Сражение при Кентиш-Нок

Сражение при Кентиш-Нок
Основной конфликт: Первая Англо-Голландская война
Битва при Кентиш-Нок, худ. А. Виллартс
Дата	28 сентября (8 октября) 1652 года
Место	отмель Кентиш-Нок, к востоку от устья Темзы, Англия
Итог	победа англичан
Противники
Английская республика Республика Соединённых провинций Республика Соединённых провинций
Командующие
Роберт Блейк Витт, Витте Корнелисзон де
Силы сторон
68 кораблей, 2400 орудий, 10000 матросов 62 корабля, 1900 орудий, 7000 матросов
Потери
неизвестно 2 корабля

Сражение при Кентиш-Нок — морское сражение Первой Англо-Голландской войны, состоявшееся 28 сентября (8 октября) 1652 года между английским флотом и флотом Соединённых Провинций в районе отмели Кентиш-Нок в 30 км к востоку от устья Темзы. Дезорганизованный внутренними конфликтами голландский флот оказался не в состоянии предпринять решительные действия и был вынужден отступить, потеряв два корабля и множество человек убитыми.

Предыстория

Голландский лейтенант-адмирал Мартен Тромп был отправлен в отставку Генеральными штатами Нидерландов после его отказа сразиться с англичанами у Шетландских островов в августе 1652 года. Его преемником на посту верховного главнокомандующего голландским флотом стал вице-адмирал Витте де Витт из Адмиралтейства Роттердама. Это назначение вызвало раскол между провинциями Голландия и Зеландия, поскольку Витт был личным врагом командира флота Зеландии вице-адмирала Йохана Эвертсена, который сам оставил службу из-за конфликта с Генеральными Штатами. Тромп и Эвертсен были убежденными оранжистами, а Витт был верным слугой Штатов, которые стали доминировать в политической жизни Нидерландов после смерти штатгальтера Вильгельма II Оранского.

Витт выступал за более агрессивную морскую политику, направленную на уничтожение вражеского флота, вместо того, чтобы пассивно защищать торговые конвои от английских нападений. Он решил атаковать английский флот на рейде в Даунсе вблизи Дувра и вышел из Схоневельда 5 октября 1652 года. Однако флот попал в шторм, повредивший большинство судов. Кроме того, девять кораблей Михаила де Рюйтера, на поддержку которых рассчитывал Витт, были вынуждены вернуться в порт для ремонта. Рюйтер выразил мнение, что в таких условиях лучше избегать открытого столкновения с англичанами и продолжать охранять конвои, но Витт настаивал на решающем сражении.

Битва

Флоты встретились 8 октября. Соединенные Провинции имели 62 корабля и около 1900 орудий и 7000 матросов; Англия — 68 кораблей под командованием Роберта Блейка с 2400 пушек и 10000 матросов. Авангард голландского флота находился под командованием Михаила де Рюйтер, центром командовал сам Витт, а арьергардом — контр-адмирал Гидеон де Вильдт.

Около полудня 8 октября голландский флот увидел английский флот, шедший с юга. Накануне вечером флот Витта был застигнут бурей, и корабли оказались рассеяны. Пользуясь благоприятным ветром, Блейк решил использовать это для атаки на неупорядоченный строй голландцев.

Витт поспешно собрал свой флот около 14:30, за исключением пяти судов, которые дрейфовали слишком далеко на севере. Он решил перенести свой флаг с небольшого Prinses Louise на Brederode — бывший флагман Тромпа и самое мощное судно голландского флота. Однако экипаж корабля, верный Тромпу, отказался пустить его на борт, сделав даже предупредительный залп по лодке, в которой Витт направлялся к борту с документами от Генеральных штатов. Витт вообще имел плохую репутацию среди моряков — около сотни матросов покинули флот, когда стало известно, что он будет верховным главнокомандующим. Командор Корнелис Эвертсен, брат Йохана Эвертсена, был призван в качестве парламентера, но договориться с матросами не удалось. Когда вражеский флот был уже в пределах видимости, Витт был вынужден поднять свой флаг на большом, но медленном Prins Willem, где он обнаружил множество пьяных офицеров и неподготовленный экипаж.

