Сражение при Бэллс-Блафф

Сражение при Бэллс-Блафф
Основной конфликт: Гражданская война в США
Гибель полковника Бейкера при Бэллс-Блафф
Дата	21 октября 1861 года
Место	Лауден (округ, Виргиния)
Итог	победа КША
Противники
США КША
Командующие
Чарльз Стоун, Эдвард Бейкер Натан Эванс
Силы сторон
1720 1709
Потери
921 - 1002 155

Сражение при Бэллс-Блафф (англ. The Battle of Ball’s Bluff) известное так же как сражение при Харрисон-Айленд или сражение при Лиисберге, произошло 21 октября 1861 года в округе Лоудон, Вирджиния, и стало вторым крупным сражением американской гражданской войны.

Несмотря на небольшие масштабы в сравнении с последующими сражениями, Бэллс-Блафф стало вторым крупным сражением 1861 года, и оно повлекло за собой значительные кадровые перестановки в структуре союзной армии.

Предыстория

За неделю до сражения генерал Джордж МакКлеллан был повышен до главнокомандующего всеми федеральными армиями и теперь, три месяца спустя после Первого Бул-Рана, готовил Потомакскую армию к вторжению в Вирджинию. 19 октября 1861 года МакКлеллан приказал бригадному генералу Джорджу МакКоллу направить свою дивизию к Дрейнсвилу, что в 12-ти милях юго-восточнее Лисберга. МакКолл должен был выяснить, чем занимается армия противника, которая, по данным разведки, оставила Лисберг. Генерал Конфедерации Натан Эванс действительно ушел из Лисберга 16-17 октября, но сделал это по личной инициативе. Когда Пьер Борегар выразил своё недовольство этим маневром, Эванс вернулся. К вечеру 19 октября он занял оборонительные позиции на дороге Александрия-Винчестер, немного восточнее Лисберга. В распоряжении Эванса было 4 пехотных полка:

• 8-й Вирджинский пехотный полк, полк. Эппа Хантон
• 13-й Миссисипский пехотный полк, полк. Уильям Барксдейл
• 17-й Миссисипский пехотный полк, полк. Уинфилд Фетерстоун
• 18-й Миссисипский пехотный полк, полк. Эразмус Берт

МакКлеллан прибыл в Дрейнсвилл в тот же вечер и приказал МакКоллу утром вернуться в лагерь в Лэнгли. Однако МакКолл попросил разрешения задержаться для завершения картографических работ и в результате не ушёл в Лэнгли до утра 21 октября, когда начались перестрелки у Бэллс-Блафф. 20 октября, пока МакКолл заканчивал картографирование, МакКлеллан приказал бригадному генералу Черльзу Стоуну провести «небольшую демонстрацию», чтобы посмотреть, как отреагируют южане. Стоун направил своих людей к реке у Эдвардс-Ферри, разместил часть своих сил вдоль реки, приказал артиллерии открыть огонь по тому месту, где предположительно находились позиции противника, после чего послал на вирджинский берег сотню человек из 1-го Миннесотского полка. Это произошло как раз перед закатом. Поскольку Эванс никак не отреагировал, Стоун отозвал своих людей, вернулся в лагерь и на этом демонстрация завершилась.

Затем Стоун приказал полковнику Чарльзу Дивенсу из 15-го Массачусетского полка отправить патруль через реку и выяснить что-нибудь о расположении противника. Дивенс послал капитана Чейза Филбрика и примерно 20 человек. Пройдя в темноте около мили, неопытный Филбрик принял группу деревьев за лагерные палатки и, не проверив, вернулся в лагерь с сообщением, что обнаружил противника. Стоун сразу же велел Дивенсу послать 300 человек, чтобы атаковать лагерь, пока освещение позволяет.

Так началось сражение при Бэллс-Блафф. Северяне не ставили перед собой глобальных целей, они просто планировали небольшой набег.

Сражение

В полночь отряд Дивенса (около 300 чел.) начал переправу через Потомак. Федералам удалось найти всего две лодки, каждая из которых могла вместить 30 человек. Позже переправился плковник Ли с двумя ротами 20-го Массачусеттского полка.

Около 06:00 21 октября отряд Дивенса прибыл на место предполагаемого лагеря и обнаружил, что этого лагеря нет и атаковать нечего. Дивенс решил не отступать за реку, а развернул свой отряд в три линии и в 07:00 запросил у Стоуна новые инструкции. Получив это донесение, Стоун сообщил Дивенсу, что остальной 15-й Массачусеттский полк, примерно 350 человек, перейдет реку и прибудет на позицию к Дивенсу. После их прибытия Дивенс должен продолжить рекогносцировку в направлении Лисберга. В это время в лагере Стоуна появился полковник (и сенатор) Эдвард Дикенсон Бейкер, командир третьей бригады Стоуна. Стоун поведал ему об ошибке на счёт лагеря и велел ему идти к переправе, принимать командование, и уже по своему усмотрению или отвести войска за Потомак или же переправить на их усиление дополнительные части.

