Сражение при Монтро

Сражение при Монтро
Основной конфликт: Война Шестой коалиции
Сражение при Монтро. Гравюра по картине Ланглуа.
Дата	18 февраля 1814
Место	Монтро, Франция
Итог	Победа французов
Противники
Вюртемберг  Австрия Россия  Франция
Командующие
кронпринц Вюртембергский император Наполеон
Силы сторон
18 тыс. солдат 40 орудий 30—40 тыс.
Потери
5—6 тыс. 15—25 орудий 2500—3000

Сражение при Монтро — разгром Наполеоном 18 февраля 1814 года одного из корпусов Главной армии союзников под командованием кронпринца Вюртембергского.

Сражение произошло в ходе наступления Наполеона на Главную армию союзников. Главная армия под командованием австрийского фельдмаршала Шварценберга наступала на Париж вдоль реки Сены отдельными группировками. 17 февраля Наполеон атаковал и разбил при Мормане русский авангард графа Палена. 18 февраля вюртембергский корпус с двумя австрийскими дивизиями оказался прижатым к Сене превосходящей армией французов, сумел с большими потерями переправиться на левый берег, однако мост попал в руки французов.

Предыстория

Из-за несогласованного наступления союзников на Париж в феврале 1814 года, Наполеону удалось в ходе так называемой 6-дневной войны разгромить Силезскую русско-прусскую армию под командованием прусского фельдмаршала Блюхера. Наполеон располагал 30 тыс. солдат против 50 тыс. солдат Блюхера, но сумел нанести концентрированные удары всей армией последовательно по отдельным русским и прусским корпусам. Армия Блюхера в течение 10—14 февраля потеряла в долине реки Марна треть солдат и была отброшена от Парижа в Шалон.

Армия Наполеона оказалась значительно севернее основных сил союзников, Главной армии (до 150 тыс.) под командованием австрийского фельдмаршала Шварценберга. Наполеон собирался выйти в тыл к Шварценбергу и, перерезав линии снабжения, принудить его к отступлению из Франции. Однако, чтобы спасти Силезскую армию от полного уничтожения, Главная армия двинулась из Труа на Париж вдоль Сены.

Наступление Шварценберга

В ходе наступления корпуса Шварценберга оказались разбросаны на большом расстоянии.

14 февраля, в день сражения при Вошане, армия Шварценберга располагалась следующим образом: русские корпуса Витгенштейна в Ножане, баварский корпус Вреде в Бре, вюртембергский корпус кронпринца Вюртембергского в Монтро (на Сене), австрийские корпуса Колоредо и Гиулая двигались через Ионну (левый приток Сены) на Фонтенбло. Сильный резерв под командованием Барклая де Толли оставался в Труа. Атаман Платов с 3 тыс. казаков произвёл налёт на Фонтенбло, имея приказ освободить Папу римского, однако выяснилось, что Папу уже вывезли.

Приближение войск союзников и налёт казаков вызвали в Париже большой переполох. Наполеон срочно двинулся на спасение Парижа со всей гвардией и кавалерий, оставив корпуса Мортье, Мармона и Груши на Марне против Блюхера. Через два дня ускоренными маршами он соединился с корпусами своих маршалов Виктора, Макдональда и Удино.

Союзные войска растянулись по обоим берегам Сены. Наполеон, сосредоточив под рукой до 60 тысяч человек, двинулся с севера на юг на выдвинувшиеся к Парижу корпуса союзников. Узнав, что прямо перед ним находится авангард Витгенштейна под командованием графа Палена, Наполеон отдал приказ атаковать его.

17 февраля. Бой под Морманом

Корпус маршала Виктора выступил ранним утром 17 февраля на Морман, где находился авангард Палена (3 тыс. пехоты, 1500 конных, при 14 орудиях). Генерал Жерар, находившийся в голове колонны, с одним батальоном с ходу ворвался в деревню. Подошедшие войска закрепили успех. Пален, застигнутый врасплох, потерял 3 тыс. солдат (из них 2100 пленными) и 11 орудий при отходе к Нанжи. Начальник гвардейской артиллерии Друо в упор картечью расстреливал отступающие колонны русских.

Сразу после разгрома русского авангарда Наполеон разделил армию и, не давая ни минуты на отдых, направил Удино к Ножану против Витгенштейна, Макдональда (12 тыс.) на Бре против Вреде, Виктора на Монтро против вюртембержцев. Ближайшим планом Наполеона являлся захват моста в Монтро, переправа на левый берег Сены и рассечение войск Шварценберга с последующим уничтожением союзных сил, выдвинувшихся ближе остальных к Парижу. Макдональд и Удино должны были отвлечь внимание союзников от места нанесения основного удара.

Шварценберг, получив известия о разгроме части своих сил, приказал Вреде и Витгенштейну отступить за Сену, а вюртембержцам удержать плацдарм на правом берегу Сены в Монтро.

