Сражение при Андросе (1825)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сражение при Андросе — морское сражение в ходе греческой революции между флотами восставшей Греции и Османской империи, произошедшее 20 мая 1825 года. Сражение закончилось поражением (но не разгромом) османского флота, который сумел в дальнейшем выполнить свою основную задачу: приступить к морской блокаде города Месолонгион.





Сражение

13 мая из Константинополя вышел османский флот, под командованием капудан-паши (командующего флотом) Хосрефа-паши, со снабжением для армии Кютахьи, осаждавшего город Месолонгион, в западной Средней Греции, и с задачей блокировать Месолонгион с моря.

Флот насчитывал 4 фрегата, 10 корветов, 38 бригов и 8 транспортов под австрийским и сардинским флагами[1]. Хосреф помнил свои поражения в 1824 году (Самосское сражение и Битва при Геронтас) и пытался избежать встречи с греческим флотом.

18 мая 2-я эскадра греческого флота (10 кораблей острова Идра, под командованием Георгиоса Сахтуриса, 10 острова Спеце, под командованием Коландруцоса и 9 острова Псара, под командованием Николиса Апостолиса) находилась у острова Скирос. Командовал эскадрой, согласно рангу островов (первая Идра, затем Спеце, затем Псара), Сахтурис. В полдень эскадра получила сообщение от, стоявшего у выхода из Дарданелл, капитана Пиноциса, что турки вышли в Эгейское море. Сахтурис принял решение атаковать ночью, но неблагоприятный ветер не позволял приблизится к османскому флоту. На рассвете 20 мая греки уже видели османский флот, медленно идущий между мысом Кафиреас или Каво д’Оро (остров Эвбея) и островом Андрос.

Сахтурис поднял сигнал к «бою». Османские бриги, многие из которых были захвачены турками на острове Псара выстроились в линию. Сахтурис пошел на турецкие корабли, направившиеся к эвбейскому заливу и городу Каристос. Специоты, ведомые своим флагманом Панкратионом, последовали за ним. Псариоты направились к двупалубному линейному кораблю Хосрефа.

Начался бой. Флагманский корабль Сахтуриса, бриг «Афина», получил большие повреждения.

Но вот один из 4-х турецких фрегатов, получив серьёзные повреждения рангоута и парусов, остался практически без движения. Это был «Хазине гемиши», двупалубный фрегат, 64 пушки, экипаж 650 человек. На борту фрегата также находились 150 артиллеристов, посланных на осаду Месолонгиона, большое количество боеприпасов для завершения осады и плоты, для войны в лагуне Месолонгиона. На борту фрегата находилась и казна флота. Хотя «Хазине гемиши» нес вымпел флагманского корабля, сам Хосреф находился на другом фрегате, опасаясь греческих брандеров.

Сахтурис не упустил момент и атаковал фрегат, имея рядом с собой брандер идриота капитана Матрозоса со зловещим именем Харон и брандер специота капитана Лазароса Мусью. На помощь «Хазине гемиши» бросились один османский фрегат и корвет. В 15:00 брандеры, под огнём, пристали к фрегату с двух бортов. Не прошло и 10 минут как фрегат, полный боеприпасов, взлетел на воздух. Экипажи брандеров оплатили свой подвиг тремя убитыми и пятью раненными.

Хосреф продолжал бой, когда брандер Цербер псариота капитана Манолиса Бутиса пристал к корвету (26 пушек ,300 человек экипажа) и взорвал его. После этого Хосреф потерял хладнокровие и отступил. Османская армада вышла из пролива и разбежалась.

Несколько турецких кораблей, в основном транспортов, стали искать убежище в эвбейском Каристосе. На них набросились корабли специотов. Специоты захватили 5 австрийских транспортов с боеприпасами и сапёрным оборудованием для осады Месолонгиона.

За одним османским корветом была устроена погоня до острова Сирос. Когда экипаж корвета увидел, что ему не избежать захвата, то выбросил корвет на песчаное побережье (ныне известный пляж) Де ла Грация и сжег его. Жители Сироса взяли в плен 200 человек экипажа. Обнаружив среди экипажа 25 европейцев, сиросцы «обласкали» их, но не убили[2].

Последствия

Эта греческая победа на море задержала морскую блокаду Месолонгиона и доставку подкреплений, боеприпасов и продовольствия турецкой армии.

Когда новость о победе флота дошла до гарнизона Месолонгиона, то пушки бастионов произвели салют в честь флота с криками «турки не ждите свою армаду, наши моряки послали её на дно». Но ликование было преждевременным. Армада потерпела поражение, но не была разгромлена. Собравшись в заливе Суда, на острове Крит, армада Хосрефа дошла до Патраского залива, доставила подкрепления, боеприпасы и продовольствие и приступила к своей основной задаче, блокаде Месолонгиона с моря.

Напишите отзыв о статье "Сражение при Андросе (1825)"

Ссылки

  1. [Νικόδημος,ε.α.,τ.Α.,σ.620]
  2. [Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21 ,ΜΕΛΙΣΣΑ 1971 ,τ.Γ,σ.157- 158.]

Источники

Δημητρης Φωτιάδης,Ιστορία του 21 ,ΜΕΛΙΣΣΑ 1971 ,τ.Γ,σ.156- 158.

Отрывок, характеризующий Сражение при Андросе (1825)

– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.