Сражение при Оласти

Сражение при Оласти
Основной конфликт: Гражданская война в США
Дата	20 февраля 1864 года
Место	Округ Бэйкер, Флорида
Итог	Победа Конфедерации
Противники
США КША
Командующие
Труман Сеймур Джозеф Финеган
Силы сторон
5 500 чел. 5 000 чел.
Потери
1 861 чел. 946 чел.

Сражение при Оласти (англ. The Battle of Olustee) или Сражение у пруда Оушен (Battle of Ocean Pond) произошло 20 февраля 1864 года во Флориде, в округе Бэйкер, во время американской гражданской войны. В этом сражении две бригады Джозефа Финегана сумели разбить федеральный экспедиционный корпус генерала Сеймура (4 бригады). Оласти стало крупнейшим сражением на территории Флориды за все время войны.

Предыстория

Военная экспедиция Союза, завершившаяся сражением при Оласти, была обусловлена политическими и военными причинами. Политические причины сводились к тому, что приближались выборы президента США, и республиканская партия надеялась своевременно восстановить во Флориде лояльное Союзу гражданское управление, чтобы делегаты от штата могли принять участие в выдвижении кандидатов от республиканцев. Главными сторонниками такого развития событий были секретарь казначейства Сэлмон Чейз и его протеже Лаймэн Стикни, налоговый уполномоченный США во Флориде. Президент Линкольн также хотел, чтобы во Флориде было создано лояльное Союзу правительство, которое вернулось бы в состав США в соответствии с «десятипроцентовым планом реконструкции», объявленным им в декабре 1863 года.

Военные задачи, стоявшие перед экспедицией, в своем письме от 31 января 1864 года сформулировал командующий Южным отделом армии Союза бригадный генерал Куинси Гилмор:

Первое: создать рынок сбыта для хлопка, древесины, лесоматериалов, скипидара и других товаров, производимых в штате. Второе: отрезать врага от одного из источников снабжения. Сейчас он получает говядину в значительной мере из флоридских стад… Третье: получить рекрутов для моих цветных полков…

К началу февраля 1864 года Гилмор, получив из Вашингтона одобрение плана занять сильным отрядом г. Джексонвилл и распространить военные операции на северо-восточную часть Флориды. Для этого из войск, расквартированных на побережье Южной Каролины в рамках осады Чарлстона, было выделено около 6000 человек. Командовать экспедицией был назначен бригадный генерал Труман Сеймур. Для перевозки отряда было выделено 28 кораблей.

7 февраля экспедиционный корпус высадился с моря в Джексонвилле и быстро взял город под контроль. Вечером 8 февраля северяне атаковали и захватили позиции конфедератов к западу от Джексонвилла. На протяжении следующих нескольких дней части южан постепенно продвигались на запад, пока не достигли окраины г. Лэйк-Сити примерно в 100 километрах от Джексонвилл. 14 февраля небольшой отряд южан захватил г. Гейнсвилл к югу от Джексонвилла, после чего присоединился к основным силам. Личный секретарь президента Линкольна Джон Хэй прибыл во Флориду, чтобы принимать клятву на верность Союзу у местных жителей.

Войска Конфедерации во Флориде были немногочисленны и плохо вооружены — большинство частей были выведены из штата и отправлены на более важные театры боевых действий ещё в начале 1862 года. Округом Восточной Флориды командовал уроженец Ирландии бригадный генерал Джозеф Финеган, до отделения штата от Союза занимавшийся политикой и железными дорогами. К моменту высадки северян в его распоряжении было всего 1500 человек, и он потребовал у командующего округом Южной Каролины, Джорджии и Флориды генерала Борегара срочных подкреплений. Однако передвижение войск южан замедлялось тем, что между Флоридой и другими штатами отсутствовало прямое железнодорожное сообщение, и солдатам приходилось добираться из Южной Каролины пешим порядком.

