Сражение при Дюнкерке (1639)
| Сражение в проливе Ла-Манш | |||
| Основной конфликт: Восьмидесятилетняя война | |||
 Сражение в проливе Ла-Манш | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
тактическая победа голландцев, | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение в проливе Ла-Манш (Сражение у Дюнкерка) — морское сражение у берегов Дюнкерка (Франция) в 1639 году в рамках Восьмидесятилетней войны. Эскадра испанского адмирала Мигеля де Орна, имевшего приказ присоединиться к флоту адмирала Антонио де Окендо, направлялась в Ла-Корунью в сопровождении транспортной колонны из 2000 валлонских солдат. В районе Дюнкерка испанский флот встретила голландская эскадра Мартена Тромпа. После 4-часового сражения Орна был вынужден отступить в Дюнкерк, потеряв два галеона и ещё один, севший на мель. Несмотря на успех, многие из судов Тромпа сильно пострадали, и голландский адмирал был вынужден отказаться от блокады Дюнкерка. Поэтому Орна после ремонта своих судов смог выполнить свою миссию.
Содержание
Предыстория
К 1639 году испанское положение в войне на море с голландцами значительно ухудшилось[6]. Большая часть Armada del Mar Océano был заблокирована капером Корнелисом Йолом в Гаване и Веракрус[6]. Вступление в войну Франции на стороне голландцев стоило испанцам и их северного флота, уничтоженного более крупным французским флотом Анри де Сурди в битве при Гетарии[6]. Только 20 галеонов под командованием Антонио де Окендо были ещё боеспособны[6].
В январе 1639 года граф-герцог Оливарес завершил строительство большого флота на верфях Ла-Коруньи с целью организации сопровождения перевозки войск и денег в Испанские Нидерланды[3]. Адмирал Антонио де Окендо получил командование над этим этим флотом. Поскольку французские и голландские войска заблокировали сухопутные маршруты, подкрепление в Нидерланды можно было отправить только по морю[6]. Следуя наставлениям Оливареса, испанская эскадра под командованием наваррца адмирала Мигеля де Орна была готова присоединиться к Окендо в Ла-Коруньи. Орно также получил указание сопроводить в Испанию 2000 валлонских солдат[7].
После того, как Генеральный Штаты получил известие о действиях испанцев, адмирал Мартен Тромп получил приказ предотвратить выход эскадры из Дюнкерка. Тромп командовал 12 военными кораблями. Его эскадра появляясь у Дюнкерка 17 февраля[3]. Маркиз Фуэнтес, военный губернатор города, категорически приказал Орна отбывать без промедления, посчитав угрозу со стороны менее многочисленного голландского флота несерьезной[3]. Испанский конвой, состоявший из 12 галеонов, 3 пинасов и 5 транспортов покинул порт на рассвете 18 февраля[7]. В соответствии с современными испанскими подсчетами, большое количество судов Орна сели на мель в Мардике, и адмирал остался только с 6 галеонами и 2 фрегатами[4].
Сражение
В то же время, пока испанская эскадра медленно отходили от форта Мардик, 12 кораблей Тромпа вышли на рейд Дюнкерка[8]. Между Мардиком и Гравелине флоты встретились. Как только корабли вошли в зону досягаемости для артиллерийского огня, начался яростный бой, который длился 4 часа. Флагманский галеон Тромпа "Амилия" был поврежден, и голландский адмирал был вынужден дважды отходить для тушения пожаров и латания обшивки[8].
Господствовал западный ветер, который постепенно сносил испанские корабли в сторону форта Мардик, под защиту береговых орудий. Тромп последовал за испанцами. В ходе преследования голландцам удалось захватить два галеона, а ещё один галеон сел на мель. Остальные испанские корабли смогли укрыться под защитой береговых орудий. Тем не менее, адмирал Орна сразу после боя был вынужден уйти в отставку[8]. Потери, понесенные его флотом, были оценены голландцами в цифру 1600 человек убитыми и ранеными[9], около 250 испанцев попали в плен на двух захваченных галеонах[10].
Последствия
Маркиз Фуэнтес был обвинен в провале похода, но Орна и его вице-адмирал Маттис Ромбут вскоре были восстановлены на службе[10]. Через месяц ремонта и переоборудования эскадра повторно вышла в море, и Орна отплыл из Дюнкерка 12 марта[10]. В итоге ему удалось привести суда в Ла-Корунью без неприятностей. Тромп и несколько его офицеров были награждены золотыми цепями и медалями. Но в отличие от испанцев, он не смог восстановить свои корабли, и когда он попытался преследовать Орно 15 марта, в составе его эскадры было лишь 4 корабля[10]. Орна стратегически выполнил свою миссию, а Тромп за 2 года блокады Дюнкерка не смог перекрыть Ла-Манш для испанских судов.
Напишите отзыв о статье "Сражение при Дюнкерке (1639)"
Примечания
Литература
- (англ.)Boxer, C.R., The Journal of Maarten Harpertszoon Tromp, Cambridge University Press, Cambridge, 1930.
- (исп.)Lorenzo de Cevallos y Arce, RELACIÓN DEL SOCORRO QUE YNVIÓ S.M. DESDE EL PUERTO DE LA CORUÑA Á LOS ESTADOS DE FLANDES, AÑO DE 1637 in Colección de documentos inéditos para la historia de España. LXXV. Madrid, Spain: Impr. de la Viuda de Calero.
- (нид.)R. Prud’homme van Reine, Schittering en schandaal, Biografie van Maerten en Cornelis Tromp., (Arbeiderspers, 2001)
- (нид.)Dr M.G De Boer (1941). Tromp en de armada van 1639.
- (исп.)Víctor San Juan (2007). La batalla naval de las Dunas: la Holanda comercial contra la España del Siglo De Oro. Silex. ISBN 978-84-7737-184-7.
- (англ.)R. A. Stradling (2004-01-29). The Armada of Flanders: Spanish Maritime Policy and European War, 1568—1668. Cambridge University Press. ISBN 978-0-521-52512-1.
- (англ.)Jack Sweetman (1997). The Great Admirals: Command at Sea, 1587—1945. Naval Institute Press. ISBN 978-0-87021-229-1.
- (исп.)Fernández Duro, Cesáreo (1898). Armada española desde la Unión de los Reinos de Castilla y de León. Madrid: Est. tipográfico «Sucesores de Rivadeneyra».
Отрывок, характеризующий Сражение при Дюнкерке (1639)
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
