Сражение при Асаи

Вторая англо-маратхская война
Основной конфликт: Сражение при Асаи
Генерал Уэлсли в сражении при Асаи
Дата	23 сентября 1803 года
Место	Ассайе, Индия
Итог	Решающая победа Британской армии
Противники
Британская Ост-Индская компания Государство маратхов
Командующие
Артур Уэлсли Рагходжи Бхонсле II Даулат Рао Шинде
Силы сторон
9 500 человек 17 орудий 10 000 регулярной пехоты 10 000 - 20 000 иррегулярной пехоты 30 000 - 40 000 иррегулярной кавалерии более 100 орудий
Потери
1602 (428 убитых, 1156 раненых, 18 пропавших без вести) ок. 6000 убитых и раненых 98 орудий

Сражение при Асаи (так же Ассаи или Ассайе англ. The Battle of Assaye) — решающее сражение второй англо-маратхской войны, в котором армия Британской Ост-Индской кампании разбила армию империи Маратхов. Сражение произошло 23 сентября 1803 года у местечка Асаи в Западной Индии. Небольшая индийско-британская армия под командованием генерал-майора Артура Уэлсли (будущего герцога Веллингтона) нанесла поражение объединённой армии Даулат Рао Шинде и раджи Берара. Сражение стало первой победой в карьере Веллингтона и впоследствии было признано его крупнейшим достижением на поле боя.

С августа 1803 года армия Уэлсли и отдельный отряд полковника Джеймса Стивенсона преследовали кавалерийскую армию империи Маратха, которая пыталась прорваться на юг в Хайдарабад. После нескольких недель преследования Даулат Рао Шинде усилил свою армию пехотой, обученной по европейскому образцу и артиллерией. 21 сентября Уэлсли узнал от разведки о местонахождении лагеря противника и разработал план наступления. Две его армии должны были с двух сторон подойти к позициям армии Маратха. Этот план осуществить не удалось; армия Уэлсли встретила армию противника на 10 километров южнее, чем ожидала. Несмотря на неравенство сил, Уэлсли решил атаковать. Артиллерия нанесла серьёзный урон армии Уилсли, но кавалерия Маратха оказалась неэффективной. Совместным ударом пехоты и кавалерии британцы сумели опрокинуть противника и заставили его отступить, бросив почти все орудия. Победители, однако, оказались слишком утомлены боем, чтобы организовать преследование.

Победа Уэлсли при Асаи, вместе с предшествовавшим ей захватом Ахмеднагара и последующими победами при Аргаоне и при Гавилгхуре привели к полному разгрому Шинде и Берара в Декане. Успехи Уэсли в Декане вместе с удачной кампанией генерала Джерарда Лейка в Северной Индии сделали Британию доминирующей силой во внутренней Индии.

Предыстория

В начале XIX века началась гражданская война между двумя основными политическими силами империи Маратха: Яшвантом Рао I и Даулат Рао Шинде. В сражении при Пуне в октябре 1802 года Яшвант разбил армию Шинде и Баджи-рао II, номинального правителя империи Маратха. Шинде бежал на север, а Баджи-Рао скрылся во владениях Ост-Индской кампании в Бассейне (Васаи). Он запросил помощи у кампании, обещая признать их покровительство в случае если его вернут к власти. Лорд Морнингтон, вице-губернатор Британской Индии, решил воспользоваться этой возможностью, чтобы распространить влияние кампании на территории империи Маратха, которую он считал последним препятствием для Британского господства на индийском полуострове. В декабре 1802 года был заключён Бассейнский договор, согласно которому Кампания обещала вернуть Баджи-Рао империю и разместить в Пуне постоянный гарнизон численностью 6 000 человек. Выполнение условий договора было поручено младшему брату лорда Морнингтона, Артуру Уэлсли, который в марте 1803 года выступил из Майсора в Пуну с отрядом в 15 000 солдат Кампании и 9 000 солдат союзного Хайдарабада. 20 апреля Уэлсли без сопротивления занял Пуну, и 13 мая Баджи-Рао был восстановлен на троне империи Маратхов. Бассейнский договор вызвал недовольство остальных вождей маратха, которые полагали, что система субсидиарных договоров есть ни что иное как вмешательства в их внутренние дела и могут привести к утрате независимости княжеств маратха. Они отказались признать власть Баджи-Рао. Ситуация обострилась, когда в мае Яшвант Рао I совершил набег на Хайдерабад, утверждая, что правитель Хайдарабада должен ему денег. Морнингтон решил начать переговоры и отправил подполковника Джона Коллинза в лагерь Шинде с предложениями о союзном соглашении, но Шинде уже вступил в союз с раджой Берара и начал стягивать войска к границе княжества Хайдарабад. Уэлсли взял в свои руки управление делами в центральной Индии в июне и потребовал от Шинде объяснений своим действиям и отвода войск, угрожая объявлением войны в случае отказа. После долгих переговоров Коллинз 3 августа сообщил Уэлсли, что Шинде отказался давать объяснения и отказался отводить армию. В ответ Уэлсли объявил войну Шинде и Берару «для защиты интересов британского правительства и его союзников».