В ожидании подкреплений Финеган сосредоточил имеющиеся части в Лэйк-Сити, прикрываясь арьергардными отрядами, которые несколько раз вступали в перестрелку с наступающими северянами. К 11 февраля Финеган собрал отряд численностью 600 человек и сумел отразить атаку небольшого кавалерийского подразделения северян. В течение недели в город прибыли значительные подкрепления, в том числе бригада бригадного генерала Альфреда Колкуитта, состоящая из закалённых в боях уроженцев Джорджии. К 20 февраля общая численность войск под командованием Финегана превысила 5000 человек.

Между тем, командование северян пребывало в нерешительности, не зная, куда направить следующий удар. 11 февраля Сеймур отправил Гилмору письмо, в котором утверждал, что наступление на Лэйк-Сити в сложившихся условиях недопустимо, и что местное население сочувствует Союзу гораздо меньше, чем полагают политики, назвав желание флоридцев вернуться в состав США «самообманом» политиков. Сеймур рекомендовал вывести все войска Союза из Флориды, оставив гарнизоны лишь в Джексонвилле и Па́латке. Однако Гилмор в ответ приказал «без промедления» сосредоточить экспедиционный корпус в Болдуине.

14 февраля в Джексонвилле Сеймур и Гилмор встретились, чтобы обсудить дальнейшие действия. Гилмор приказал возвести оборонительные сооружения в Джексонвилле, Болдуине и на плантации Барбера, а также не предпринимать никаких наступательных действий без его согласия. На следующий день Гилмор покинул Флориду и вернулся в свой штаб на о-ве Хилтон-Хед в Южной Каролине, назначив Сеймура командующим вновь созданным Флоридским округом.

Спустя несколько дней Сеймур вновь почувствовал уверенность в благополучном исходе операции и 19 февраля приказал своим войскам выдвинуться к реке Cавани и уничтожить железнодорожный мост. Гилмора он поставил перед совершившимся фактом. Тот попытался остановить Сеймура, немедленно отправив во Флориду своего начальника штаба генерала Тёрнера, однако сражение при Оласти закончилось прежде, чем посыльный прибыл на место.

Силы сторон

Конфедераты

Отряд Финегана насчитывал примерно 4 600 пехотинцев и около 500 кавалеристов в трёх бригадах.

• Бригада бригадного генерала Альфреда Колкуитта
  • 6-й Флоридский пехотный батальон (майор Пикенс Бёрд)
  • 6-й Джорджийский пехотный полк (подполковник Джон Лофтон)
  • 19-й Джорджийский пехотный полк (полковник Джеймс Нил)
  • 23-й Джорджийский пехотный полк (подполковник Джеймс Хаггинс)
  • 27-й Джорджийский пехотный полк (полковник Чарльз Захри)
  • 28-й Джорджийский пехотный полк (капитан Уильям Кроуфорд)
  • Чатэмская артиллерийская рота [Джорджийская батарея Уитона] (капитан Джон Уитон)
  • Артиллерийская батарея Гэмбла (капитан Роберт Гэмбл)
• Бригада полковника Джорджа Гаррисона
  • 1-й Флоридский пехотный батальон (подполковник Чарльз Хопкинс)
  • 32-й Джорджийский пехотный полк (полковник Джордж Гаррисон; заместитель — майор Вашингтон Холланд)
  • 64-й Джорджийский пехотный полк (полковник Джон Эванс; заместитель — капитан Чарльз Дженкинс)
  • 1-й Джорджийский регулярный пехотный полк (капитан Генри Кэннон)
  • 28-й Джорджийский артиллерийский батальон (майор Ога́стес Боно́)
  • Артиллерийская рота Эбелла [Рота B Милтонского лёгкого артиллерийского полка] (капитан Генри Эбелл) — использовалась как пехотное подразделение
  • Батарея Жерара (капитан Джон Жерар)
• Кавалерийская бригада полковника Карауэя Смита
  • 4-й Джорджийский кавалерийский полк (полковник Данкан Клинч)
  • 2-й Флоридский кавалерийский полк (полковник Карауэй Смит; заместитель — подполковник Эбнер Маккормик)
  • 5-й Флоридский кавалерийский батальон (майор Джордж Скотт)

Союз

Отряд Сеймура насчитывал примерно 5 500 человек в трёх бригадах и приданных частях и подразделениях.

