Сражение при Краоне

Сражение при Краоне
Основной конфликт: Война Шестой коалиции
Битва при Краоне кисти худ. Теодора Юнга
Дата	7 марта 1814
Место	Краон, Франция
Итог	Тактическая победа Наполеона
Противники
Россия     Франция
Командующие
ф.-маршал Блюхер генерал-лейт. Воронцов император Наполеон
Силы сторон
до 100 тыс. солдат, из них в бою 21200 84 орудия до 40 тыс. солдат, из них в бою 29400 120 орудий
Потери
5 тыс. солдат 7—8 тыс. солдат

Сражение при Краоне — оборонительное сражение 2 русских дивизий из армии Блюхера против армии Наполеона в ходе кампании 1814 года на территории Франции.

Пехотные дивизии Воронцова и Строганова из корпуса Винцингероде успешно оборонялись 7 марта 1814 года на Краонских высотах на берегу реки Эна от 30-тысячной армии Наполеона, после чего в порядке отошли по приказу прусского фельдмаршала Блюхера к основным силам армии к 2 часам дня. Французы заняли высоты, однако их потери в полтора раза превысили потери русских войск.

Предыстория

Кампания 1814 года

В первых числах января 1814 года австро-прусско-русские войска с присоединившимися корпусами немецких государств вторглись во Францию с целью свержения Наполеона. Несмотря на 2-кратное превосходство союзных сил над войсками Наполеона из-за несогласованности действий союзников и политических разногласий в их рядах первое наступление на Париж провалилось. В ходе шестидневной кампании 9—14 февраля Наполеон по частям разгромил Силезскую армию под началом прусского фельдмаршала Блюхера, после этого при Мормане и Монтро Наполеон с успехом атаковал и разбил передовые корпуса Главной армии союзников под началом австрийского фельдмаршала Шварценберга.

Сразу после победы при Монтро Наполеон двинулся к Мери с намерением форсировать Сену и выйти на коммуникации Главной армии союзников, отступившей к Труа. Однако 22 февраля он обнаружил на другом берегу армию Блюхера, оправившуюся от поражений. Наполеон не решился атаковать объединённые силы союзников, которые в 2 раза превосходили войска в его распоряжении.

Несмотря на значительное численное превосходство Шварценберг приказал оставить Труа и отступить в Бар-сюр-Об и Бар-сюр-Сен. Блюхер, возмущённый этим решением, обратился к русскому царю и прусскому королю, находившимся при Главной армии, и получил разрешение действовать самостоятельно.

Союзные армии поменялись функциями: до того вспомогательная армия Блюхера теперь должна была вести активные наступательные действия, а Главная армия Шварценберга отвлекать и распылять французские силы. На усиление Блюхера были направлены русский корпус Винцингероде и прусский Бюлова из Северной союзной армии Бернадота, вяло действовавшей на вспомогательном направлении на севере Европы.

Отделение Блюхера от Главной армии

В ночь на 24 февраля Блюхер оставил Мери. Вместо движения на север навстречу подкреплениям, он направился на северо-запад, рассчитывая разбить разделённые слабые заслоны маршалов Мармона и Мортье. 27 февраля Блюхер подошёл к Лаферте-су-Жуар (75 км восточнее Парижа) на Марне, где встретил маршалов, успевших объединиться и организованно отступить к Мо.

Наполеон занял Труа 23 февраля, но, узнав о выдвижении Блюхера, решил организовать его преследование как наиболее опасного и активного противника. Убедившись в пассивности Шварценберга, Наполеон оставил против него возле Бар-сюр-Об и Бар-сюр-Сен немногочисленные войска маршалов Удино, Макдональда и генерала Жерара, всего 30 тыс. солдат, а сам 27 февраля с примерно 40 тысячами тайно двинулся из Труа к Лаферте-су-Жуар в тыл к Блюхеру.

Союзные монархи, опасаясь за участь армии Блюхера, вынудили Шварценберга перейти хотя бы в частичное наступление. 27 февраля союзные войска отбросили заслон маршала Удино за реку Об (Сражение при Бар-сюр-Обе), а затем его с Макдональдом за реку Сену, заняв 5 марта город Труа. После этого главнокомандующий Шварценберг, следуя директивам австрийского кабинета, остановил продвижение, развязав тем самым Наполеону руки для борьбы с Блюхером.

После серии неудачных попыток взять Мо штурмом Блюхер узнал о движении Наполеона и начал отступление навстречу двигавшимся подкреплениям. Маршалы Мармон и Мортье перешли в наступление.

