Сражение при Максене
| Сражение при Максене | |||
| Основной конфликт: Семилетняя война | |||
 Прусский корпус Финка после сражения при Максене 21 ноября 1759 года | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа Австрии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Сражение при Максене (нем. Gefecht von Maxen) — сражение Семилетней войны у местечка Максен, в Саксонии, состоявшееся 20 ноября 1759 года между прусскими войсками, с одной стороны, и австрийскими войсками, при поддержке Имперской армии, с другой. Сражение завершилось пленением целого прусского корпуса вместе с командиром, генерал-лейтенантом Фридрихом Августом фон Финком.
История
В конце 1759 года основные силы как Фридриха, так и австрийцев под командованием фельдмаршала Дауна находились в Саксонии, в окрестностях Дрездена. Убедившись в том, что австрийцы мало расположены к активным действиям, Фридрих, впервые после Кунерсдорфа, смог спать спокойно. Зима в этом году выдалась ранней, и он, не торопясь, дожидался, пока нехватка продовольствия и фуража не вынудит противника уйти на зимние квартиры в Богемию, убивая время сочинением сатир в подражание Вольтеру. Чтобы облегчить Дауну решение об отходе, он посылает небольшие летучие отряды для действий против коммуникаций и путей снабжения австрийцев, и, наконец, целый 15-тысячный корпус под командованием заслуженного генерала Финка (до Пруссии находившегося на русской службе) для того, чтобы тот тревожил Дауна с тыла. 18 ноября Финк разбивает лагерь на высотах под Максеном, ныне носящих название «Finckenfang» («Финкенфанг», в переводе: ловля (или улов) Финка). С этих высот открывается вид на Саксонскую Швейцарию. Однако этим преимущества позиции кончались: в тылу у Финка находилась река Мюглиц, отрезавшая ему возможность к отступлению, от основных прусских сил он был отделён тогда огромным и почти непроходимым Тарандским лесом.
Последующие события показали, что преувеличивать пассивность австрийцев было большой ошибкой Фридриха: оставив первый эшелон своего войска в лагере, Даун направил против возникшего в его тылу прусского корпуса соединённый 32-тысячный отряд австрийцев и имперцев. Отряд шёл тремя колоннами, каждая из которых имела своё задание: генерал-лейтенант принц Штольберг с имперцами, хорватами и австрийскими гусарами загораживал для Финка с востока путь отступления к Эльбе, генерал Брентано с 6-тысячным отрядом наступал с севера, основные силы австрийцев в количестве 17 тысяч человек атаковали позицию пруссаков в центре.
Сражение началось в половине четвёртого вечера и продолжалось меньше трёх часов. При первой же атаке австрийцев пехота Финка побросала оружие и побежала… к врагу. Дело в том, что, составлявшие костяк прусской пехоты, батальоны Цастров, Ребентиш и Грабов были почти целиком укомплектованы саксонскими и русскими военнопленными, силою загнанными на прусскую службу. Для тех это был удобный случай перебежать к своим. Массовое дезертирство, которое он был не в силах предотвратить, в один миг лишило Финка половины его пехоты. С наступлением темноты бегство пруссаков стало повальным. 20 эскадронов кавалерии под командованием генерал-майора Вунша попытались совершить прорыв, но были остановлены гонцом, сообщившим, что генерал Финк капитулировал и они подпадают теперь под условия капитуляции.
В плен попали — 14518 человек, среди них — 9 генералов, 540 офицеров. Захвачено 71 орудие (в том числе 9 гаубиц), 96 знамен, 24 штандарта. Убито и ранено 1211 чел. (австрийцы потеряли 304 человека убитыми (в том числе — 4 офицера) и 680 ранеными (в том числе — 27 офицеров). Таким образом, потери пруссаков были примерно равны их потерям при Цорндорфе, 500 офицеров составляли десятую часть всего прусского офицерского корпуса. Для Фридриха, всегда испытывавшего нехватку солдат, это был страшный удар, которого он до конца своей жизни участникам битвы при Максене не простил. Гусарский полк Герсдорф был вычеркнут из списков прусской армии, генералов, вернувшихся из плена, ждал военный суд. Сам Финк был приговорён к двум годам заключения в крепости, отсидев их, он эмигрировал в Данию.
Но даже сильнее реальных потерь короля угнетал позор капитуляции практически без боя, наносивший удар по традиционной репутации прусской армии.
Напишите отзыв о статье "Сражение при Максене"
Литература
Duffy, Christopher: Friedrich der Große. Ein Soldatenleben, Weltbild Verlag, Augsburg 1995 (оригинальное издание на английском языке: Frederick the Great. A Military Life, Routledge & Kegan Paul, London 1985)
Отрывок, характеризующий Сражение при Максене
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