Кампания начала наступление на Шинде и Берар с севера и юга. В это время Яшвант Рао I предпочёл остаться в стороне от конфликта, а князья Гаеквад решили признать протекторат Британии. На севере армия генерал-лейтенанта Джерарда вступила в земли империи маратха со стороны Канпура, нацеливаясь на армию Шинде, которой командовал французский наёмник Пьер Перрон. На юге армия Уэлсли начала наступление на армии Шинде и Берара, рассчитывая на быстрое наступление. Уэлсли полагал, что оборонительная тактика не даст результатов и только ослабит армию.

Армия маратха в Декане состояла в основном из кавалерии, приспособленной к быстрым манёврам. Уэлсли решил, что только при помощи отдельного отряда полковника Стивенсона он сможет загнать противника на такую позицию, где тот не сможет избежать генерального сражения. Стивенсон выступил из Хайдарабада к Джафрабаду с армией в 10 000 человек, чтобы отрезать противнику путь отступления на восток. Сам Уэлсли выступил из лагеря на реке Годовари 8 августа с армией в 13 500 человек и направился к основному укреплению Шинде — форту Ахмеднагар. Его отряд состоял в основном из майсорских отрядов Кампании: пяти батальонов сипаев и трёх эскадронов мадрасской туземной кавалерии. Европейский контингент был предоставлен британской армией и включал 19-й лёгкий драгунский полк, два батальона шотландской пехоты из 74-го и 78-го полков. Иррегулярная лёгкая кавалерия была предоставлена союзными майсорскими и маратхскими вождями.

Армия Уэлсли совершила 11-километровый марш и в тот же день, 8 августа, вышла к Ахмеднагару. Город имел стены и в нём стоял гарнизон из 1000 арабских наёмников при 60 орудиях и один из пехотных батальонов Шинде под командованием французских офицеров. Уэлсли сходу бросил армию на штурм города, и Ахмеднагар был взят быстро и практически без потерь. Городской форт продержался ещё 4 дня и сдался, когда британская артиллерия проломила брешь в стене. Теперь у британцев была надёжная база, поэтому Уэлсли оставил в городе гарнизон, а сам отправился дальше к Аурагабаду. По пути он оставлял охранные отряды у мостов и переправ для надёжности коммуникаций. Армия маратхов сумела проскочить мимо Стивенсона и двинулась к Хайдерабаду. Узнав об этом 30 августа, Уэлсли отправился на перехват, а Ствиенсон подошёл к городу Джална и взял его штурмом. Шинде узнал о планах Уэлсли и вернулся обратно на позицию к северу от Джалны. Понимая, что не сможет прорваться сквозь заслоны британской армии, он отменил рейд на Хайдарабад и стал стягивать пехоту и артиллерию в одно место. Вся армия маратхов насчитывала 50 000 человек. Её ядром были 10 800 регулярной пехоты, хорошо вооружённой и обученной европейскими офицерами. Эта пехота была сведена в три бригады под командованием европейских наёмников. Полковник Энтони Польманн, ганноверец и бывший сержант Ост-Индской кампании, командовал крупнейшей бригадой из 8-ми батальонов. Вторая бригада была предоставлена Бегум Самру, правительницей Сарданы, и ею командовал французский полковник Жан Салер. Третья бригада, трёхбатальонная, находилась под командованием голландского майора Джона Джеймса Дюпона. Кроме этой пехоты, армия маратха включала 10 000 или 20 000 иррегулярной пехоты Берара, 30—40 тысяч иррегулярной лёгкой кавалерии и около 100 орудий различного калибра вплоть до 18-фунтовых пушек.

После нескольких недель преследования армии Маратха Уэлсли и Стивенсон встретились 21 сентября в Баднапуре, где узнали, что армия противника находится в Боркардане, в 48 километрах к северу. Было решено, что армии выступят по двум дорогам: Уэлсли по восточной, а Стивенсон по западной, и 24 сентября они встретятся в Боркардане. Днём 22 сентября армия Уэлсли вышла к Поги и встала там лагерем. На рассвете 23 сентября Уэлсли свернул лагерь и к полудню прошёл 23 километра до Наулняха, городка в 19 километрах южнее Боркардана. Здесь он решил сделать привал перед совместной со Стивенсоном атакой 24-го числа. Неожиданно пришли сообщения, что армия Маратха стоит не в Боркардане, а всего в 8 километрах севернее, но их кавалерия уже выступила навстречу британцам.

