Сражение при Везеронсе

Сражение при Везеронсе
Основной конфликт: Бургундо-франкская война 523—524 годов
Расширение Франкской империи в 481—814 годах
Дата	21 июня 524 года
Место	Везеронс-Кюртен
Причина	вторжение франков в Королевство бургундов
Итог	победа бургундов
Противники
Королевство бургундов Франкское государство
Командующие
Годомар II Хлодомир Хильдеберт I Теодорих I Хлотарь I
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Сражение при Везеронсе — основной эпизод бургундо-франкской войны 523—524 годов. Состоялось 21 июня 524 года неподалёку от современного французского города Везеронс-Кюртен. В сражении объединённое войско франкских королей — Хлодомира, Хильдеберта I, Теодориха I и Хлотаря I — потерпело сокрушительное поражение от бургундского войска под командованием короля Годомара II. Победу бургундам принесла гибель на поле боя одного из франкских королей.

Поражение при Везеронсе заставило франков покинуть ранее завоёванные бургундские территории. Таким образом, бургунды смогли сохранить независимость своего королевства до 534 года.

Исторические источники

Основными дошедшими до сегодняшнего времени средневековыми историческими источниками, описывающими сражении при Везеронсе, являются «История франков» Григория Турского и труд «О царствовании Юстиниана» Агафия Миринейского. Об обстоятельствах бургундо-франкской войны 523—524 годов также упоминается в хронике Мария Аваншского, «Книге истории франков» и в письмах из собрания посланий Магна Аврелия Кассиодора.

Предыстория

При короле Хлодвиге I между правителями франков и бургундов сохранялись мирные отношения. Союз между двумя королевствами был заключён в начале VI века, вскоре после бургундо-франкского конфликта 500 года. На правах союзников франков бургунды принимали участие в войне против алеманнов в 506 году и в вестгото-франкской войне 507—509 годов. Сохранению союза способствовали также тесные родственные связи правителей франков и бургундов.

После кончины королей Хлодвига I и Гундобада произошло обострение франкско-бургундских отношений. Причиной разрыва союзнических связей было желание правителей Франкского государства расширить свои владения за счёт земель Королевства бургундов. Подобными же причинами, в первую очередь, было обусловлено и обострение в то же время бургундо-остготских отношений. В результате в 522 году был создан направленный против бургундского короля Сигизмунда остгото-франкский союз.

По свидетельству Григория Турского, поводом для начала конфликта стало обращение вдовы Хлодвига I, королевы Клотильды Бургундской к остальным своим сыновьям с просьбой отомстить бургундам за смерть своих родителей, убитых по приказу короля бургундов Гундобада: «Да не раскаюсь я в том, что я вас, дорогие мои дети, воспитала с любовью. Разделите со мной мою обиду и постарайтесь умело отомстить за смерть моего отца и моей матери».

В 523 году все франкские правители, кроме Теодориха I, отказавшегося воевать против собственного тестя, собрали войска и вторглись в Королевство бургундов. Согласно достигнутому ранее между правителями франков и Теодорихом Великим соглашение, одновременно во владения Сигизмунда должно было вторгнуться и остготское войска. Однако король остготов повелел возглавлявшему поход герцогу Тулуину двигаться в район военных действий как можно медленнее, надеясь, в случае если франки и бургунды вступят друг с другом в битву, сохранить свою армию для участия в разделе земель Королевства бургундов.

Несмотря на отсутствие помощи со стороны остготов, короли франков смогли разбить в сражении войска короля Сигизмунда. Правитель бургундов попытался вместе со своей семьёй укрыться в аббатстве Агун, но был схвачен по приказу Хлодомира и заключён под стражу в Орлеане. В нескольких бургундских городах были размещены франкские гарнизоны, на которые была возложена задача контролировать ситуацию в, как казалось сыновьям Хлодвига I, покорённой стране.

Вскоре после этого в Королевство бургундов прибыло и остготское войска. На упрёки франков Тулуин заявил, что в его задержке виноваты трудности, которые претерпело войско остготов при переходе через Альпы. Конфликт между союзниками был улажен после того, как остготы выплатили франкам предусмотренный в таком случае штраф.