Бейкер отправился к переправе и встретил гонца от Дивенса, который сообщал, что произошла короткая перестрелка с отрядом противника - ротой К 17-го Миссисипского полка. Это произошло в 07:00, когда отряд южан обстрелял роты полковника Ли у переправы, убив одного сержанта. Стрельба началась и на фронте Дивенса, который в 08:30 твёл свой отряд к переправе, но затем вернул его на исходную позицию.

Бейкер сразу же приказал всем доступным частям перейти реку, но при этом не подсчитал необходимое количество лодок. В итоге части застряли на переправе, а сама их переброска заняла весь день. 5 от 15-го Массачусеттского перешли реку первыми и около 11:00 встали на правом фланге Дивенса. Теперь у Дивенса было 10 рот - около 650 человек. В то же время майор Ревере привёл 5 рот на помощь полковнику Ли, в распоряжении которого теперь было 317 человек.

Между тем отряд Дивенса оставался на своей передовой позиции и еще два раза вступал в перестрелку с южанами, которых становилось всё больше. Федеральный подкрепления переходили реку, но оставались около переправы. В итоге около 14:00 Дивенс начал отступать к переправе. Именно в это время на позицию прибыл полковник Бейкер, приказал частям занять оборонительную позицию и ждать подкреплений.

Около 15:00 подошел 18-й Миссисипский пехотный полк, который атаковал северян, но был отбит с тяжелыми потерями. Погиб его командир, полковник Берт и командование принял подполковник Томас Гриффин.

Примерно в то же время Бейкер отправил 2 роты 1-го Калифорнийского полка в разведку боем. Эти роты встретили части 8-го Вирджинского полка, которым командовал полковник Эппа Хантон. Роты попали под залп вирджинцев и отступили, но порядок потерял и вирджинский полк, так что Хатон отвёл его для переформирования. На наведение порядка ушло почти два часа.

Сражение постепенно разгоралось Полковник Бейкер был убит около 16:30 или в 17:00, когда совещался с группой офицеров. Полковник Ли решил, что он теперь старший по званию и принял командование, но реально старшим оказался полковник 42-го Нью-Йоркского, Когсвелл, так что командование перешло к нему. Когсвелл решил, что отступать к скалам и через реку самоубийственно, поэтому приказал пробиваться к Эдвардс-Ферри, но эта атака была отбита вирджинскими и миссисипскими частями. Когсвеллу ничего не оставалось, кроме как приказать отступать к скалам и за реку. Этот приказ так удивил Дивенса, что он попросил повторить его при свидетелях. Отступающих атаковал 8-й Вирджинский пехотный полк, который вступил в бой с двумя ротами 20-го Массачусеттского полка (под командованием капитана Уильяма Бартлетта) и захватил две горные гаубицы.

Имеющихся лодок было недостаточно для переправы, и многие северяне утонули, переплывая Потомак под обстрелом. В 18:30 Стоун узнал о гибели Бейкера. Он приказал полковнику Эдварду Хинку взять свой 19-й Массачусеттский, перебросить его на Харрисон-Айленд и прикрыть отступление. К 20:00 федеральный части, оставшиеся на вирджинском берегу, сдались в плен - всего сдалось 714 человек. Стрельба продолжлась всю ночь. В 21:30 Стоун сообщил Макклеллану о случившемся, а в 22:00 президент Линкольн узнал о гибели своего друга Бейкера.

Последствия

Эта неудача федеральной армии была относительно несерьёзной, но она оказала необычно сильное воздействие на весь ход войны. Помимо гибели действующего сенатора (в первый и последний раз в истории страны) она привела к серьезным политическим перестановкам в Вашингтоне. Стоун был объявлен главным виновником поражения, и на этом фактически закончилась его военная карьера. Кроме того, конгрессмены заподозрили заговор с целью подрыва Союза. Для выяснения причин неудач при Булл-Ран, Уильсонс-Крик и Бэллс-Блафф Конгрессом был создан Объединённый Комитет по Ведению Войны, который в будущем создал много проблем офицерам армии, особенно демократам.

Литература

• Winkler, H. Donald, Civil War Goats and Scapegoats, Cumberland House Publishing, 2008, ISBN 1-58182-631-1.

Ссылки

• [armyhistory.org/disaster-at-balls-bluff-21-october-1861/ Disaster at Ball’s Bluff, 21 October 1861]
• [www.civilwar.org/battlefields/balls-bluff/balls-bluff-maps/battle-of-balls-bluff.html Карта сражения при Бэллс-Блафф]

Отрывок, характеризующий Сражение при Бэллс-Блафф

Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.