В 13:00 Уэлсли отправился с небольшим кавалерийским эскортом на разведку, а его армия двинулась следом кроме одного батальона сипаев, который был оставлен для охраны обоза. Всего в распоряжении Уэлсли было 4 500 человек, 5 000 майсорской кавалерии и 17 орудий. Вожди Маратха знали о его приближении и разместили свою армию на сильной позиции за рекой Каилна. И Шиндия и раджа Берара не предполагали, что Уэлслди с его небольшой армией решится их атаковать, поэтому с утра покинули войска. Командование было поручено Польману. Уэлсли был удивлён, увидев, что имеет дело с объединённой армией Маратха. И всё же он решил атаковать, боясь, что если он станет дожидаться Стивенсона, то индусы ускользнут. Он был так же уверен, что иррегулярная пехота маратхов не выстоит против регулярных войск, и только от регулярной пехоты Шинде стоит ожидать серьезного сопротивления.

Сражение

Польманн свернул лагерь и развернул свои пехотные батальоны в линию фронтом на юг на обрывистом берегу реки Каилна и установил артиллерию перед фронтом. Кавалерию маратха он разместил на правом фланге, а иррегулярную кавалерию Берара поставил в тылу в Асаи. Единственная заметная переправа через реки находилась как раз перед фронтом его позиции. План Польманна состоял в том, чтобы подвести противника под свои орудия, а затем бросить кавалерию ему в тыл. Уэлсли быстро понял, что фронтальная атака такой позиции бессмысленна, однако проводники уверили его, что другого брода через Каилну не существует. Уэлсли лично отправился на рекогносцировку и обнаружил две деревни на берегу реки, Пипулгаон и Варур, на разных берегах реки правее позиций маратхов. Он решил, что между двумя деревнями обязательно будет брод и отправил капитана Джона Джонсона найти его. Брод был действительно найден, и Уэлсли повёл к нему армию, намереваясь выйти на левый фланг Польмана.

Около 15:00 британская армия перешла на северный берег Каилны. Армия маратха не препятствовала ему, и только артиллерия вела огонь по переправе. Он был неточен и неэффективен, хотя во время этого обстрела оторвало голову адъютанту генерала Уэлсли. За рекой шести батальонам было приказано развернуться в две линии, а кавалерии занять третью линию в качестве резерва. Союзной кавалерии было приказано остаться на южной стороне реки чтобы прикрывать тыл. Очень скоро Польманн понял намерения Уэлсли и стал разворачивать свою армию на 90 градусов влево. Его новый фронт протянулся на 1, 6 километра, упираясь правым флангом в Каилну. Его фланги были надёжно прикрыты, но зато позиция не позволяла ему бросить в бой всю свою армию сразу.

Армия Маратха перестроилась гораздо быстрее, чем Уэлсли предполагал, поэтому ему пришлось растянуть свой фронт, чтобы Польманн не обошёл его фланг. Батальон 74-го Горского на правом фланге первой и второй линии получил приказ сместиться вправо. Уэлсли решил оттеснить противника от орудий, а затем атаковать в основном левым флангом, прижать противника к реке и довершить дело атакой кавалерии.

Британская атака

Пока британская армия разворачивалась, артиллерия Маратха усиливала огонь. Британская артиллерия открыла контрбатарейный огонь, но не смогла противостоять мощной артиллерии маратхов и была быстро подавлена. После этого индийская артиллерия переключилась на британскую пехоту, открыв огонь картечью, шрапнелью и ядрами. Потери британцев начали расти. Уэлсли решил, что единственный способ нейтрализовать артиллерию и выйти из зоны обстрела — это прямая атака. Он приказал оставить орудия, примкнуть штыки и двинуться вперёд. Артиллерия Маратха пробивала бреши в пехотных линиях, но пехота держала строй смыкая ряды. 78-й Горский первым прорвался к вражеской позиции на левом фланге у реки. Они остановились в 46 метрах от орудий и дли мушкетный залп, а потом бросились в штыковую атаку. Мадраская пехота праве 78-го атаковала чуть позже, но в том же духе. Правый фланг армии маратхов сразу же дрогнул и стал отходить. Офицера мадрасских батальонов в какой-то момент утратили контроль над сипаями, воодушевлёнными успехом, и те увлеклись преследованием. Кавалерия маратха пыталась их атаковать, но была остановлена 78-м полком, который сохранил полный порядок в своих рядах.