Хотя бургунды потерпели в предыдущем году поражение от франков, они не смирились с утратой независимости. В 524 году бургундская знать объединилась вокруг брата пленённого Сигизмунда, Годомара II, который весной был провозглашён королём. Находившиеся во владениях нового правителя бургундов франкские гарнизоны были уничтожены. В ответ по приказу Хлодомира 1 мая Сигизмунд и члены его семьи были казнены. Намереваясь восстановить контроль над завоёванными землями, все франкские короли — Хлодомир, Хильдеберт I, Теодорих I и Хлотарь I — совершили новый совместный поход в Бургундию.

Сражение

Франкские короли дошли до Изера неподалёку от местечка Везеронс. Здесь 21 июня 524 года произошло кровопролитное сражение между франкскими и бургундскими войсками. Как и в прошлом году, остготы проигнорировали союзные обязательства, хотя их войска всё ещё находилось в землях бургундов.

По свидетельству Григория Турского, франки опрокинули строй бургундских воинов, обратив своих врагов во главе с Годомаром II в бегство. Однако в сражении погиб и король Хлодомир, при преследовании бегущих слишком удалившийся от своих воинов и попавший в засаду. Агафий Миринейский писал, что король франков, узнанный бургундами по своим длинным волосам, был убит ударом копья в грудь. Бургунды «отрубили ему голову, насадили на шест и подняли её вверх».

Средневековые авторы по разному оценивали итоги сражения при Везеронсе. Франкский историк Григорий Турский писал, что его соотечественники «разбили бургундов и подчинили [их] страну своей власти». Византийский хронист Агафий Миринейский свидетельствовал о победе бургундов, сообщая, что те убийством Хлодомира «внушили [франкам] великое смятение и отчаяние, и дух тех упал от боязни так, что они отказались от продолжения в дальнейшем войны». Бургундец Марий Аваншский, писавший в конце VI века, ограничился только упоминанием о самом факте состоявшегося сражения. Современные историки предполагают, что, скорее всего, справедливо свидетельство Агафия, и следует оценивать итог сражения при Везеронсе как тяжёлое поражение франков.

Итоги сражения

Понеся значительные потери, франки должны были покинуть территорию Королевства бургундов, которое, таким образом, сумело отстоять свою независимость. Покорение франками бургундов было отсрочено на целое десятилетие. Только в ходе войны 532—534 годов франкским королям удалось окончательно разбить Годомара II.

Наиболее значительные выгоды от войны 523—524 годов получили остготы, за время нахождения на территории бургундов сумевшие взять под контроль все земли от Дюранса до Дрома, а, возможно, и до Изера. Они не участвовали в сражении при Везеронсе, однако через некоторое время после битвы Тулуину удалось добиться от Годомара II в качестве платы за уход остготского войска передачи Теодориху Великому власти над пятью городами к югу от реки Дром — Авиньоном, Кавайоном, Карпантрасом, Оранжем и Везоном. Благодаря этому приобретению, владения Королевства остготов в Галлии достигли своего наибольшего размера.

Археологические данные

В 1871 году в торфяном болоте около Сен-Дидье-де-Бизона, к северу от места сражения при Везеронсе, был найден шлем византийского образца из позолоченной меди, железа и кожи. Предполагается, что он мог принадлежать одному из франкских вождей. В настоящее время шлем находится в экспозиции Музея Старой епархии в Гренобле.

