Сражение при Макдауэлле

Сражение при Макдауэлл
Основной конфликт: Гражданская война в США
Дата	8 мая 1862 года
Место	Виргиния
Итог	Победа КША
Противники
США КША
Командующие
Роберт Милрой Роберт Шенк Томас Джексон
Силы сторон
6 500 6 000
Потери
259 (34 убито, 220 ранено, 5 потеряно) 420 (116 убито, 300 ранено, 4 потеряно)

Сражение при МакДауэлл (англ. Battle of McDowell), также известное как Сражение при Сайтлингтон-Хилл, произошло 8 мая 1862 года в штате Виргиния, во время кампании в долине Шенандоа, в ходе американской гражданской войны. Оно произошло практически сразу после сражения при Кернстауне. Безрезультативное тактически, оно дало серьёзные стратегические преимущества армии Юга.

Предыстория

Колонна Джексона покинула Вест-Вью 7 мая и двинулась на запад по Паркерсбергской дороге. В авангарде шли части бригады Эдварда Джонсона. Днем они наткнулись на пикеты федералов. Федеральные силы состояли из частей 3-го западновиргинского, 32-го огайского и 75-го огайского полков под общим командованием бригадного генерала Роберта Милроя. Эти части в спешке отошли, бросил свои обозы.

Южане разделились на две колонны, чтобы окружить позиции противника. Милрой приказал отступать и собраться у села Макдауэлл, где он рассчитывал получить подкрепления. Он разместил артиллерию на хребте Шоус-Ридж, чтобы помешать Джексону спуститься с гребня горы Шенандоа. Эти орудия потом тоже были переброшены в Макдауэлл. На закате передовые полки Джексона подошли к Шоус-Фок встали там лагерем. Из-за узкой дороги и отсутствия достаточного пространства под лагерь, армия Джексона растянулась на 8-10 миль по дороге, и их авангард стоял в Драй-Брэнч-Гэп. Сам Джексон со штабом разместился на заставе Роджерса. Ночью Милрой отошел за реку Баллпастер к Макдауэллу и разместился со штабом в Халл-Хаус.

Сражение

На рассвете 8 мая южане перешли Шоус-Ридж, спустились к реке Каупастер возле «Дома Вильсона» и поднялись на Буллпастерскую гору. Никто им не препятствовал. Поднявшись на вершину, Джексон и его картограф, Джедедия Хотчкисс изучили позиции противника, после чего Джексон продолжил движение к подножию холма Сайтлингтон-Хилл. Предполагая, что дорога перекрыта, он свернул в узкую лощину, ведущую на вершину холма. Отбросив федеральных стрелков, Джексон разместил пехоту на длинном хребте холма. Он велел штабу найти способ доставить орудия на холм и спланировать обход федеральных позиций с севера.

Около 10:00 из Франклина форсированным маршем подошла бригада Роберта Шенка.

"Я нашел Милроя и его небольшой отряд у подножия гор, пытающегося обороняться от противника, который занимал высоты, охватывающие нас как бы амфитеатром. Единственный путь отступления был – вниз по узкой долине, откуда я только что пришел.»

Будучи старше Милроя по званию, Шенк принял на себя общее командование войсками в Макдауэлле. Он разместил свою артиллерию, 18 орудий, на Кладбищенском Хребте и около пресвитерианской церкви, чтобы она прикрывала мост через реку Баллпастер. Пехоту он построил в линию, от поселка на юг, вдоль реки, на дистанции 800 ярдов. 2-й западновиргинский полк он поместил в Халлс-Хилл, восточнее реки, откуда просматривалась дорога. Три кавалерийские роты прикрывали левый фланг, располагаясь севернее поселка.

Разведчики сообщили, что южане пытаются установить артиллерию на холме, что позволит им вести огонь по позициям северян в низине, у села. Позже эта информация была признана ложной, но Шенк решил, что появления артиллерии допустить нельзя. Так как противник не спешил с атакой, Шенк и Милрой решили нанести удар первые. Милрой двинул вперед свою бригаду (25 огайский, 32 огайский, 75 огайский, 3 западновиргинский) и 82 огайский полк из бригады Шенка, всего 2 300 человек. Около 15:00 Милрой лично повел атакующие войска, которые перешли мост и двинулись по лощинам, которыми был изрезан склон холма.

В то же время Джексон занял вершину холма, и не двигался дальше, планируя пути обхода противника с севера. Он решил не отправлять артиллерию на холм, чтобы не потерять её в случае отступления. Между тем федеральная артиллерия с Кладбищенского Холма начала обстрел, чтобы поддержать свою пехоту.

Шенк также имел шестифунтовое орудие, которое было затащено на вершину холма Халлс-Хилл, чтобы вести огонь по правому флангу противника через дорогу. Некоторые говорят, что там была целая батарея. Федеральная линия решительно поднималась вверх по склону. Сражение становилось «жестоким и кровавым».

Сражающиеся были так близко друг к другу, что офицеры Севера узнали в лицо Джексона. «Вон старик Джексон, давайте обойдем его!», кричали они. «Давайте, обходите, если сможете!» («Yes, damn you! Flank me if you can»), кричал в ответ Джексон.

3-й виргинский полк наступал по шоссе, стараясь обойти правый фланг противника. Джексон усилил фланг двумя полками и при прикрыл шоссе силами 21-го виргинского полка. 12-й джорджианский полк был в центре позиции южан и несколько впереди, он принял на себя основной удар противника и понес тяжелые потери. Сражение длилось около четырёх часов, северяне пытались прорвать центр и обойти левый фланг противника. В сражении за Сайтлингтон-Хилл было задействовано 9 полков южан против 5 полков северян, примерно 2800 против 2300. На закате северяне отступили в Макдауэлл. Джексон был ранен в ногу и покинул поле боя.

Последствия

После заката федеральные силы отошли от Сайтлингтон-Хилл за Макдауэлл, забрав с собой раненых. Северяне потеряли 259 человек (34 убито, 220 ранено, 5 потеряно), южане 420 (116 убито, 300 ранено, 4 потеряно) — редкий случай, когда атакующие понесли меньше потерь, чем обороняющаяся сторона. 9 мая Шенк и Милрой начали отступление в сторону Франклина. 73-й Огайский полк продолжал перестрелку у реки до рассвета, затем тоже отступил, действуя в качестве арьергарда. 10 человек этого полка были случайно потеряны и потом попали в плен.

Вскоре после отступления федералов южане вступили в Макдауэлл. Джексон преследовал противника примерно неделю, почти достиг Франклина, и только тогда, 15 мая, повернул обратно в долину.

Сражение при Макдауэлле изучается военными историками по нескольким причинам. В смысле тактики сражение прошло вничью: атака Милроя удивила Джексона, южане понесли большие потери, но остались на своих позициях. В смысле тактики сражение и последующее отступление северян стало важной победой Конфедерации. Джексон продемонстрировал способность концентрировать свои силы против разрозненных частей противника, не давая им объединиться.

Ссылки

• [www.civilwar.org/battlefields/mcdowell/maps/mcdowellmap.html карта сражения]
• [stonewall.hut.ru/reports/taliaferro_report.htm Рапорт генерала Тальяферро после сражения при Макдауэлле]
• [ehistory.osu.edu/osu/books/battles/vol2/pageview.cfm?page=298 Отчеты Шенка и Милроя]

Отрывок, характеризующий Сражение при Макдауэлле

Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.