Между тем на правом фланге британской армии начались проблемы. Подполковник Уильям Оррок, командир пикетного отряда, неверно понял приказы и продолжил наступление с уклоном вправо от основной линии атаки. Майор Самуэль Суинтон и 74-й полк следовали за ним и в итоге два батальона уклонились в сторону от основной линии и попали под сильный огонь артиллерии из Асаи. Батальоны начали приходить в беспорядок, и при виде этого Польманн приказал оставшимся боеспособным частям пехоты атаковать. Пикетный отряд сразу был разбит, но части 74-го полка сформировали каре и удержались на позиции. Уэлсли понял, что разгром правого крыла откроет его линию для фланговой атаки, поэтому велел отряду кавалерии под командованием полковника Патрика Максвелла (19-й легкодрагунский и части 4-го и 5-го полков мадрасской туземной кавалерии) вмешаться. Кавалерию вышла к позиции 74-го полка, врубилась в толпы атакующих его врагов и обратила их в бегство. Максвелл не остановился на этом, а бросился на орудия и пехоту левого крыла армии маратха, отбросив их к реке и за реку.

В это время артиллеристы маратха, которые притворились мёртвыми в тот момент когда британская пехота проходила через их позиции, теперь снова встали к орудиям и открыли огонь в тыл 74-му полку и мадрасской пехоте. Уэлсли приказал четырём батальонам сипаев перестроиться и разобраться с кавалерией и пехотой с фронта, а 78-й полк отправил назад, чтобы обратно отбить орудия. Сам же он вернулся к 7-му полку мадрасской туземной кавалерии, который стоял в тылу, и повёл его в атаку на орудия с противоположной стороны. Орудия были отбиты и на этот раз англичане убедились, что у орудий остались только мёртвые.

Но пока Уэлсли отвлекался на орудия, Польманн навёл порядок в рядах пехоты и построил их полукольцом, спиной к реке, упираясь левым флангом в село Асаи. Но на этот раз армия стояла совсем без орудий, а их кавалерия предпочла держаться на расстоянии от поля боя. Это были в основном легковооруженные пиндари, которые обычно использовались для преследования бегущих или нападений на обозы. Они не умели атаковать пехотные построения или тяжеловооружённую кавалерию, поэтому так и не приняли участия в сражении.

Когда с артиллерией было покончено, Уэлсли переключил своё внимание на пехоту Польманна. Максвелл в это время привёл в порядок кавалерию, и Уэлсли приказал ему атаковать левый фланг противника, а пехоте, построенной в одну линию, велел атаковать центр и правый фланг. Кавалерия пошла в атаку, но попала под картечный залп, которым сразу же был убит сам Максвелл. Это остановило кавалерию в последний момент. Но пехота Польманна, уже деморализованная, не стала дожидаться атаки центра, а сразу начала отходить за реку. Историки маратха потом писали, что пехота отступала в порядке и срого следуя приказам, британцы же утверждали, что они бежали в беспорядке и панике. Около 18:00 отряды Берара, размещённые в Асаи, покинули село и ушли на север. За ними ушла и кавалерия маратха. Армия Уэлсли уже была не в состоянии их преследовать, а туземная кавалерия отказалась действовать без поддержки британской и мадрасской, хотя весь бой простояла в тылу и не понесла потерь.

Последствия

Армия Бртании и ост-Индской кампании потеряли 428 человек убитыми, 1138 ранеными и 18 пропавшими без вести, всего 1584 человека, примерно треть всех задействованных в бою. 74-й Горский из своих 500 человек потерял 10 офицеров убитыми, 7 ранеными, 124 рядовых убитыми и 270 ранеными. Пикетная линия потеряля всех офицеров кроме командира, подполковника Уильяма Оррока, и в ней осталось всего 75 человек. Из 10 штабных офицеров было ранено 8 и потеряно много лошадей, в том числе две лошади генерала Уэлсли. Труднее подсчитать потери армии маратха. Отчёты британских офицеров говорят о 1200 убитых и ещё большем количестве раненых, но подсчёты современных историков показывают, что было потеряно около 6 000 убитыми и ранеными. Маратхи потеряли 7 знамён, запасы боеприпасов и 98 орудий, который были впоследствии взяты на вооружение в армию Ост-Индской Кампании. Армия Шинде и Берара не была уничтожена, как боеспособная сила, однако несколько батальонов регулярной пехоты были разбиты. Была уничтожена и их командная структура: многие европейские офицеры сдались в плен, в том числе полковник Польманн и майор Дюпон. Некоторые другие дезертировали и потом поступили на службу к другим индийским вождям.