Литература

Первичные источники

• Агафий Миринейский. [myriobiblion.byzantion.ru/Just.htm О царствовании Юстиниана] / перевод М. В. Левченко. — М.: Арктос, 1996. — 256 с. — (Памятники мировой истории и культуры). — ISBN 5-85551-141-3.
• Григорий Турский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Greg_Tour/frametext3.htm История франков] / перевод В. Д. Савуковой. — М.: Наука, 1987. — 464 с.
• Марий Аваншский. [www.vostlit.info/Texts/rus17/Marius_Aventic/frametext.htm Хроника]. Восточная литература. — перевод по изданию в MGH 1894 года. Проверено 18 февраля 2011. [www.webcitation.org/664ESZwNa Архивировано из первоисточника 10 марта 2012].
• [www.vostlit.info/Texts/rus/Gesta_Fr/frametext.htm Книга истории франков]. Восточная литература. — перевод по немецкому изданию 1982 года. Проверено 18 февраля 2011. [www.webcitation.org/5w9i0ZVZ3 Архивировано из первоисточника 31 января 2011].
• [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/K.phtml?id=2051 Тексты Кассиодора в русском переводе]. Восточная литература. Проверено 1 августа 2015. [www.webcitation.org/61BEHbMnK Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].

Исследования

на английском языке

• Geary, P. J. Before France and Germany: The Creation and Transformation of the Merovingian World. — Oxford: Oxford University Press, 1988. — ISBN 0-19-504458-4.
• Hermann K. [books.google.ru/books?id=qFOKKtBkQaQC Burgund: Geschichte und Kultur]. — C. H. Beck, 2007. — P. 29. — ISBN 978-3-4065-3614-4.
• Jaques T. Dictionary of Battles and Sieges. — Westport, Connecticut — London: Greenwood Press, 2007. — P. 1071. — ISBN 978-0-313-33536-5.
• Martindale, J. R. Tuluin // Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1980. — Vol. II : A.D. 395–527. — P. 1131—1133. — ISBN 0-521-20159-4 [2001 reprint].

на русском языке

• Альфан Л. Варвары. От Великого переселения народов до тюркских завоеваний XI века. — СПб.: Евразия, 2003. — ISBN 5-8071-0135-9.
• Арзаканян М. Ц., Ревякин А. В., Уваров П. Ю. История Франции. — 1-е изд. — М.: Дрофа, 2005. — 474 с. — ISBN 5-7107-6229-6.
• Вольфрам Х. Готы. От истоков до середины VI века / Пер. с нем. Б. Миловидова и М. Щукина.. — СПб.: Издательский Дом «Ювента», 2003. — (Историческая библиотека). — 2 000 экз. — ISBN 5-87399-142-1.
• Лебек С. Происхождение франков. V—IX века / Пер. с франц. В. Павлова. — М.: Скарабей, 1993. — 352 с. — ISBN 5-86507-022-3.
• Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. — Екатеринбург: У-Фактория, 2005. — 560 с. — ISBN 5-94799-388-0.
• Мюссе Л. Варварские нашествия на Европу: германский натиск. — СПб.: Евразия, 2006. — ISBN 5-8071-0184-7.

на французском языке

• Bainville J. [classiques.uqac.ca/classiques/bainville_jacques/Histoire_de_france/Histoire_france.html Histoire de France]. — Paris: Librairie Arthème Fayard, 1924. — 497 с.
• Lot F. [classiques.uqac.ca/classiques/lot_ferdinand/la_gaule/la_gaule.html La Gaule. Les fondements ethniques, sociaux et politiques de la nation française]. — Paris: Librairie Arthème Fayard, 1947. — 592 с.
• Lot F. [classiques.uqac.ca/classiques/lot_ferdinand/la_france_origines/la_france.html La France. Dès origines à la guerre de cent ans]. — Paris: Librairie Gallimard, 1941. — 278 с.
• Lot F. [classiques.uqac.ca/classiques/lot_ferdinand/Naissance_de_la_france/Naissance_france.html Naissance de la France]. — Paris: Librairie Arthème Fayard, 1948. — 864 с.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/MEROVINGIANS.htm#Clodomirdied524 Franks, Merovingian Kings] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 28 сентября 2014.
• [www.ancien-eveche-isere.fr/1139-le-musee-et-ses-collections.htm Les collections permanentes] (фр.). Musée de l’Ancien Evêché. Проверено 28 сентября 2014.

Отрывок, характеризующий Сражение при Везеронсе

– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.