Корпус маршала Виктора в движении на Монтро столкнулся с медленно отступавшей баварской дивизией генерала Ламота. Баварцы потеряли 2500 солдат (из них 1500 пленными) и едва избежали полного разгрома, но французы потеряли много сил в двух сражениях за один день. Виктор решил дать ночной отдых войскам в нескольких километрах от Монтро.

Наполеон, узнав о задержке Виктора, разгневался и прислал в 3 часа утра приказ немедленно выдвигаться при любом состоянии войск. Наполеон послал также приказ Макдональду и Удино двигаться на Монтро, если переправы в Ножане и Бре останутся в руках противника.

Предложение перемирия

Главнокомандующий союзными силами Шварценберг воспользовался удобным моментом, что исполнить задачу австрийской дипломатии — заключить мир с Наполеоном на границах начала Французской революции. Пока Наполеону сопутствовал успех, союзники австрийцев согласились следовать в русле политики австрийского кабинета.

Вечером 17 февраля к Наполеону в Нанжи прибыл граф Парр с письмом Шварценберга. Наполеон принял письмо, пообещав дать ответ как-нибудь на отдыхе.

18 февраля. Ход сражения

Наполеон, недовольный задержкой, отстранил маршала Виктора и назначил командиром его корпуса генерала Жерара. В 9 утра 18 февраля Жерар начал атаки высот, на которых вюртембержцы устроили сильную оборонительную позицию на высотах правого берега Сены, между деревнями Вилларон и С.-Мартин. Слабым местом позиции был путь отступления через единственный мост.

Под началом кронпринца Вюртембергского, кроме его корпуса, были также 2 австрийские дивизии. Всего его силы насчитывали 18 тысяч солдат. Силы французов должны быть от 30 до 40 тыс. солдат.

Первая французская атака была проведена дивизиями Шато и Дюэма, генерал Шато был убит. Вторую атаку поддержали дивизия Пакто с кавалерией Пажоля, но также без успеха. Генерал Дёринг с двумя вюртембергскими батальонами предпринял неудачную штыковую контратаку и был отброшен резервом Жерара.

В это время прибыл Наполеон с подкреплениями. Он атаковал вюртембержцев 4-мя колоннами (18 тыс. солдат) при сильной поддержке артиллерии. Одновременно вдоль Сены пошёл в атаку на мост Жерар.

Кронпринц Вюртембергский принял решение отступить и переместил австрийскую дивизию Шефера в замок Сюрвиль для прикрытия переправы. Наполеон немедленно открыл артиллерийский огонь и послал кавалерию Пажоля для преследования отступающей армии. Вюртембержцы оказались в тяжёлом положении, приходилось отступать по единственному мосту, отбиваясь под артобстрелом от наседавшей кавалерии французов. Благодаря стойкости бригады Гогенлое удалось избежать полного разгрома и вывести большую часть войск.

Макдональду в деле против баварцев удалось захватить их артиллерийский парк, хотя Вреде благополучно ушёл за Сену.

Последствия сражения

Когда Наполеон пересек мост в Монтро, он заметил окружающим: «Моё сердце бьётся спокойно. Я спас столицу своей империи.» Передают также другие его слова, что он ближе к Мюнхену, чем союзники к Парижу (намёк на перенос боевых действий на территорию союзников).

Французы потеряли 3 тысячи солдат в атаках при Монтро, союзники потеряли примерно те же 3 тыс. и ещё столько же пленными.

Сразу после сражения Наполеон отозвал у своего министра иностранных дел Коленкура выданные ранее полномочия на заключение мирного договора в Шатильоне на любых условиях, лишь бы избежать захвата союзниками Парижа. Вторым письмом Наполеон отменил приказ Богарне об эвакуации французских войск из Италии в случае открытого перехода Мюрата на сторону союзников.

Наполеон хотел преследовать отступающего Шварценберга, но этому помешало отсутствие переправ через Сену. Единственный мост был в Монтро, остальные переправы союзники успели разрушить. Вскоре союзные войска отошли на позиции, предшествовавшие наступлению. Первое наступление на Париж провалилось.

23 февраля 1814 года Наполеон триумфально вернулся в Труа, который оставил 6 февраля после поражения при Ла-Ротьере.

Примечания и источники

• [books.google.com/books?id=Q4UBAAAAQAAJ&pg=PA1&dq=Annals+of+the+war+Cust#PPA194,M1 Edward Cust, Annals of the wars of the nineteenth century, 1863, pp. 197—200]
• [books.google.com/books?id=GN4BAAAAMAAJ&pg=PA304&dq=Lives+of+Lord+Castlereagh+Montereau#PPA298,M1 A. Alison, Lives of Lord Castlereagh, vol.2, 1861, pp. 298—304]

Отрывок, характеризующий Сражение при Монтро

– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.