Сражение при Йорктауне (1862)

Сражение при Йорктауне (1862)
Основной конфликт: Гражданская война в США
Федеральная батарея 13-дюймовых мортир образца 1861 года во время осады Йорктауна.
Дата	5 апреля — 4 мая 1862 года
Место	Округ Йорк и Ньюпорт Ньюз
Итог	ничья
Противники
США КША
Командующие
Макклелан, Джордж Магрудер, Джон Джонстон, Джозеф
Силы сторон
121 500 35 000
Потери
182 300

Сражение при Йорктауне (англ. Battle of Yorktown) или Осада Йорктауна (Siege of Yorktown) длилось с 5 апреля по 4 мая 1862 года, будучи частью Кампании на Полуострове в годы американской Гражданской войны. Двигаясь от форта Монро, Потомакская армия генерала МакКлелана встретила небольшую армию южан под командованием Джона Магрудера возле Йорктауна, за линией Уорика. Макклелан приостановил марш по полуострову на Ричмонд (Виргиния) и приступил к осадным работам.

5 апреля IV-й корпус генерала Эрасмуса Кейса впервые наткнулся на укрепления южан возе Лиис-Милл, где Макклелан вообще-то надеялся пройти беспрепятственно. Демонстративные маневры Магрудера убедили федералов в том, что им противостоят серьёзные силы. Противники втянулись в артиллерийскую дуэль, а рекогносцировки показали Кейсу, что укрепления противника весьма серьёзны — и он посоветовал Макклелану не атаковать их сразу. Макклелан приказал приступить к созданию осадных укреплений и подвезти тяжелые осадные орудия. Между тем генерал Джонстон перебросил подкрепления Магрудеру.

16 апреля северяне нащупали слабое место в обороне противника, но не сумели воспользоваться этим успехом. В итоге Макклелан потратил еще две недели на попытки уговорить флот обойти береговые батареи противника и ударить по флангу «Линии Уорика». Макклелан задумал массированную бомбардировку на 5 мая, но южане в ночь на 3-е мая отошли к Уильямсбургу.

Сражение произошло неподалеку от места, где в 1781 году произошла осада Йорктауна — последнее сражение американской войны за независимость на суше.

Предыстория

Макклелан надеялся прорваться к столице Конфедерации, Ричмонд (Виргиния)у, перебросив войска по воде на Вирджинский полуостров, к форту Монро. Его Потомакская армия насчитывала 121 500 человек. Переброска войск началась 17 марта, её осуществляли 389 судов. Макклелан планировал использовать флот для окружения Йорктауна, но этот план не был осуществлен после появления броненосца «Вирджиния» и речного сражения при Хэмптон-Роудс (8-9 марта 1862). Угроза со стороны «Вирджинии» на реке Джеймса и тяжелые батареи южан в устье реки Йорк исключили поддержку флота федералов. Макклелан решился на атаку только сухопутными силами.

Защитников Йорктауна было всего 11-13 тысяч человек, их возглавлял Джон Магрудер. Остальные силы Конфедерации под командованием Джозефа Джонстона были рассеяны в районе Калпепера, Фредериксберга и Норфолка. Магрудер возвел оборонительную линию от Йорктауна на реке Йорк, за рекой Уорик, и провел её до Малберри Пойнт на реке Джеймс. Эта линия получила название «Линия Уорика» ( Warwick Line).

План Макклелана предполагал, что III-й корпус Сэмуэля Хейнтцельмана будет удерживать противника в их траншеях, а IV-й корпус генерала Кейеса обойдет южан слева и перережет их коммуникации. Макклелан и его штаб предполагали, что противник разместился только вблизи Йорктауна.

Сражение

Наступление федералов

4 апреля 1862 федеральная армия прорвала передовую линию укреплений Магрудера, но на следующий день наткнулись на более мощную «Линию Уорика». Местность не позволяла им определить расположение сил противника. Разведка преувеличила численность противника и Макклелан решил, что у противника 40 000 человек на позициях и что Джонстон на подходе с остальными 60 000. Магрудер, в прошлом актер-любитель, имитировал переброску подкреплений, гоняя туда-сюда пехоту и кавалерию и создавая иллюзию присутствия больших масс войск.

5 апреля IV-й федеральный корпус первым вышел к линии Магрудера около Лиис-Милл, где держала оборону дивизия Лафайета Мак-Лоуза. 7-й мэнский пехотный полк развернулся в стрелковую цепь в 1000 ярдов от укреплений, и позже был усилен бригадой Джона Дэвидсона и артиллерией. Артиллерийская дуэль длилась несколько часов. 6 апреля солдаты 6-го мэнского и 5-го висконсинского под командованием бригадного генерала Уинфилда Хэнкока провели рекогносцировку у Дамбы №1, где Магрудер расширил реку для создания дополнительного препятствия. Северяне отбросили пикеты противника и взяли нескольких пленных. Хэнкок решил, что этот участок — слабое место обороны, но МакКлелан не воспользовался этой информацией. Введенный в заблуждение ложными маневрами Магрудера, генерал Кейс поверил, что линию Уорика не взять штурмом, о чем и доложил Макклелану.

К удивлению конфедератов и к огорчению президента Линкольна, Макклелан решил не атаковать без тщательной разведки и приказал заложить параллельную линию укреплений, а также начать осаду Йорктауна. Макклелан действовал исходя из рапортов Кейса, но также и под влиянием информации о том, что I-й корпус генерала Макдауэла остаётся под Вашингтоном и не будет переброшен на полуостров, на что надеялся Макклелан. В итоге еще 10 дней северяне рыли землю, в то время как Магрудер получал подкрепления. К середине апреля Магрудер имел уже 35 000 человек.