• Бригада полковника Уильяма Бартона:
  • 47-й Нью-Йоркский пехотный полк (полковник Генри Мур)
  • 48-й Нью-Йоркский пехотный полк (полковник Уильям Бартон; заместитель — майор Уильям Коун)
  • 115-й Нью-Йоркский пехотный полк (полковник Симеон Сэммонс)
• Бригада полковника Джозефа Хоули
  • 7-й Коннектикутский пехотный полк (полковник Джозеф Хоули; заместитель — капитан Бенджамин Скиннер)
  • 7-й Нью-Гемпширский пехотный полк (полковник Джозеф Эбботт)
  • 8-й полк Цветных войск Соединённых Штатов (полковник Чарльз Фрибли)
• Бригада полковника Джеймса Монтгомери
  • 35-й полк Цветных войск Соединённых Штатов [1-й Северокаролинский полк цветных добровольцев] (подполковник Уильям Рид)
  • 54-й Массачусетский пехотный полк (полковник Эдвард Хэллоуэлл)
• Приданные части и подразделения
  • Конная бригада (полковник Гай Генри)
    • 40-й Массачусетский конно-пехотный полк (полковник Гай Генри)
    • Независимый Массачусетский кавалерийский батальон (майор Атертон Стивенс)
    • Батарея B 1-го артиллерийского полка США [конная батарея Элдера] (капитан Сэмюэл Элдер) — 4 орудия
  • Батарея E 3-го артиллерийского полка США (капитан Джон Гамильтон)
  • Батарея M 1-го артиллерийского полка США (капитан Лумис Лэнгдон) — 4 орудия
  • Батареи C и B 3-го Род-Айлендского тяжёлого артиллерийского полка (лейтенант Генри Меткалф)
  • Роты A, D, G и I 1-го Нью-Йоркского инженерного полка (подполковник Джеймс Холл).

Засада на реке Сент-Мэри

8 февраля, высадившись в Джексонвилле, экспедиционный корпус северян тремя походными колоннами двинулся на запад параллельно трем железнодорожным веткам. Полковнику Генри во главе колонны, в которую входили кавалерия и конная артиллерия, было приказано захватить лагерь конфедератов Кэмп-Финеган в 13 километрах от города. Колонна двигалась в темноте, по бездорожью, следуя указаниям проводников. Четырежды колонна останавливалась, и вперед скрытно выдвигался батальон Стивенса, который бесшумно снимал сторожевые посты конфедератов. Всего в плен было взято 10 южан, находившихся на постах, гражданских лиц отпускали по домам.

Гарнизон лагеря Кэмп-Финеган состоял из 200 кавалеристов 2-го Флоридского кавалерийского полка под командованием подполковника Маккормика. Они вытянулись в цепь, чтобы встретить приближавшихся северян. Подполковник Генри со своим отрядом обошёл Кэмп-Финеган и двинулся к следующему лагерю южан. Между тем подошедший 115-й Нью-Йоркский пехотный полк атаковал лагерь, захватив 150 пленных, остальным южанам удалось скрыться.

Около полуночи отряд Генри незаметно приблизился к артиллерийскому лагерю конфедератов возле ж/д станции Тен-Майл-Стейшн. После рекогносцировки Генри развернул 40-й Массачусетский полк фронтом напротив лагеря, разместив непосредственно за ним артиллерийскую батарею Элдера. Батальон майора Стивенса скрытно приблизился к лагерю противника вплотную. По сигналу горна северяне с громким воплем ворвались в лагерь, застав южан врасплох. Большинству конфедератов удалось скрыться в лесу, однако отряд Генри захватил две 3-дюймовые нарезные полевые пушки, принадлежавшие роте B Милтонской лёгкой артиллерии, которой командовал капитан Эбелл, и две гладкоствольные бронзовые 6-дюймовые пушки роты A Милтонской лёгкой артиллерии, которой командовал капитан Джозеф Данхэм. Выяснилось, что артиллеристы ожидали поезда, который должен был доставить их в Лэйк-Сити.