Грохот орудий при Ассайе был услышан Стивенсоном в 16 километрах западнее, который сразу же свернул свой лагерь, надеясь успеть принять участие в сражении. Однако, из-за ошибки проводника он сперва пришёл в Боркардан, а на поле боя успел только вечером 24 сентября. Он остался вместе с Уэлсли, чтобы помочь разобраться с ранеными, а 26 сентября отправился вслед за армией Маратха. Уэлсли остался на юге. Он организовал госпиталь в Аджанте и стал ждать подкреплений из Пуны. Через два месяца он соединился со Стивенсоном и разбил армию Шинде и Берара в сражении при Аргаоне, а затем взял штурмом крепость Гавилгхур в Бераре. Эти победы, вместе с успехами генерала Лейка, заставили вождей Маратха начать переговоры о мире.

Уэлсли впоследствии говорил Стивенсону: «Не хотел бы я ещё раз видеть такие потери, как 23 сентября, даже ради такой же победы». И много позже он говорил, что сражение при Асаи было «самым кровавым из всех, что я видел». Подполковник Томас Манро, коллектор кампании в Майсоре, осуждал Уэлсли за высокие потери и спрашивал его, почему он не дождался Стивенсона. Он писал Уэлсли: «Не хочется думать, что вы сделали это потому, что победа малым числом приносит больше славы». Уэлсли ответил, что его мотивы были совершенно иные; он был вынужден действовать так из-за просчётов разведки, которая неверно передала ему расположение армии противника.

Сражение при Асаи стало первой крупной победой молодого Уэлсли (ему было тогда 34 года), и, несмотря на переживания по поводу потерь, он всегда помнил и ценил её. После ухода в отставку Уэлсли, более известный как герцог Веллингтон, считал Асаи лучшим из всего, чего он достиг, даже с учётом последующих побед.

Литература

• Black, Jeremy (1999), Britain as a Military Power, 1688—1815, London: Routledge, ISBN 1-85728-772-X
• Bradshaw, John (1894), Sir Thomas Munro and the British Settlement of the Madras Presidency, Rulers of India series, Oxford: Clarendon Press, ISBN 81-206-1871-8
• Cooper, Richard, Randolph G. S. The Anglo-Maratha Campaigns and the Contest for India. — Cambridge: Cambridge University Press, 2003. — ... p. — ISBN 0-521-82444-3.
• Corrigan, Gordon (2006), Wellington: A Military Life, London: Continuum International Publishing Group, ISBN 1-85285-515-0
• Gurwood, John, ed. The dispatches of Field Marshal the Duke of Wellington from 1799—1818 II. — London: Murray, 1837. — ... p. — ISBN 0-548-60472-X.
• Holmes, Richard. Wellington: The Iron Duke. — London: Harper Collins, 2003. — ... p. — ISBN 0-00-713750-8.
• Millar, Simon. Assaye 1803: Wellington's First and 'Bloodiest' Victory. — Oxford: Osprey Publishing, 2006. — 96 p. — ISBN 1-84603-001-3.
• Roy, Kaushik (2004), India’s Historic Battles: From Alexander the Great to Kargil, Hyderabad: Orient Blackswan, ISBN 81-7824-109-9
• Sandes, Lt Col E.W.C. (1933), The Military Engineer in India, Vol I, Chatham, Great Britain: Institution of the Royal Engineers
• Sandes, Lt Col E.W.C. (1948), The Indian Sappers and Miners, Chatham, Great Britain: Institution of the Royal Engineers
• Severn, John Kenneth. Architects of Empire: The Duke of Wellington and His Brothers. — Oklahoma City: University of Oklahoma Press, 2007. — ... p. — ISBN 0-8061-3810-6.
• Singh, Sarbans (1993), Battle Honours of the Indian Army 1757—1971, New Delhi: Vision Books, ISBN 81-7094-115-6
• Thorn, William (1818), Memoir of the War in India, London: Thomas Egerton
• Weller, Jac (1972), Wellington in India, London: Longman, ISBN 0-582-12784-X
• Wellesley, Gerald, ed. (1956), The Conversations of the First Duke of Wellington with George William Chad, Cambridge: Saint Nicolas Press

Ссылки

• [www.britishbattles.com/second-mahratta/assaye.htm The Battle of Assaye]

Отрывок, характеризующий Сражение при Асаи

И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.