Захват Суассона и усиление Блюхера

28 февраля Наполеон занял Лаферте-су-Жуар, вытеснив оттуда пруссаков Йорка. Блюхер, отбиваясь от авангарда Наполеона, вдоль реки Урк пошёл на север к Суассону на Эне, где рассчитывал соединиться с корпусами Винцингероде и Бюлова. Русский корпус Винцингероде подходил от Реймса (восточнее Суассона) вдоль левого (или южного) берега Эны, прусский корпус Бюлова шёл от Лаона, то есть находился на противоположном от Блюхера и Винцингероде правом берегу Эны. Единственный ближайший мост через Эну находился в Суассоне, где в крепости размещался французский гарнизон из 1500 поляков под командованием генерала Моро.. Была ещё переправа в местечке Берри-о-Бак, однако было очевидно, что Наполеон успевал прибыть туда раньше.

Союзники, угрожая штурмом, уговорили генерала Моро покинуть 3 марта крепость Суассона с оружием, после чего 4 марта Блюхер перешёл на правый берег Эны, где его армия, соединённая с корпусами Винцингероде и Бюлова, увеличилась вдвое и стала насчитывать по некоторым данным до 109 тыс. солдат.

Сдача Суассона позволила союзникам объединить наличные силы перед новым сражением с Наполеоном. Все, и союзники, и французы, придавали сдаче Суассона большое значение. Французские историки, однако, склонны преувеличивать инцидент со сдачей Суассона, ошибочно полагая, что Блюхер спас свою армию только благодаря бегству от Наполеона за Эну. Силы Блюхера после соединения с корпусом Винцингероде оценивались в 75 тыс. солдат, то есть более чем в полтора раза превосходили силы Наполеона на левом берегу Эны. Позиция с рекой в тылу была крайне неблагоприятна для Блюхера, однако соотношение сил не позволяет сделать уверенного прогноза о поражении прусского фельдмаршала в случае, если бы Моро не сдал Суассон.

6 марта Наполеон пересёк Эну выше, в местечке Берри-о-Бак, после потери 5 марта 1200 солдат в неудачной попытке отбить Суассон. Мост в местечке Берри-о-Бак был захвачен внезапной атакой генерала Нансути, разогнавшего охрану из казаков. Наполеон знал о потере Суассона, но не знал о соединении союзников и намеревался отрезать центральную дорогу Суассон—Лаон. Уже 7 марта Наполеон атаковал позиции Блюхера на Краонских возвышенностях.

План Наполеона и позиция Блюхера

Как полагают военные историки, ссылаясь на мемуары маршала Мармона, Наполеон был вынужден малыми силами (40—50 тыс.) атаковать Блюхера, чтобы прорваться к северу на Рейн и в Голландию, где рассчитывал деблокировать французские гарнизоны. Гарнизоны могли дать ему до 50 тысяч солдат, что позволило бы французскому императору сокрушить союзные армии во Франции.

Большая армия Блюхера заняла растянутую позицию от берегов Эны до города Лаона. Пехотные дивизии Воронцова и Строганова из корпуса Винцингероде (16300 солдат, 84 орудия) заняли передовую позицию на высоком плато с очень крутыми склонами (Краонское плато), в миле от Эны. Русский корпус Остен-Сакена находился в резерве, в полутора милях за этой позицией. Севернее пруссаки Бюлова (17 тыс.) заняли Лаон, город на большой дороге в Париж. Пруссаки Йорка и Клейста (23 тыс.) разместились на плато между Лаоном и Суассоном. Суассон охранялся русским отрядом генерала Рудзевича (6—9 тыс.).

Генералу Винцингероде с отрядом в 10 тыс. кавалеристов была поставлена задача обойти и атаковать правый фланг или тыл Наполеона, когда тот увязнет в штурме Краонского плато. Фланговому манёвру Винцингероде придавалось решающее значение в диспозиции предстоящего сражения.

Ход сражения

В сражении при Краоне принимали участие только 2 пех. дивизии под общим командованием генерал-лейтенанта Воронцова, общей численностью 16300 человек. Резерв Остен-Сакена, за исключением его конницы (до 5 тыс. гусар и драгун), не принимал участие в бою, а генерал Винцингероде из-за плохих дорог и ошибочного маршрута не смог осуществить вовремя обходный манёвр кавалерией.

Сражение началось 7 марта, в 9 часов утра. Наполеон разместил 6 артиллерийских батарей на возвышенности вблизи Краона. На левый фланг русской позиции он направил 3 штурмовые колонны под общим командованием маршала Нея. На правый фланг русских Наполеон направил гвардейцев Мортье и кавалерию Нансути. В центре атаковал маршал Виктор. Всего с французской стороны в сражении приняло участие 29400 солдат.