Однако хотя МакКлелан сомневался в своем численном превосходстве, он не имел сомнений в превосходстве своей артиллерии. Для осады Йорктауна были задействованы 15 батарей, более 70-ти тяжелых орудий, включая два 200-фунтовых орудия Паррота и 12 100-фунтовых Парротов. Остальные — 20-тифунтовые, 30-ти фунтовые и 4,5 дюймовые Родманы. Эти орудия были усилены 41-й мортирой калибром от 8 до 13 дюймов, которые весили по 10 тонн и стреляли снарядами весом 220 фунтов. Одновременным залпом эти орудия выбрасывали на позиции противника 7 000 фунтов снарядов.

Пока армии закапывались в землю, Армейский Воздухоплавательный Корпус (профессор Тадеуш Лове) задействовал два воздушных шара, «Constitution» и «Intrepid», для воздушного наблюдения. 11 апреля «Intrepid» вместе с генералом Фицджоном Портером(командиром 3 корпуса) поднялся в воздух, но был отнесен ветром в сторону позиций противника. Это вызвало панику среди федеральных командиров, однако ветер вскоре переменился и отнес шар обратно. Капитан-южанин Джон Бриан попал однажды в аналогичную ситуацию.

Плотина №1

16 апреля северяне обнаружили слабое место в обороне противника в районе дамб №1, около Лиис-Милл, о котором Хэнкок сообщал еще 6 апреля. После небольшой перестрелки Магрудер осознал слабость позиции и приказал её укрепить. К дамбе перебросили три полка под командованием Ховелла Кобба и еще три полка расположились поблизости. Эти перемещения обеспокоили Макклелана, который увидел угрозу для своих осадных работ. Он приказал генералу Уильяму Смиту, из IV корпуса, помешать работам противника, но не ввязываться в серьёзный бой.

После бомбардировки в 8:00 генерал Уильям Брукс и его вермонтская бригада выслали вперед стрелков. В 15:00 четыре роты 3-го вермонтского полка перешли дамбу и обратили в бегство защитников. Кобб, вместе со своим братом Томасом Коббом, сформировал новую линию из Джорджианского легиона, и атаковал вермонтцев, которые заняли траншеи южан. В том бою барабанщик-северянин Джулиан Скотт несколько раз переходил реку под огнём противника, вынося раненых, за что позже получил Медаль Почёта. Её же получили сержант Эдвард Холтон и капитан Сэмуэль Пингри.

Не получив подкреплений, вермонтские роты отступили назад по дамбе, понеся при этом некоторые потери. Около 17:00 генерал Смит приказал 6-му вермонтскому атаковать противника ниже по течению, а 4-му вермонтскому провести демонстрацию у дамбы. Но тот маневр не удался: 6-й вермонтский попал под обстрел и был вынужден отступить. Некоторые раненые при этом утонули в реке.

Последствия

С точки зрения северян, действия у плотины №1 были бессмысленны, но они стоили им 35 человек убитыми и 121 ранеными. Потери конфедератов были около 60 или 75 человек. Уильям Смит, который дважды падал с лошади за этот бой, был обвинен в пьянстве при исполнении, но расследование конгресса не подтвердило эти обвинения.

До конца апреля конфедераты, уже численностью 57 000, теперь под непосредственным командованием Джонстона, усовершенствовали свою оборону, в то время как Макклелан занимался сложным процессом перевозки тяжелых осадных батарей. Он планировал ввести их в дело 5 мая. Джонстон понимал, что не сможет устоять под бомбардировкой, потому 3 мая начал переброску припасов к Ричмонду. Беглые рабы сообщили об этом Макклелану, но он не поверил этим сообщениям. Он был убежден, что армия, численность которой он оценивал в 120 000 человек, останется на месте и будет сражаться. Вечером 3 мая южане сами провели небольшую бомбардировку, после чего наступила тишина. Рано утром Хейнцельман поднялся в воздух на наблюдательном воздушном шаре и обнаружил, что укрепления противника пусты.

МакКлелан был ошеломлен этими новостями. Он послал кавалерию Джорджа Стоунмана в преследование и приказал дивизии генерала Уильяма Франклина погрузиться на корабли, подняться вверх по реке Йорк и отрезать пути отступления Джонстону. Это впоследствии привело к сражению при Вильямсберге.

Литература

• Burton, Brian K. The Peninsula & Seven Days: A Battlefield Guide. Lincoln: University of Nebraska Press, 2007. ISBN 978-0-8032-6246-1.
• Eicher, David J. The Longest Night: A Military History of the Civil War. New York: Simon & Schuster, 2001. ISBN 0-684-84944-5.
• Kennedy, Frances H. The Civil War Battlefield Guide. 2nd ed. Boston: Houghton Mifflin Co., 1998. ISBN 0-395-74012-6.
• Salmon, John S. The Official Virginia Civil War Battlefield Guide. Mechanicsburg, PA: Stackpole Books, 2001. ISBN 0-8117-2868-4.
• Sears, Stephen W. To the Gates of Richmond: The Peninsula Campaign. Ticknor and Fields, 1992. ISBN 0-89919-790-6.
• Quarstein, John V., and J. Michael Moore. Yorktown's Civil War Siege: Drums Along the Warwick. Charleston, SC: History Press, 2012. ISBN 978-1-60949-656-2.

Ссылки

• [www.cr.nps.gov/hps/abpp/battles/va009.htm National Park Service battle description]
• [www.nps.gov/hps/abpp/CWSII/VirginiaBattlefieldProfiles/Winchester%20II%20to%20Yorktown.pdf CWSAC Report Update]
• [www.civilwartraveler.com/about/maps/PeninsulaMap.pdf Virginia Civil War Traveler map]

Отрывок, характеризующий Сражение при Йорктауне (1862)

– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)