Блейк также в преддверии боя сменил флагман и перебрался со слишком большого Sovereign на более маневренный Resolution. Бой начался около 17:00. Блейк рассчитывал сломать голландский строй, но при подходе английского флота большинство голландских кораблей начали уступать на восток. В то же время ветер значительно ослаб. В результате оба флота медленно проходили друг мимо друга в противоположном галсе. Это было очень неблагоприятно для голландцев: неудобный ветер давал англичанам преимущество в точности стрельбы, а английский флот и без того был лучше вооружен. Тем не менее некоторые английские корабли первоначально попали в тяжелую ситуацию: Sovereign и James сели на мель у Кентиш-Нок и с большим трудом снялись с неё. Resolution и Dolphin углублились слишком далеко вперед и оказались в окружении, но были спасены вмешательством других английских кораблей. Около 19:00 боевые действия прекратились в связи с наступлением темноты. В это время один голландский корабль, Maria, был захвачен англичанами, а другой — Gorcum — был брошен экипажем в полузатонувшем состоянии, но после этого спасен голландцами. Burgh van Alkmaar был взорван экипажем, чтобы он не достался врагу. После этого несколько голландских кораблей, чей моральный дух был сломлен этим взрывом, оставили поле боя.

На следующий день рано утром около десяти голландских кораблей, в основном под командованием капитанов из Зеландии, недовольных Виттом, нарушили присягу и отплыли домой. Это обычно связывают с тем, что Витт на утреннем военном совете назвал зеландийских капитанов трусами и предупредил их, что в Голландии ещё достаточно древесины, чтобы возвести виселицу для любого из них. Ситуация стала безнадежной для голландцев, но Витт ещё решился сделать последнее усилие.

Голландцы отплыли ещё дальше на юг в надежде получить благоприятный ветер. Этот план, однако, не удался: первые несколько кораблей, с трудом ловя ветер, отошли слишком далеко на запад и были сильно повреждены английским огнём. Ветер сменился на северо-восточный, вновь предоставив англичанам преимущество. Михаил де Рюйтер и Корнелис Эвертсен, наконец, смогли убедить Витта смириться с неизбежным, и голландский флот в конце дня начал отступление на восток.

Английский флот прекратил преследование, когда достиг фламандских отмелей. Здесь Витт решил быстро вывести флот в море в бассейне Вилингена, а затем сделать ещё одну попытку разгромить врага. Рюйтер на это тактично отметил: «Такая смелость слишком опасна». Под давлением офицеров Витт отказался от своей затеи и привел флот в Хеллевутслёйс 12 октября.

Последствия

Голландцы признали после своего поражения, что они нуждались в более крупных кораблях для разгрома английского флота, и инициировали новую судостроительную программу. По словам Витта, причиной поражения был недостаток у голландского флота брандеров. Однако общественное мнение признало главным виновником провала самого Витта. В тот же вечер 12 октября Генеральные Штаты узнали о поражении и направили письмо Тромпу и Йохану Эвертсену с просьбой вернуться на службу. Витт перенес нервный срыв и был официально уволен с поста верховного главнокомандующего в мае 1653 года.

Составы эскадр

Англия (Роберт Блейк)