Отряд Генри расположился на отдых в захваченном лагере. В 4 часа утра 9 февраля северяне выдвинулись в сторону г. Болдуин, оставив роту H 40-го Массачусетского полка охранять станцию и пленных до подхода пехотных частей. Проделав марш в 20 километров, к 7 часам утра отряд Генри занял оставленный южанами Болдуин. В городе было захвачено около 100 пленных и 8 артиллерийских орудий.

На следующее утро, 10 февраля, в 9 часов утра полковник Генри вывел свой отряд из Болдуина в направлении плантации Барбера, расположенной на утесе в 140 метрах к востоку от реки Сент-Мэри. К 11 часам утра отряд достиг плантации, на которой северяне нашли лишь одну женщину с двумя детьми. Женщина заверила военных, что конфедератов в окрестностях плантации нет. Между тем, две роты 2-го Флоридского кавалерийского полка в составе 200 человек под командованием майора Роберта Гаррисона, двигавшиеся из лагеря Кэмп-Купер близ Фернандины на соединение с главными силами южан, заметив приближающегося противника, устроила засаду в зарослях на противоположном берегу реки.

По сигналу горна батальон Стивенса начал верхом в колонну по двое (узкая дорога не позволяла двигаться более широкой колонной) спускаться по пологому склону к мосту через реку Сент-Мэри. Внезапно раздались ружейные выстрелы, убившие или ранившие нескольких солдат в головном дозоре. Капитан Уэбстер, командир головной роты Е, повел своих подчиненных на берег реки, чтобы установить численность и местонахождение противника, но рота попала под анфиладный огонь и понесла потери. Батальон Стивенса спешился, рассыпался по прибрежному кустарнику и открыл ответный огонь.

Полковник Генри со своего наблюдательного пункта на утесе оценил силы противника в 200—300 человек. Он приказал роте 40-го Массачусетского полка в пешем строю спуститься на берег, перейти реку по мосту и занять позицию на другом берегу. Атака началась успешно, однако, добежав до моста, северяне обнаружили, что настил разобран. Рота оказалась под огнём противника и отступила. Полковник Генри усилил атакующий отряд ещё одной ротой 40-го полка и приказал пересечь реку вброд. Новая атака была направлена на более слабый левый фланг южан, однако течение в реке оказалось сильным и быстрым, вследствие чего переправа не удалась, и северяне вновь отступили под огнём противника. Тем временем разведчики северян обнаружили брод через реку напротив правого фланга конфедератов.

Развернувшаяся на утесе батарея Элдера открыла огонь по позициям южан. Взрывы снарядов и сосредоточенный ружейный огонь кавалеристов заметно снизили темп стрельбы южан. Полковник Генри приказал батальону Стивенса верхом форсировать реку у моста, а 40-му Массачусетскому полку — форсировать реку в пешем строю через вновь найденный брод. Южане отступили, оставив на берегу убитых и тяжелораненых.

Полковник Стивенс, оставив на берегу несколько солдат и врача, чтобы похоронить убитых и оказать помощь раненым, построил отряд в походную колонну и двинулся в направлении г. Сандерсон, стремясь до темноты преодолеть расстояние в 12 километров. В Сандерсоне отряд расположился на ночной отдых. До Лэйк-Сити оставалось всего 32 километра.

В стычке на берегу реки Сент-Мэри северяне потеряли троих человек убитыми и десятерых ранеными, а южане — двух человек убитыми, двух ранеными и семьдесят пленными. Кроме того, северяне захватили 60 лошадей и некоторое количество припасов.

