждать неприятеля в оборонительной позиции. Католические войска строились в старом стиле массивными квадратными колоннами, испанскими терциями, что давало им большую устойчивость в рукопашном бою. На правом фланге разместились пять терций имперцев под командованием Тилли, и пять терций баварцев под командованием герцога Максимилиана. Конница встала в промежутках между терциями.

Ход битвы

Командующий имперским войском Бюкуа считал позицию чехов слишком сильной, а путь к отступлению через единственный мост слишком рискованным, поэтому он склонялся к тактическому обходному манёвру с целью вынудить чехов покинуть позицию. Однако Тилли и Максимильен убедили его на лобовую атаку с целью разведки позиции чехов.

Около полудня первыми в атаку двинулись имперцы Тилли. Небольшие отряды протестантов, не имея эффективного управления, поодиночке вступали в битву и быстро проигрывали единоборство с массивными испанскими терциями.

Первыми в контратаку пошли кавалерийские полки первой линии левого крыла протестантов, как только имперцы приблизились на 300 шагов. Протестанты были вынуждены уступить численному преимуществу.

Потом в дело вступил Турнский полуполк, который оказался не поддержан соседями, и был принужден к бегству.

Сын главнокомандующего Христиан Ангальтский-младший повёл в третью контратаку левое крыло второй линии. Благодаря объединению сил удалось добиться частного успеха. В это же время вступила в сражение казачья польско-литовская конница из состава армии Тилли, которая разгромила отряд венгерской кавалерии, добыла 52 штандарта и главное знамя короля Фридриха с девизом: «Diverti nescio».

Разрозненные части протестантов вступали в битву и были разбиты. Христиан Ангальтский-старший и другие высшие полководцы были вынуждены отступить в Прагу; на поле битвы остался только князь Вильгельм Веймарский, но и он должен был вскоре уступить превосходящему противнику. Часть армии протестантов укрылась в охотничьем парке, а затем была окружена и уничтожена. Баварцы подоспели только к концу сражения.

На поле битвы пало около 5000 бойцов армии протестантов, и около 2000 солдат армии Тилли. Всего сражение продолжалось более двух часов.

Последствия

Протестантская армия, отошедшая с Белой Горы, укрылась за стенами Праги и впоследствии капитулировала. В чисто военном отношении война ещё не была проиграна, ещё имелись резервы, в руках протестантов находились ключевые крепости страны. Однако разлад в лагере протестантов привёл к капитуляции. Фридрих, Христиан Ангальтский, граф Турн бежали за границу.

Католическая армия, войдя в Прагу, учинила в городе расправу над участниками восстания против правления австрийской династии Габсбургов. Последовали массовые преследования протестантов. Репрессии превзошли все ожидания. Расстановка сил в Чехии радикально изменилась и господство Габсбургов в Чехии продлилось ещё на 300 лет.

Поражение протестантов на Белой горе нарушило баланс сил в Европе в сторону Католической лиги и Империи. Чехия выбыла из войны, а на театре войны остался лишь курфюрст пфальцский Фридрих V, который был низложен с чешского трона.

Литература

• Johnson, Lonnie. Central Europe enemies, neighbors, friends. New York: Oxford UP, 1996. Print.
• Guthrie, William P. Battles of the Thirty Years War from White Mountain to Nordlingen, 1618—1635. Westport, CT: Greenwood, 2001. Print.
• Bohemia in history. Cambridge, U.K: Cambridge UP, 1998. Print.
• Helfferich, Tryntje. The Thirty Years War: A Documentary History. Indianapolis: Hackett Company, Inc., 2009. Print.
• Josef V. Polisensky, Thirty Years War, Univ of California Pr (June 1971); La guerra dei trent’anni: da un conflitto locale a una guerra europea nella prima metà del Seicento — Torino: Einaudi, 1982.

Отрывок, характеризующий Битва на Белой Горе

Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.