• Sovereign 106 орудий
• Resolution 88
• James 66
• Triumph 60
• Vanguard 58
• Andrew 56
• Speaker 54
• Lion 50
• Convertine 44
• Garland 44
• Advice 42
• Diamond 42
• Foresight 42
• Pelican 42
• Ruby 42
• Assistance 40
• Assurance 40
• Dragon 40
• London 40 (переоборудованное торговое судно)
• Nonsuch 40
• President 40
• Richard and Martha 40 (переоборудованное торговое судно)
• Portsmouth 38
• Anthony Bonaventure 36 (переоборудованное торговое судно)
• Hound 36
• Guinea 34
• Hercules 34 (переоборудованное торговое судно)
• Lisbon Merchant 34 (переоборудованное торговое судно)
• Convert 32
• Mary 32
• Exchange 30 (переоборудованное торговое судно)
• Cullen 28 (переоборудованное торговое судно)
• Prudent Mary 28 (переоборудованное торговое судно)
• Advantage 26
• Falmouth 26
• Sampson 26
• Martha 25 (переоборудованное торговое судно)
• Golden Dove 24 (переоборудованное торговое судно)
• Old Warwick 24
• Pearl 24
• Acorn 22 (переоборудованное торговое судно)
• Cygnet 22
• Little President 22
• Nightingale 22
• Gift 16+ (переоборудованное торговое судно)
• Paradox 12
• Renown 10 (брандер)

Нидерланды (Витте де Витт)

Соединенные провинции
Название	Командир	Орудия
Brederode	Абель Рулантс	54
Prins Willem	вице-адмирал Витте де Витт	56
Prinses Louijse	командор Михаил де Рюйтер	48
Vrede	контр-адмирал Гидеон де Вильдт	42
Aartsengel Michiel	Эммануил Залинген	40
Graaf Willem	контр-адмирал Ян Гидеонсзон Вербург	40
Groningen	Авраам ван дер Хульст	40
Vogelstruys	Доуве Аукес	40
Vrede	Петер Саломонсзон	30
Prins te Paerd	Корстьен Корстиенсен	38
Drie Coningen	Лукас Альбертсзон	36
Engel Gabriël	Исаак Сверс	36
Prinses Louise	Витте де Витт (на второй день)	36
Zeelandia	Николас Марревельт	36
Hollandia	Альберт Классен де Графф	32
Amsterdam	Адриан Кемпен	30
Faeme	Корнелис Лонке	30
Gorcum	Ян Якобсен ван Нес	30
Gouden Leeuw	Якоб Адриансен Пенссен	30
Haes in 't Veldt	Лендерт ден Хаэн	30
Haes	Бастьен Кентсен	30
Liefde	Франс Крийссен Мангелер	30
Maria	Клас Сал	30
Wapen van Enckhuysen	Геррит Фемссен	30
Witte Lam	Корнелис ван Хутен	30
Arke Troijane	Авраам ван Кампен	28
Breda	контр-адмирал Адриан Бруйнсвельд	28
Zeeuwsche Leeuw	командор Корнелис Эвертсен-старший	28
Campen	Йорис ван дер Зен	40
Gelderland	Корнелис ван Вельсен	28
Gouda	Ян Эгбертсен Омс	28
Leyden	Корнелис Холла	28
Prins Maurits	Корнелис Петерсен Тенман	28
Sint Franscisco	Стоффель Юриенссен	28
Sint Pieter	Ян Янссен ван дер Вальк	28
Star	Якоб Паульсен Корт	28
Westergo	Тиймен Классен	28
Zeeridder	Гиль Янссен	28
Zutphen	Эвоут Йеронсен	28
Dubbele Arend	Аллерт Янссен	26
Kasteel van Medemblick	Габриэль Антойниссен	26
Sint Jan	Лауренс Лиспенсьер	26
Ter Goes	Корнелис Куйпер	26
Achilles	Дирк Шней	28
Burgh van Alkmaer	Геррит Нобель	28
Hector van Troijen	Рейнье Секема	24
Hollandsche Tuyn	Хильбрандт Йеронсен	24
Monnick	Арент Дирксен	24
Sandenburg	Петер Горкум	24
Frisia	Шельте Виглема	28
Eenhoorn (брандер)	Лауренс Йосиассен
Graaf Sonderlandt (брандер)	Хендрик Янссен
Vergulde Buys (брандер)	Ари Корнелиссен
Vos (брандер)	Ян Якобсен

Литература

•  (англ.)Konstam, Angus (2011), Warships of the Anglo-Dutch Wars 1652-74. Osprey Publishing, ISBN 978-1-84908-410-9

Отрывок, характеризующий Сражение при Кентиш-Нок

Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.