Сражение

11 февраля генерал Финеган выдвинул свой отряд к станции Оласти, близ которой железнодорожные пути проходили по узкому дефиле между непроходимыми болотами и заводями с юга и большим водоемом Оушн-Понд с севера. Южане перекрыли этот перешеек сильными земными укреплениями и стали ожидать противника.

В 7 часов утра 20 февраля экспедиционный корпус генерала Сеймура выдвинулся с плантации Барбера на запад, в сторону Лэйк-Сити. Северяне двигались тремя колоннами по двум параллельным дорогам, в авангарде шла кавалерийская бригада. К полудню корпус сделал короткий привал в Сандерсоне, при этом какая-то смелая местная жительница сказала солдатам: «Вы вернетесь обратно быстрее, чем идете туда».

Вскоре после полудня передовой отряд Сеймура (две роты 7-го Коннектикутского полка под командованием капитана Чарльза Миллза и лейтенанта Таунсенда) в нескольких километрах к западу от Сандерсона наткнулся на кавалерийские разъезды южан и вступил с ними в перестрелку. Северяне постепенно оттесняли конфедератов к железнодорожной станции Оласти, расположенной примерно в 16 километрах к востоку от Лэйк-Сити. По мере приближения к станции сопротивление южан усиливалось. Постепенно в перестрелку с обеих сторон включилась артиллерия. Наконец, северяне были вынуждены залечь и отстреливаться от наступающего полка южан. Капитан Скиннер привел остаток своего полка, усилив линию обороны.

Финеган, узнав о приближении федеральных войск, отправил им навстречу свою кавалерию с задачей вступить с северянами в перестрелку и подвести их под удар главных сил. Однако высланные подразделения втянулись в бой, и Финегану пришлось выслать им на подмогу 64-й Джорджийский и две роты 32-го Джорджийского полка, а затем 6-й, 19-й и 28-й Джорджийский полки при поддержке батареи Гэмбла. Командовать этими частями он поручил генералу Колкуитту.

Согласно приказу Сеймура 7-й Коннектикутский полк попытался продвинуться вперёд, чтобы заставить замолчать батарею южан, но оказался перед боевыми порядками пяти полков противника. Кавалерия южан непрерывно атаковала северян с флангов. Оказавшись в полуокружении, истощив боеприпасы и не имея связи с основными силами, капитан Скиннер приказал своим подчинённым отступать. Манёвр был совершён вовремя, поскольку через 5 минут конфедераты пошли в массированную атаку.

Тем временем генерал Сеймур, выдвинул вперёд остальные полки бригады Хоули: 7-й Нью-Гемпширский и 8-й цветной, к которым присоединился 7-й Коннектикутский. Но когда полковник Хоули выводил на позицию 7-й Нью-Гемпширский полк, из-за путаницы в командах строй смешался, и вскоре солдаты неорганизованной толпой бросились в тыл. Основной удар южан пришёлся на левофланговый недавно сформированный 8-й цветной полк, который был недавно сформирован, и личный состав которого даже не прошёл до конца обучение. Полковник Чарльз Фрибли пытался под сильным огнём противника построить своих подчинённых, но вскоре был смертельно ранен. Вступивший в командование майор Лорен Бёрритт также был вскоре дважды ранен и унесён в тыл. Продержавшись какое-то время на позиции при поддержке батареи Гамильтона и потеряв 343 человека пропавшими без вести, ранеными и убитыми, полк под командованием капитана Бэйли Романзо отступил, оставив поле боя за конфедератами. При отступлении 8-й полк потерял одно из знамён. 7-й Коннектикутский полк также отступил, время от времени останавливаясь и встречая наступавшего противника ружейным огнём. После разгрома бригады Хоули генерал Колкуитт приказал своим частям наступать. К этому моменту Финеган прислал на подмогу дополнительные силы: 6-й Флоридский батальон, 1-й, 23-й, 27-й Джорджийские полки и остаток 32-го Джорджийского полка, а также Чатэмскую артиллерийскую роту. Наступательные порядки южан протянулись более чем на километр с севера на юг. Левым флангом командовал полковник Гаррисон, а правым — Колкуитт, хотя их бригады при построении несколько перемешались между собой.