В рядах французской армии было много новобранцев, поэтому французским генералам и маршалам приходилось лично вести их в атаку. Маршал Виктор был тяжело ранен ядром в ногу, из-за чего он навсегда оставил военную службу. Нансути, Груши и 4 других наполеоновских генерала также получили серьёзные ранения.

Колонны Нея захватили деревню Айлес, но были выбиты оттуда русской контратакой. После безуспешных попыток вновь овладеть деревней, французы установили напротив её сильную батарею, огонь которой заставил русских покинуть деревню. Охваченные с обоих флангов русские дивизии на плато оказались в опасном положении.

Когда Блюхер не дождался кавалерийской атаки Винцингероде в тыл Наполеону, то приказал Воронцову отступить с плато в 2 часа дня. Отход в сторону Лаона прикрывался артиллерийским огнём и, по признанию военных специалистов, был осуществлён блестяще.

Наполеон, заметив отходящие каре русской пехоты, вывел на передовую линию всю доступную артиллерию, около сотни орудий. Одновременно французская кавалерия пыталась атаковать спускающуюся с плато пехоту. Русские гусары и драгуны из резерва Остен-Сакена отбросили кавалеристов Наполеона, что дало время установить на склонах плато русские батареи в две линии, одна над другой. Когда русская пехота миновала свои орудия, те стали бить с такой интенсивностью, что французы были вынуждены убрать батареи с линии огня. Артиллерийская дуэль, по признанию очевидцев беспрецедентная в кампании, продолжалась 20 минут.

В атаке был смертельно ранен командир 2-й гусарской дивизии генерал-лейтенант Ланской.

Итоги сражения

При штурме Наполеон потерял 7—8 тысяч солдат, причём в этом сражении непропорционально много французских генералов выбыло из строя. Сам Наполеон в письме брату Жозефу назвал цифры в 10 раз меньшие, хотя точно оценил потери противника.

Русские потери составили 5 тысяч солдат, согласно оценкам историков и надписи на 54-й стене галереи воинской славы Храма Христа Спасителя. Сражение при Краоне рассматривается как одно из самых кровавых за всю кампанию, если оценивать удельное число убитых и раненых (процент от количества участников сражения). Ни одна из сторон не захватила трофеи. Захваченное ценой больших потерь плато не имело значения для Наполеона с военной точки зрения. Его цель разбить, или хотя бы сильно ослабить армию Блюхера, оставалась нерешённой.

Согласно автору A. Alison Наполеон, огорчённый большими безрезультатными потерями, дал такую оценку сражению:

«Я ясно вижу, что эта война — бездна, но я буду последним, кого она поглотит. Если нам предложат носить оковы, я не вытяну руки вперёд, чтобы принять их. Только Старая Гвардия стояла твёрдо. Все остальные плавились как снег.»

Граф Воронцов получил за сражение, успешное с точки зрения царя, высокий орден Св. Георгия 2-й степени. 4 российских полка были отмечены за доблесть Георгиевскими знаменами.

Блюхер стянул все наличные силы (104 тыс., из них 22 тыс. кавалерии, 260 орудий) к Лаону. Из-за трудностей снабжения русский гарнизон покинул Суассон. Наполеон также стянул свои силы в кулак, доведя численность армии до 52 тыс. солдат, включая 10 тыс. кавалерию. 9—10 марта 1814 года состоялось сражение при Лаоне, в котором Наполеон потерпел поражение и отступил через Суассон и Берри-о-Бак за Эну.

Литература

• [books.google.com/books?id=Q4UBAAAAQAAJ&pg=PA1&dq=Annals+of+the+war+Cust#PPA227,M1 Edward Cust, Annals of the wars of the nineteenth century, pub. in 1863, p. 227]
• [books.google.com/books?id=GN4BAAAAMAAJ&pg=PA288&dq=Lives+of+Lord+Alison+Etoges#PPA364,M1 Archibald Alison, Lives of Lord Castlereagh and Sir Charles Stewart, pub. in 1861, v.2, p. 364]
• [history.tuad.nsk.ru/Author/Russ/B/Bantysh-Kamensky/feld/g-43.html Д. Н. Бантыш-Каменский, 43-й генерал-фельдмаршал князь Фабиан Вильгельмович фон дер Остен-Сакен]

Отрывок, характеризующий Сражение при Краоне

– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.