Пытаясь остановить противника, генерал Сеймур поспешно бросил в атаку бригаду полковника Уильяма Бартона. Нью-йоркцы остановили южан, и линия боевого соприкосновения на какое-то время стабилизировалась. Позиции северян с обоих флангов упирались в непроходимые болота, а поле боя представляло собой поросшую соснами пустошь, на которой почти негде было укрыться.

Сеймур предположил, что имеет дело с флоридским ополчением и посылал свои силы в бой по частям, что и стало основной его ошибкой. Наступление федерального отряда быстро остановилось, а затем южане начали их теснить и заставили отступить на четверть мили. В этот момент у южан кончились боеприпасы и им пришлось приостановить наступление. Отряд Харрисона попал в сложное положение, ему пришлось простоять почти 20 минут под огнём противника без боеприпасов. Пока в сражении повисла пауза, Колкитт послал Харрисона с двумя его полками (6-й и 32-й) в обход правого фланга противника. Федералы не выдержали атаки с фронта и фланга и начали отступать.

Финеган не стал организовывать преследование и позволил противнику отойти в Джексонвилль. Кавалерию впоследствии осуждали за бездействие на этом этапе.

Последствия

Федеральный отряд потерял 203 человека убитыми, 1152 ранеными и 506 пленными, всего 1861 человек, 40 % своего состава. Потери южан были ниже: 93 убитыми, 847 ранеными и 6 пленными, всего 946 человек, то есть 20 % своего состава. По соотношению потерь с общей численностью отряда Оласти стала третьим в списке самых кровавых сражений войны. С обеих сторон в бою участвовали ветераны, прошедшие много сражений той войны, но впоследствии они писали, что никогда не встречали такого ожесточенного боя. Позже появились предположения, что высокие потери северян объясняются тем, что южане добивали пленных афроамериканцев. Уже после сражения солдаты 54-го массачусеттского полка своими руками тянули обоз с ранеными целых пять миль, пока не нашлись подходящие лошади. Этот случай стал широко известен в Америке.

Потери при Оласти заставили правительство Севера задуматься над целесообразностью дальнейших операций во Флориде.

В наши дни

Сейчас место сражения находится в составе национального парка «Olustee Battlefield Historic State Park», одного из флоридских национальных парков. Он находится внутри Национального Леса Осцеола. С 1976 года здесь ежегодно, 13-14 февраля, проводятся фестивали-реконструкции, куда съезжаются тысячи участников.

См. также

• Флорида в Гражданской войне

Литература

• Broadwater, Robert P. [books.google.ru/books?id=SHOuBAAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false The Battle of Olustee, 1864: The Final Union Attempt to Seize Florida] (Jefferson, NC: McFarland and Company Inc., 2006)
• Nulty, William H. [books.google.ru/books?id=nQjxAwAAQBAJ&lpg=PP1&hl=ru&pg=PP1#v=onepage&q&f=false Confederate Florida: The Road to Olustee]. The University of Alabama Press, 1990.
• Schmidt, Lewis B. 1989. The Civil War in Florida, A Military History, Vol. II: The Battle of Olustee. Allentown, PA.
• [ehistory.osu.edu/books/official-records/065/0275 The War of the Rebellion: Original Records of the Civil War]

Ссылки

• [www.floridawar.com/2014/02/skirmish-on-south-prong-150-years-ago.html Skirmish on the South Prong, 150 years ago today (February 10, 1864)]
• [battleofolustee.org/reports/colquitt.htm Рапорт генерала Колкитта]
• [battleofolustee.org/reports/harrison.htm Рапорт генерала Харрисона]
• [battleofolustee.org/reports/seymour10.htm Объяснительный рапорт генерала Сеймура]

Отрывок, характеризующий Сражение при Оласти

– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.